Wingless. Hopeless. Endless

      «Не такая уж она и уникальная…»       «Ты ни на что не годишься…»       Я захлопнула дверь квартиры и без сил сползла по ней. Обиженно звякнула струнами неосторожно опущенная гитара. Сколько бы я не задирала подбородок и не огрызалась в ответ, это задело. И задело действительно сильно.       Кто виноват в произошедшем ночью? Я или Владимир? Есть ли здесь вообще чья-то вина? Ведь если бы он этого не хотел, заставить бы я его точно не смогла. Всё-таки физически он намного сильнее.       «А мог ли он этим воспользоваться? — невольно задалась вопросом я. — Опустился ли бы он до насилия?»       Как сомнамбула поднялась с пола и, переместившись в комнату, вытянулась на диване.       «Мог ли он?» — снова спросила у себя.       И не получила ответа.       Я ведь его совсем не знаю. Не знаю, что можно от него ожидать, какую реакцию могут вызвать вполне обычные действия. Да если уж на то пошло, я даже не знаю, какой цвет ему нравится! Я почти ничего не знаю об этом человеке.       Единственное, за что можно зацепиться, — его покровительственное отношение к ребятам. Владимир, как эдакая мамочка, практически воспитывает их, ругает, читает им нотации и вытаскивает из дерьма.       Я не сдержала смешка: «Мамочка!» Но ничего более близкого по смыслу не находилось. Это даже не роль старшего брата, ибо он не пользуется таким авторитетом. А тут…       Я даже села от неожиданной догадки.       Пока не «подружусь» с Владимиром, так и останусь пятым колесом в телеге. Вроде с ними, но отдельно. Похоже, ребята даже не подозревают, какое влияние на них оказывает Владимир. Да и сам он, наверное, не замечает этого. Они настолько привыкли к этой линии поведения, что следуют ей, даже не задумываясь.       Я вздохнула и снова развалилась на диване, обняла подушку. И невидящим взглядом уставилась в стену, погружаясь в раздумья.       С Владимиром мириться я не собираюсь. Только через мой труп. У меня есть гордость, и наступать ей на горло я не собираюсь: ещё немного — и от неё такими темпами ни клочка не останется. А человек без гордости… Легче сразу в окно выйти, честное слово!       Но какую линию поведения избрать мне? Ничего прощать и забывать не буду. Как говорится, Бог простит, а я запомню. Но и месть не выход. Да и за что мстить? За то, что посмотрел не так? За мои ощущения? Так это к делу не пришьёшь. Не думаю, что кого-то вообще волнуют чужие чувства. В конце концов своя рубашка ближе к телу. Может, о близких и заботятся, но…       Я перевернулась на другой бок и, крепче сжав подушку, свернулась калачиком.       «Близкие…»       Кого я могу так назвать? Антонина? Точно нет. Друзья? А есть ли они у меня? Ведь когда я лежала в больнице, никто из ребят не приходил, никто про меня даже не спрашивал.       Я осталась тогда одна.       Впрочем, я всегда была одна. Друзей у меня никогда не было, даже одноклассники лишний раз со мной не разговаривали. Кто-то завидовал, кто-то презирал, кто-то тихо ненавидел. Возможно, кто-то сочувствовал, но об этом никто никогда не узнает. Кто решится в одиночку пойти против общества? Очень мало таких людей, и мои одноклассники к ним явно не относились.       А пошла бы я в одиночку против толпы? Хватило бы мне смелости? А прочности хребта? Чёрт знает. Когда я делала на вечере своё заявление, я говорила от лица всех нас. Даже сейчас это «нас» звучит в мыслях. Считают ли они так же? Владимир — точно нет.       Опять всё свелось к нему. Как-то незаметно он занял слишком большое место в моей жизни. Слишком велико его влияние. Положим, даже если пойду против подавляющего большинства, борьбы ещё и с ним точно не выдержу. Владимир просто задавит меня опытом. Что называется, работа обязывает. В бизнесе милых котят не бывает: сожрут и не заметят. Так что мой предел — оборона.       Всё, что есть у меня, — упрямство и гордость. На первом я держусь последние несколько лет, а вторым поступаться не буду. Хватило уже.       «Да, Ледыха отправляется в глубокий игнор, — решила я, — а я — спать».       Вставать и идти мыться было лень, расправлять диван тоже… Принять душ можно утром, а диван достаточно большой, чтобы на нём можно было спать не раскладывая. К тому же я так удобно устроилась…       Но сон почему-то не шёл.       Уже перевалило за два часа ночи, а я ещё не спала. Это был первый тревожный звоночек, но тихий и почти незаметный. Казалось, что время ползёт невыносимо медленно, минуты тянутся, как сыр на горячем бутерброде.       Заскучав, открыла ленту новостей и чуть не выронила телефон, прочитав первый же заголовок. «Страшная смерть Романа Кравцова», — гласил он.       Я села от неожиданности и даже протёрла глаза, не доверяя им, вгляделась в экран.       «Минувшей ночью трагически погиб Роман Кравцов… Автомобиль занесло на скользкой от воды дороге… слетел с моста, пробив ограждение… Около трёх часов ночи… заявлением Алисы Грановской?..»       Я споткнулась о собственное имя и стала читать внимательнее.       «Связано ли произошедшее с заявлением Алисы Грановской?»       Далее дословно приводилась моя небольшая речь, и я её пропустила. Но больше ничего стоящего в этой статейке не было, только пара фотографий покорёженного автомобиля и меня на приёме.       «Ну утонул мудак — и чёрт с ним», — подумала я. Автоматически потёрла шрам и, отбросив телефон куда-то в сторону, перевернулась на другой бок.       В случившемся виделись сплошные плюсы: одной тварью в мире меньше, да и упоминание обо мне в статье и, более того, о Wingless подогреет интерес к группе. Небольшой пиар получился. Не самый лучший, конечно, но хотя бы в местном масштабе внимание привлечёт.       Сама собой появившаяся усмешка застыла на губах. Сами собой всплыли в памяти слова Владимира (опять!): «Это идеальный способ убийства. … А человеческая психика как сложное устройство: если знаешь, на что давить, легко добиться желаемого результата… Чёрт! Это было бы действительно гениально, если бы не одно «но»! Но для того, чтобы это сработало нужно кое-что ещё…»       — Убить, — прошептала я. Мысль казалась страшной: это не то, о чём говорят вслух. — «Ты взвела курок, но не спустила его»… А чтобы спустить, нужно убить.       В ночной тишине даже еле слышимый шёпот показался криком. Я замерла, до боли в руках стиснув подушку.       Мог ли Владимир это подстроить? Не думаю, ибо он в это время был несколько… занят.       Вспыхнувшее было лицо обдало холодом, и я почувствовала, как от него отлила кровь. Снова села, подскочив от очередной догадки.       «А могла ли я его убить?» — задала себе вопрос. И получила утвердительный ответ: «Да, действительно могла».       Рецепт прост: «Злой Роман + алкоголь + автомобиль + плохие погодные условия (не обязательно) = авария».       В общем-то, моя вина лишь в том, что разозлила, а остальное… Ну сдох он и сдох, мне только в радость. Голову пеплом посыпать не собираюсь.       Я снова растянулась на диване. Непослушные мысли тут же устремились к Владимиру. Видел ли он статью, как отреагировал?..       Поймав себя на этом, тихо застонала и от души, будто пытаясь выбить из головы мысли, приложилась лбом о стену. Зазвенело только так, и я, матерясь, уткнулась лицом в подушку. Но стоит заметить, что требуемый результат это действие принесло: Владимир из головы испарился, а у меня получилось заснуть.

***

      — Алиса?       — Что? — отозвалась я, не поднимая головы. Сколько я уже так сижу? Чёрт знает.       — Я хочу купить что-нибудь перекусить, — продолжил Саша, убедившись, что его слушают. — Тебе что-нибудь надо?       Я задумалась над вопросом, но потом мысли ушли куда-то в другую сторону. Подпёрла голову рукой, поставив локоть на колено, и посмотрела на Сашу. Пожала плечами.       Он склонился надо мной, в карих глазах мелькнуло беспокойство.       — Ты хочешь есть?       Я медленно покачала головой, опять уплывая в собственные мысли. Взгляд снова упёрся в пол. Серый, как моя жизнь.       Возмущённо заурчал желудок, сообщая, что есть хочет он.       — Когда ты вообще в последний раз ела? — продолжил расспросы Саша.       Я честно попыталась вспомнить. Вчера?.. Или сегодня утром?.. Кажется, позавчера вечером.       — Не помню, — пожала я плечами, — кажется, дня два назад. — И чуть помолчав, добавила: — Да… Где-то так.       — Ты спятила?! — вдруг рявкнул он.       Я даже не вздрогнула, только подняла голову и с некоторым удивлением посмотрела на всегда спокойного Сашу. Но эмоции быстро погасли, затянутые серой пеленой безразличия.       — Что вообще с тобой происходит?! — ярился парень. — Ты же в последнее время сама на себя не похожа! — Он вдруг присел передо мной на корточки, его голос странно зазвенел: — Дело в Володе? Так давай я с ним поговорю, на крайний случай пропишу пару раз для улучшения понимания?..       На мгновение стало смешно: перед глазами так и встала картинка драки щупленького Саши, нашего тихого романтика, и здоровущего Ледыхи. Но только на мгновение, ибо потом стало совсем муторно.       — Нет, — перебила я, — не стоит. К тому же если в этом и есть его вина, то она незначительна.       — Точно?       Я кивнула: Ледыха просто катализировал медленно протекающий процесс, запущенный ещё очень давно.       — Тебе нужна помощь?       Нужна ли она мне? Скорее всего, да. Но чем Саша может мне помочь? Мало чем.       — Я справлюсь, — фальшиво улыбнулась я, пытаясь создать видимость, что мне лучше: Сашу расстраивать совершенно не хотелось. — Можешь купить шоколадных кексов?       Он смерил меня подозрительным взглядом, но поднялся и сказал:       — Шоколадные кексы, хорошо. Сейчас приду.       Я не моргая смотрела на удаляющуюся спину и, когда Саша был уже у самой двери, неожиданно для себя произнесла:       — Спасибо.       Мой голос прозвучал очень тихо, но он услышал, обернулся и, ободряюще улыбнувшись, ушёл. На мгновение в сумрачное помещение ворвался шум с улицы, потом хлопнула дверь — и я осталась одна.       Казалось, по углам сгустились тени и, несмотря на духоту, стало холоднее на десяток градусов. Я поёжилась и, стянув с соседнего дивана оставленную вчера Ледыхой толстовку, закуталась в мягкую тёплую ткань. Вытянулась на диване и замерла, снова погружаясь в свои мысли.       Кроме нас двоих, ещё никто не пришёл: до пяти время ещё было. В просторном помещении в одиночку было неуютно и очень непривычно. Я в первый раз осталась тут одна: обычно, когда я приходила, кто-то уже был здесь. А вот последним всегда приходил Ледыха. Ещё бы, он же у нас человек занятой.       Хлопнула дверь, и я дёрнулась от резкого звука. Перевела взгляд на вошедшего и не сдержала ядовитой усмешки. Вспомни лучик — вот и солнце. А если коротко, то Ледыха. Он явно ожидал увидеть ребят, а увидел меня. Скривился, привычно окинул взглядом «я на тебя не смотрю, я смотрю сквозь тебя».       Но мне было пофиг.       Я равнодушно наблюдала за ним. Ледыха двигался нарочито медленно, почти элегантно. Вот он вытащил гитару из чехла, начал настраивать. Электрогитара у него была под стать ему: серебристая, с чёрной фурнитурой, классической формы Лес Пол. Красивая… И дорогая. Тысяч, наверное, сто стоит, не то что моя, за двадцать. Я засмотрелась и почти забыла о Ледыхе.       Но тот напомнил о себе в лучших своих традициях.       — Я, конечно, понимаю, что у тебя недостаточно высокий уровень воспитания, но даже ты должна знать, что чужие вещи брать нельзя.       От этого ядовито-назидательного тона я почувствовала себя ребёнком. Наверное, это должно было задеть, но… как-то не задело. Со мной точно что-то не так.       Ответить я могла многое, но благоразумно промолчала и, проигнорировав Ледыху, удобнее устроилась на диване.       Кажется, он хотел продолжить, но его перебил громко хлопнувший дверью Андрей:       — Привет всем!       Я поморщилась от резкого звука и вяло махнула рукой, что-то ответил Ледыха. Тут как раз и Саша с Денисом пришли, так что все были в сборе. Парни о чём-то яростно спорили, но, когда зашли, сменили тему на более нейтральную. Где-то в глубине души шевельнулся интерес, но практически сразу потух, задушенный апатией.       Саша на диван рядом со мной опустил пачку кексов, булочку и пол-литровую бутылку сока. Я тихо поблагодарила его и села, накрыв ноги толстовкой. Есть не хотелось, но, кажется, если не съем всё это, меня накормят насильно.       В последнее время со мной явно происходит что-то нехорошее. Спать нормально не могу: то почти сутки просплю, то и часу не наберётся. С режимом питания та же песня: то не ем почти два дня, то нажрусь как свинья. Никакой системы.       Наверное, я слишком долго изучала булочку, поэтому Саша решил меня подстегнуть:       — Не съешь — сам накормлю.       Я посмотрела на него, на булочку, вздохнула и, развернув пакетик, откусила кусок. Вкуса почти не ощущалось, но и ожидаемой тошноты не было.       — Вот уж не думал, что ты нуждаешься в таком присмотре, — сказал Ледыха.       На что намекал? Чёрт его знает. Но устраивать полемику желания не было, поэтому я с чистой совестью — в лучших его традициях! — послала его на три буквы и продолжила флегматично жевать.       — А не пойду, — ухмыльнулся Ледыха.       Спора избежать не удалось. Впрочем, я не особо-то и старалась. Саша закатил глаза. Он давно перестал вмешиваться: бесполезно. Подобрались Андрей с Денисом.       Я прожевала и ответила:       — Ну, а кто просит тебя туда идти? — ехидно так, с ударением на последнее слово.       Я откусила ещё немного. Булочка приобрела вкус и начала вызывать аппетит.       Секунду царила гробовая тишина. Потом заржали Андрей с Денисом и заскрипел зубами Владимир; даже Саша, прячась за растрёпанными волосами, не удержался и тихо засмеялся. Я причины веселья не поняла и, проглотив, продолжила:       — Катись.       Ребят скрючило повторно.       А вот если бы взглядом можно было убить, то мой труп уже валялся бы рядом с диваном.       — Я точно когда-нибудь тебя придушу, — прошипел Ледыха.       — Удачи, — невозмутимо ответила я.       Вот и обменялись приветствиями.       — Вы можете хоть иногда не ругаться? — вздохнул Саша.       — Нет, — на удивление единодушно ответили мы. Ну хоть в чём-то сошлись мнениями.       Я пожала плечами в ответ на укоряющий взгляд Саши и продолжила флегматично жевать, запивая соком. Наконец, когда булочка закончилась, принялась за кексы. Те оказались очень вкусными, и я поняла, что просто обожаю Сашу, о чём тут же и сказала. Реакция последовала незамедлительно: парень покраснел, как маков цвет, засмеялись Андрей с Денисом, презрительно хмыкнул Ледыха. Последний был мной снова проигнорирован, а ребятам достался укоризненный взгляд.       В итоге парни поедали принесённые Сашей вкусности, переговариваясь меж собой, а я рассматривала комнату. Взгляд скользил по предметам, ни за что не цепляясь: всё было до одури привычно. За исключением одного — старого письменного стола в углу.       — Что это? — спросила я.       Послышался громкий шлепок и виноватый голос Дениса:       — Прости-и, я забыл! Людмила Сергеевна тебе результаты экзаменов передала.       В моих руках тут же оказался толстый конверт формата А4.       — Но почему так много? — удивилась я.       — Она для тебя копии с заданий сняла, — пояснил Денис, — чтобы ты могла ошибки посмотреть.       Где-то в глубине души приятным теплом растеклась благодарность к молодой женщине, что всего за год почти с нуля научила меня говорить по-английски. Мысленно сделала заметку, что нужно будет её навестить в ближайшее время.       Но сначала результаты.       Я судорожно вздохнула и взлохматила волосы. Аккуратно вскрыла конверт и замерла, не решаясь. Страшно. До чёрных точек перед глазами. В голове начал нарастать неясный гул, сбилось дыхание…       Я несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, пытаясь успокоиться. Помогло мало, но хоть получилось вернуть на мгновение утраченный контроль. Мысли немного прояснились, и стало понятно, что царит полнейшая тишина: всё внимание было приковано ко мне.       — Интересно? — спросила я. Голос прозвучал хрипло и грубо. — Мне тоже.       Я одним движением вытащила из конверта всю стопку бумаг и вздрогнула от металлического звона, с которым ударилась о пол золотая медаль. Сверху на неё упали две красных «корочки». Аттестаты. Даже открывать не надо, чтобы понять, какие там оценки.       — Ого! Да ты отличница! — воскликнул Андрей.       Я невольно поморщилась и ниже опустила голову, прячась за ширмой волос.       — Будь добра, забудь этот факт, — я на мгновение замолчала, переводя дыхание, до боли прикусив нижнюю губы. — Меня больше интересует другое. Денис, как тебе аттестат-то отдали?       — А мне и не отдавали! — От беззаботности в его голосе свело зубы. — Это Володя договаривался.       — Володя, — протянула я. Почему-то даже не сомневалась. Голос сорвался, и я смолкла.       К чёрту. Володя, не Володя…       Я глубоко вдохнула, посмотрела на дрожащие руки. Сглотнула. И снова перевела дыхание, беря голос под контроль.       «Да. Всё должно быть под контролем. Контролируй себя».       Но контроль контролем, а сил поднять голову просто нет. Я, сгорбившись, смотрела на подрагивающие листы. Оценки, экзамены… Как я устала от всего этого.       Вздохнула, собираясь с мыслями, и, сосредоточившись на собственном голосе, начала:       — Литература… восемьдесят семь. Нормально, — несколько листов, скреплённых степлером, отправились на пол, — обществознание… девяносто три. Хорошо, — шлепок бумаги о пол. — Биология… восемьдесят девять. Нормально. Информатика… восемьдесят семь. Нормально. Физика… восемьдесят один. Нужно лучше. — Где-то на периферии послышался шокированный вздох, но я его проигнорировала, отправляя несколько листов на пол. — Английский… девяносто восемь. Люда прекрасный учитель. Математика… девяносто четыре. Хорошо. История… девяносто один. Хорошо. Русский… сто. Ожидаемо. — Ещё один вздох со стороны зрителей, кто-то даже подавился.                   — География… семьдесят семь. Отвратительно.       — «Отвратительно»?! — вскрикнул Денис. — Да ты издеваешься! Я на семьдесят написал, а ты!..       — А у меня минимальный порог — восемьдесят, — перебила я, с трудом подавив поднявшуюся волну удушающего страха. С меня действительно могли спустить за это шкуру. Могли, но теперь не смогут. — Это ты у нас прямо-таки эталон образцового школьника.       — Каким таким местом?! — возмутился Денис.       — Да любым, — всё так же ровно ответила я. — Спортсмен, красавец, учишься хорошо… учился, — поправилась. — Эталон просто.       — Из нас двоих эталон ты! — упорствовал он. — Умница, красавица, отличница!..       Я не сдержала кривой ухмылки, но головы не подняла:       — Я? Красавица?.. — вырвался тихий, почти истеричный смешок, я мысленно пересчитала шрамы. — Да я урод. И моральный, и физический.       Воцарилась тишина, почти физически ощущаемое удивление было разлито в воздухе. Да что там удивление? Шок. Они были ошарашены услышанным, и я прекрасно знала это.       Всё расплывалось, на бумагу упало несколько тёмных капель. От привкуса железа во рту затошнило, и я сделала несколько вдохов открытым ртом, умоляя желудок остаться на месте. Вроде помогло. Водится за мной вредная привычка: когда нервничаю обдираю губы. Кто-то ногти грызёт, а я...       Я судорожно вздохнула и вгляделась в лист. Буквы перед глазами так и прыгали, смысл ускользал...       — Химия... — на этот раз я намного дольше изучала бумагу и гадала, не глючит ли меня. Потому что если не глючит, то... — Ненавижу.       Я попыталась разорвать листы пополам, но... у меня просто не хватило сил. В бессилии разжала пальцы, и они с характерным звуком ударились о пол.       — Что там? — осторожно спросил Саша.       Я сглотнула вязкую слюну.       — Сто баллов.       Голос прозвучал абсолютно равнодушно, будто это меня не касалось. А внутри... Я возненавидела химичку ещё больше. И на фоне этой ненависти ненависть к Ледыхе — просто чистая, незамутнённая любовь!       — Но как?! — поразился Денис. — У тебя же постоянно по химии двойки были!       — Делай выводы, — припечатала я. И, покачнувшись, встала. — Меня не будет с недельку.       И, вытерев кровь с губ и подбородка, громко хлопнула дверью, уходя. Мне нужно посидеть дома, подумать, успокоиться...       Да, нужно успокоиться.