Wingless. Hopeless. Endless

      «Так не должно быть! — билась в голове мысль. — Вот чем я думала?! Ладно, тупой вопрос, согласна. Это-то понятно. Но всё-таки?..»       Сейчас, в свете нового дня, произошедшее вчера (точнее, сегодня ночью) кажется... тупостью. По-другому и не скажешь. Молодость, конечно, для того и нужна, чтобы фигню всякую творить, но...       «Твою ж мать! — Я от души приложилась лбом. — Как я ему в глаза теперь смотреть буду?!»       Отчего-то сразу вспомнился вид промокшего до ниточки Ледыхи. Я почувствовала, как запылало лицо: картина была более чем превосходная. Потом в голову полезли воспоминания, а мне захотелось лезть на стену. Почему у меня не случился приступ алкогольной амнезии? Это ведь так называется? И вообще, где головная боль и сушняк?! Если уж страдать, то по полной! Чтоб все мысли из головы выветрились. А так, блин... Только в животе немного болит, да многочисленные синяки противно ноют. Да уж, пожмакал от души!       Кстати, о птичках. Надо бы синяки мазью-то помазать, иначе недели три не смогу шорты носить. Но если в первое мгновение данное занятие представлялось вполне пригодным для отвлечения от раздумий и воспоминаний, то сейчас так уже не казалось. Потому что мысли полезли в голову с новой силой!       Я подавила желание опять приложиться головой о стену и подставила её под кран. И чертыхнулась: холодная вода ни капельки не помогла, а вот волосы теперь сушить придётся.       С минуту поразглядывала собственную смущённо-раздосадованную мордашку и снова окунулась в холодную воду. Чего уж мелочиться?       В итоге из ванной я выходила уже посвежевшая и немного успокоившаяся. Стало немного легче. По крайней мере лицо уже не было настолько красным и румянец выглядел вполне здоровым. Ну, относительно. Но справедливости ради стоит заметить, что настроение было приподнятым, хоть и немного взволнованным.       Ключевое слово — «было». Потому что, когда я в пять часов вечера пришла в наш репетиционный подвальчик, настроение с отметки «неплохо, но можно лучше» упало до «можно хуже, но некуда». На меня так уничижительно даже наша химичка, когда я в третий раз приходила работу переписывать, не смотрела. Та буквально поливала грязью, а сейчас… Ледыха явно её обошёл по всем статьям, ибо он ещё даже не посмотрел, а кучкой собачьих экскрементов я себя уже ощущаю. Оч-чень неприятное чувство…       Я даже растерялась. Но виду не подала и бодро поприветствовала ребят. Те, кроме Ледыхи, отозвались нестойным гулом. А вот этот индивид отличился:       — Наконец-то. Я уж подумал, что ты опять пропала на месяц.       Подобное обвинение даже не обидело, скорее удивило. Оно было… каким-то детским.       — Вообще-то меня тогда не было три недели, а сейчас я опоздала всего на две минуты. Это даже опозданием не считается, — невозмутимо сказала я, распаковывая гитару. А вот уколоть в ответ просто-напросто обязана: — Вам, сударь, судя по всему, думать вредно: сразу чушь какая-то в голову лезет. Или это у тебя кабеля фонят? — продолжала я, краем глаза следя за темнеющим лицом Ледыхой. — Фонят — экранируй. Ручки-то на месте. Если кривые, попроси кого-нибудь. Ничего сложного.       И в звенящей от напряжения тишине принялась настраивать гитару. От ненавидящего взгляда противно зудело где-то под лопаткой. От хорошего настроения не осталось и клочка. Но хрен кто об этом догадается.       — Вчера что-то произошло? — с непонятной интонацией спросил Саша. Кажется, он догадывался, что что-то не так, но что конкретно — понять не мог.       Я сделала вид, что задумалась. Технически это было уже сегодня, так что вчера всё было нормально. Ну, а то, что утром он втюхал мне «волшебную» таблеточку и проводил до дома, не дав мне нормально поспать, говорит о нём не очень хорошо. Или нормально? Как вообще это всё должно выглядеть? Ладно, неважно.       — Ничего особенного. Я просто усвоила одну небольшую вещь, — ослепительно улыбнулась я, — не пить на голодный желудок.       — Оу-у, — протянул Андрей. — Тошнило?       — К счастью, до этого не дошло, но приятного было мало, — вполне натурально жаловалась я. — Ощущения не очень.       Краем глаза заметила, как на мгновение перекосило Ледыху, почти услышала, как заскрипели у него зубы. Как бальзам на душу. Нет, ладно бы он просто сделал вид, что ничего не было, но взгляды типа «я на тебя не смотрю, я смотрю сквозь тебя»… Бесит до чёртиков!       От настройки гитары отвлёк звук пришедшей на телефон смски.       «Поправь воротник. У тебя засос видно».       Руки мгновенно похолодели. Только объяснений с остальными не хватало! Я поправила воротник и снова уставилась в телефон. Отправитель Саша.       «Кто-то ещё заметил?»       Ответ пришёл мгновенно: «Вроде нет. Но то, что между вами что-то было, и дураку понятно».       Что-то между нами было?! У меня, что, на лбу написано, что я с ним переспала?       Начинающуюся истерику ещё на подлёте сбил Саша: «С первого взгляда кажется, что вы опять поругались. Только немного серьёзней, чем обычно».       Ну, не так уж и далеко это от правды.       Я украдкой перевела дыхание.       «Надеюсь, ты?..»       «Я могила», — последовал быстрый ответ.        Классный всё-таки Саша! Парень понятливый, чуткий… Романтик опять же. Я уже завидую его девушке.       Так я ему и написала. И уже в следующее мгновение имела удовольствие наблюдать, как он медленно, но верно заливается краской. Я усмехнулась и отложила телефон. Настроение поползло вверх.       «Всё не так уж плохо», — подумалось мне.       «Хрен там», — поняла я уже через двадцать минут после начала репетиции. Опять Ледыха всё перегадил. В Засранца его, что ли, переименовать?..       Денис опять мучил ударные и наш слух, Саша с Андреем о чём-то спорили, а я, устав, валялась на диване. Было почти хорошо. А потом в моё поле зрения попал Владимир, нависший мрачной скалой надо мной. В руках у него была общая тетрадь весьма потрёпанного вида.       — Подъём!       Подскочили все, даже я приподнялась. Денис от неожиданности выронил барабанную палочку. Я смерила Ледыху недовольным взглядом и демонстративно опустила веки: иди, мол, к чёрту. Данный жест не остался незамеченным. Взгляд, который бросил на меня Владимир, был почти физически ощутим. Но он, к счастью, почти сразу отвернулся.       — Я тут порылся в закромах и откопал кое-что интересное. Не эталон, конечно, но, если доработать, должно быть очень даже неплохо.       Скрипнул диван, зашуршали листы. Мгновение тишины и тихое бормотание Саши. Опять шуршание, и всё стихло.       Раздался голос Андрея:       — Мне нравится. Значит, тоже писать музыку будешь? Как Алиса?       — Не такая уж она и уникальная, — пренебрежительно хмыкнул Владимир.       Это явно был камень в мой огород. А подтекст!.. Вот же!.. Ледыха!       Внешне я никак не отреагировала.       — Я бы поспорил с этим утверждением, — раздался непривычно ровный голос Саши. — С каких пор ты занимаешься плагиатом?       — В смысле?! — хором воскликнули Андрей с Денисом. Владимир промолчал, только, кажется, по своему обыкновению, приподнял бровь.       Плагиат? А вот это уже интересно!       Я тут же соскочила с дивана и приблизилась к ребятам, пытаясь заглянуть в тетрадь, вокруг которой уже разгорались нешуточные споры. Только Владимир молчал. И было в этом молчании что-то… нехорошее. На меня он, к счастью, не смотрел, а внимательно наблюдал за ребятами. Они периодически переругивались и яростно шуршали листами двух тетрадей. Несколько строк, написанных кровью, я узнала мгновенно. Не думаю, что найдётся ещё хоть один настолько больной в плане творчества человек. А если и найдётся… Что ж, я ему сочувствую.       — Что вызвало столь бурную реакцию? — поинтересовалась я, пытаясь что-нибудь разглядеть.       Долго упрашивать показать находку не пришлось: ребята сами, не сговариваясь, сунули мне в руки две раскрытые тетради. Неровные бурые буквы я и во сне узнаю, а вот немного вытянутые, угловатые мне знакомы не были. А вот слова… похожи. Смысл — практически идентичен. Разве что моя версия мягче немного. Посмотрела на дату, написанную на полях. Бывают же такие совпадения! Обе песни написаны в один и тот же день, с разницей ровно в три года.       Сразу за моей спиной стоял Владимир и поверх моей головы заглядывал в тетрадки. Он был настолько близко, что я спиной ощущала тепло.       Чуть качнула головой, отгоняя навязчивые мысли, и заметила:       — Они обе… ущербные какие-то, неполные.       Огромных трудов стоило мне остаться на месте и не подавать виду, что хоть чуточку взволнована, когда Владимир склонился ниже, почти касаясь меня. Я чувствовала: нет-нет, да возвращался его взгляд, скользил по шее и плечам, и по коже бежали мурашки. Вот что это, спрашивается, за фигня?! То смотрел как на пустое место, будто сквозь, окатывал молчаливым презрением, то… От нового непонятного взгляда волоски на затылке дыбом встали. Ну, и как это называется?       Я всё-таки вздрогнула, когда над самым ухом раздался голос Ледыхи:       — Разумеется, что песня нуждается в доработке. В конце концов написана она целых семь лет назад. Я тогда ещё в школе учился.       — Ага, — поддакнул вдруг Андрей. — Я помню, как мы эту тетрадь листали.       Из-за спины почти ощутимо повеяло холодом:       — Вы… что?       Ребята побледнели и невольно выпрямились.       Денис громко сглотнул:       — Ага. Ты ослышался. Мы брали твою тетрадь по химии.       — И по физике, — подхватил Андрей.       Выглядели они как провинившиеся дети. Только Саша ещё умудрялся сохранять более-менее серьёзный вид, а вот проговорившийся Андрей уже полностью залился краской. Денис ровной розовой окраской лица был похож на него как брат-близнец. И ведь не скажешь, что одному девятнадцать, другому — двадцать, а третьему — восемнадцать. Сейчас они мялись перед Владимиром, как пятиклашки-драчуны на ковре директора.       — Я верю, — вкрадчиво проговорил Ледыха, полностью оправдывая своё прозвище. — Только вот ввиду моей природной ненависти и к химии, и к физике почерк там был нечитаемый. От слова «совсем». А после выпуска я их сжёг к чертям собачьим.       Парни стушевались окончательно и явно не знали, куда бы им деться. Я, не удержавшись, тихонько захихикала: очень уж забавно всё это выглядело.       И весь гнев, предназначавшийся им, выплеснулся на меня. Наверное, я предчувствовала что-то в этом роде, потому что даже не дрогнула, когда на плечо легла тяжёлая рука, только развернулась к Владимиру лицом, смело встречая его взгляд. Он смотрел куда-то в точку между бровей, как будто пытаясь проковырять дырку в голове и заглянуть внутрь… Препарировать. Вскрыть череп и вытащить мозг, рассмотреть со всех сторон. Чтобы сказать:       — Ничего интересного. Ничего необычного. Ни-че-го, — прошептал он в ухо, почти касаясь губами. Издеваясь. Насмехаясь и унижая. Так явно, так жестоко… — Это потолок. Ты больше ни на что не годишься.       На лице не дрогнула ни единая мышца. Ни у него, ни у меня. Мы ничем не выдали эмоций. Да, я ожидала, что легко не будет, знала это. Но чтобы так?.. О чём я думала? О том, как буду ему в глаза смотреть?! Да я его видеть не хочу, не то что в глаза смотреть!!!       К тому же и так понятно, что я там увижу. Презрение и ненависть.       Настроение окончательно ушло в минус, но виду я не подала. Не дождёшься.       — О, как это по-мужски, — также на грани слышимости ответила я. Несмотря на громкость, голос эмоций не потерял и буквально сочился ядом. — Споить и воспользоваться. Наворотить делов — и голову в песок. Только даже это тебя от вшей не избавит.       Я, сверкнув ослепительной улыбкой, вывернулась из его импровизированных объятий, в которые меня заключили, похоже, даже не заметив. Повернулась к растерянным ребятам и, игнорируя несколько обеспокоенный взгляд Саши, сказала:       — Ну, братцы-кролики, с песнями-то что делать будем?       Саша продолжил бросать на меня странные взгляды, но немного оживился:       — Предлагаю их объединить в одну. Будете дуэтом петь. Подкорректируем немного — и просто великолепно получится.       — Объединить? — в один голос переспросили Громовы.       — Да, — невозмутимо кивнул Саша, забирая у меня тетради. — Я уже представляю, как это будет звучать.       — А я — нет, — пробурчал Андрей, заглядывая через его плечо.       В долгий ящик решили не откладывать и сразу же взялись за дела. Перегавкались друг с другом по десять раз, но сдвинулись с мёртвой точки. Особенно яростно спорили мы с Владимиром, всё время пытаясь ударить побольнее, уколоть посильнее… Хорошо, что ребята наш разговор не слышали: очень тихо говорили. Только Саша, кажется, если ещё не понял, то заподозрил, но, очень на это надеюсь, он будет держать язык за зубами.       «Ты ни на что больше не годишься…»       Бесит. Раздражает. И, чёрт, это было реально обидно.