Wingless. Hopeless. Endless

      Я поправила локон, прикрывающий шрам на щеке. Вроде очень даже неплохо получилось. Причёску сделала самую обычную: завила немного и сколола две пряди заколкой, чтобы в лицо волосы сильно не лезли, позволяя им крупными волнами спадать на плечи. Просто и со вкусом.       Длинное белое платье струилось до самого пола, прикрывая белые же босоножки на высоченной шпильке. Многослойная гладкая ткань приятно облегала и скрывала излишнюю худобу, даже округлости в нужных местах появились. Но главное то, что всё, что должно быть скрыто, было скрыто.       Я даже красивой себе показалась. Лицо, правда, бледновато, но пойдёт. Поправила складку на платье. Вроде всё, можно идти. Я сбросила очередной входящий от наверняка злющего, как сам Дьявол, Владимира и выскочила из квартиры, схватив небольшую сумочку-клатч.       Возле подъезда, оперевшись о автомобиль, стоял Ледыха. И был он действительно злющим, ибо, когда неподалеку от него заплакал маленький мальчик, один его взгляд — и ребёнок заткнулся, правда, судя по характерному пятну на и так испачканных штанишках, обделался.       «Лишь бы со мной такая оказия сейчас не приключилась», — я подавила нервный смешок и крепче вцепилась в сумочку. Судорожно вздохнула и поцокала навстречу Владимиру.       Тот меня пока не замечал, и я могла его рассмотреть. Хорош паршивец, спору нет. Пепельные волосы немного растрёпаны, подогнанный по фигуре чёрный костюм, белая рубашка с расстёгнутым воротником. Только хмурое выражение лица портило эту картину.       А потом он увидел меня, наши взгляды встретились. Чудом не дрогнув, продолжила своё шествие. Голову выше, шаг твёрже, взгляд надменней. В светло-зелёных глазах мелькнуло что-то странное, лицо приняло растерянно-удивлённое выражение. Это так отличалось от его привычного вида, что я не удержалась и подколола:       — Представь, что ты в музее.       — В смысле? — не понял он.       — Глазами хоть раздевай, но руками не трогай.       Ледыха откровенно изумился, окончательно растеряв всю холодную невозмутимость. Впрочем, я вполне разделяла его чувства: самой не верится, что я это сказала. Но факт есть факт.       Вернув самообладание, Владимир окинул меня с головы до ног изучающим взглядом, почти просканировал. — И что это значит? — я вопросительно приподняла бровь.       С абсолютно нечитаемым выражением лица он ответил:       — Всего лишь последовал твоему совету.       Я пару секунд глупо хлопала глазами, пытаясь понять, что же я ему советовала, потом покраснела, поняв. И мы оба рассмеялись. Смех, правда, немного нервный получился, но градус напряжения заметно спал, и я немного расслабилась, а Ледыха подобрел. По крайней мере, убить меня он больше не хотел.       Отсмеявшись, мы переглянулись. Владимир отлепился от полированного чёрного бока и распахнул дверцу:       — Прошу.       Кивнув, заняла предложенное место, пристегнулась. Владимир устроился на водительском сидении, посмотрев меня, нашёл результат удовлетворительным.       Уже через полчаса автомобиль был припаркован на стоянке возле здоровенного особняка, расположенного в ближайшем пригороде. Самое забавное, что в конце этой улицы самый последний дом давно заброшен.       Я рассматривала особняк сквозь автомобильное стекло и пыталась подавить омерзение и нервную дрожь в руках. Сдала крепче клатч. Выходить из удобной машины и идти в этот серпентарий, состоящий из богатеньких людишек, косящих под аристократию, совсем не хотелось. Покосилась на Владимира. Тот, судя по выражению лица, энтузиазмом тоже не фонтанировал и страстно желал оказаться где-нибудь подальше от этого места. И я полностью разделяла это желание.       — Воло-одь?       — Что? — незамедлительно отозвался он.       — Может, ещё не поздно свалить отсюда на фиг?       Он вздохнул, запрокинув голову.       — Да я бы с удовольствием свалил, но хотя бы час мы тут пробыть должны.       — Можно я тут сумочку оставлю? Ты же отвезёшь меня обратно?       — Алис, у тебя с головой всё хорошо? Если я тебя сюда привёз, то и увозить должен тоже я. А сумку ты можешь куда-нибудь закинуть, не забудь только.       Я согласно что-то промычала, и отвернулась к окну. Особняк давил. Но перед смертью не надышишься, поэтому я, громко вздохнув, решительно распахнула дверь и ступила на асфальт. Почти мгновенно рядом возник Владимир, и я обеими руками вцепилась в предложенный локоть, пережидая накатившую дурноту.       — Всё хорошо?       — Почти, — тихо ответила я, когда чёрные точки перед глазами окончательно рассеялись. — Идём?       Мы одновременно взглянули на особняк, скривились и двинулись к нему.       Господи, дай мне сил, хоть я в тебя и не верю.       Никем не замеченные мы прошли сквозь просторный холл и попали в самую настоящую бальную залу. От одной стены до другой было не меньше пятидесяти метров, и одна из них вообще была зеркальной. Сверкал отполированный паркет. Высокий потолок был украшен фресками и лепниной. Даже дух перехватило от высоты. Потолок подпирало несколько колонн, возле одной из них мы и остановились.       Несмотря на просто огромное количество людей, из-за которых просторное помещение казалось почти тесным, наше появление осталось незамеченным. Будто мы были пресловутыми невидимками. Впрочем, это даже было нам на руку: отсюда открывался хороший обзор.       Где-то в углу спрятался самый настоящий оркестр, в нескольких метрах от нас стоял большой фуршетный стол, возле которого толпились люди. Несколько пар кружились в танце, они плавно двигались по середине залы. Ни Антонины, ни Кравцова видно не было.       Я уже было немного расслабилась, когда Владимир что-то прошипел себе под нос. Рука под моими пальцами заметно напряглась, а сам он как-то странно выпрямился, стал неестественно прямым, будто палку проглотил. Я проследила за его взглядом.       К нам приближались двое: мужчина и женщина. Красивая высокомерная блондинка, чем-то неуловимо похожая сразу на двух абсолютно разных людей, на Дениса и Владимира. Мгновенно стало понятно, что это их мать. Мужчина, сопровождающий её, был темноволос и весьма высок, и очень похож на Дениса. Когда они подошли ближе, я смогла разглядеть его серые, стального цвета глаза. Тем не менее, несмотря на это, ни холодным, ни жёстким он не выглядел и казался почти добрым в отличие от женщины. Та была очень высокомерной и, судя по поджатым тонким губам, беспринципной. Мне очень не понравился её взгляд, брошенный на Владимира. Всё её лицо как-то почти незаметно изменилось, словно она пыталась сдержать брезгливую гримасу.       Я невольно подобралась и чуть сильнее вцепилась в руку Владимира, и мы, не сговариваясь, единым фронтом выступили им навстречу.       — Володя, — начала женщина, — рада видеть, что ты всё-таки пришёл и даже не один. Представишь?       Владимир кивнул мужчине, получил ответный кивок и внимательно посмотрел на меня.       — Это Алиса Грановская, — при этих словах её лицо всё-таки перекосило на мгновение, — моя спутница на сегодняшний вечер. — Я кивнула. — А это Зинаида Фёдоровна Громова, моя мать, — она растянула тонкие губы в фальшивой улыбке, — и Максим Романович Громов, мой отец.       — Приятно познакомиться, — вполне искренне улыбнулся мужчина.       — И мне, — вежливо ответила я. Данного знакомства всеми фибрами души хотелось избежать, как и всего этого фарса.       Разговор долго не продлится и был скорее пустой формальностью, чёртовой галочкой. И, когда музыканты начали играть вальс, я утащила Владимира танцевать. Лучше немного потоптаться по середине залы, чем выслушивать завуалированные оскорбления от Громовой и видеть виновато-беспомощное лицо её мужа. Та ещё мегера.       Вальс танец простой, поэтому танцевать было легко, правда, всё время хотелось ускориться. К тому же Владимир оказался великолепный партнёром: вёл уверенно, не сбивался и на ноги не наступал. Прижимал только чуть сильнее, чем нужно. И с благодушным выражением лица шипел мне на ухо не хуже змея.       — Какого чёрта ты меня сюда потащила?       Я только тихонько хмыкнула:       — Я выбрала меньшую из зол. Да и, если бы ты этого не хотел, я бы тебя и с места сдвинуть не смогла.       Тот что-то пропыхтел и затих. Я заглянула в бесстрастное лицо и улыбнулась. Было удивительно комфортно, мне даже нравилось танцевать с Владимиром. Сейчас он не был злобным Ледыхой, мы были на одной стороне, а не грызлись из-за любой фигни. Нет, мы, в общем-то, всегда на одной стороне, но никогда ещё вокруг не было столько гиен. Теперь я понимала, почему ребята любят его как старшего брата. Согласна я, интересный человек, но, как только мы покинем это место, снова будем постоянно цапаться. Стабильность, блин.       Мы танцевали уже третий танец, когда ощущение комфорта и безопасности рассыпалось прахом. По спине пробежал холодок, и я невольно вцепилась крепче в плечи Владимира.       — Что-то случилось? — тихо спросил он, склоняясь пониже.       — Не знаю, — так же тихо ответила я. — Неприятное чувство.       Я украдкой бросила взгляд за спину и чуть не споткнулась, благо Владимир поддержал. Кравцов. Тот буравил нас ненавидящим взглядом, и от жгучей ненависти, плещущейся в глубине карих глаз, становилось жутко. А от того, что скрывалось за ней, хотелось сбежать. Кажется, он был готов закончить то дело, что когда-то начал. Я напряглась.       — Мне не нравится его взгляд, — мой голос прозвучал немного хрипло и напряжённо.       — Знаешь, — отозвался Владимир, — мне тоже. От меня ни на шаг.       — Да с удовольствием.       Он иронично приподнял бровь:       — С чего это такая радость от моей компании?       — Ну-у, — я бросила косой взгляд на Кравцова, — ты, конечно, задница ещё та, но задница знакомая и совсем неопасная.       Владимир на это замечание только как-то странно усмехнулся.       По окончании танца мы отправились к столу, ибо танцевать в таких условиях не представлялось возможным: ненавидящий (и не только) взгляд давил и действовал на нервы.       Я лёгким движением схватила бокал с шампанским и повернулась к Владимиру. Тот окинул взглядом большущий стол и, помрачнев окончательно, укоризненно уставился на меня.       — Что? — пригубив немного, спросила я. — Тут сплошной алкоголь?       — К сожалению.       Не знаю, чем я думала, когда почти запихивала в него канапе со словами: «Не расстраивайся, жуй канапешечку». И ведь, что характерно, сжевал и вроде как даже подобрел немного.       — Вот и правильно. Лучше смеяться, чем ныть. Ну, и, — я схватила ещё одно канапе и сразу же закинула её в рот, — ешь, пока есть такая возможность.       Владимир ничего не ответил, только с непередаваемым выражением лица покачал головой. Я хотела стащить ещё одно канапе, но почему-то передумала. И вовремя. Чует моя жопа, что если бы я что-то жевала, непременно бы подавилась, и так чуть бокал не выронила.       — Какие люди! — раздался фальшиво радостный голос. — Вот уж кого не ожидал здесь встретить!       — Роман, — растянул тонкие губы в улыбке Владимир и положил ладонь мне на талию, притягивая к себе ближе. Я, конечно, удивилась, но этого не показала и вырываться не стала. — Я надеялся тут не появляться.       Данный манёвр не остался незамеченным, и от Кравцова почти физически ощутимо повеяло злостью. Диким желанием или убить, или присвоить.       Глаза начало заволакивать красной пеленой.       Твою ж мать!.. Только этого не хватало! Не здесь, не при стольких свидетелях! Если мне сейчас снесёт крышу и я накинусь на Кравцова, отмыться от этого точно не смогу.       — И я бы не приходил, да пришлось. Впрочем, я не к тебе обратился, — я смело встретила жуткий взгляд. — Могу я пригласить вас на танец?       Лишь бы не сорваться.       — Можете, — подчёркнуто вежливо ответила я.       Рука на моей талии мгновенно сжалась сильнее, так, что стало почти больно. Вот готова поспорить, что синяки останутся, зато голова враз прочистилась!       — В таком случае подарите ли вы мне следующий танец? — Кравцов, рассчитывая на положительный ответ, протянул мне руку.       — Нет, — невозмутимо ответила я, с каким-то садистским удовольствием смотря на его ошарашенную рожу. И, иронично приподняв бровь, спросила: — Неужели ты думал, что я соглашусь? Разрешить пригласить не значит принять приглашение. И, как видишь, спутник у меня есть. — И уже совсем тихо, повернувшись к Владимиру: — Ты опять мне синяков наставил.       Рука на моей талии расслабилась, но никуда не делась. И тут же впилась снова, оставляя новые следы.       Ну и кто же там такой неприятный к нам снова идёт?       Ответ не заставил себя долго ждать. Я уже хотела оглянуться, когда за спиной раздался знакомый до тошноты холодный голос:       — Алиса, милая, где ты это откопала? Лучше бы с Ромой потанцевала.       Я вдохнула поглубже. Антонина. И какого чёрта Владимир получил такую нелестную и, более того, уничижительную характеристику?! Он, конечно, задница, но, если можно так выразиться, задница классная! Особенно после рассказов Андрея, из каких неприятностей он их вытаскивал.       Не скрывая истинного отношения ко всему происходящему, сказала:       — Я тоже очень рада тебя видеть. Моего спутника, — я мельком глянула на хмурого Громова, — зовут Владимир. И, если ты так хочешь потанцевать с Романом — дарю!       — Как ты с матерью разговариваешь?! — сразу взвилась она. — Ты во всём должна слушаться меня!       Вокруг стали собираться зрители, привлечённые шумом, послышалось тихие шепотки в роде: «Это ж Грановская!» или «Громов! И уволенный Кравцов».       Но мой пыл это нисколько не умерило:       — Ошибаешься! Я самостоятельный человек со своей собственной квартирой!       — Да тебя выпрут скоро из неё! Смотреть надо, что подписываешь!       Я самым банальным образом растерялась и не знала, что ответить. Но, к счастью, вмешался Владимир:       — Не стоит так переживать, я подсуетился немного, так что, Алиса, твоя квартира твоей и останется.       — Ты именно это тогда вынюхивал? — тихо спросила я.       — Не только, — так же тихо ответил он и улыбнулся краешком губ.       — Я ж теперь от любопытства помру!       — А я именно этого и добивался.       Наши перешёптывания только сильнее разозлили Антонину. Я смотрела на неё, напоминающую какую-то экзотическую змею в своём тёмно-зелёном платье, обвешанную золотом, как новогодняя ёлка. Смотрела на бессильно сжимающего кулаки Кравцова, такого ничтожного сейчас. Мельком глянула на Владимира. Тот, хоть и выслушивал это всё наравне со мной, возвышался сейчас над всеми присутствующими в зале. Он почти никому не отвечал и возвысился, а я, отвечая всем, опустилась на один уровень с ними. Всё-таки моя безупречная выдержка оказалась не такой уж и безупречной.       Антонина, у которой окончательно сдали нервы, кричала что-то оскорбительное про меня, про Владимира, в теле её гневного монолога мелькнули даже мои волосы и наш недавно выпущенный альбом. Последнее задело особенно сильно.       — Бездарно тратишь время на бесполезное занятие! Ты никогда не сможешь ничего добиться!       Прикрыв на мгновение глаза, глубоко вдохнула и прямо посмотрела ей в глаза. Не знаю, что было в моём взгляде, но Антонина мгновенно заткнулась. А я начала говорить, медленно покачивая почти полный бокал с шампанским.       — Вы отвратительны в своей закостенелой уверенности. Что можно считать мерой успеха? А что самим успехом? — я скользнула взглядом по чужим лицам, отмечая их эмоции: смущение, гнев и даже гордость за то, что кто-то решился. Не важно на что, важно, что решился. — Популярность? Она преходяща и быстротечна, как мода. Много ли здесь женщин, что носят вещи из прошлогодней коллекции? Раз, два — и обчёлся.       Зрители не отрывали взглядов от покачивающегося бокала в моей руке. Все затаили дыхание, даже музыка смолкла. Они ждали продолжения.       И я не заставила себя ждать.       — Известность? Сомнительно, но имеет место быть. Сейчас почти всё измеряется известностью. Тогда и мы будем мерить ей! — я сделала вид, что задумалась, подогревая интерес толпы. — Год! Всего за один год Wingless выйдут на мировой уровень!       Толпа заволновалась, даже послышалось несколько приветственных выкриков.       — Жаль только, что вы до этого не доживёте. Дни каждого из вас сочтены и эта цифра не превышает ста восьмидесяти дней. — Я, ухмыльнувшись, отсалютовала бокалом: — Время пошло!       И в гробовой тишине грохнула бокал об пол. Первый шаг сделан.       Уходили мы оттуда быстро и ни разу не оглянувшись. Публика безмолвствовала, но какой-то отчаянно смелый музыкант играл партию на скрипке из «Солнца и Луны». Ту самую, которую не смог сыграть Саша и исполнил Владимир.