***
— Привет! — передо мной материализовался Дениска. Он сверкал привычной улыбкой. — Привет, — я улыбнулась ему в ответ. Сегодня четверг, три часа пополудни. Я тихо-мирно шла домой, когда он вдруг появился передо мной. А парнишка завис, смотря на меня, будто не веря. — Ты чего? — помахала я перед его лицом рукой. Денис стушевался: — Ну… Я это… Я просто впервые вижу, как ты улыбаешься. Я, приподняв правую бровь, воззрилась на него: — И что ты хочешь этим сказать? Я часто улыбаюсь. Он, к моему удивлению, насмешливо хмыкнул: — Часто улыбаешься? Да это гримаса какая-то! Будто тебе скормили лимон и сказали улыбнуться для общей фотографии со свиньями! Теперь в полном недоумении на него уставилась я, растерявшись от такого яростного напора. Не знаю, что отразилось на моём лице, но Денис виновато опустил глаза: — Ты… это… Извини, короче. Я так не считаю. И вдруг добавил: — Но улыбайся чаще. По-настоящему. Ты сразу такой хорошенькой становишься. Я только вздохнула, пропустив его последние слова мимо ушей. И спросила: — Ты чего хотел-то? Просто так ты бы не подошёл. «Никто бы не подошёл», — повисло в воздухе недосказанное. Денис хлопнул себя по лбу: — Совсем забыл! Андрей с Саней умудрились заболеть, поэтому собираться будем в следующую пятницу. Ты сможешь придти? Я призадумалась, считая. И ответила: — Смогу. Мне же лучше, что через неделю, — я показала ему забинтованные пальцы. Он только головой покачал: — Где это ты так? Я ответила с наиболее честным лицом: — По лестнице домой поднималась, споткнулась… Вот итог, — я кивнула на пальцы и спрятала руку в карман. — Врёшь, — абсолютно бесстрастно заявил Денис. А потом, окинув меня странным взглядом, развернулся и ушёл. Молча. Я проводила его недоумённым взглядом. «И что на него нашло?» — думала я, возобновляя движение. «Да, соврала. Ну и что бы я ему ответила? Правду-то сказать нельзя». Но неприятный осадок остался. — Ай! В раздумьях я не заметила человека и налетела на него. Потревоженная левая рука отозвалась болью. Я уже приготовилась к встрече с асфальтом, но упасть мне не дали, рывком вернув в вертикальное положение. Я пару секунд в шоке смотрела на руку, не отпустившую моё плечо, и невольно отметила её довольно внушительный размер. — Смотреть нужно, куда идёшь! — раздалось над самым ухом. Голос был бы очень даже красивым и приятным, если бы не холод, сквозивший в нём. Я вздрогнула и уставилась на говорившего. Им оказался высокий парень лет двадцати двух — двадцати пяти на вид. «Нет, — поправила я сама себя, — молодой мужчина». И снова вздрогнула, поймав на себе изучающий взгляд холодных светло-зелёных глаз. Он чуть сощурился, окинув меня ещё одним взглядом, и вдруг выдал: — А ты симпатичная. Не хочешь хорошо провести вечер? Я только глазами похлопала, чувствуя, как от удивления брови влезли чуть ли не на середину лба. И чуть подалась назад, увеличивая дистанцию. От меня явно требовался ответ. И быстро. Я выдала первое, пришедшее в голову: — Дядя, мне тринадцать лет! — от волнения голос прозвучал выше, чем обычно. Судя по его взгляду, он поверил. А я, не теряя времени, сбросила руку со своего плеча и, не оборачиваясь, пошла прочь быстрым шагом. Только отойдя на приличное расстояние, смогла перевести дух. И только сейчас я поняла, что он меня испугал. Что-то в нём было такое… непримиримое. И жёсткое, почти жестокое. Такой человек легко будет идти по головам ради достижения собственных целей. «Как моя мать», — внезапно поняла я. И замерла на месте от этой догадки. Вот, что именно меня в нём так напугало. «Ну и к чёрту его!» — решила я, продолжая движение. Не думаю, что эта встреча сыграет хоть какую-то значимую роль. Но что-то было в этих холодных глазах. Что-то было. И это что-то не хотело выходить из головы.***
К субботе первой недели в моей квартире не хватало только мебели и кое-какой техники — всё остальное уже было сделано. Я тщательно всё осмотрела и осталась довольна проделанной работой. Рабочих я рассчитала в тот же день, накинув по две тысячи каждому за быструю работу. Доставкой и сборкой мебели будут заниматься уже другие люди. К сожалению, в субботу сделать больше ничего не получилось: мама решила пригласить на ужин какого-то Кравцова с сыном. Естественно, готовить буду я. Больше, считай, и некому. Единственное, что меня очень сильно напрягало, — количество блюд, что мне предстояло выставить на стол. А их было много: запечённые мясо, курица и рыба, несколько салатов и рулетов. И всё это я должна сделать сама. «Что же это за шишка такая?» — задавалась я вопросом, наблюдая, как мама прибирается. Сама, а не валит всю работу на меня. Но меня в планы мудрейших никто не посвящал, поэтому мне оставалось только молча строить догадки и гонять мысли по голове от стенки к стенке. И готовить. Сегодня надо было приготовить салаты и рулеты. А рулеты, по сути, просто завернутый в лаваш салат. Сложнее всего было нарезать что-нибудь ножом и натирать на тёрке. Пришлось наесться обезболивающего. Вот так и прошёл мой день. Я почти пять часов старательно делала салаты, пытаясь не рыдать в голос и глотая слёзы. Антонина появилась на кухне всего раз. Увидев меня, окатила почти осязаемым презрением и заставила надеть медицинские перчатки. — Чтобы ничего в еду не занесла, — сказала она и удалилась. А у меня сразу появилось искушение плюнуть на всё это. И отнюдь не в фигуральном смысле. Останавливало только то, что мне же это и есть. Воскресенье прошло примерно так же. То есть я опять почти весь день провела на кухне. Курица была запечена в рукаве с картошкой и луком, рыба — в фольге с лимоном, а кусок мяса был превращён в хорошо прожаренный стейк. А потом мама потребовала, чтобы я надела платье и накрыла на стол. В довольно категоричной форме. Я прекрасно знала, чем чревато непослушание, поэтому послушно отправилась переодеваться. «Всё-таки страх правит целыми нациями», — успокаивала я себя, стоя перед зеркалом и поправляя причёску. — «А я всего лишь девушка». Получалось, откровенно говоря, из рук вон плохо. И я, смотря на собственное бледное лицо в отражении, тихо ненавидела себя за трусость и бесхребетность. У меня не хватало смелости даже на то, чтобы прекратить всё это, банально выйдя в окно. Хотя частенько размышляла об этом по ночам, кутаясь в одеяло, чтобы спастись от странного, вымораживающего душу холода. Я глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться, и загримировала лицо. Не «наложила лёгкий макияж» или что-нибудь подобное, а хорошенько наштукатурилась. Скрыть следы слёз было, мягко говоря, проблематично. Лучше было бы просто не плакать, но это не представлялось возможным. Я внимательно осмотрела результат. Платье сидит хорошо. Из-за тёмно-синего цвета ткани глаза кажутся чуть темнее. Косметика скрыла тёмные круги и покраснения. Из косы до пояса не выбился ни один волосок. «Даже на человека похожа», — криво ухмыльнулась я. Единственное, что портило картину, — забинтованные пальцы. «Совру что-нибудь, если спросят», — решила я и попыталась улыбнуться. Попыталась. Потому что Денис был прав: это гримаса какая-то. Но по-другому я не умею. Остаётся только надеяться, что загадочные Кравцовы будут не настолько наблюдательны.***
Ровно в 19:00 позвонили в дверь. Я вздрогнула и чуть не смахнула со стола вилку, которую поправляла. — Алис, открой! — крикнула мама из соседней комнаты. Я вздохнула и пошла открывать. Не люблю контактировать с незнакомыми людьми. Особенно, если я не знаю их намерений. А мама как раз-таки и не выдала никакой информации, кроме фамилии визитеров. Но я, признаться, и спрашивала вскользь, украдкой, ибо задать прямой вопрос боялась. Слишком непредсказуема её реакция. Щёлкнул, открываясь, замок. Я распахнула дверь и пригласила пришедших войти. Через порог переступили двое мужчин. Один был явно старше и уже мог похвастаться сединой в густых темных волосах. Орлиный нос, выдающиеся надбровные дуги, тонкие губы и упрямый подбородок выдавали человека непримиримого и целеустремлённого, а дорогой костюм и платиновые запонки — обеспеченного. Второй был моложе, ему не было и тридцати. Они были настолько похожи, что я ни минуты не сомневалась в их родстве. У них было всего два заметных отличия: возраст и цвет глаз. У отца — светло-голубые, у сына — карие. — Герман, Роман, как я рада вас видеть! — раздался голос моей мамы. Она буквально подплыла к ним. Кравцов-старший галантно поцеловал протянутую женскую руку и, как фокусник, извлёк из-за спины букет белых роз. — Антонина, я тоже очень рад тебя видеть, — поприветствовал он её. Она, сверкая улыбкой, чуть порозовела. Кравцов-младший также поцеловал её руку. Мама обернулась ко мне. — Знакомьтесь, это моя дочь Алиса. — Герман, — он поцеловал мою руку. — Очень приятно, — нейтрально сказала я, не зная, как реагировать. — Роман, для тебя просто Рома, — Кравцов-младший повторил жест старшего и протянул мне одинокую розовую розочку. — Спасибо, — тихо поблагодарила я, принимая цветок. «Ну и на кой ляд она мне сдалась? Ещё и розовая. Ненавижу розовый», — думала я, но, улыбаясь, сказала: — Прошу, проходите, занимайте места за столом. Я ненадолго отлучусь. Надо поставить цветы в воду. Мама передала мне свой букет и повела гостей в гостиную. А я пошла на кухню. Взяла с подоконника вазу и, налив воды, уместила в ней все цветы. И прежде чем вынести её в гостиную, заглотила таблеточку анальгина. Только я ступила на ковёр комнаты с вазой в обнимку, ко мне подскочил Роман и забрал её. — Спасибо, — поблагодарила я, наблюдая, как он умостил её на столе среди тарелок. — Не за что, — отозвался он и, подмигнув, отодвинул стул, предлагая на него присесть. Я невольно внутренне содрогнулась, вспомнив эпизод с участием Антонины. Спокойно. Всё нормально. Я, опять поблагодарив, присела на предложенное место. Герман, Антонина и Роман вели между собой беседу. В ней часто мелькал некий Громов Максим Романович. Я в беседе не участвовала, но периодически прислушивалась, ловя это имя. Оно почему-то казалось знакомым. Но почему — вопрос. Вспомнить никак не получалось. Я аккуратно ела, не вмешиваясь в разговор, и часто ловила на себе взгляд Романа. Это насторожило. А когда я заметила его раздевающий взгляд, он стал мне откровенно противен. Сразу стало очень нехорошо, мерзко и чуть обидно. Я старательно делала вид, что увлечена едой и не заметила его внимания. Не знаю, как реагировать. Маме не скажешь — получу за клевету, а сама мало что могу сделать. — Как насчёт того, чтобы продолжить разговор за чашечкой чая? — раздался вдруг голос моей мамы. — Правда, у нас закончилось печенье. Алиса, прогуляйся до магазина. — Хорошо, — я кивнула и встала из-за стола. — Уже поздно, поэтому Рома сходит с тобой, — поддержал идею Герман. Я, внутренне содрогнувшись, согласилась. Чёрт знает, что может ему в голову взбрести! В коридоре обулась, накинула курточку на плечи и поняла, что денег-то нема. Сбросила с ног балетки и вернулась в гостиную. — Мам, я деньги не взяла. Антонина, оторвавшись от беседы с Германом, приподняла бровь и спросила: — А у тебя разве не осталось? — Карманные закончились, — не солгала я. Она смерила меня странным взглядом. У меня даже спина покрылась холодным потом. «Неужели она уже знает?» — испугалась я. К счастью, лицо получилось сохранить невозмутимым. А Антонина достала из сумочки кошелёк и протянула мне новенькую пятисотрублевую купюру. Я забрала её и, сложив пополам, убрала в карман. — Спасибо. — Поторопись, — ответила она и снова повернулась к Герману. Я кивнула и вышла в коридор. Уже через минуту я в сопровождении Ромы была на улице. Мы двинулись в сторону ближайшего магазина. — Тебе же есть восемнадцать лет? — вдруг спросил он. — Ну да, — ответила я, не поворачивая к нему головы. — Это хорошо, — сказал он. Продолжения или пояснения я так и не дождалась. Мы также молча купили печенье и пошли обратно. Я нарушать повисшую тишину не хотела. И знать ничего о нём не хотела. Но он всё-таки нарушил тишину, когда мы были уже возле самого подъезда. — Не хочешь подзаработать? — вдруг спросил Роман. Всё также не глядя на него, ответила: — Я в ближайшее время работу искать не планирую. А он неожиданно вкрадчиво добавил: — Работа лёгкая и всего за один рабочий день десять тысяч получишь. — Пфф, — фыркнула я. — Это кому столь?.. «...ко платят?» — хотела закончить я, но осеклась, встретив его откровенно пожирающий взгляд. И попятилась от него. Стало страшно. Очень. Он двинулся на меня, сальным взглядом шаря по телу. Кравцов неожиданно резко приблизился и впечатал меня в стену. Спину обожгло болью, а из груди вышибло весь воздух. Сердце от страха зашлось в бешеном темпе. Лицо опалило горячее дыхание: — Ну что ты ломаешься? Я уперлась руками ему в грудь. Хоть он и был всего на полголовы выше меня, сейчас его физическое превосходство ощущалось более, чем явно. — Иди к чёрту! — прохрипела я. — Я не хочу! Он мерзко ухмыльнулся. И полез меня целовать. Меня пробила дрожь омерзения. Я резко отвернулась от него, всё ещё упираясь ладонями ему в грудь. Послышался ещё один неприятный смешок, и он рванул в разные стороны полы курточки. А потом буквально присосался к изгибу шеи, открытой платьем. Я снова содрогнулась от омерзения и страха. Боль в спине всё возрастала, перед глазами заплясали чёрные точки. Он всего на мгновение оторвался от меня, вероятно, чтобы отпустить очередную гадость. И я воспользовалась этим мгновением. Я сжала правую руку в кулак и нанесла ему удар в подбородок снизу вверх. Апперкот. И тут же двинула локтем левой в кадык. Неудавшийся насильник кулем свалился к моим ногам. А я тихонько сползла по стенке: ноги уже не держали.