Земную жизнь пройдя до половины

С того дня, как Гарри впервые переступил порог дома в тупике Прядильщиков, прошла неделя. И пока его жизнь здесь вовсе не была столь невыносимой, как представлял себе аврор, давая Клятву. Да что там! По правде говоря, совершенно нормальная была жизнь. И даже более размеренная и умиротворенная, чем когда-либо на Гриммолд-Плейс. Возможно, это было обусловлено тем, что в течение всего этого времени со Снейпом они практически не пересекались. Днем Гарри был в аврорате, а по утрам и вечерам зельевар не выходил из подвала, где, по всей видимости, располагалась его лаборатория, и молодой человек оказывался предоставлен самому себе. А если говорить уж совсем начистоту, то Гарри в этом запущенном, разваливающемся доме даже нравилось. Он получал настоящее наслаждение моя, убирая и чиня разные старые вещи. Ему казалось, что дом, как выброшенная на улицу собака, отчаянно нуждается в его заботе. И аврор ухаживал за ветхим строением, как за живым существом. Он не рискнул бы об этом рассказать даже Рону с Гермионой, но иногда молодой человек разговаривал с домом вслух. Рассказывал разные забавные истории из своей жизни. Или о том, как прошел в аврорате очередной день. Постепенно, с помощью волшебной палочки, а кое-где и благодаря маггловским инструментам – влажной тряпке и венику, — дом приобретал совершенно другой вид. Исчезли со стен зияющие раны-трещины, перестали скрипящими голосами жаловаться на судьбу обновленные ступеньки. И даже местами довольно неровно положенная штукатурка – все-таки Гарри никогда раньше не делал ремонт своими руками – радовала глаз чистотой и свежестью. А два дня назад после долгих сомнений Гарри даже пошел в магазин и на свои деньги купил скатерти и занавески. Сказать, заметил ли изменения в своем жилище Мастер Зелий, было совершенно невозможно. Но, по крайней мере, он не возражал, а учитывая его обычную внимательность, одно это уже можно было принять за одобрение. Хотя, по большому счету, реакция зельевара для молодого человека и не имела значения. Он все это делал не для Снейпа. Даже не из-за Клятвы, хотя соблюсти ее условия, насколько он их понимал, аврору также было важно. Нет, этот несчастный, никому не нужный дом каким-то образом за совсем не продолжительное время сумел стать тем, чем никогда не были для Гарри ни фамильная резиденция Блэков, ни даже их с Джинни собственное жилье. Только здесь аврор впервые понял значение фразы «дом поросенка – его крепость». Хотя его понимание было и не таким буквальным, как у Снейпа. Сколько раз Гарри аппарировал после работы к порогу дома в тупике Прядильщиков, столько и удивлялся виртуозно сплетенным сложнейшим щитам защиты. Еще не было ни одного дня, когда бы молодой человек упустил возможность произнести проявляющее заклятие и полюбоваться на опутывающую здание смертоносную паутину. Она была по-настоящему прекрасна. Совершенна настолько, что за неделю внимательного изучения аврор не нашел в ней ни единого слабого места. Сколько же времени и сил нужно было потратить на ее создание! И главное – не очень-то и понятно, зачем. Ну совершенно ничего в доме не представляло ценности, хотя бы даже отдаленно сравнимой с мощью охранных чар. Хотя, Гарри ведь так ни разу и не был в подвалах, которые, по здравому размышлению, определил как настоящее место обитания Мастера Зелий. Видимо, и дом находился в таком заброшенном состоянии именно потому, что Снейп выбирался из своей лаборатории только глубокой ночью. Или это только сейчас он проводит там столько времени, работая над противоядием для Джинни? Когда речь заходила о Снейпе, молодой человек ничего не мог сказать наверняка. Если в день, когда произошла их с зельеваром встреча в Малфой-Мэноре, Гарри был озадачен потребованной за помощь платой, то по прошествии этой недели его удивление не только не прошло, но и многократно выросло. Все в жилье бывшего декана Слизерина говорило о том, что он отчаянно нуждается в деньгах. И Снейп ведь не мог не понимать, что за спасение своей бывшей жены аврор готов отдать любую сумму. Да на одном этом противоядии Мастер Зелий мог бы заработать столько, что обеспечил бы себя на всю жизнь! Но вместо этого зельевар почему-то предпочел привязать к себе человека, которого ненавидел на протяжении двенадцати лет. А если и не ненавидел – все-таки после событий, предшествовавших Финальной Битве, Гарри в этом уверен не был – то во всяком случае, не любил никогда. Если бы Снейп связал молодого человека Клятвой для того, чтобы безнаказанно издеваться над ним, это еще можно было бы понять. Гарри ожидал этого и, снедаемый непреодолимым чувством вины, даже признавал в этом некоторую высшую справедливость. Но… Всегда непредсказуемый Мастер Зелий и здесь поступил совсем не так, как предполагал молодой человек. Он не просто не унижал своего новоприобретенного Пажа. Он вообще с ним никак не контактировал. Запирался в своей лаборатории, и даже в те редкие разы, когда они с Гарри пересекались в гостиной или на кухне, зельевар ограничивался холодными приветствиями и парой отстраненно-официальных фраз, всем своим видом демонстрируя, как ему неприятно натыкаться на Поттера в собственном доме. И аврор не мог снова и снова не спрашивать себя – зачем Снейпу это все было нужно? Зачем… Самый главный вопрос, относящийся ко всем - и настоящим, и прошлым поступкам зельевара. Для чего осужденный на пожизненное изгнание маг после суда искал встречи с ним, с Гарри? Что он хотел тогда ему сказать? И имело ли это что-то отношение к их Победе над Волдемортом? Впрочем, это все были вопросы совершенно абстрактные. Сам Мастер Зелий никогда не имел склонности объяснять свои поступки. Лезть к Снейпу в поисках ответа? Нет уж, Гарри самоубийцей не был. И если зельевар собирается все пять лет, что они должны находиться рядом друг с другом, вести себя как малознакомый с ним сосед, аврор против этого не возражал. А вот что в действительности занимало все мысли молодого человека, так это его расследование. Всю последнюю неделю он вместо того, чтобы рассортировывать в архиве документацию за текущий год, целыми днями изучал бумаги пяти-шести летней давности. Гарри сам не мог сказать, почему, но ему казалось, что ключ к происходящему сейчас нужно искать именно в послевоенном времени. К сожалению, область поисков была пугающе велика. Раньше начинающий аврор и не догадывался, сколько всевозможных отчетов, рапортов, служебных записок, не говоря уж о самих делах, накапливается в оперативном отделе даже за месяц. А в году ведь месяц не один. Несколько раз у молодого человека возникало желание все бросить и начать свои поиски с чего-то другого. Его деятельная натура категорически не принимала необходимости сидеть на одном месте и методично выискивать нужную информацию. Он же не Гермиона, в конце концов, чтобы тратить время, зарывшись в бумаги! Жаль, что нельзя было попросить подругу посмотреть аврорские архивы. Уж она-то, с ее опытом сидения в библиотеках, наверняка бы нашла что-то интересное. А с его темпами копаться в документах можно месяцами. И, самое обидное, не факт еще, что там на самом деле есть то, что он ищет. От собственной беспомощности Гарри просто хотелось выть. Ну не аналитик он! Не аналитик! Почувствовав, как от подобных размышлений поднимается в нем раздражение, молодой человек глубоко вздохнул и решил переключиться на что-то более спокойное. Он окинул взглядом тесную кухню, в которой сидел и в тихом одиночестве пил чай. Последние два дня Гарри проводил уборку именно здесь, и сейчас это помещение было наиболее уютным местом во всем доме. А значит, можно было смело начинать второй этап уборки и возвращаться в те комнаты, с которых он начинал приведение жилища зельевара в порядок. Протереть от пыли книги в многочисленных шкафах гостиной, например. Привычно взяв в руки мягкую чуть влажную тряпку, Герой Магического Мира принялся за успокаивающую нервы работу. Механическая размеренность совершаемых им действий как раз располагала подумать над альтернативными путями решения стоящей перед аврором задачи. Например, подробно вспомнить то утро в «Лисьем Хвосте»… Ведь кроме очевидно необъяснимого, было в том убийце еще что-то странное. Гарри в который уже раз мысленно воспроизвел всю сцену с участием человека в капюшоне. Ненормально быстрая реакция, движения на пределе восприятия, непонятные слова заклятия… Да, все это было загадочно, но молодой человек был совершенно уверен, что в том незнакомом маге было еще что-то необычное. Некая мелкая деталь, какой-то обрывок мысли, промелькнувшей в голове аврора в тот момент, когда он встретился взглядом с неизвестным магом. Но нет, как и тогда, решение этой загадки подошло к Гарри вплотную и ускользнуло в последний момент, оставив после себя крайне неприятное ощущение, как бывает, когда ты что-то забыл, но не помнишь даже, что именно. Гарри почувствовал, как в нем с новыми силами разгорается досада на себя самого. На то, что он думает уже больше двух недель и все никак не сдвинется с мертвой точки. А ведь он точно что-то видел, какая-то зацепка в его воспоминаниях быть должна. Нет-нет, нельзя так зацикливаться на задаче! Эл все время ему говорил – если что-то не получается, отложи. Со свежей головой разгадка найдется гораздо быстрее. Да, но решить отвлечься – одно. Гораздо сложнее на самом деле выгнать из головы неприятные мысли. И здесь у Гарри было только одно надежное, не раз проверенное средство. Музыка. Настоящая классическая музыка. Сложнейшее и прекраснейшее из всех знакомых ему искусств. Наверное, в жизни аврора было только два таких переломных момента. Первый – когда никому не нужный одиннадцатилетний мальчик Гарри узнал о том, что он – волшебник, и открыл для себя мир, полный сказочных, как тогда казалось, чудес. А вторым – как бы странно это ни звучало, учитывая его полную разнообразными событиями жизнь, стало знакомство с Музыкой. А ведь долгое время волшебный Мир Звука не занимал в жизни Гарри хоть какого-либо значительного места. Ни детство в доме Дурслей, ни годы в гриффиндорской башне Хогвартса не располагали к увлечению этим сложным, абстрактным искусством. Гарри не раз впоследствии удивлялся тому, что и его магглы-родственники, и однокурсники, вне зависимости от чистоты крови, оказались очень похожи в своих музыкальных предпочтениях. Все они слушали легкие песенки с не всегда имеющими смысл словами и простенькой мелодией. И не важно было, кто исполнитель – маггл, ведьма или маг. Нет, ну и среди них попадались, конечно, более чем достойные композиции. Некоторые Гарри и сам слушал с удовольствием, а иногда и напевал в душе. Но… Это не шло ни в какое сравнение с тем потрясением, что он испытал, впервые услышав оперу. Это произошло уже после Финальной Битвы, когда лежавший в больнице Святого Мунго Герой только-только пришел в себя и начал осознавать, что он наделал за время своей болезни. Как-то поздним вечером он незаметно проскользнул мимо дежурившей у его палаты сиделки и зачем-то спустился в кабинет главного врача. Для чего? Этого молодой человек уже и сам не помнил. Да и тогда, оказавшись перед чуть приоткрытой дверью, он так заслушался дивным женским голосом, столь непохожим на все, что он до этого слышал, что даже забыл, зачем пришел, и, завороженный, простоял перед кабинетом минут сорок. Он бы оставался там и дольше, но его увидел вышедший в коридор врач. Гарри не знал, что именно отразилось на его лице в ту минуту, но только строгий блюститель режима вместо того, чтобы отправить нарушителя обратно в палату, пригласил его в свой кабинет, дослушивать оперу в удобном кресле перед камином. А потом были вечера, наполненные рассказами пожилого мага об опере, о его любимых исполнителях и композиторах. Гриффиндорец узнал, что так впечатлившая его песня называлась арией Царицы Ночи, и была она из «Волшебной флейты» Моцарта. А тот дивный голос назывался колоратурным сопрано. И, конечно же, первым делом, после выхода из «Святого Мунго», Гарри отправился в маггловскую часть Лондона, где купил себе магнитофон и несколько записей опер. С тех пор его коллекция неоднократно пополнялась новыми кассетами, и, что самое приятное, все они сейчас находились в его комнате на втором этаже. Рассудив, что Снейп все равно находится в подвале, и если включить магнитофон не очень громко, он ничего не услышит, Гарри в радостном предвкушении отправился наверх. *** – А вы не так безнадежны, как хотите казаться, – эти слова Снейпа, прозвучавшие после финальных аккордов «Тоски», застали Гарри врасплох. Он совершенно не слышал, как зельевар появился в гостиной. А учитывая его чуткий слух и аврорскую тренировку, это было более чем неприятно. – Здравствуйте, профессор, – несколько невпопад ляпнул Гарри. Он медленно развернулся на табуретке, на которую встал, чтобы удобнее было протирать книги с верхней полки шкафа, и сверху вниз посмотрел на замершего у противоположной стены зельевара. Какое-то время Мастер Зелий молча рассматривал своего бывшего ученика, будто обнаружил в нем что-то новое. Гарри почувствовал, как от этого откровенного разглядывания ему становится неловко. Ну вот, не хватало еще только покраснеть! – Вы любите оперу, Поттер? Не ожидал. – А, да. Люблю. Но если хотите, я могу ее больше не слушать. Простите, что помешал, – зачем-то начал оправдываться Гарри. Он совершенно не понимал, почему его так смущает взгляд зельевара. Ведь даже в школьные годы Гарри не тушевался перед грозным профессором. Хорошо хоть, его сейчас не видят коллеги по оперативной работе! И аврор из чувства противоречия ответил Снейпу таким же прямым взглядом. – Вы не помешали, – зельевар прервал зрительный контакт и прошел к недавно починенному Гарри креслу. – Это ведь Каллас и Ди Стефано? Запись 53-го года из Ла Скала, если не ошибаюсь? Отличный выбор. – Вы любите оперу? – с недоверием в голосе повторил Гарри недавний вопрос Мастера Зелий. Это казалось ему тем удивительнее, что с тех самых пор, как молодой человек вышел из больницы Святого Мунго, он не встречал еще никого, кто разделял бы эту его страсть. А Джинни так и вовсе называла высокие оперные голоса воплями неудовлетворенных кошек. – И оперы, и симфонии. Вообще классическую музыку. – О! Здорово! – Гарри, наконец, спустился со стула. – А я симфоническую музыку не очень понимаю, – сказал он, и тут же пожалел о своих словах, приготовившись выслушать от Снейпа очередную порцию оскорблений. – Еще поймете, – неожиданно доброжелательно ответил Мастер Зелий. – Ее, чтобы понять, нужно слушать чаще. И знать хоть что-нибудь о том, кто ее писал, и что хотел этим выразить. – Наверное, – Гарри с некоторой опаской приблизился к зельевару, будто боялся, что спокойный тон Снейпа – не более, чем отвлекающий маневр перед каким-нибудь особенно обидным высказыванием. – А вы… У вас есть любимая опера? Или композитор? – Вам действительно интересен мой вкус или вы спросили для поддержания разговора? – приподнял бровь зельевар. – Интересен. Я вот очень "Норму" и "Набукко" люблю. А еще "Аиду". – Итальянская опера? Пуччини и Верди… Любопытно. Нет, я, как ни странно, предпочитаю немецких композиторов. В опере - Вагнера. – Не знал, что вы романтик, – улыбнулся Гарри. В его понимании язвительный, прагматичный Мастер Зелий и исполненные драматизма и героического пафоса оперы Вагнера ну совершенно не подходили друг другу. – А вы слушали «Кольцо Нибелунга»? – Странно было бы утверждать, что любишь Вагнера, не будучи знакомым с грандиознейшим его произведением. Хотите сказать, что и вам нравится этот цикл? – Нет. Не знаю. Я его не слышал. Мне говорили, что он скорее ближе к симфониям, чем к опере. – Да, некоторые произведения Вагнера, действительно, называют симфонической оперой, – Мастер Зелий откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. А у Гарри появилось совершенно детское желание покрепче себя ущипнуть, чтобы проверить, не спит ли он. Сидящий в совершенно расслабленной позе Снейп, да еще и обсуждающий музыку с Поттером – подобная сцена не могла быть ничем, кроме сна или горячечного бреда. А зельевар меж тем заговорил снова. И были в его глубоком, низком голосе какие-то совершенно новые интонации – завораживающие, бархатистые. И Гарри даже поймал себя на том, что думает: а каково это – услышать, как Снейп поет. С его слухом и голосом это наверняка должно быть потрясающе красиво. – На самом деле оперы Вагнера – это музыкальная драма. За основу либретто своих произведений он брал сюжеты различных германских легенд и преданий. Вам как раз должно понравиться то, что героев Вагнеровских опер отличает сила переживаний. Здесь вы встретите и жажду подвигов, и героику борьбы, и вероломство предательства. И, - легкий, на удивление не обидный смешок, - присущее вам самому стремление к самопожертвованию. Но Вагнер, безусловно, не ограничивается подобной сентиментальщиной. В его произведениях присутствуют глубокие философские раздумья, богатый и сложный мир идей. Удивительно, как точно с помощью музыкальных инструментов он рисует величественные картины германской природы. Вы никогда не были в Баварии? А Вагнер провел там несколько лет, среди озер и холмов близ замка Хоэншвангау. Позже король маггловской Баварии Людвиг второй, с которым композитор довольно много общался, построил настоящий архитектурный гимн операм Вагнера. Прекрасный Нойшванштайн, что в переводе значит «Новый лебединый утес». Снейп замолчал, но Гарри, завороженный его глубоким голосом и красотой рассказа, продолжал как наяву видеть удивительный лебединый замок – белый, со вздымающейся к небу башней-шеей. Замерший, наподобие гордой птицы, имя которой он носил, у самого берега озера, как бы любующийся своим отражением в безмятежном зеркале ярко-синей водной глади. Откуда в его голове возникла эта картина? Такая четкая, как будто молодой человек на самом деле побывал в тех местах. Аврор мысленным усилием прогнал наваждение и возмущенно посмотрел на Снейпа. Он больше не был тем неспособным к защите сознания мальчиком, которого профессор зельеварения безуспешно пытался учить окклюменции. А то, что в данный момент он поддерживает лишь самую слабую из ментальных защит, еще не является приглашением лезть к нему в голову. И Гарри, демонстративно глядя в глаза Мастеру Зелий, установил вокруг своего сознания непроходимую ни для какого лигиллиментора стену. Неожиданно зельевар поднялся и прошел к одному из тех глухих шкафов, открыть которые у молодого человека не получалось. – Хотите выпить? – спросил Снейп, доставая из этого шкафа два бокала и бутылку огневиски. – Спасибо, – Гарри принял от зельевара наполненный золотистой жидкостью бокал и поудобнее устроился на диване. «Интересно, это стоит понимать, как одобрение моих успехов в окклюменции?» - мысленно посмеиваясь, подумал аврор. Действительно, ситуация была более чем забавной. Расскажи кто-нибудь Гарри еще этим утром, что он будет пить со Снейпом огневиски, молодой человек просто покрутил бы пальцем у виска. А между тем, чудеса этого вечера еще не закончились. И следующие несколько часов аврор и Мастер Зелий провели в гостиной перед зажженным камином, разговаривая о классической музыке и легендах, положенных в основу многих опер. Вернее было бы сказать, что Снейп рассказывал, а Гарри удивлялся, восторгался, задавал вопросы. Даже с главным врачом из Святого Мунго ему не было так интересно, как сейчас, рядом с этим удивительным, совершенно непредсказуемым человеком, которого когда-то он считал своим врагом номер один. И – подумать только – ненавидел сильнее, чем Волдеморта. А позже, уже лежа в кровати в своей комнате на втором этаже, Гарри подумал, что это был один из самых интересных и счастливых вечеров в его жизни. Настораживало только то, кто именно был его собеседник.