Picaro y tonto

Бывают такие предметы, на которые больно смотреть. Они не вписываются в пространство, как розовый слон в кухне, свиная вырезка на прилавке вегетарианского кафе или небольшой серебряный крест на шее испанского маньяка. Они острым ножом прорезают ткань реальности, заставляя глаз цепляться за прореху, как штаны за занозу на плохо отесанных скамьях корабельной пристани. Измученный долгим плаванием и потасовкой на берегу, Джек с трудом волочил ноги. Его ресницы были будто вымочены в американском сахарном сиропе. С трудом оставляя глаза открытыми, он следовал за своим неожиданным «компаньоном». Ростом Джек доставал как раз до его груди, потому серебряный крест, мелькавший в расстегнутых краях мокрой рубашки, маячил перед его глазами, загадочно мерцая в ночном полумраке. Джек всегда чутко следил за всем блестящим на шеях и руках окружающих: инстинкты карманника, наработанные от нужды и бедности его трудного детства, даже спустя столько лет не утратили своей цепкости. Впрочем, если верить Хемингуэю — бедность незаменимая школа, делающая человека зорким. — Веришь в Бога? — Хриплым голосом тихо спросил Джек. Он спросил не из интереса, просто так. Испанец, молча, кивнул, и Джек без сожаления признал тему исчерпанной. Салазар в искусстве беседы был словно гладкая стеклянная стена, на которой не за что зацепиться. Они шли вдоль берега минут пять, но Джеку казалось целую вечность. Огни пристани манили где-то впереди, отказываясь приближаться. Шум прибоя усыплял ласковой шарманкой, песок цеплялся за голые ступни, уговаривая остановиться и прилечь на его согретую за день мягкую поверхность… — Бог указывает на наших настоящих врагов, — изрёк глубокий, как рокот отдаляющейся грозы, голос. Джек от неожиданности широко распахнул глаза. Он не рассчитывал на содержательную беседу. — И кто мой настоящий враг? — Без улыбки спросил парень. Он мог себе позволить роскошь неприкрытой провокации, терять было нечего. Испанец ответил равнодушно, с назидательным тоном священника: — Воровство и обман. — Тогда я истинный христианин, — Джек иронично приподнял бровь, — я люблю своих врагов. Салазар повернул голову в его сторону и даже немного замедлил шаг. Маленькому капитану с глупым птичьим прозвищем удавалось то, что не мог весь мир последние двадцать лет — он его удивлял. Джек старался не отставать за широким шагом испанца, борясь с усталостью и горькими мыслями. В его голове бесконечно тянулись, как приторно-розовый бабл гам, неразрешимые вопросы «Почему» и «За что?». Хотя он знал, что глупо спрашивать об этом себя, глупо спрашивать об этом Бога, вселенную или судьбу. Хочешь справедливости? Успокойся, этот фрукт здесь не растёт. В глазах Джека религиозность, как ни странно, не прибавила испанцу положительных черт. Он, почему-то, был уверен, что тот, как большинство фанатиков, ненавидел евреев и гомосексуалистов. — Мне не нравится Его позиция наблюдателя, — парень кисло сморщился и, прежде чем испанец успел спросить «чья?», продолжил: — Где Он был, когда увели мой корабль, когда перебили команду? Армандо ничего не ответил. Он сухо сказал: «Нам нужно поесть» и молчал до самой закусочной «Cangrejo rojo», находившейся неподалёку от центральной улицы, но в стороне от отелей на берегу. В закусочной «Красный краб» любили употреблять свои завтраки, полдники, обеды и ужины коренные жители острова, потому здесь всегда было немноголюдно и слышалась исключительно испанская речь. На двух посетителей в мокрой одежде и без обуви никто не обратил внимания. Джек не раскрыл меню, он был сыт по горло. Он только ужасно хотел спать и ненадолго задремал на скрещенных руках, облокотившись на ярко-красную скатерть, ещё до того, как испанцу принесли его воду со льдом и холодный бутерброд — больше к двум часам ночи в почти закрытой закусочной ничего не нашлось. Армандо, медленно пережевывая чёрствый хлеб с рыбным паштетом, холодно и невнимательно рассматривал фигуру напротив: в электрическом свете смуглая кожа Джека казалась бронзовой, острые треугольные тени от ресниц нервно подрагивали на впалых щеках. Ему до странности шла худоба, шли длинные спутанные волосы и растянутая майка, и потертые джинсовые шорты. Огромные карие глаза, которые обычно притягивали к себе всё внимание, сейчас были закрыты, потому Армандо мог спокойно рассмотреть лицо молодого капитана: тонкие брови, прямая линия чуть курносого носа, пухлые губы. Сейчас Джек не кривился в привычной ироничной усмешке, и в его расслабленных чертах сквозила едва уловимая женственность, которую было трудно рассмотреть на подвижном лице. — К чему ведёт компас? — Вдруг тихо, не открывая глаз, спросил Джек. — Тебя интересует, делится ли добыча на равные части. — Перефразировал Салазар. Джек сладко зевнул: — Меня интересует выгода. — Точную цену назвать трудно, но мы предполагали доли размером от двух до четырёх миллионов долларов. Голос испанца был спокоен, как штиль. Джек резко открыл глаза и поднялся, в миг растеряв остатки сна. Он тяжело дышал, подбирая слова, затем, наконец, уточнил: — О чем идёт речь?.. Армандо перевёл отстранённый взгляд на темноту за окном: — О том, что имеет большую историческую и экономическую ценность. — Если точнее?.. — Джек облокотился грудью о столешницу, впиваясь требовательным взглядом в испанца. — Сокровище Гуанчи. Выражение жадной заинтересованности на лице парня плавно перешло в крайнее недоумение: — Это миф, — с нажимом возразил он. — Гуанчи населяли эти места много сотен лет назад, ещё до прихода европейцев на острова. Если бы сокровище существовало, его уже давно бы нашли. — Да, — легко согласился Салазар. — Но что, если даже те, кто знали об его точном местоположении, просто не могли до него добраться. — Гуанчи спрятали свои сокровища в настолько труднодоступном месте, что корабли прошлых столетий оказались бесполезными? — Джек удивлённо приподнял брови и с глухой болью вспомнил «Жемчужину». — Тогда как сами Гуанчи… — А как египтяне построили пирамиды? Армандо смотрел на него прямо и с непоколебимой уверенностью. Всё это казалось Джеку нелепым до безобразия. — И «Источник вечной молодости» тоже существует?.. — Осторожно, будто он говорил с душевнобольным, уточнил Джек. — Скорее всего — это образное название «Книги мертвых», — спокойно ответил испанец. Джек выдохнул. Если бы мужчина заявил, что хочет найти родник Гуанчи с живой водой, то окончательно бы убедился, что все вокруг спятили и пора уносить ноги. — Насколько это труднодоступное место? — Джек сменил удивлённый тон на деловой. Салазар улыбнулся такой перемене. Он щелчком пальцев подозвал к себе официантку и вежливо попросил её телефон, при этом тон его голоса предполагал скорее приказ, чем просьбу. Загорелся экран, испанец несколько раз щёлкнул по нему и открыл навигационную карту. Даже вверх ногами, со своего места Джек узнал канарский архипелаг. Армандо приблизил небольшую точку, расположенную довольно далеко от центральных островов Лас-Пальмас и Санта-Крус. Она была совсем маленькой и даже не имела названия, просто чёрная безымянная точка. — В этом месте несколько голых скал образуют каменный шатёр. Добраться вплавь невозможно — острые подводные рифы. Но есть небольшое окно, в которое может пройти корабль, если возьмёт большую скорость. — Большую скорость? — Джек смотрел на мужчину, который только что сам упомянул о подводных рифах, как на сумасшедшего. — Окно шириной около десяти метров, в высоту около пятидесяти, — не обращая внимание на возмущения парня, закончил Салазар. — Десять метров?.. — Почти шёпотом с ужасом повторил Джек. На его счету было множество виртуозных подвигов. Вместе с "Жемчужиной", самым быстроходным кораблём в Испании, они совершали почти невозможное, но это было слишком. Попасть в окно в десять метров на большой скорости - уже риск. А подводные рифы... Салазар с лицом человека, привыкшего к трудностям, невозмутимо заметил: — Если бы это было просто, сокровища не обросли бы легендами. Их бы давно нашли. — Откуда ты знаешь, что это именно то место? — Понемногу уступая чужой уверенности, спросил парень. — Это «Треугольник дьявола», на него указывает компас, — раздражённо отрезал испанец, будто этого было более, чем достаточно. Джек вспомнил стрелку компаса, безвольно вертевшуюся в его руках по кругу, но дальновидно промолчал.