Wingless. Hopeless. Endless

      Утро я встречала в одиночестве. И впервые за последние несколько дней это было действительно утро, причём даже раннее. Ну, относительно. Часовая стрелка показывала половину девятого. Огляделась, поняла, что в номере одна, почесала лохматую со сна макушку… Обрадовалась и понеслась в ванную. Наконец-то можно без напряга хорошенько помыться, вчера-то получилось только быстренько ополоснуться, так спать хотелось.       Вымывшись и приведя себя в порядок, собралась и отправилась в ближайшее кафе. То радовало глаз приятным неброским оформлением, а нос — восхитительнейшими запахами. Собственно, последние меня сюда и заманили. Так что я соблазнилась на чашечку вкуснейшего латте и несколько кружевных блинчиков с черничным джемом. Кра-со-та, одним словом.       Настроение стремительно ползло вверх, и мысли снова вернулись к гитаре. Играть на ней уже нельзя, это понятно. Но я ещё на что-то надеялась и решила отнести её гитарному мастеру. Адрес найти труда не составило — сейчас доступ в интернет уже не роскошь, а необходимость. Так что я забрала из номера гитару и вызвала такси.       В небольшом полуподвальном помещении было удивительно чисто и достаточно уютно, на обычных, крашеных сероватой краской стенах висело несколько гитар. В целом впечатление складывалось положительное.       На звон колокольчика из подсобки вышел мужчина лет пятидесяти. Он был не слишком высок, крепок, несколько полноват и бородат. Испачканная чем-то тёмным явно рабочая рубашка дополняла образ честного трудяги.       — Здравствуйте. Что Вас интересует? — он с ходу перешёл к делу. Правильно, нечего сопли жевать.       Я только кивнула в ответ на приветствие и положила на прилавок гитару.       — Посмотрите, пожалуйста, и скажите, что можно с ней сделать. Играть на ней я больше не собираюсь, но хочу сохранить в более-менее целом виде.       Мужчина надел очки и тщательно осмотрел гриф.       — Могу только подклеить и подкрасить. По-хорошему гриф надо менять, но…       Он запнулся и посмотрел на меня поверх очков.       — Это дорого и нецелесообразно. Во сколько обойдётся поверхностный ремонт?       Мужчина смотрел на меня и молчал, о чём-то раздумывая. Потом едва заметно кивнул, словно отметая сомнения.       — В один автограф. — У меня брови поползли вверх. — И одну фотографию. — Теперь ещё и рот приоткрылся.       Вот уж не ожидала, что меня кто-то может узнать! Несмотря на удивление поданой ручкой легко расписалась в небольшом, карманного размера блокноте и позволила мужчине нас сфотографировать. А тот, видя моё состояние, решил меня добить: угостил чаем с печеньем и отвесил пару комплиментов в роде:       — У Вас такое выражение лица, будто к Вам опять бабочка на нос села.       Я к этому моменту уже смогла взять себя в руки и только приподняла брови, выражая недоумение.       — Да у меня сын ту фотографию распечатал и у себя в комнате на стену повесил.       Два и два сложить оказалось несложно, как и определить того, кто выложил фото в сеть. Прибью паршивцев! Но я мило улыбнулась, уточнила, когда можно будет забрать гитару, и, поблагодарив за всё, удалилась.       В Москве, к счастью, хоть и было жарко, но не как дома, что несказанно радовало. Я прогуливалась по улицам, рассматривая здания, людей, видела несколько памятников. В общем, отдыхала и душой, и телом. Ещё и гитарный мастер оказал почти чудотворное влияние. Настроение стремительно ползло вверх, хотелось петь и танцевать. А ещё возникло непреодолимое желание что-то с собой сотворить. Всплыла ещё одна старая мечта — татуировка.       Мысль эту крутила я с разными сторонами, обсматривала, обмусоливала… Подобный вариант я уже всерьёз рассматривала, даже навестила дерматолога, но потом чуть не получила нож под ребро, и мысль о татуировке отошла даже не на второй и не на третий, а на десятый план. Сейчас же, когда выдалось свободное время (у Владимира здесь какие-то дела, и он решил задержаться), она снова всплыла. Идея полностью ещё не оформилась, и я имела весьма смутное представление о том, что же всё-таки хочу получить в итоге, но ноги сами меня привели в нужное место.       Решив, что это судьба, разворачиваться и уходить не стала. Напротив, внимательно рассматривала висящие на стенах чёрно-белые фотографии людей с татуировками и эскизы. Одна из многочисленных фотографий и привлекла моё внимание. Лица запечатлённого на ней мужчины не было видно, но этого и не нужно. Приковывали к себе взгляд крылья во всю спину. Я даже замерла, так красиво это выглядело. Тут-то и настигло понимание, что именно такую татуировку я хочу. Даже смешно стало: солистка «Бескрылых» решила отрастить крылья. Иронично.       Впрочем, раздумывала я недолго. Перетрясла девушку на ресепшене насчёт различных документов и лицензий, договорилась с мастером. Влетит, конечно, такое художество в копеечку, но оно того стоило, и отступать я не намеревалась.       На этом прогулка, естественно, не завершилась. Наткнувшись на крупный торговый центр, я не удержалась и решила всё тут хорошенько облазить. Всё-таки было интересно чем столичные магазины будут отличаться от обычных, пусть и областных. В общем-то почти ничем и не отличаются. Единственное, я была наслышана о легендарном ЦУМе и поставила мысленную зарубку, что стоит туда наведаться хотя бы просто для того, чтобы побродить и поглазеть.       Но пока бродила по вполне рядовому, хоть и очень большому торговому центру. И даже прикупила платье, красивое и очень длинное, в пол, как я люблю.       А вот в отеле меня поджидал весьма и весьма неприятный сюрприз: в номер я не попала. А когда пошла разбираться на ресепшен, получила ответ: мол, вы же съехали. Похлопала глазами, позвонила Владимиру. Выслушала, какая я плохая и неисполнительная, разозлилась. Наорала на него, не стесняясь в выражениях, но добилась только полузадушенного:       — Кажется, забыл…       — Когда кажется, креститься надо! — рявкнула я. Кто-то, заметно дёрнувшись, шарахнулся от меня в сторону. — Где ты, сволочь?!       Он немного, скорее для вида повозмущался, но назвал адрес арендованной квартиры. Минут через сорок, когда я добралась до неё, меня встретил взъерошенный Владимир, жующий на ходу бутерброд. Он явно куда-то очень спешил. Вручил мне ключи и, дожевав бутерброд, сообщил:       — Забот полон рот, а перекусить нечем. Я там купил кое-какие продукты, сообразишь что-нибудь. — Он пригладил волосы у зеркала (те уже прилично отрасли и торчали в разные стороны) и, глянув на часы, матюкнулся. — Опаздываю! Когда буду, не знаю.       И свинтил.       Я даже дыхания перевести не успела, чтобы высказать всё, что о нём думаю, а его уже и след простыл. Попытка свалить на меня обязанности по готовке не слабо так взбесила. Но потом, немного остыв, я подумала и поняла, что в общем-то никакого другого варианта и не было. По кафешкам шарахаться — не выход: дорого. Да и Владимира даже жалко стало на какой-то миг: носится весь день, как ужаленный, и, готова поспорить, это был его единственный перекус за весь день.       Так что я, изучив квартиру и не обнаружив ничего выдающегося (обычная однокомнатная квартира), отправилась на кухню. Заглянула в холодильник, прикинула, что можно приготовить… Возиться особо не хотелось, поэтому решила пиццу на сковородке по-быстрому сделать. Немного сметаны и майонеза, несколько ложек муки пара яиц — тесто готово. Поджарила немного грибочков, нарезала помидорку и немного колбаски и натёрла сыра. Десять минут на сковородке — и всё готово.       Сыто вздохнув, откинулась на спинку стула, накрыла пиццу, чтоб не сохла, и вздохнула уже горестно. Решительно не хотелось ничего делать, и очень хотелось спать. Но я мужественно пересилила себя, помыла посуду и опять взялась за готовку. В том, что остатки пиццы (немного больше половины) долго не проживут, я даже не сомневалась. Придёт голодный Владимир и мигом сожрёт, ещё и полуголодным останется. Такая махина по-любому очень много ест. А голодный Владимир мгновенно превращается в злобного Ледыху. Последнего я долго выносить точно не смогу, и кто-то из нас обязательно прибьёт другого.       В общем, выбора в общем-то и не было. Но возиться долго тоже не хотелось. Поэтому я порезала крупными кусками куриную грудку, потушила её в чём-то в роде сметанного соуса и отварила макарон. На всё про всё ушло всего минут сорок, даже немного меньше, но было такое чувство, будто прошло несколько часов и я не готовила, а вагоны разгружала. И убивать хотелось. Так что Владимиру даже повезло, что его сейчас не было рядом.       С мыслью «Ненавижу готовить!» завалилась спать.       Чтобы проснуться в двенадцатом часу и понять, что Владимир ещё не возвращался. Ну и хрен с ним. Перевернулась на другой бок и попыталась опять заснуть.       Но сон не шёл: выспалась. И муторно как-то было, не по себе. Пошла, поела, но лучше не стало. И тогда я решила воспользоваться старым добрым способом поднятия настроения. Примерить обновки. Достала платье, закинутое за ненадобностью на пустую полку в шкаф, надела.       И поняла, что отражение в зеркале на дверце мне очень даже нравится. Тёмная, почти чёрная ткань полотно обнимала тело, подчёркивая талию и грудь и мягко обрисовывая бёдра. Из-за высокого, почти упирающегося в подбородок узкого воротничка шея казалась длиннее, а свободные рукава позволяли спрятать изуродованные пальцы левой руки. Красота, одним словом. Правда, из-за слишком бледной кожи и ярко-красных губ (опять ободрать умудрилась) я была похожа на мифического вампира. Но в целом… Сюда просто напрашивались туфли на шпильке и высокая причёска. Я немного приподняла подол. Нужны дополнительные сантиметров пятнадцать. И это при том, что платье, судя по тому, как оно на мне сидит, рассчитано именно на мой рост! Страх просто.       Так что мы опять пришли ко всем известной прописной истине, точнее даже двум: «Красота — страшная сила» и «Красота требует жертв». Чрезмерной жертвенностью я не отличалась, так что, похоже, пылиться этому платью в шкафу после одного — двух выходов в нём за пределы квартиры. Нет, если найдётся кто-то, готовый таскать меня на руках, когда от поистине чудовищных туфель заболят ноги, я пересмотрю свою позицию. Но такого на горизонте пока не было заметно.       Мысли как-то незаметно соскользнули с платья на предполагаемого парня. И вот, казалось бы, хоть какие-то представления и ожидания должны быть, но их не было. Как-то времени всё не находилось на подобные размышления.       Я сделала на голове что-то в роде кубышки и закрепила карандашом, валяющимся на журнальном столике и вернулась к зеркалу. С собранными волосами черты лица казались немного острее и выразительнее. Казались бы, если бы не чёртов шрам. Выпустила несколько прядей, чтобы его спрятать, стало лучше.       Но осталось ощущение какой-то неправильности, будто я влезла в чужую шкуру. Отражение больше напоминало какую-то дворянку, жившую лет сто — сто пятьдесят назад, причём в трауре. И шрам всё только портил, белесой линией, будто начерченной по линейке, протянувшейся от линии волос до подбородка. Порывистым движением растрепала волосы, краем глаза проследив за полётом карандаша. И зацепилась взглядом за изуродованные пальцы. Не знаю, зачем сняла бинты, но это явно было плохой идеей.       Я спрятала руку в рукав и зачем-то уставилась в зеркало. Что я там хотела увидеть? Не знаю. Но то, что я видела, мне больше не нравилось.       А мысли вернулись к предполагаемому парню, место которого занял такой же предполагаемый кот. Первый мне точно даже не светит, ибо, сколько бы люди не заливали, что главное — душа, если обложка так себе, на эту самую душу никто и не посмотрит. А котик это котик. Пушистый и мягкий. Любимый котик. В общем-то, если подумать, то четыре лапы явно выигрывают у двух ног. Есть кот меньше, требует меньше, мозги не выносит…       — Это куда ты, интересно, намылилась в таком бесстыдном виде? — раздался за спиной обжигающе-холодный голос Ледыхи.       Я сбилась с мысли, вздрогнув, вскинула голову и озадаченно уставилась в отражение. Даже голос его не сразу узнала и замерла, пытаясь понять, почему это вид вдруг «бесстыдный». И вспомнила, почему вообще купила это платье. Из-за огроменного выреза на спине, начинающегося у шеи и заканчивающегося у поясницы.       — Чем ещё похвастаешься? Разрезами до самой задницы и декольте до пупа? — явно раздражаясь, продолжал наседать Ледыха. — И куда же ты собралась?       Вздохнув и сжав кулаки, резко развернулась к нему лицом, вскинув подбородок и расправив плечи. Котики выигрывают с большим отрывом.       — Во-первых, всё в пределах приличий, а во-вторых, даже если я куда-то и собралась, тебя это не касается!       — Ошибаешься, — почти прошипел Ледыха, наступая. — Это как раз-таки меня и касается. Ровно до тех пор, пока я несу за тебя ответственность. И это с меня ребята спросят, если тебя вдруг найдут в канаве с проломленным черепом в таком подобии одежды. Или — ещё лучше! — без неё вообще!       Я задохнулась от обиды, несправедливый упрёк встал поперёк горла, не давая возразить.       А он продолжал, почти выплёвывая колючие слова, наступал, заставляя пятиться.       — Знаешь, если так припекло, сказала бы мне, — он уже почти рычал мне в лицо. Хотелось спрятаться куда-нибудь подальше, но отступать было некуда: лопатки холодило зеркало, а попытка отвернуться была пресечена на корню. Он удерживал подбородок, заставляя смотреть ему в лицо. И от взгляда поистине ледяных глаз становилось жутко. — Я бы с р-радостью оказал тебе небольшую др-ружескую услугу.       Но как бы страшно мне не было, одного у меня было не отнять — упрямства. Оно не позволяло мне расклеиться, подпитывалось бушующей в груди злостью и питало решимость, так редко себя проявляющую.       — Заманчивое предложение. — Ледыха подавился воздухом, я же с какой-то мрачной радостью добила: — Но котик явно лучше.       Он втянул воздух сквозь зубы.       — В каком смысле?       — Да во всех!       Я судорожно перевела дыхание и гулко сглотнула, наблюдая, как почти неуловимо меняется его взгляд, как ярче вспыхивает тот огонь, что напугал меня… Он склонился ко мне ниже. Я вздрогнула, когда его ладонь легла на спину, притягивая меня к нему ближе. И замерла, дрожа от напряжения, когда щеки коснулось горячее дыхание.       — Ошибаешься, — тихий низкий голос отдался дрожью где-то внутри. — В некоторых аспектах котик очень сильно проигрывает…       Ледыха говорил всё тише и тише, я невольно приподнялась на носочках и немного повернула голову, чтобы лучше слышать. И тихонько ахнула, когда он вдруг укусил меня за мочку уха, и инстинктивно шарахнулась в сторону, уперевшись ладонями ему в грудь. Но в физическом плане мне с ним не тягаться. Он с лёгкостью меня удержал и поцеловал. Целовал хоть и требовательно, сильно, но не грубо.       «А почему бы и нет?» — мелькнула мысль. И я ответила, сдаваясь.       — Знаешь, я согласна, — сказала, когда прервался поцелуй. — Но с одним условием.       И имела удовольствие наблюдать, как у Ледыхи глаза расширились от шока. Но он быстро справился с собой и ответил, приподняв бровь:       — Каким же?       — Иди умойся, от тебя потом пахнет.       Он криво усмехнулся, но послушно отправился в ванную. Едва он скрылся за дверью, я заметалась по комнате.       Вот ведь дура!!! Это ж надо было додуматься! Это ж надо было ляпнуть!       Всего через пару минут вернулся Ледыха, не ставший тратить на водные процедуры времени больше чем необходимо. Но я встретила его в уже более-менее ровном состоянии духа. Но никто не знает, каких усилий мне стоило остаться на месте, когда он двинулся ко мне, а потом и склонился, чтобы поцеловать.       И оказался остановлен прижатой к губам ладошкой:       — Ага, разбежался. Мне вообще-то тоже надо.       И ловко обогнув Ледыху, скрылась в ванной. Минут пять отсрочки у меня было, чтобы успокоиться, собраться, сполоснуться и завернуться в полотенце. Во мне взыграло упрямство, и отступать я не собиралась.       Морально подготовившись, вышла из ванной. Ледыхи в комнате не обнаружилось. Я двинулась дальше, на кухню. И прислонилась плечом к косяку, тихо посмеиваясь. Я опять убедилась в превосходстве котиков над мужиками. Жрут они явно меньше. Ледыха за каких-то несколько минут спорол остатки пиццы и добрую половину курицы с макаронами и теперь спал за столом, положив голову на руки.       Я же облегчённо вздохнула: уж до завтра-то точно придумаю, как отвертеться от того, на что так опрометчиво согласилась. И растолкав Ледыху, отправила спать. Кажется, пока я вела его до дивана, он даже и не просыпался.