Picaro y tonto

Внутренние пороки морского страхования — то, с чем неизбежно встречается любой капитан. Яйца бьются, стекло трескается, шоколад тает, фарфор и эмаль покрываются трещинами. Есть беды, в которых человек не принимает участие и которые не может предотвратить. Попадание в неразрешимые ситуации было внутренним пороком всей жизни Джека, поэтому он говорил с недовольством, но с большим знанием дела: — У меня есть один человек, — хитрый и немного виноватый прищур карих глаз, — он часто помогает мне решать проблемы. — Он поможет вернуть корабль? — Салазар смотрел на парня нечитаемым взглядом, но Джек чувствовал лёгкое недоверие в его голосе. — Тебе он не понравится, — предупреждающе выдохнул парень. Теперь он старался избегать взгляд мужчины, в котором читался немой вопрос. — Давай для начала выйдем отсюда… Рассохшаяся дверь закусочной открылась с натужным старческим скрипом. Звезды уже бледнели, чёрная бархатная подкладка бриллиантовой ночи превращалась в мутно-синеватую акварель. — Ты слышал что-нибудь о Понсе де Леоне? — Джек решил завести непринуждённый разговор. Он двинулся вдоль проезжей части в противоположную от города сторону. Они шли рядом с крутым склоном, за которым начинались густые заросли низкорослого кустарника и пальм. — Он первым оставил записи о своих поисках сокровища Гуанчи, — Салазар, пока что не возражая, следовал за ним. — Но вряд ли он сможет нам помочь, ведь он умер почти триста лет назад. — Армандо смотрел на тонкую спину с острыми лопатками, маячившую впереди, с интересом. Маленького капитана он не боялся, потому испытывал лишь лёгкое любопытство. — Да, он потратил жизнь на безуспешные поиски сокровища и источника вечной молодости, зато дал вторую жизнь мифам и легендам, — Джек скептически сморщился. Армандо со странной для себя улыбкой отметил, что скепсис пташке не шёл. — О Понсе де Леоне знают многие, а что тебе известно о Дейви Джонсе?.. Джек с огромным удовольствием наблюдал, как посерело и озадаченно нахмурилось лицо испанца. Мужчина бросил на него острый, как нож, взгляд: — Это сумасшедший рыбак с Лас-Пальмас. Говорят, ему уже сотня лет и он свихнулся от старости. Джек резко остановился, он изумлённо уставился на испанца: — Дейви Джонс был капитаном, одним из лучших, — его глаза внимательно осмотрели высокого мужчину перед собой, будто парень сомневался не призрак ли перед ним: — все бароны знают об этом… — Джек говорил удивлённо, но с неприкрытым самодовольством. Армандо вспомнил эффектное появление песо в ночь петушиных боёв. Они молчали с минуту, Джек сверлил Салазара вопросительным взглядом, но тот не считал нужным оправдываться. — Но не все знают, какое плавание Дэйви Джонса было последним, — Джек, смирившись, отвернулся и продолжил путь: — его возлюбленная требовала, чтобы он оставил море, разбой, и вернулся к ней. Говорят, она была ведьмой и наслала на Джонса проклятье: последнее плавание должно было стать для него тщетным, он должен был потерять всё. Армандо оценил правдоподобность женского характера. Он уже знал, чем закончится история. — Проклятье сбылось. Дейви Джонс охотился за сокровищами Гуанчи, и это действительно стало его последним плаванием. Говорят, он напал на точный след, но в пути потерял свой корабль и большую часть команды. Они напоролись на рифы. — Глаза Джека блеснули угрозой, он снова вспомнил о своей несчастной «Жемчужине». — С тех пор он немного сошёл с ума, — парень не стал отрицать очевидного. — Старик Джонс последний из ныне живущих, кто интересовался сокровищами Гуанчи. Джек бросил на испанца красноречивый взгляд, намекая на его вменяемость. — Любовь, какое ужасное чувство. — Хрипло отозвался Салазар. Он сделал из истории свои выводы: — она делает из людей деспотов. Джек только смешно фыркнул. Он и не надеялся переубедить испанца, с такими упрямыми ослами всегда глухо. Они шли по проторенной лесной дорожке, куда-то вглубь острова. Рядом, спрятанный за густой и сочной листвой, шумел океан. По прямой до него было метров семь, не больше. Армандо хмуро осматривал заросли орешника вокруг и белые, словно огромные комья сладкой ваты на причудливо изогнутых ветках, цветы магнолий. Он начинал уже ощущать лёгкое, как мерзкий зуд, беспокойство, когда перед ними буквально выросла, прикрытая крупными стеблями низких пальм, резная чугунная ограда. За оградой начиналась ухоженная цивилизованная лужайка, а за ней возвышался дом европейского образца. Хотя назвать это строение «Домом» не поворачивался язык. Это был, скорее, дворец. При одном взгляде на колонны фасада и широкую мраморную лестницу на ум приходили роскошные росписи на высоких потолках, золотые канделябры, серебряная посуда, гобелены, картины в золочёных рамах и прочие предметы роскоши с налетом старины. — Чей это дом? — Салазар придержал парня за плечо. — Одного старого знакомого, — уклончиво ответил Джек, аккуратно освобождая плечо, но его тут же снова поймали и грубо развернули лицом к себе: — Малыш, я не повторяю дважды, — в голосе Салазара не было и намёка на угрозу. Его лицо снова стало холодным, глаза покрылись тонкой корочкой ледяного инея. — Меньше знаешь - лучше спишь и дольше живёшь, — сквозь зубы, с милой улыбкой, огрызнулся Джек. Армандо почувствовал жар, закипающий где-то в груди. Ярость не касалась его лица так же давно, как и улыбка. — Если ты расскажешь своим «старым знакомым» обо мне больше, чем следует, — пальцы впечатались в нежную смуглую кожу, как в мягкое масло, — будь уверен, ты отправишься на тот свет вместе со мной. Джек беззвучно раскрыл рот от боли, он не чувствовал своего предплечья, казалось, его сжимает стальной обруч. Щелчок складного ножа раздался, как гром среди ясного неба, Джек тут же ухватился взглядом за тонкое лезвие, он следил за ним, не отрываясь, пока оно не коснулось его щеки. Испанец в мгновение очутился близко. Его высокая фигура, нависая над парнем, производила даже больше эффекта, чем нож. — Я подпорчу твоё симпатичное личико и перережу сонную артерию за одну секунду. — Армандо улыбнулся уголками рта. — Потому советую держать язык за зубами. Джек удивлённо вскинул бровь, его лицо озарила привычная хитрая улыбка: — О... Ты считаешь меня симпатичным? Армандо раздражённо закатил глаза и выпустил чужое предплечье. Джек даже с ножом у горла не переставал быть собой. Парень тут же принялся яростно растирать повреждённую руку, в уголках его глаз блеснули слезы. Салазар, вопреки здравому смыслу, почувствовал слабый укол совести. — Это дом Гектора Барбоссы, — зло прошипел Джек. Он с обидой осматривал свои руки, они были испещрены синяками в форме широких ладоней и сильных пальцев испанца. Сам Джек успел наградить мужчину только парой длинных царапин на подбородке, в память о потасовке на пляже. Но они должны были быстро затянуться, в отличии от лиловых синяков Джека. — Разве не он украл «Жемчужину» у твоего отца?.. Джек рассмеялся бы от души, если бы не был так зол. — Похоже, вы ничего не знаете, мистер Салазар, — Джек хитро сощурился и с подозрением вспомнил о старике Джонсе. — Реальность часто разительно отличается от слухов.