Иерусалимский синдром

Глава 21 Я вроде уже упоминал, что поначалу мало кто из общины принял слова Эльканы всерьез. Тем не менее, такие люди были. Сначала они просто присматривались, удивляя меня своим легковерием — сам я на их месте никогда в жизни не поверил бы в бредни про конец света и какого-то мутного мессию. Позже, когда начались землетрясения, я стал ощущать на себе ещё больше взглядов — изучающих, любопытных, неодобрительных, недоуменных. Но на том пока все ограничивалось. Как-то в пятничный полдень я возвращался домой, злой и раскисший от летней жары. Купил две бутылки воды, из которых одну выпил залпом и сразу же вы́потел, поэтому шел, мечтая о прохладном душе. На скамейке возле моего дома сидел пожилой человек. Было очевидно, что ему требовалась помощь — он сидел на скамейке, отключенный, потерянный. Лицо его было покрасневшим и лоснящимся от пота, он часто и тяжело дышал. Я не врач, но признаки солнечного удара распознаю легко. Подошёл к нему, протянул бутылку воды. Он даже не взглянул на меня. Я огляделся по сторонам. По-хорошему, надо было вызвать скорую, но меня насторожило выражение его лица — апатичное, словно это не он медленно поджаривался под прямыми лучами июльского солнца. Забирать такого, не зная даже его имени — значит, наверняка создать огромные проблемы его родственникам. Вокруг никого не было: в это время дня улица вымирала, все предпочитали отсиживаться в самую жару дома. Я взял его за руку.  — Как вас зовут? Он не ответил. Я ещё не полностью вник в местные реалии, и не знал, рискую ли, навязывая помощь постороннему человеку с глубокой деменцией. Но и оставить его прямо так не мог. Вытащил пачку салфеток, намочил водой из бутылки, обтер ему лицо и шею. Поколебался и приложил горлышко бутылки к губам. Вряд ли меня потащат в суд из-за того, что я дал немного воды недееспособному старику без разрешения на то его родных. Огляделся опять, и с облегчением увидел, что в нашу сторону быстро шагает полная женщина лет сорока. Она буквально подбежала к месту, где мы сидели.  — Папа! Господи, я ищу тебя по всей округе! Посмотрела на меня.  — Вы давно тут сидите?  — Нет, минут пять. У него солнечный удар, я дал ему немного воды…  — Не оправдывайтесь, Янон, и огромное вам спасибо за помощь. Ну, спасибо вам, Элькана. Янон Вайцман — наша новая знаменитость. Теперь меня знает половина Иерусалима.  — Не за что. Ему надо бы прилечь и принять холодный душ перед этим.  — Да-да, мы так и сделаем. Папа, пойдем — она легонько потянула отца за руку, и тот послушно поднялся. Потом опять взглянула на меня.  — Янон, приходите к нам сегодня на ужин в восемь часов. Мы живём в двадцать четвертом доме, второй этаж, квартира пять.  — Спасибо, я не хочу вас утруж…  — Вы не утруждаете, наоборот. У нас будет полно народу, все будут рады вас видеть. Извините, что не приглашали раньше. Дочь с отцом медленно пошли вниз по улице, а я переваривал ее слова. Извините, что не приглашали раньше. Только дома я понял, что не ответил четким отказом — а значит, пойти придется — я не знал ее номера телефона и имени, и не мог не придти, отделавшись какой-то отмазкой. Может, в том была виновата моя немецкая щепетильность, но к восьми часам я уже вышел по адресу, решив, что посижу минут двадцать и уйду под первым же надуманным предлогом. Дверь в пятую квартиру была открыта настежь, и там слышался шум множества голосов. Интересно, в этой общине все приглашают на обычный субботний ужин половину округи, или только мне так везет? Когда я зашёл, шум немного стих. Ко мне подошла та самая женщина, которая пригласила меня сюда днём, сопровождаемая высоким человеком, скорее всего, ее мужем.  — Добрый вечер — поздоровался я.  — Добрый вечер, Янон — поздоровался хозяин дома — Меня зовут Йоэль Гершон, я муж Талии. Спасибо, что помог моему тестю сегодня днём.  — Прости, что я не представилась, очень уж была сбита с толку — искала отца почти час! — извиняющимся голосом сказала Талия.  — Все в порядке. Как он себя чувствует?  — Ему уже лучше, но он пока отлеживается.  — Пойдем, я познакомлю тебя с гостями — сказал Йоэль. Общество ничем не отличалось от того, что я видел в гостях у Мории и Гиллеля. Все те же группки, все те же разговоры, от которых я чуть не вывихнул себе челюсть, зевая. Еда была именно такой, как я помнил еще со времён армии. Значит, стол Мории был всего лишь приятным исключением из правил. А самое печальное — здесь не было Лерера, на которого я мог любоваться, тем самым скоротав себе вечер. Время тянулось мучительно медленно, но на меня никто, казалось, не обращал внимания, так что я просто сидел и ждал удобной минуты, чтобы уйти. Внезапно я понял, что в гостиной стало тихо, и гости, которые до этого негромко переговаривались, теперь смотрят на хозяина дома. О, нет. Только не это. Заключительная часть ужина, переходящая в долгий вечер, полный скуки. Мой персональный кошмар — послетрапезная проповедь, без которой прием пищи считается чуть ли не обжираловкой в хлеву. Гершон обвел взглядом собравшихся. На мгновение мне показалось, что его взгляд остановился на мне, но он скользнул по моему лицу и отвёл глаза.  — Я хотел бы поговорить сегодня о центральном понятии нашей с вами традиции — о царе Машиахе — сказал он, и я сразу же напрягся, предчувствуя неладное.  — Не буду углубляться в дебри и повторять то, что все присутствующие уже давно читали, слышали и знают. Не буду говорить и про характеристики Царя: мы все с детства знаем их наизусть. Гершон помолчал, и в комнате воцарилась уже совсем мертвая тишина.  — Сегодня я хотел бы поговорить о проповеди рава Леви, в которой он, как вы помните, объявил о приходе мессии и косвенно намекнул на скорый конец дней. Все мы примерно представляем, о ком из присутствующих может идти речь. Я оказался под перекрёстным огнем множества взглядов. Так. Что это значит?!  — Разумеется, многие из нас задаются вопросом: каким образом нееврей может рассматриваться, как кандидат в мессии? — продолжил Йоэль, и я почувствовал, словно мне только что прилюдно отвесили пощечину. Меня заманили на этот ужин, наприглашали кучу гостей, наверное, специально «на Машиаха», и теперь собираются со вкусом обсосать мое происхождение, как сочную мозговую косточку. Словно не я сидел прямо перед ними — человек из плоти и крови. Я лихорадочно обдумывал план отступления. Уйти со скандалом, или дождаться паузы и незаметно улизнуть? Нет, незаметно не получится — хоть и ненавязчиво, но я был под пристальным присмотром тридцати человек. -…таким образом — донёсся до моего сознания голос Гершона — если принять факт, что Машиах является прямым потомком царя по мужской линии, то допустимо предположить… Они притягивают за уши мое происхождение от царя Давида! Мне захотелось провалиться сквозь землю. Прямо сейчас и здесь мне шили родословную — наверное, чтобы не было стыдно показать меня другим. Я что, должен быть польщенным? Я резко поднялся, стул отодвинулся с бо́льшим грохотом, чем я ожидал, и теперь вся комната уставилась на меня, уже не скрываясь. Хотел сказать что-то — гневное, оскорбительное, полное достоинства. Но просто молча прошел за рядом стульев вдоль стола, направившись прямо к двери. В речь Эльканы поверили самые отмороженные члены общины — те, что готовы были обсуждать мою персону, не смущаясь фактом, что мне это может не понравиться. Хорошо, что таких мало. Надо было запомнить их лица, чтобы знать, от кого шарахаться потом на улице.  — Янон, постой! — за мной выбежал Йоэль.  — Идите к черту!  — Я только хочу, чтобы ты вышел уже из тени! Ты не можешь так и продолжать отсиживаться в стороне до самого конца! И сам это знаешь!  — И что, вы решили, что лучший способ «вывести меня из тени» — это обсуждать в моем присутствии в третьем лице, могу ли я быть Машиахом, если моя мать — шиксе?  — А молчать о том, что мы все скоро умрем — это как, нормально? — выплюнул Гершон.  — Кто вам это сказал?  — Неважно!  — Вы не хотите ничего говорить мне — неудивительно, что я тоже не собираюсь откровенничать с вами. Тем более, после того фарса, что вы сейчас устроили с отмыванием моей родословной от нежелательных… примесей.  — С чего ты это взял? Ты вообще слушал мои слова?! Я всего лишь ответил на вопрос, который волновал всех, кто прислушался к словам Эльканы, а не отмахнулся, как остальные маловеры в общине. Если мы докажем, что ты — по праву.....  — Так значит, вопрос, который волнует всех больше всего — это что я нееврей? Со всем остальным уже разобрались?! К нам выскочила Талия.  — Янон, мне очень жаль, если тебя задела речь моего мужа. Но прямо сейчас вы привлекаете к себе ненужное внимание — все соседи слышат ваш спор. Может, зайдете обратно в дом?  — Там нас услышат ещё тридцать человек — это вам не мешает?  — Нет. Они верят в то, что ты — мессия. Они готовы отдавать тебе положенные почести, и…  — За что почести, Талия? За конец света?  — За то, что ты — спаситель человечества. Мы получили более чем достаточно знаков, чтобы поверить, что конец близок. Но ты сам не знаешь, на что способен! Тебе надо… — она взглянула на мужа, тот кивнул и она продолжила -…надо всего лишь вернуться в лоно религии. Как и подобает человеку твоего статуса. Брррр. А я ещё считал Лерера религиозным фанатиком. Ясно, почему его не было на сегодняшнем сборище.  — Хорошей вам субботы, и спасибо за ужин. Мне не нужны почести, которых я не заслуживаю — потому что я не Царь. И ещё — я не собираюсь «возвращаться», потому что и не уходил: меня вообще никогда не было в пастве. Йоэль покачал головой, его глаза сощурились.  — Элькана дал нам неопровержимые доказательства конца света, и недвусмысленно указал на тебя, как на Мессию. Я верю, что конец близок, но чем дальше, тем меньше верю, что ты как-то с этим связан. Может, объяснишь, зачем ты объявил себя мессией, если не готов подумать о соблюдении хотя бы базовых заповедей? Если ты не сможешь спасти нас в нужную минуту, если не сможешь исполнить пророчества и возвеличить наш народ, то зачем вообще присвоил себе этот титул? Я не успел ответить — дверь напротив отворилась, и оттуда выглянул седовласый бородач.  — Йоэль, я понимаю, когда ты устраиваешь кружок любителей эсхатологии у себя дома — твой дом, твое право. Но будь добр, не делай этого на нашей лестничной клетке. У меня тоже есть гости, и не хотелось бы вызывать при них в канун субботы психиатрическую бригаду для соседей. Гершон открыл было рот, и я понял, что все грозит закончиться эскалацией конфликта до самого плачевного результата. Толкнул его обратно в квартиру, повернулся к соседу.  — Простите, мы уже закончили. Бородач не ответил, громко хлопнув дверью. Сам я обратно к Гершонам не зашёл — коротко кивнул Талии и скатился вниз по ступеням. Йоэль за мной не последовал, и то хлеб. Чем дольше продолжались подземные толчки, тем пристальнее смотрели на меня в округе. Потом все закончилось так же резко, как и началось, но внимание окружающих не угасало, хотя я на это надеялся. Йоэль с семьёй жили не особо близко от меня, но мы все равно сталкивались на улице, и его взгляд — пристальный, изучающий — выводил меня из себя и слегка пугал. Кроме того, когда я говорил Элькане про опасения за свою жизнь, я не преувеличивал: для некоторых из тех, кто поверил, мое существование было прямо связано с наступающим апокалипсисом. Силлогизм был прост, и из посылок «Машиах существует» и «Существование Машиаха = конец света» следовал очень логичный, но для меня нежелательный вывод. Поэтому я уже начал подумывать, как бы убраться из этого района. Вдобавок, Элькана обещал мне комнату с ванной, что стало с некоторых пор жизненной необходимостью — вряд ли при очередном «приступе» я смогу выдержать дорогу до его дома. В июле из фирмы внезапно ушла Рая. После смерти мужа она так и не оправилась, и к концу рабочего дня прошлась по кабинетам, прощаясь с коллегами и заодно заглянув и ко мне. Я был растерян, но не мог сказать, что не ожидал этого — тяжело работать на месте, которое так мучительно напоминает о близком, но умершем человеке.  — Куда ты теперь? — спросил я, осторожно обнимая ее.  — Уеду из Иерусалима. Посмотрим, на север или в центр. Мне предлагают работу и там и там.  — Удачи, Рая.  — Ох, Янон. Мне не нужна удача — она закусила губу — мне всего лишь нужно, чтобы…неважно. Так мы и расстались — больше не сказав друг другу ни слова. Я сочувствовал ей — но так и не пожалел о смерти ее мужа. Ни разу. Уход Раи повлек за собой легко предсказуемые последствия — огромный объем работы, который она незаметно и быстро исполняла, упал на плечи всем остальным, и я был в их числе. Я не хотел вновь становиться трудоголиком — работа просто слизнула бы пять оставшихся месяцев, как ребенок слизывает шоколадный крем с пирожного. Поэтому активно сопротивлялся давлению Эрана, выходил из офиса ровно в пять вечера и серьезно подумывал о том, чтобы вновь перейти на частичную ставку. Данцигер, в свою очередь, продолжал проводить свою линию, и иногда мне всё-таки приходилось задерживаться допоздна. Однажды вечером… точнее, ночью (я досидел тогда в офисе почти до одиннадцати) я возвращался домой, осоловевший от усталости. Открыл входную дверь, включил свет… Мне сразу же стало понятно, что в дом заходили без моего присутствия — все стояло вроде бы так же, как когда я уходил этим утром — да не так. Стул у обеденного стола был задвинут слегка глубже, чем я обычно его задвигал, и майка на нем висела полностью расправленной, тогда как я всегда складывал ее пополам. Квартира в одно мгновение перестала быть безопасной. Мой планшет и лэптоп находились на своих местах — значит, об ограблении речи не было. Скорее всего, здесь проводили обыск. Я пару секунд напряженно думал. Сгреб в рюкзак оба гаджета, несколько вещей первой необходимости, и быстро вышел из ставшей такой враждебной квартиры. Сел в машину, задумался. Опять в Тель Авив? Нет, не вернусь туда. Моя семья была здесь, и если кому-то потребуется меня достать — они начнут с отца. Я подозревал, что искали — скорее всего, блокнот с записями. Да только не знали, что я его так и не получил обратно, и он до сих пор был у Эльканы. Первое время я злился на того, а потом стало наплевать — не так уж и нужны мне были эти записи. Наоборот, лучше было бы, чтобы они так и остались дома у матери. Может, тогда у нас с Авшаломом все было бы совсем по-другому. При мысли о Лерере я сжал кулаки. Он говорил что-то о почтении и уважении? Пришло время оказать мне все почтение, на какое он был способен — позволив мне хотя бы сегодня переночевать у него. Я не был уверен, что Авшалом ещё не спит, и написал сообщение, сидя в машине возле его дома. Он позвонил мне через пару минут.  — Где ты?  — У тебя под домом.  — Поднимайся. Когда я поднялся, он уже стоял в дверях. Прижал палец к губам, но я и сам понял, что вести себя следовало как можно тише, чтобы не разбудить мальчишек. Зашёл, осторожно скинул рюкзак прямо возле двери. Хотел что-то сказать, но он покачал головой. Мы прошли в его спальню, он запер дверь, включил боковой свет и повернулся ко мне.  — У тебя есть две минуты, чтобы объяснить, что такого срочного могло произойти, чтобы ты пришел ночевать сюда. Не сможешь — вали обратно.  — Мою квартиру обыскивали.  — У тебя паранойя.  — Нет, я знаю точно. Наверное, искали блокнот.  — Кто?  — Психов хватает.  — Ну так они нашли его?  — Нет, потому что блокнот не у меня.  — Значит, тебе не о чем беспокоиться. Возвращайся обратно.  — Ты серьезно? А как насчёт твоих слов о помощи дорогому гостю?  — В этой общине есть достаточно человек, которые будут рады тебе помочь — он проявлял явное нетерпение. Понял я, понял. Хочешь, чтобы я свалил.  — И как мне знать, не они ли те самые, которые проводили обыск? Он посмотрел в мою сторону, отвёл глаза.  — Ты слишком зациклился на этом всем. Мне уже рассказали про твой дебош неделю назад дома у Гершонов.  — Дебош? — у меня глаза на лоб полезли.  — Ты устроил скандал в подъезде, соседи с трудом вас утихомирили.  — Это тебе их сосед рассказал?  — Неважно, кто.  — Мда. У вас, оказывается, клевета тоже в почете. Авшалом подумал, сел на кровать. Взгляд его немного смягчился. Интересно, что ещё ему наговорили про меня за эти дни?  — И что же там было на самом деле?  — Хозяин дома прямо при мне начал вести линию от меня к самому дому царя Давида. Когда я решил уйти, нагнал меня и мы продолжили разговор, пока соседи на нас не цыкнули. После этого я пошел домой. Никакого дебоша не было.  — И какого черта ты поперся к Гершонам? Ты их хотя бы знал до этого лично?  — Меня пригласила его жена, я не успел отказаться.  — Янон — простонал он — ты не должен был вообще туда идти. Ты хоть знаешь, что для Йоэля Гершона конец света — это уже много лет идея фикс? Он был первым, кто поверил Элькане. А последние несколько дней он только и твердит о том, что ты самозванец, узурпировавший имя мессии, и требует твоего немедленного изгнания из общины и из этого района. И заодно найти истинного Царя.  — И откуда мне это все знать?  — Появлялся бы в синагоге — знал бы. Или хотя бы спросил у Эльканы. Я помолчал.  — Словом, мне можно переночевать здесь?  — Только сегодня. Завтра звони раву Леви и ищи новую квартиру.  — И на том спасибо.  — Иди на диван. Я кое-как умылся, получил от него постельное белье и подушку, расстелил на диване в гостиной и лег. Сон не шел, хотя я был вымотан до предела. Что-то словно дергало меня, я резко сел, потер ладонями лицо. Вспомнил, что не выключил свет в квартире перед тем, как выйти. Авшалом уже, наверное, дрых без задних ног. Я пошел на кухню, выпил стакан воды. Когда вернулся в салон, столкнулся в темноте с Лерером. Тот крепко сжал мое плечо и потащил обратно в спальню. Я и не думал упираться. В спальне он включил свет и молча протянул мне свой телефон. Я взглянул на экран и увидел сообщение от Эльканы. «Забери Янона из квартиры, там небезопасно.» Под этим была фотография моей двери, на которой красной краской были выведены огромные буквы: «СМЕРТЬ ЛЖЕ-МЕССИИ». Я вытащил свой телефон. Та же фотография, сообщение под ней гласило: «Бери все что нужно и немедленно иди к Лереру, я скоро приду».  — Это они сейчас сделали? — растерянно спросил я — два часа назад там ещё ничего не было.  — Скорее всего не смогли поймать тебя дома, и сорвали злость на ни в чем не повинной двери. Авшалом говорил спокойно, но я видел, как его руки подрагивают. Боялся? Злился?  — Если все так серьезно, то я не смогу остаться у тебя — не хочу рисковать мальчишками и тобой.  — Ты уже тут. Сиди и жди Элькану.  — Он сошлет меня куда подальше… опять.  — Для твоей же безопасности — сказал он бесстрастно. Мы помолчали. Мне хотелось тронуть его за плечо, но я знал, что он сбросит мою руку, и я сдержался. Через несколько минут раздался очень тихий стук в дверь. Авшалом неслышно подошёл, внимательно всмотрелся в глазок и только потом открыл. Элькана выглядел озабоченным и даже слегка постаревшим.  — Я вижу, все в полном сборе. Янон, вы с Лерером сейчас поедете по адресу на этом листке. Это далековато, но так будет безопаснее всего.  — Я не могу поехать с ним — ответил Лерер — дети спят, мне нужно быть дома.  — Я поеду один. Не понимаю, зачем мне конвой — отозвался я.  — Не хочу оставлять тебя одного — Элькана задумался — Хорошо, оставайся, коли ты уже здесь. Утром я все же хотел бы, чтобы Авшалом поехал с тобой.  — Угу — ещё совсем недавно он всячески ограждал Лерера, а теперь назначил того моим телохранителем и нянькой. Странно все это. Элькана взглянул на мой рюкзак.  — Это все, что ты взял с собой?  — Не было времени собираться. Он вздохнул.  — Извини меня, Янон. Я не ответил. Не хотелось как-то его извинять, что я мог поделать. После его ухода я опустился на диван. Посмотрел на свои руки и понял, что они слегка дрожат. Мда, доигрались. Лерер не двигался с места.  — Идёшь спать? — спросил я устало.  — Тебя можно будет оставить в таком состоянии? Я не ответил. Пусть сам решает. Он сел возле меня. Тепло его тела успокаивало, я незаметно привалился к нему плечом, и он, к моей тихой радости, не отстранился.  — Что про меня ещё наговорили? — спросил я небрежно.  — Лучше тебе не знать. Тут такие страсти кипят… боюсь, что скоро общину ждёт раскол.  — Я ничего не слышал. Он хмыкнул, и я почувствовал его дыхание на своем виске. Закрыл глаза.  — За последние пару дней много чего произошло.  — Тогда почему не хотел пускать к себе?  — Не думал, что все окажется настолько серьезно.  — Значит, если меня не собираются прикончить, так и уважение к «царю» по боку? — я хотел сказать это шутливо, а получилось — горько.  — Ты знаешь, почему я не могу…  — Угу. Боишься трахнуть святыню — это я уже понял. Но тебе не кажется, что это уже как-то несущественно — в свете того, что нас всех скоро отправят на помойку со всеми святынями, вместе взятыми? Хоть раз… — я перевел дыхание, но продолжить не успел.  — Янон — это прозвучало так, словно сам звук моего имени причинял ему физическую боль. Его ладонь неожиданно оказалась у меня на затылке, и он жадно поцеловал меня, вжимая в себя. Никакой поцелуй Данцигера не шел в сравнение с этим…чудом. Мое сердце словно билось внутри горла, все тело горело, я обхватил его плечи, перехватывая наконец лидерство на себя. Мой язык ворвался в его рот, исследуя его, наслаждаясь бархатным теплом; его запах — только у него из всех знакомых мне людей был такой горьковатый, едва заметный запах — сводил меня с ума, заставляя делать то, что раньше я и не посмел бы — повалить его под себя, смять, подмять, впиться губами в мягкую кожу под челюстью, провести языком до самой ключицы… Лерер оттолкнул меня так сильно, что я чуть не врезался в стену у изголовья дивана, резко поднялся с дивана.  — Хватит — в его голосе был металл. Черт, черт! Я чуть не застонал в голос, но сдержался. Сам виноват — жадный, торопливый неудачник.  — Ложись спать, Янон. Утром поедем по адресу Эльканы, посмотрим, где он тебя устроил — он говорил, не глядя на меня Я молча лег, тоже не глядя на него. Прикрыл глаза рукой, чтобы он не видел выражения моего лица. Через пару секунд услышал, как Авшалом идёт к себе и запирает дверь в спальню на ключ. Так тебе и надо, «царь» Янон.