Самолётик в самое сердце

already gone — sleeping at last

      Чонгук вздыхает тяжело, пропуская удар сердца, когда из старого кошелька, который он собирался выкинуть, выпадает потертая, до боли в груди знакомая фотография. Чон морщится, раздумывает несколько секунд и все же поднимает ее с пола, боясь даже повернуть лицевой стороной. Слишком много воспоминаний и слишком много боли. Его первая и единственная любовь, которую он не смог удержать из-за собственной глупости. Чонгук с тех пор вздрагивает каждый раз, как только слышит слово «измена». Потому что для него это слово теперь навсегда — боль, граничащая с помешательством. Как все это случилось Чонгук старается не вспоминать, но все равно каждую ночь вот уже восемь лет подряд ему снятся глаза цвета молочного шоколада, наполненные слезами и хриплый шепот, умоляющий объяснить, за что с ним так поступили. Чонгук старается не вспоминать, но, на самом деле, помнит все до мельчайших подробностей. Помнит, как злился, когда думал, что ему изменяют. Помнит, как устраивал истерики, когда спать приходилось одному, а не обнимая чужое податливое тело. Помнит, как в один из вечеров не выдержал очередного «ночевать сегодня не приду, прости, люблю тебя» и зашел в первый попавшийся бар, чтобы забыться алкоголем. Но забылся в итоге в чужих руках, губах и ярко-рыжих волосах. Помнит, как пришел домой под утро и тут же во всем сознался, потому что никогда бы не смог промолчать о таком. Помнит, как в лицо швырнули чековую книжку с баснословной суммой, со словами «я всего лишь пытался заработать на наше счастье и дом возле моря». Помнит чужие слезы, сбор вещей и хлопок входной двери. А после не помнит ничего. Только боль. — Эй, малой, ты домой планируешь? — раздается голос сбоку, и Чонгук поспешно вытирает слезы, выныривая из воспоминаний. — Да, просто задумался, — отвечает парень и разворачивается, чтобы очень криво улыбнуться. — Передо мной можешь не выделываться. Я ведь столько твоих слюней со своей формы стер, — усмехается Хосок, глазами пробегаясь по чужим дрожащим рукам. Старший чуть хмурится, подходит ближе и выхватывает фотографию, не слушая возмущенных просьб вернуть. Смотрит внимательно и улыбается так светло, как умеет только Хосок. — Красивый. Безумно красивый. — Я знаю, — говорит Чонгук и фотографию обратно забирает, бережно прижимая к груди. — Скучаешь? — Ты же знаешь, что чертовски сильно. — Связался бы. Восемь лет прошло, может, хотя бы просто поговорили бы. Вдруг, полегчало бы. — Ага, обязательно, — бездумно соглашается Чонгук и выходит из раздевалки, попутно прощаясь. Он никогда с ним не свяжется. Потому что трус. Потому что боится, что там, без него, счастливая жизнь, любимый человек рядом, и улыбка квадратная с лица не сходит. Улыбка, которая всегда принадлежала ему. Причиной которой всегда был только он. Чонгук выходит из здания и ежится от пронзающего ветра. Тут же хочется вернуться обратно, желательно, в любимую кабину пилотов, где всегда тепло и Хосок рассказывает несмешные шутки. Чон поднимает воротник белого пиджака и голову в плечи втягивает, пытаясь спрятаться от холодных порывов ветра, которые лезут под форму, леденяще оглаживая оголенные участки кожи. Он благодарит всех богов, что сегодня его любимое парковочное место было занято вредным Юнги, и машина стояла на другом, более близком. Чонгук, практически, бежит до автомобиля и вскоре оказывается за рулем, тут же включая печку на максимум. Он ненавидит осень, потому что именно осенью потерял свой единственный шанс на счастье. Чонгук наблюдает, как о лобовое стекло попеременно начинают ударяться дождевые капли, и прикрывает глаза, вспоминая, что тем вечером тоже шел дождь. И от него ушли без зонтика. Потому что «лучше под ливень, чем остаться с тобой на секунду дольше». Чон лезет в нагрудный кармашек и вновь достает фотографию, чтобы внимательно всмотреться в вызубренные до мельчайших подробностей черты лица. В глаза бросается родинка на самом кончике носа, которую Чонгук так любил зацеловывать по утрам, пока они нежились в кровати, надеясь, что будильник никогда не прозвенит, и им не придется расставаться на целый день, чтобы разойтись по своим университетам. Чонгук жмурится, потому что глаза предательски начинает жечь. Нет, достаточно, сегодня он больше не будет плакать. Он еще раз бросает взгляд на фотографию и откидывает ее на соседнее сидение, заводя мотор. Тот недовольно рычит, намекая, что пора заправиться. Чонгук включает дворники, чтобы различить очертания дороги, и выезжает с парковки, мгновенно встревая в пробку. Он ненавидит машины, потому что в них нельзя почувствовать себя свободным. Чонгук любит самолеты, любит летать. В воздухе нет пробок, нет ограничений. Только ты, бубнящий рядом Хосок и бескрайнее небо перед тобой. Всегда разное. Ярко-голубое, малиново-красное, затянутое грозовыми, чернеющими тучами, как сейчас. Всегда разное, но всегда вселяющее чувство свободы. Чонгук вздрагивает от внезапного раската грома и включает поворотник, выныривая из пробки. Ему не нужно ехать в центр, он специально покупал квартиру рядом с аэропортом. Звуки пролетающих мимо самолетов не дают почувствовать себя одиноким. Он паркуется возле дома и задумчиво смотрит в окно, наблюдая, как огромные капли разбиваются об асфальт. Нужно будет позже позвонить Юнги, поинтересоваться, как прошел их первый полет с Чимином в грозу. Чонгук знает, что Юнги себя в таких ситуациях ведет уверенно и спокойно, не позволяя нервам взять верх над рассудком, а вот как будет вести себя еще не опытный Чимин, Чону очень интересно. Он дожидается, пока дождь немного стихает и открывает дверь машины, впуская в салон промозглый ветер, который хватается за фотографию и выносит ее на улицу. Чонгук шокировано наблюдает за этим несколько секунд, а потом выбегает следом, мгновенно промокая, потому что дождь вновь усиливается. Он бежит за ветром, стараясь догнать то единственное, что не позволяет ему впасть в отчаяние. И кончиками пальцев тянется к фотографии, которая под каплями воды тяжелеет и падает в лужу. Чонгук отчаянно хватается за нее и вновь прижимает к себе. Сердце бьется о грудную клетку, эхом звучит по всему организму. Чонгук оглядывает свою мокрую насквозь форму, которая неприятно липнет к телу, и идет домой, не обращая внимания на то, что в ботинках хлюпает вода. В квартире тепло, потому что Чон ненавидит осенью оставлять окна открытыми. Он вздрагивает от перепада температур, осторожно кладет фотографию на тумбочку возле зеркала и идет в ванную, чтобы встать под горячий душ и чуть расслабиться. Позже Чонгук высушивает фотографию феном, наблюдая, как края загибаются, и лезет за утюгом, чтобы распрямить картинку, которая так надежно хранится в его сердце. Телефон вибрирует, оповещая о входящем вызове, и Чонгук принимает его, попутно усаживаясь в кресло и разглядывая спасенную фотографию. — Без приключений добрался? — весело спрашивает Хосок, а Чон слышит, как на заднем фоне у того Минхо что-то радостно напевает. — У вас вечер караоке? — Ага, он уже оглушил меня парочкой песен, — смеется друг. Чонгук завидует, потому что Хосока дома всегда с рейсов встречает любимый Минхо, с которым они вместе с самой школы. У Чонгука тоже могла бы быть такая жизнь и любовь с самой школы, если бы он сам все не загубил. Хосок что-то рассказывает, и Чон вздрагивает, понимая, что половину он уже прослушал. — …. так что больше нам вместе не летать, — доносится обрывок фразы, и Чонгук замирает. — Почему? — Да ты опять меня не слушал? Хватит летать в облаках, малой. Говорю, меня переводят к другому. У него второй пилот на пенсию ушел. А у тебя новый друг теперь будет, — наигранно обижается Хосок. — Ой, ты же знаешь, что тебя никто не заменит. — Знаю, конечно. Но ты, пожалуйста, сильно не упрямься и парня не щеми, понял? А то знаю я, как ты новеньких не любишь. — Почему я узнаю об этом только сегодня? — А начальник только сейчас мне позвонил, очень извинялся и просил тебе передать. Времени на представления сегодня не было, поэтому знакомиться с ним будешь уже завтра, непосредственно перед рейсом. Не облажайся. — Эй! Ты говоришь с лучшим пилотом города. — Да-да, все, малой. Доброй ночи, а то Минхо начал Гагу петь, я не могу это пропустить. Чонгук не успевает попрощаться в ответ и несколько секунд вслушивается в тишину. Теперь к списку ненависти Чона добавляется еще и его начальник. Неужели, вторых пилотов мало? Почему надо именно у него Хосока отбирать? Еще и новенького подсовывать. Чонгук злится, откладывает телефон и фотографию и ложится спать, укутываясь с головой. Сон — лучшее лекарство от проблем. Утро встречает неприятным жужжанием будильника и теплыми лучами солнца, которые аккуратно ползают по лицу, приятно его согревая. Чонгук жмурится, тянется к телефону, чтобы вырубить противную вибрацию и случайно задевает фотографию. Та падает на ворсистый ковер, и Чон свешивается с кровати, несколько минут бездумно пялясь на столь любимое лицо. Сердце привычно пропускает удар, а где-то из глубины накатывает волна боли. Чонгук подхватывает фотографию и прячет ее в чехол телефона. Чон принимает контрастный душ, плотно завтракает, надевает форму, которую вчера предусмотрительно повесил сушиться, и выходит из дома. Лужи съеживаются под теплыми солнечными лучами, и Чонгук радуется, что сегодня ему лететь в голубом небе. Улыбка проскальзывает по губам, но мгновенно исчезает, потому что в рейс ему отправляться уже не с Хосоком. Чон садится в машину, заводит ее и едет на заправку, набирая Юнги. Тот привычно долго не берет трубку, а когда все же отвечает, то долго ворчит и ругается. — Да нормально все прошло. Чимин отлично справился и почти не паниковал. Пришлось только подарить ему пару поцелуев, но, в целом, все хорошо. Ты скоро приедешь, а то я уезжать домой уже собираюсь, хотел кофе вместе попить? — Поезжай, мне еще заправиться надо, а потом сразу знакомиться с моим новым вторым пилотом, — бесится Чонгук. — А, слышал. Даже видел его сегодня. Красивый парень, я бы замутил, не появись Чимин. — Красота ему не поможет. Ладно, я на заправку приехал. До связи. Юнги прощается, и Чонгук явно слышит, как на фоне о чем-то весело щебечет Чимин. Чон усмехается, радуясь за друга. Он заправляет машину и уже через пятнадцать минут паркуется на любимом месте. Долгую минуту смотрит на фотографию под чехлом, мягко прижимается к ней губами и выходит из машины. Сразу идет в раздевалку, чтобы кинуть вещи, и медленно шагает к самолету, раздумывая о том, как теперь будет летать без Хосока. Чонгук даже не смотрит на второго пилота, которого подсунули вместо лучшего друга. Просто садится в кресло и готовится ко взлету. — А ты изменился, — разносится по кабине вкрадчивый густой голос. Чонгук, наконец, поворачивает голову, не веря собственным ушам, и видит… — Тэхён, — шепчет, не в силах произнести это имя громко. … свою первую и единственную любовь.