***
Бервальд запрыгнул в машину и назвал адрес своего особняка. Он закурил сигару "Partagas". Мимо окна проносились дома: холодные и безучастные. В голове вились мысли, но так сонно и лениво, будто в вязком киселе. «Он не может быть здесь просто так. Что-то должно было произойти, что-то должно было сбить его... Он... Узнать бы его имя. Мне ничего не даст имя. В городе может быть много Этанов, Джорджей. Надо найти его любыми способами. Я смогу помочь. Денег, увы, слишком много. Их всегда было много для меня одного... Как? Что я могу? Не силком же его тащить в особняк и держать там, пока не привыкнет к хорошей жизни. Нет, но... ». Машина остановилась. Скрипучим, как ногти по грифельной доске, голосом таксист сообщил о прибытии. Бервальд вышел. Он выбросил остатки сигары на землю и наступил на неё, проходя в ворота.***
— Мистер Оксеншерна, к Вам посетитель, — девушка робко наклонила голову, стоя возле двери. — Зачастили. Кто это? — Скала оторвался от книги, посмотрев поверх очков. — Девушка. Представилась Анной. Она приходила к Вам как-то, но это было очень давно, — голос у горничной дрогнул. — Внезапно. Пускай проходит, — безэмоционально, будто прочитал скучный газетный заголовок, сказал Бервальд, снова склоняясь над книгой. Через какое-то время по коридору раздались звуки уверенной походки. Дверь открылась без стука. — А я думала, ты умер! Надо же, какое счастье видеть достопочтенного дядюшку живым, — девушка улыбнулась немного шире. Её улыбка сразу привлекала к себе внимание. Было в ней что-то... пугающее. Всё пугающее притягивает людей. Анна Брагинская привыкла, что люди смотрят на неё, как кролики на удава. Её пепельно-русые длинные волосы мягко ложились на пышную грудь. Она была в неизменном простом платье по фигуре цвета увядающей розы. — Рад видеть, — лишь на секунду приподняв взгляд от книги, сухо ответил Оксеншерна. — У тебя что-то случилось. Я вижу. У меня профессиональный взгляд. За версту вижу человеческие проблемы. А ты — человек. Иногда полезно вспомнить об этом, — Анна присела в кресло возле стола. Смотрела она цепко и пристально, сразу подмечая неосторожное движение пальцев на странице книги и дёрнувшиеся уголки губ. — Бесполезно пытаться что-то спрятать от меня. Ты продолжаешь принимать препараты? — Бросил. Не помогают, — Скала устало отложил книгу и посмотрел на племянницу. Они встретились взглядами и долго смотрели друг другу в глаза. — Это одна из причин, почему я здесь. Кстати! Я была в России. Всё так же чахнет. Грустное зрелище. Но! Не поверишь, но я замуж выхожу. Крайне настойчивый молодой человек. Он единственный, от кого не удалось отвязаться. Надеюсь, ты посетишь меня на свадьбе. Это ещё одна цель моего визита, — девушка подмигнула. — Твой покойный отец очень удивился бы, — хмыкнул Оксеншерна, отводя взгляд и откладывая книгу. — Хорошо, что он уже не может этого сделать. Но мужчина хороший. Даже не думала, что кто-то может терпеть меня так долго... А он ничего! Терпит! А тебя кто терпит? — Анна начала с интересом рассматривать шторы за спиной своего дяди. — Ольга и Хенрик. Всё. — Этот прелестный цветок всё ещё работает на тебя... Как жаль, что я не мужчина. Смотришь на неё — глаз радуется. Прелесть! — Сдаюсь. Иначе до смерти заговоришь. Я был вчера ночью в кальянной Хенрика, — это признание далось Бервальду с трудом. Он сглотнул и продолжил, но тише: — Там работает парень. Он... хочу сблизиться с ним, — он сложил руки в замок и положил на него подбородок. Бервальд и сам поразился, как быстро каждый раз сдаётся под давлением племянницы, хотя она даже не прилагала к этому никаких усилий. — Так и знала. Вот так и знала. Никого получше найти не удалось, жаль... Но проститутка тоже сойдёт. Найми его на постоянное использование и предложи большую сумму. Помяни моё слово, он согласится. Они любят деньги. О чём я! Все любят деньги! — Анна тихо рассмеялась, прикрыв губы кончиками пальцев. Оксеншерна едва не задохнулся, но этого не было заметно со стороны. И как он сам не подумал об этом? Это ведь элементарно. Не нужно никого выкрадывать и запирать — Девятый сам будет ходить к нему. Так он сможет давать ему деньги, избавит от необходимости в проституции, будет иметь возможность видеть его ежедневно. Это казалось сказкой или чем-то, что очень близко к сказке. — Ты гениальный психолог, — после этого откровения в глазах Бервальда будто бы даже затеплились отголоски чего-то: как голубые огоньки от сердца Данко — гаснут неумолимо быстро. — Я психиатр, а ты прекрасно шутишь, дядя, — Анна улыбнулась теплее, поднимаясь. — Ну вот и всё... Моя миссия выполнена. А, хотя нет, подожди! Мне будущий муж поцарапал машину. Сильно. — Сколько? — Я вышлю счёт. По рукам? — По рукам. И приглашение на свадьбу, — Бервальд снова взял книгу. Поправив очки, он вернулся к чтению. — На твоём месте я бы не парила себе мозги этим. Шибко замороченный был мужчина, — русская девушка развела руками, но выглядела она очень счастливой. — Мистер Оксеншерна, Вам... — Ольга тут же опустила глаза, как только увидела в кабинете Анну. — Вам подать кофе? — Нет, — сухо буркнул Оксеншерна. Его оскорбил нелицеприятный отклик об авторе книги. Секунда – и снова Бервальда не интересовало ничего, что находилось на расстоянии более двадцати сантиметров от его стола. — Если бы ты работала на меня, как я предлагала когда-то, я бы относилась к тебе гораздо мягче, — понизив голос, сказала Брагинская, стараясь поймать взгляд горничной. После нескольких безуспешных попыток, её извечная улыбка стала приторной и почти омерзительной. Она развернулась и вышла, не закрывая за собой дверь. Ольга зажмурилась и поджала губы. Она знала, что даже если она разорвётся здесь и сейчас, то Мистер Оксеншерна не заметит этого — так он был увлечён чтением.***
Тино закрыл старую, залитую чаем, книгу сказок и отложил её на пол. По комнате разлеталось, согревая её, дыхание спящей на софе девочки. Её светлые волосы растрепались по подушке. Она улыбалась во сне. Парень немного наклонил голову, улыбнувшись. Эта маленькая и хрупкая, но такая сильная от своей доброты девочка поражала его с каждым днём всё больше. Если где-то на Земле и существует самый счастливый старший брат, то это был Тино Вайнямёйнен. В сказке принцессы спускали свои золотые волосы, танцевали на балах, вдохновляли прекрасных принцев, страстно влюблялись и сбегали с любовью всей своей жизни. Для него это всё казалось таким далёким, но все доступные сказки перечитаны сотни раз, так что уже тошнило, а под серьёзную литературу Анникки не засыпала — они начинали разговаривать, это затягивалось до самого утра. Парень встал и отряхнул джинсы. Он вышел на балкон. Где-то неподалёку горланили пьяные подростки. Он вздохнул и посмотрел на небо — тёмная пасть без звёзд, с одним только холодным дырявым блином, который не дожарили. Если бы у него были деньги на сигареты, он бы начал курить. Но денег не было — все они откладывались на протезы для ног младшей сестры. Образ того мужчины, друга хозяина, преследовал его весь день. Лёжа под машиной, разговаривая с продавщицей в овощной лавке, читая сказку сестре и помогая ей с уроками, где-то в углу сознания стоял, сложив руки на груди и прислонившись спиной к стене, тот мужчина. — Хорошо, ладно... Прекрасно! Я не сопротивляюсь уже, видишь? Раз тебе так хочется, чтобы о тебе думали, то пожалуйста. Я думаю о тебе. Надеюсь, ты доволен, — недовольно ворчал себе под нос парень, хмурясь и смотря в недры ненасытного города. Он окончательно убедился в том, что терпеть не может этого... Кто он вообще? Этого мужчину. Он странный, неуклюжий, какой-то туговатый. Чем больше он думал о нём, тем больше его чувство вины, такое некогда сильное, становилось постоянным. Хотелось оправдывать себя до бесконечности: я ведь не знал, он сам виноват, я не сделал ему ничего такого, за что мне может быть стыдно, мне нужны эти деньги не для себя, деньги нужны срочно, выбора не было, всё так сложилось удачно. Казалось, ряд оправданий своего поведения слишком длинный, чтобы перечислять каждое из его составляющих. Эти оправдания образовали плотный кокон вокруг Тино, помогая вновь заглушить вину и выставить себя в свете более приятном, чем было на самом деле. Но потом в памяти снова всплыл образ мужчины со сдвинутыми очками, румянцем на щеках и расстёгнутой рубашкой. Снова стало слышно тяжёлое дыхание, появились искренние непонимание и неверие в голубых глазах.***
— Доброй ночи. — Оо. Детка, с тобой любая ночь кажется доброй, — совсем ещё молодой мужчина с тонкими усами и игривым взглядом поймал руку уже уходящего Тино, оставляя поцелуй. — А если я приглашу тебя покататься на моей новой тачке, а потом заехать в мой особняк? Я бы целовал тебя, ласкал... За плату, разумеется. Очень наскучался по тебе за время командировки, — он потянул на себя и парень поддался, безропотно позволяя увлечь себя в поцелуй и чувствуя, что мужчина под ним снова возбуждён. — Я готов отдаваться тебе снова и снова, любимый, но только здесь. Я когда-то пообещал. Всегда держу свои обещания. Заплатишь больше — буду с тобой хоть до самого утра. Тем более, ты такой сильный, такой выносливый, почти неутомимый, — Тино повёл рукой вниз, ещё раз убеждаясь в том, что за эту ночь покроет все долги за квартиру. Мужчина заулыбался, когда рука парня коснулась его разгорячённого члена. — Почти? Это вызов? Ещё немного — и по комнате вновь, очередным заходом, разлилось сладкое постанывание. Всё, чего Девятому сейчас хотелось, это суметь сделать парочку вдохов, в то время как голова его была плотно вжата в подушку. Он чувствовал быстрые движения в своём теле, толчки бёдер о свои бёдра, боль в заломленных за спину руках, слышал стоны мужчины за собой, который скоро должен был кончить. Все они срывались на что-то подобное, когда им становилось безразлично, кто именно под ними и что он чувствует. Для них был важен лишь сам процесс секса и то, что они от него получают. Кто-то срывался раньше, почти сразу или сразу; кто-то, как этот, позже, сначала играя, а затем грубо вжимая одной рукой голову в постель, держась за волосы, а второй крепко удерживая руки за спиной, чтобы наверняка не вырвался, вдалбливаясь в чужое тело своим, чтобы утолить биологическую жажду секса. Выходил Тино всегда бодрой походкой, даже если из-за излишней жестокости клиентов по его бёдрам стекала кровь, даже если он хотел упасть от усталости — всегда. По пути в душ ему помахал выглянувший из «гримёрной» Эдуард. Взгляд парня был испуганным, он постоянно озирался. — Что? — Хозяин хочет видеть тебя в своём кабинете. Срочно. Сказал, чтобы ты скорее пришёл, чтобы без душа. Он злой, как тысяча чертей, — Эд шептал горячо, сбиваясь и начиная снова. Видимо, бедняге досталось. — Да?.. Что я сделал? — Тино всё никак не мог застегнуть рубашку, чтобы скрыть проступающие на коже гематомы от поцелуев и ударов. Руки его почему-то начали дрожать, а в груди появилось смутное чувство тревоги, духоты, как перед дождём. — Он ещё вечером тебя звал, а сейчас... Ты где был вообще? — Ненасытный этот опять пришёл, — с досадой выплюнул из себя парень, тяжело прислоняясь к стене. Он улыбнулся, поблагодарил и, всё ещё пытаясь застегнуть рубашку, направился по лестнице за шторой в кабинет ХХ. Ему оставалось буквально две пуговицы, когда он добрался наконец до двери с золотой табличкой. Та резко распахнулась прямо перед его носом, из-за чего Тино даже покачнулся. — А! Ну наконец-то! Ты где, чёрт бы тебя побрал, был так... — Хенрик взглянул на Девятого и проглотил последние слова. — Понял. Нет вопросов. Входи. — Что-то случилось? — спросил Вайнямёйнен, тревога которого пропала полностью. Он вошёл в кабинет, и ему тут же захотелось выбежать обратно. Нестись прочь отсюда куда угодно, лишь бы не оставаться в этом месте. Он почувствавал себя на качелях. Эта ночь то поднимала его вверх, то роняла в бездну. Сейчас он был в бездне. А в кресле возле стола Хансена сидел тот самый мужчина. Он смотрел на Тино. Стало невыносимо стыдно за свой внешний вид: припухшие и потрескавшиеся от поцелуев губы, растрёпанные волосы, синяки на груди и шее, мятая рубашка и висящие подтяжки. Парень сжал губы, чтобы их не было видно, потом разжал, поняв, как глупо выглядит со сжатыми губами. — Вы знакомы с ним. Это мой старый друг, Бервальд Оксеншерна, — начал Хенрик, садясь за свой стол. Тино подошёл и встал возле кресла, которое стояло неподалёку от кресла Бервальда. — А это мой, вы ещё не были представлены друг другу так, работник, Девятый, Тино Вайнямёйнен. — Приятно познакомиться, — глухо проговорил Оксеншерна, снова взглянув на Девятого, который смог только кивнуть в ответ. — Присядете? Хансен прыснул и посмотрел на Тино с явным интересом: сядет или нет? Вайнямёйнен замялся, посмотрев на Хенрика, но, сквозь зубы и стараясь улыбаться, хоть и натянуто, тихо ответил: — Я постою. Хенрик сдержанно кашлянул в кулак. — Что ж, продолжим. Тино, у меня три новости. Плохая, плохая и отвратительная. С какой начнём? — Хансен широко и довольно улыбался, наслаждаясь ситуацией и своей ролью в спектакле. — Вам выбирать, — парень взялся рукой за кресло, чтобы не упасть, и сделал вид, что ему не страшно сейчас за свою работу. — Прекрасный ответ! Я лишаюсь одного из моих самых прибыльных работников — это первое, — Тино сглотнул, монотонно повторяя про себя слово «нет» так, будто это заклинание. — Тебя, насколько ты понял. Сердце Тино провалилось куда-то в кишечник. Процесс пищеварения запущен. Он начал понимать, что здесь произойдёт совсем скоро. Кроме того, он начал понимать, что ни права голоса, ни возможности отказаться у него не будет. — Я передаю тебя на постоянное пользование моему другу — это второе. Ты представь, это же ужасно! Все твои постоянные клиенты — тот, с которым вы кувыркались всю ночь, пока мы смиренно, или почти смиренно, ждали, в их числе — умрут от зависти. Сколько постояльцев я потеряю! И третье: зная о капитале Бервальда достаточно, я смею предположить, что твоя зарплата теперь будет повыше моей. Просто отвратительно. Я не перенесу этого! — хозяин кальянной театрально закрыл глаза рукой. Тино готов был упасть на колени и начать умолять, чтобы его прикончили прямо на месте, чтобы не мучался, но он сдержался. — Что мне нужно будет делать? — насколько мог уверенно спросил парень. — Приезжать ко мне или жить у меня, — после недолгой паузы ответил Бервальд. — Просто быть в моём доме. — Каждый день приезжать? Ночью тоже? — продолжил узнавать информацию Тино. Почему-то все эмоции пропали. Он спокойно торговал собой, принимая деловой тон и понимая, что нет выбора — отказ обозначает обочину дороги, на которую поставят и его, и Анникки. — Только днём. Мой водитель будет в восемь в указанном месте. — Интимные услуги? — тем же тоном спросил Девятый. — Нет. Хансен хлопнул в ладоши. — Вот и славно. Мы быстро договорились. Прощай, Девятый. Думаю, ещё встретимся, Тино, – донельзя довольный красотой сказанного, Хенрик заулыбался шире.