В ожидании весны

      В коридорах замка хозяйничали ужасные сквозняки, выли дикими зверями днём и ночью. Особенно ночью. Мирцелла надеялась, что это всё же ветер, а не кто-то ещё. Иногда она замечала на одежде брата и его руках капли крови. В такие дни он был особенно благодушен и весел. Мирцелла уже не морщилась, когда Джоффри тянулся к ней, размазывал пальцами по коже чужую кровь. Подумать только, что когда-то это были кошки, всего лишь кошки!..       Ветер хватал за ноги, словно в попытке остановить, не дать добраться до покоев Джоффри. Даже сквозь шерстяные чулки и юбки Мирцелла чувствовала холод, да только виной ли тому зима? Казалось: надень она все меха мира — и тогда не отогреется. Её звали летним дитём, солнечной принцессой, да вот только её брат оказался королём зимы, достаточно ловким, чтобы вырвать тепло не только из своей груди.       Доспехи сира Ариса бряцали и скрипели омерзительно, как решётка камеры, в которой Мирцелле довелось провести несколько дней — Джоффри умел отучать перечить себе. Там она простудилась, и старший брат выносил её на руках, а после неделю сидел у её постели. «Ты сама виновата, сестра. Никогда не перечь мне больше». Сколько прошло с тех пор: несколько лет, месяцев, дней? Она не считала, а Джоффри напоминал слишком часто, грозился вновь запереть во тьме. Да только тюрьма не худшее, что может случиться.       Зачем он её позвал теперь? Это никогда не заканчивалось хорошо, вопрос лишь в том, насколько всё плохо в этот раз.       Встречные придворные кланялись и отступали к стенам: неужели хрупкая принцесса так сильно напоминала им их короля, или пугал призрак смерти в белых доспехах за её спиной? В Мирцелле все видели сестру государя, а не жену своего мужа, не леди Ланнистер. Что ж, были правы.       Словно в ответ на её мысли навстречу вышел Лансель.       — Дорогая супруга.       Его приветствие ледяное, но она уже привыкла. Глупо надеяться на теплоту от того, кто носил на голове рога. Но она надеялась. Их брак — ширма, прекрасная выдумка Джоффри.       Лансель неприязненно мазнул взглядом по сиру Арису и демонстративно взял Мирцеллу под руку. Когда-то он хотел стать белогвардейцем, а Мирцелла женой Тристана Мартелла. Что толку сейчас вспоминать о том.       — Скверно выглядишь, — заметил Лансель высокомерно. С Джоффри он не посмел бы так говорить.       — Не переживай: вдовцом тебе не ходить.       Лансель хмыкнул недоверчиво. Он бы предпочел, чтобы Мирцеллы вовсе не существовало. Она была его позором, огромным пятном на чести, помехой. Да только её ли вина в том? Это всё Джоффри. Зачем из всех женщин он выбрал именно её? Не потому ли, что она единственная была под непререкаемым запретом, а Джоффри терпеть не мог, когда ему отказывают? Или его звала кровь как когда-то Таргариенов? Мирцелла бы никогда не рискнула спросить.       — Ты к Его Милости?       — Да.       — Уже среди бела дня. Очаровательно!       — Перестань…       Стоит их кому услышать…       — Я твой муж, — зло прошипел Лансель, сжимая её пальцы в своей ладони.       — Это не имеет значения.       — Неужели тебе так нравится быть подстилкой для брата? Неужели наслаждаешься всей этой дерьмовой игрой?       Он остановился, вынуждая и Мирцеллу сделать то же. Она бросила настороженный взгляд на сира Ариса. Он из уважения держался на расстоянии. Остальные белогвардейцы не способны и на эту малость.       — Нет. Но и выбора у меня тоже нет, — тихо ответила Мирцелла, надеясь, что сир Арис их не слышал. Всё, что знали белогвардейцы, знал и король.       — Выбор есть всегда.       — Так сделай что-нибудь, — прошептала Мирцелла. Не сделает — это очевидно. От острой жалости к себе хотелось плакать. Лансель замялся, отпустил руку. Мирцелла грустно улыбнулась и прошла мимо: Джоффри не любил опозданий.       Лансель её так и не догнал.       Когда Мирцелла вошла в покои короля, он стоял лицом к окну, закинув руки за спину — любимая поза лорда Тайвина. Делал ли брат это намеренно, или въелась привычка, кто бы мог ответить. В покоях до тошноты пахло жасмином и ещё чем-то едва различимым и настораживающим. Дверь в спальню была закрыта.       — Сестра! Тебя пришлось долго ждать.       Джоффри обернулся. В уголках его губ притаилась улыбка, и Мирцелла напряглась, зная, что это к дурному. Она не стала извиняться — молча прошла к брату, запрокинула голову для поцелуя. Он всегда целовал её так, что казалось: она тонет. И Мирцелла не знала, нравилось ей это ощущение или нет. Чужие руки прошлись по спине, талии, груди. Сквозь плотную ткань прикосновения Джоффри были не столь ощутимы, и хоть за это зиму стоило благодарить.       — Знаешь, — прошептал он ей на ухо, — мне в руки попало весьма интересное письмо.       Он взял со стола пергамент, насмешливо помахал им в воздухе. На вскрытой алой печати ревел лев.       — Оно моё.       — Здесь нет ничего твоего, — фыркнул Джоффри, грубо хватая за подбородок и заставляя смотреть себе в глаза. — Ты и сама принадлежишь мне, забыла?       — Нет.       — Вот и умница, — потрепал по щеке как собачонку и отошёл к креслу. В глазах щипало.       — Наша драгоценная матушка просит разрешения вернуться. Разумеется, ты об этом знаешь, ведь именно тебя она просит повлиять на моё решение. Как это мило, — брат расслабленно развалился в кресле, но взгляд остался цепким, неприятным. — Кажется, я просил тебя никому не писать.       — Она наша мать!       — Это не значит, что она исключение. Не понимаю, что её не устраивает: наш дядя ведь тоже на Утёсе. Хотя, может, всерьёз увлёкся розочкой. Она мила.       — Матушка скучает по нас.       — Матушка скучает по власти. Не будь наивной.       — Ты жесток.       — Вероятно. В любом случае путешествовать зимой — плохая идея, — пожал плечами брат.       — А весной ты позволишь ей посетить столицу? — с замиранием сердца спросила Мирцелла.       — Я подумаю, — пообещал Джоффри и поманил пальцем. Мирцелла села к нему на колени, уговаривая себя расслабиться. Запах жасмина дурманил. — Глядя на тебя я думаю, какие красивые у нас будут дети.       Мирцелла оцепенела. Семеро, пожалуйста, только не это!       — У тебя уже есть красивые дети: Герольд и Джоселин. А Санса скоро подарит тебе ещё одного.       — В них течёт не только моя кровь. А я хочу наших детей с зелёными глазами и золотыми волосами. Неужели не желаешь, чтобы твоя дочь стала королевой? Кузенам ведь можно жениться, — со смешком закончил он. Голос брата звучал мягко, почти уговаривающе. Его губы целовали шею и подбородок настораживающе нежно. Рука пробралась под юбки, залезла в панталоны.       Мирцелла загнанно дышала, жмурилась. Она никогда бы по своей воле не подарила Джоффри ребёнка! Что угодно, но не это! Какое чудовище могло бы родиться от Джоффри, от их порочной связи? Мирцелла и на Герольда смотрела настороженно, искала черты брата на мальчишеском лице. Но Боги хоть в этом были милосердны: в синих материнских глазах Герольда никогда не проскальзывали жестокость или презрение. Потрошение кошек племянника также не интересовало. Не беспокоиться о появлении своих детей Мирцелле позволял лунный чай, что приносила веснушчатая Лиз, угловатая и отчаянно смелая. Расстаться с этим секретом Мирцелла не пожелала бы и под страхом смерти.       — Я всё жду, когда ты объявишь мне, что беременна, но ты молчишь.       — На всё воля Богов, — смиренно сказала Мирцелла, пряча глаза под завесой ресниц.       Джоффри рассмеялся ей в висок и неожиданно поднялся из кресла, держа сестру на руках.       — Моя милая набожная сестричка, мне почему-то кажется, что Боги к этому не причастны.       Он поставил её на пол у самых дверей в спальню.       — Но я нашёл причину.       Брат резко распахнул двери, и на Мирцеллу пахнуло кровью, мочой и смертью. Пустые глаза Лиз уставились на принцессу из глубины комнаты. Из тощего тела служанки торчало не меньше десятка арбалетных болтов.       — Она всё мне рассказала. У людей вообще быстро развязывается язык, — произнёс Джоффри.       Мирцелла с трудом втянула воздух, глядя на посеревшее лицо с раскрытым ртом. Заморгала, отчаянно стараясь не разрыдаться. Это конец!       — Ты меня разочаровала.       Мирцелла захрипела, когда пальцы Джоффри сомкнулись на её горле. Она тщетно пыталась оторвать их, колотила брата по руке, но силы были слишком неравны. Кровь мучительно билась в висках, подхлестывая панику.       — Посмотри, что ты наделала. Она мертва из-за тебя, из-за твоей дурости. Думала, я не узнаю о чае? Я знаю все мысли в твоей пустой головке. Мне ведомо всё, что происходит в этом замке. Тебя никто не спасёт.       Перед глазами заплясали цветные пятна, и лёгкие охватил огонь. Брат оттолкнул её от себя, и Мирцелла врезалась животом в край стола, кашляя и всхлипывая. Джоффри навалился следом, закинул тяжёлые юбки на голову сестре. Судя по треску ткани, панталоны он порвал, а ещё возвращаться в свои покои. Мирцелла никак не могла остановить слёзы, и лишь охнула, когда Джоффри вошёл в неё.       — Ты будешь делать то, что я скажу. И ты дашь мне детей.

***

      В септе оказалось немногим теплее, чем на улице. Мирцелла обняла себя за плечи и прошла вглубь. Единственная служительница, что-то тихо бормоча, зажигала свечи перед алтарём Кузнеца и совсем не обратила внимания на вошедшую принцессу.       У статуи Воина преклонил колени мужчина. Мирцелла на мновение приняла его за Томмена: светлые волосы в пламени свечей казались совсем золотыми, но это оказался Лансель. Он лишь мазнул по жене взглядом и вновь склонил голову, шепча молитву.       Мирцелла опустилась на колени перед Матерью. В голове билось: «Не дай мне забеременеть, умоляю, не дай!» Матерь глядела укоризненно. К ней обращались с противоположной просьбой, молили о детях. Но только не Мирцелла… Она слишком хорошо помнила собственное отчаяние, когда семя брата проросло в ней. Это произошло меньше, чем через три месяца после того, как Джоффри пришёл к ней впервые. Тогда броситься с крепостной стены казалось хорошей идеей. А сейчас? В тот раз её спасла Лиз, достав лунный чай. Кто спасёт теперь? План ведь был хорош! Мирцеллу и Лиз ничего не связывало, она даже не была служанкой принцессы. Как Джоффри узнал? Как?       «Тебя никто не спасёт».       Что же оставалось теперь? Раз в год рожать брату детей и надеяться, что они не будут порочными? Непорочные дети инцеста… Бывают ли? У Таргариенов Боги подбрасывали монетку. Касалось ли это правило и Ланнистеров? Мирцелла закрыла лицо руками.       «Матерь, не допусти».       — Мирцелла…       Лансель положил ей руку на плечо и растерялся, когда принцесса обхватила его за шею, прижалась, вздрагивая. Не было больше никаких сил сдерживать себя.       — Ну-ну, чего ты? Что случилось?       — Ты скоро станешь отцом, — с горечью выдавила из себя Мирцелла.       — Ты?..       — Ещё нет, но это дело времени.       Лансель вопросительно взглянул на неё.       — Я пила лунный чай, — пояснила Мирцелла. Больше не было смысла это скрывать.       — Так вот в чём дело…       — Джоффри хочет детей. А я не могу. Не могу… Не могу… — шептала Мирцелла, сжимая в пальцах дублет Ланселя. Он был её мужем, он обязан был хоть что-то сделать!       — Это могут быть и не дети короля, — тихо сказал Лансель. Его руки были тёплыми, как и дыхание. Мирцелла подняла на него блестящие глаза. — Никто не узнает.       «Мне ведомо всё, что происходит в этом замке. Тебя никто не спасёт».