Иерусалимский синдром

Глава 3 Мой день рождения прошел незамеченным. Родился я в августе, в самую жару, когда все всегда разъезжаются на каникулы и никого нет в городе. Поэтому не привык праздновать. Да и не любил. Только раз решился — в девятнадцать лет, собирался пригласить друзей с базы в кафе, тем более, что в армии каникул не бывает. Но как раз в тот год мой день рождения выпал на общественный пост, когда почти все рестораны и кафе были закрыты, и я удовольствовался простым покупным тортом, который притащил на базу — хорошо что у нас мало кто соблюдал традиции, и его съели за считанные минуты. Вечером мне позвонил отец, и я сообщил ему свое решение — перейти на постоянной основе в компанию Данцигера. Он сказал только «хорошо», но я понял, что он был доволен.  — Приезжай завтра ко мне домой — сказал он — мои девушки будут очень рады.  — Приеду.  — И я помню, что у тебя день рождения — добавил он — так что подарок за мной.  — Спасибо — сказал я растерянно. Подарки я получал крайне редко. До сих пор не научился их принимать. Отец с женой не поскупились — он встретил меня под своим домом, похлопал по плечу, а потом показал на небольшую белую Рено на стоянке.  — Со вторых рук, но прогон у нее почти нулевой — сказал он — потом купишь себе новую.  — Спасибо — искренне сказал я. Я на самом деле обрадовался — несмотря на то, что зарплата у меня была очень неплохой, работал я всего пару месяцев, и накопить на машину пока не получалось, а ситуация становилась все более критической. Не мог я каждый день разъезжать туда-сюда на такси. Да и не любил я их.  — Потом сделаешь пробный круг — прервал он мои благодарности — пошли, познакомишься заново с сестрой. И с мачехой. Я улыбнулся — очень уж забавно звучало это «мачеха». С сестрой, Ноа, которой было почти двенадцать, мы и в самом деле познакомились заново. С мачехой, Эден, я был знаком уже давно. Мы не особо дружили, но отношения у нас были ровные и спокойные. Редкость у «бывших». Негласно мы с ней оба замалчивали наше прошлое — отцу об этом знать было необязательно. Да и познакомился он со своей женой, в общем-то, благодаря этому: после того, как я несколько месяцев встречался с женщиной старше себя (кстати, единственной в своей жизни) и расстался, честно признавшись ей и себе, что окончательно перешёл в «другую команду», мы продолжали с ней общаться по-приятельски. Однажды в субботу у нее сломался ключ прямо в двери, она позвонила мне, а я, некстати застрявший на базе, позвонил отцу и попросил помочь своей старой знакомой. Все остальное — история. И теперь у меня была младшая сестра, отец, мачеха — и машина. Эден приготовила нехитрый ужин, испекла яблочный пирог, и так мы справили мой день рождения. После ужина я наконец смог прокатиться на своей машине. Отец усмехнулся, глядя на меня.  — Рад, что тебе понравилось.  — Разумеется, понравилось — ответил я — до сих пор не могу прийти в себя.  — Мы тебя не особо баловали подарками, а, Ян? — спросил он с лёгкой горечью.  — Ничего страшного — ответил я — не в подарках счастье. Мне на самом деле очень редко что-то дарили, даже в раннем детстве. Сначала не было денег, потом в семье начались проблемы, и всем стало не до того. Ну, а потом я стал считаться слишком взрослым для подарков. Да и самому было неудобно просить. Но мне было как-то все равно. Все, что мне было нужно, я получал и так — без обертки и ленточки. Приехать домой на машине было истинным наслаждением. Я уже и забыл, как это может быть приятно. Ещё приятнее было поехать на ней на работу. В кои-то веки мне не пришлось вставать в полшестого. Я проснулся на целый час позже, и успел приехать в восемь — свое обычное время. Рая засекла меня сразу же.  — Откуда тачка? — спросила она.  — Отец подарил.  — О, так у нас богатый папочка?  — Она не новая — сделал я попытку оправдаться.  — И тем не менее, мне, например, родители просто так машину не дарили. Или это в честь того, что ты наконец слез с их шеи?  — Точно — улыбнулся я. Если уж ей так легче думать… Она похлопала меня по плечу.  — С днём рождения, Янон.  — Спасибо… так ты знала? — спросил я слегка растерянно.  — Разумеется, знала. И вижу, что торт ты все-таки зажал.  — Я не привык справлять…  — Да понятно все, жадина — она улыбнулась мне совсем по-хулигански. Шутница.  — А другие знают? — спросил я.  — Эран знает, но ему пофиг — он сам свой день рождения игнорирует. Это звучало замечательно — значит, мне не придется оправдываться перед начальством. Наверное, в то время я мог бы назвать себя счастливым — если бы не постоянное напоминание, что все это — доживает свои последние дни. И Эден, и отец, и Эран. И даже Ноа. Ладно, я мог растянуть это все ещё на пару лет. Но — улыбаться сестре, зная, что скоро все это исчезнет? Мне было проще сразу после работы идти домой, не ходить с другими в бары, не принимать приглашения от отца и его жены. Я тщательно состригал со своей души все связи с миром — и тогда его было не так нестерпимо жалко. К сентябрю я официально перешёл в компанию Данцигера, уволившись из отцовской. Шмулик, которому я сообщил это за неделю до ухода, тоже одобрил мой выбор.  — Ты все правильно сделал, Ян. Тем более, что твой отец тебя во всяком случае примет обратно, если даже ты передумаешь. Я замер.  — Ты знаешь, что Давид…  — Да все знают — перебил он меня — мы же не идиоты, и Мири видела твой паспорт. Не понимаю, зачем он это так пытается скрыть. Тем более, что компания семейная… По крайней мере, по названию.  — Наверное, именно потому, что предвидел мой уход — сказал я — что за дело, когда «…и сын» то приходит, то уходит…  — Может, через несколько лет он поменяет название на «и дочь»? — предположил, улыбаясь, Шмулик. Я выжал из себя улыбку. Да уж… А будут ли они, эти несколько лет? Я не очень понимал, каким образом, будучи «Машиахом», вместо того, чтобы спасти этот мир, мне предполагалось участвовать в его уничтожении. Как-то не верилось в это все. Как может вообще один человек — обычный, ничем не примечательный человек — уничтожить весь мир? Я не понимал этого — но ясно было, что мне и не обязательно было это понимать. От меня требовалось только следовать правилам игры. И я следовал — и старался не слишком часто думать о будущем — иначе, наверное, сошел бы с ума. Хотя… Кто сказал, что я уже не был безумен? Как иначе назвать человека, считающего себя ходячей красной кнопкой?  — Замечтался? — прервал меня голос моей начальницы. Я вздрогнул.  — Н-нет, просто задумался. Рая внимательно всмотрелась в экран, где бежала моя программа.  — Я вижу, что проект продвигается быстрее, чем мы планировали.  — Пока что да — ответил я осторожно.  — Тогда я назначу промежуточную встречу с клиентом, чтобы мы могли бы анализировать наши результаты и посмотреть, куда двигаться дальше?  — Может, к концу следующей недели? — предложил я — я как раз успею закончить практически все, от меня зависящее. Послушаем их отзывы, внесём изменения…  — Гладко было на бумаге, да забыли про овраги — сказала она — сразу видно, что это твой первый самостоятельный проект.  — Думаешь, что будут проблемы?  — Да знаю я, что будут. Сам увидишь. Ладно, не буду тебе мешать — работай. На следующей неделе приглашу клиентов — лишать тебя девственности.  — В… смысле? — я сглотнул.  — В смысле — увидишь, как это — когда тебе говорят «все хорошо, но нам нужно нарисовать семь красных линий. Все они должны быть строго перпендикулярны, и кроме того, некоторые нужно нарисовать зеленым цветом, а еще некоторые — прозрачным.» ©* (*«Совещание», Алексей Березин)  — Что? — у меня отвалилась челюсть.  — Увидишь — загадочно сказала она. Рая была права — после совещания с клиентом я вышел из комнаты заседаний с гудящей головой, сердце мое переполняли злость и ощущение мировой несправедливости. Почти полтора месяца моей работы пошли псу под хвост. Я сел напротив компьютера, тупо уставился в экран. Зачем я пошел в инженеры? Надо было мне стать учителем. Или врачом. Кем-то, кому клиент не скажет «а я хочу того-не знаю чего». Кем-то, кто сам диктовал свои условия.  — Я вижу, что процесс дефлорации прошел успешно — раздался возле меня насмешливый голос Данца.  — Оставь его — это Рая. Голос полон сочувствия, но и в нем слышится смех — это было изнасилование, Эран. Но он хорошо держался. Лучше, чем я могла предположить. Так что ты выиграл — и она дала ему какую-то купюру.  — Вы на меня спорили? — не поверил я.  — Он был за тебя — хмыкнула девушка — сказал, что ты сможешь защитить больше, чем две трети проекта.  — Да, но они запороли целую треть! — возмутился я.  — Ну так запороли и запороли — сядешь, поработаешь две недели и представишь им новые данные. А потом они ещё что-нибудь похерят. И так — до тех пор, пока все не будет готово. Или у вас в ваших Берлинах все не так?  — Не так — пробормотал я. Эран пожал плечами.  — Восток — дело тонкое. Привыкай. И я привыкал. Привыкал к какой-то глобальной семейности, окружающей меня и дома, и на улице, и на работе. К неожиданным собеседникам, которые подсаживались ко мне, даже если я демонстративно отдалялся от всех смартфоном и наушниками. К приглашениям от коллег — то в боулинг, то в бар, то на очередное мероприятие. Привыкал к тому, что одного меня не оставят — мне звонили то отец, то Эден, то Рая, то даже Шмулик. Чем больше я хотел закрыться в раковине своего одиночества, тем усерднее меня оттуда выковыривали. Единственный, кто держал разумную дистанцию, был Эран. Он не приглашал меня после работы в бар, не заставлял общаться с коллегами, не подходил к моему рабочему столу больше, чем это требовалось по работе. Казалось, что, заполучив меня в свой штат, он полностью потерял ко мне интерес. Мы от силы здоровались, и его редкие подвозки до дома полностью исчезли. Впрочем, это было неудивительно. В конце концов, мы приходились другу всего лишь начальником и подчинённым. И то, что я единственный из всех окружающих знал, кем он был десять лет назад — ничего не значило. Я был всего лишь мимолётным свидетелем — не соучастником. Лишь однажды он подошёл ко мне и тихо сказал:  — Вайцман, я надеюсь, ты не треплешь языком о моей деятельности в армии?  — Нет, конечно — я растерялся. Неужели он на самом деле думал, что я собираюсь это делать? Связываться с армейской информационной безопасностью мне не улыбалось.  — Вот и хорошо — сказал он без тени улыбки — да и о себе не особо распространяйся. Сложить дважды два многие смогут.  — О… себе? — я сглотнул. Почему-то мне показалось, что он имеет в виду мою… проблему.  — О том, где ты служил. Хоть ты и был простым штабником, название части уже по себе много чего стоит.  — Если честно, никто об этом ещё не спрашивал — ответил я.  — Если будут — ври — посоветовал он.  — Хорошо — покорно ответил я. Врать я уже привык. Долго отбрыкиваться от коллективных мероприятий у меня не получилось. В конце сентября компания устроила новогодний корпоратив, и нас повезли на какой-то мастер-класс в стиле «Железного шефа». Если честно, я ожидал худшего. Думал, что будем сидеть в душном ресторане, слушать речи и тосты, участвовать в очередном социальном эксперименте. Здесь элемент социальщины тоже присутствовал, но ненавязчиво: нас разделили на три команды, дали в руки список блюд, которые надо было приготовить за ограниченное время, и запустили таймер. Я оказался в команде с людьми, которых почти не знал. Рая и Эран были в команде руководства, то бишь, моими соперниками. Но за эти полтора часа я понял, почему корпоративы здесь именуются «сплочениями». В процессе готовки я заглянул в душу каждого члена своей команды — я видел, кто теряется на фоне стресса, а кто от этого кайфует; кто молча работает, а кто больше занят болтовней и насмешками над другими командами; кто подгоняет других и себя, а кто успешно деморализует противника меткими выражениями. Были и те, кто справившись со своим заданием, помогал другим — и те, кто закончив, расселись на диванах с бокалами вина и ждали, когда их позовут к столу. Полтора часа мы все были, как на ладони. Рая работала со всеми наравне, не делая себе никаких скидок. Эран был воплощением азарта — подгонял и сам делал многое — но видно было, что он воспринимает это всё как игру, в отличие от той же Раи — та была настроена очень серьезно. Я молча отбил мясо для карпаччо, замесил тесто для джебетты, под руководством своей коллеги с некоторым кулинарным опытом выпек пару кривоватых длинных лепёшек, и когда время почти истекло, успел-таки уложить на деревянной тарелке свое задание: крошечные сендвичи с карпаччо и оливковым маслом. Победила третья команда — не мы и не начальники. После поздравлений, шуточной перепалки капитанов команд и финального тоста, все расселись и наконец дорвались до еды. Было по-настоящему вкусно и весело. Я навернул сначала равиоли, потом ризотто, попробовал даже болоньезе со свежей пастой — никогда такого не ел ни до, ни после. Даже мои сэндвичи пошли на ура. Один из моих коллег по команде, Орен, долил мне вина, и сказал:  — А ты неплохо работаешь, Вайцман.  — Жаль, что мы не выиграли — сказал я, хотя на самом деле мне было плевать. Просто от меня ожидалось что-то такое сказать.  — Ты любишь выигрывать? — спросил он. Я пожал плечами.  — Все любят. Он смотрел на меня на пару секунд дольше, чем можно было бы ожидать от коллеги, отпил из своего бокала, не отрывая от меня взгляда, и я поежился — кажется, на меня только что положили глаз. Мне не было неприятным его внимание. В конце концов, у меня давно никого не было. Но я осознавал, что в эту минуту на нас смотрели по меньшей мере пять пар любопытных глаз, и любое мое проявление ответного интереса станет предметом сплетен, передаваемых очень тихим шепотом. Или даже взглядами. Мне этого не забудут. Поэтому я только молча отпил из бокала и отправил в рот один из своих бутербродов. Орен лишь усмехнулся. В конце вечера стало понятно, что с вином многие переборщили. Да и как могло быть иначе — персонал усердно подливал рубиновую жидкость в бокалы, лишь только они успевали опустеть, и за разговорами, готовкой и едой оно пилось легко и непринужденно. Нас привезли на автобусе, так что доехать до офиса не представлялось проблемой. Но вот дальше… Я не был пьян, но и вести машину не хотелось. Поискал глазами Эрана, но его не было — должно быть, он уехал домой сразу же после конца корпоратива. Рая помахала мне рукой издали.  — Янон, иди сюда! Нас подвезут. Я с готовностью подошёл. Она была разрумяненной и оживленной. Как и я, кандидат в пассажиры.  — А кто дежурный водитель? — спросил я.  — Я. Я повернулся и увидел улыбающегося Орена. Он демонстративно позвенел брелком с ключами.  — Поехали, пьянчуги.  — Ты разве не пил? — подозрительно спросил я.  — Только колу — усмехнулся он.  — Ты с ним поосторожнее — сказала Рая, залезая на заднее сиденье — он всегда так делает. Всех спаивает, а потом развозит своих жертв по домам. Я подозреваю, что это делается для того, чтобы знать, где все мы живём.  — В следующий раз поедешь сама, Раюшка — сказал он, резко выруливая со стоянки. Мы с начальницей прикусили языки и украдкой улыбнулись друг другу. Раю подвезли быстро. Она вышла из машины, слегка покачнувшись.  — Увидимся в воскресенье! — послала Орену воздушный поцелуй и быстро побежала к своему дому.  — Эк ее разобрало — прокомментировал водитель.  — С чего ты взял?  — Воздушный поцелуй? Я в жизни не видел ее таком состоянии — ухмыльнулся тот.  — Давно здесь работаешь?  — Уже четыре года. Рая пришла через месяц после меня. Она очень хороший руководитель и инженер. Но она железная леди — никогда не расслабится. Поэтому сегодня ты наблюдал уникальное зрелище.  — В компании много сплетен? — спросил я неожиданно для себя.  — Не больше, чем везде — пожал он плечами — ты поэтому меня так усердно игнорировал весь ужин? Вопрос был риторическим, и я промолчал.  — Как насчёт того, чтобы подняться ко мне? — спросил он, не поворачивая ко мне головы.  — Сегодня? — спросил я, слегка сбитый с толку.  — А когда же? Ты, вроде, тоже в теме?  — Да, но я тебя почти не знаю — возразил я.  — У вас в Германии все такие щепетильные? — хмыкнул он.  — Наоборот — вздохнул я. Он молча вел машину. Через пару минут мы подъехали к моему дому.  — Ну так что? — спросил он.  — Давай не сегодня — сказал я наконец. Что-то подсказывало мне, что именно сегодня мне лучше будет остаться одному.  — Давай — легко согласился он — только скажи сразу, мне отстать от тебя, или можно будет повторить свое приглашение позже?  — Повтори позже — ответил я коротко.  — Договорились — он остановил машину, но не заглушил мотор, и я не стал его задерживать — слегка хлопнул по плечу и вылез из машины. Ещё когда моя… скажем так, шизофрения… только началась, уже тогда стало ясно, что о постоянных отношениях придется забыть. Точнее, о любых отношениях, если уж начистоту. Или же объяснять своему партнеру — случайному или постоянному — почему я не снимаю майку ни на ночь, ни на время секса — никогда. Поэтому весь мой опыт в более-менее серьезных связях ограничивался двумя мужчинами и одной женщиной — больше я не успел. После того, как один не в меру любопытный скандинав чуть не сорвал с меня майку, несмотря на все мои предупреждения, я делил свою постель (очень редко) исключительно с проститутками — уж им-то было плевать, какие тараканы не позволяют клиенту оголять свой торс. В первый раз это появилось, когда мне было двадцать два. Я как раз закончил армию и собирался поступать в политехнический. Передо мной было прекрасное будущее — отец звал меня к себе в фирму, чтобы я параллельно работал, набираясь опыта, и учился. Я как раз познакомился с человеком, с которым убедился, что мой интерес к своему полу — не простое любопытство, как я думал до этого. Мы находились в самом начале пути — но оба хотели одного и того же: быть вместе как можно больше и чаще. Я был тогда обычным молодым парнем — наполовину дембелем, наполовину абитуриентом. Наслаждался долгожданной свободой, ходил каждый день на море, вечерами гулял — во всех смыслах этого слова. До того самого утра, когда проснулся и увидел себя исписанным вдоль и поперек. Друг ещё спал, а я проснулся от того, что все тело чесалось, будто ночью меня покусали целые стаи комаров. Я сбросил с себя одеяло и чуть не заорал — вся моя кожа вздулась и была красной и воспаленной. Первой моей мыслью было — аллергия или какая-то жуткая кожная болезнь. Мало ли чего можно подцепить в этом регионе, в котором до сих пор встречались даже лепрозории. Я ещё не совсем проснулся — мы провели бурную ночь, и я еле мог разлепить глаза. Избегая прикасаться к себе и стараясь не разбудить друга, я осторожно выбрался из постели и пошел к зеркалу. Хорошо, что у меня было зеркало — достаточно больше, чтобы увидеть себя в полный рост. Я взглянул на себя и не поверил своим глазам — на моей груди, животе, даже на плечах — были буквально выгравированы буквы, складывающиеся в слова и в предложения. Не буду описывать, что было дальше — каждый может примерить на себя ситуацию и примерно представить, что со мной творилось и в тот момент, и позже — когда я услышал, как мой друг просыпается в соседней комнате, а я стою посреди гостиной, выглядя примерно как тот музыкант, которому духи Тайра отрезали уши. Наша с тем парнем связь оборвалась в тот же день — я успел одеться и выпроводил его, чтобы больше не увидеть никогда. С болью и сожалением вспоминая его ещё очень долго. Через пару недель, на грани (вру — давно уже за гранью) умопомрачения, я завернул все свои планы и дела, забрал документы из Техниона, купил билет на самолет и улетел домой. Подальше от Ближнего Востока. Подальше от местного колорита. Подальше от себя. Если я надеялся, что бегство поможет — я ошибался. Надписи продолжали появляться и исчезать. Я переписывал их в блокнот, надевал майку поверх зудящего слоя невнятных фраз и шел заниматься своими делами. Несколько лет я жил, отдавая себе отчёт в своем сумасшествии. Меня только удивляло, как этого не видели другие. Если уж быть совсем откровенными… Я — трус. Ни разу за все это время, что знаки на мне появлялись и исчезали, я не отважился их сфотографировать, чтобы показать кому-нибудь, или хотя бы самому посмотреть на снимки позже. Я не знаю, чего я боюсь больше — того, что это всё-таки галлюцинации или же что наоборот, что это — самая настоящая явь. Уже почти десять лет я живу на тонкой грани между безумием и… наверное, ужасом. Бывают дни, когда я молюсь о том, чтобы оказаться сумасшедшим. А иногда — наоборот. Даже не знаю, что хуже. Полгода назад знаки начали появляться и на руках, и я понял, что если не хочу проснуться однажды с исписанным лицом, мне надо что-то делать. По крайней мере, тогда я наконец начал толком читать то, что мне (на мне) писали. Команды. Пророчества. Бред. И вот я здесь. Работаю, вечерами отвечаю на смски от отца, днём — на шуточки и флирт Раи. Пытаюсь балансировать между обычной жизнью и осознанием конца света. Понимаю, что занимаюсь хернёй. Но это — моя жизнь. -