Самолётик в самое сердце

Чонгук смотрит на фотографию, которую достал из нагрудного кармана минуту назад, и переводит взгляд на мужчину, который переодевается перед ним в повседневную одежду. У него все еще не укладывается в голове, что перед ним стоит Тэхён, тот самый Тэхён, который ушел от него в дождь, рассыпая сердце в прах. Которого он не видел восемь долгих, ужасно больных лет. Который сейчас кажется ему чужим и одновременно таким родным человеком. — Не похож? — слышится низкий голос, и Чонгук понимает, что минут пять уже просто откровенно пялится. — Что? — Ты так пристально смотришь на фотографию в руке и на меня, что я решил, будто ты сомневаешься в моей реальности. — Ты изменился, — говорит Чонгук очевидное. — Ты тоже. — И в чем? — Ты стал выше и шире. Это забавно, — задумчиво отвечает Тэхён, смотря вглубь своего шкафчика. — Почему? — Теперь мне кажется, что я совсем тебя не знаю. Тэхён поворачивается к нему лицом, Чонгук видит, сколько боли в его до безумия красивых глазах. Столько же, сколько ее было восемь лет назад. Чонгуку хочется упасть на колени, как в самых дешевых мелодрамах, и умолять, чтобы его простили. Он готов ползать за Тэхёном. Он готов забрать всю его боль себе. Но в нем самом ее хватит на несколько миров. Они оба слишком разбитые. Они оба слишком несчастные. — Почему ты здесь? — задает Чонгук вопрос, который не давал ему покоя весь день. Во время полета Тэхён отказался с ним разговаривать, потому что был сосредоточен и старался все делать правильно. И у него это прекрасно вышло. Как и всегда. — Не из-за тебя, не беспокойся. — Я и не думал. — Вот и не надо. Я здесь, потому что так вышло. Остальное не так уж и важно. — Я… я так… — Не надо, Чонгук, умоляю тебя. И Чон не продолжает, потому что рука Тэхёна, которую он поднял, чтобы затормозить его, дрожит так сильно, что становится страшно. Он умоляет его. Тэхён просит не продолжать, и Чонгук даже представлять не хочет, как сильно ему больно. Как, должно быть, он ненавидит его всем своим сердцем. — До завтра, — одиноким эхом разносится по раздевалке голос Тэхёна, и он юркает за дверь, оставляя после себя лишь пустоту. Чонгук смотрит на то место, где только что стоял его любимый, и не дышит. Ему все еще кажется, что это сон или чья-то дурацкая шутка. Ему кажется, что сердце разорвется на части от всех тех чувств, что он испытывает сейчас. Он падает на колени, комкая рубашку в кулаке, и протяжно скулит, кусая губы до крови. Ему так больно за них, так противно от самого себя, так горько от бесконечной тоски в чужих глазах, и так по-ненормальному сладко от того, что он вновь может видеть эти глаза, даже если они будут смотреть на него с ненавистью. — Вау, какого-то новенького успели довести до слез, — звучит в раздевалке веселый голос Хосока. — Господи, Чонгук. Мужчина бросается к своему другу, хватает его за плечи и встряхивает несколько раз. Он вглядывается в чужие глаза, которые смотрят куда-то сквозь него, и ему вдруг очень хочется съежиться и спрятаться. Потому что там, в чужих глазах, океан горечи и вины. Хосок вновь встряхивает безвольное тело, а потом выдыхает, и по комнате разносится звук пощечины. Чонгук дергается, долго втягивает воздух ртом и обвисает в чужих руках. — Спасибо, — говорит на грани шепота. — Это был он? — Да. — Даже с заплаканным лицом красив, — искренне восхищается Хосок. — Ой, перестань. — Так, все, чего слюни развел? Ты уже на все мои формы поревел, малой! — Не ври! Я не ревел еще на эту, — Чонгук легко улыбается. — Ну, хвала богам, уголки губ поднялись вверх. Все, вставай, пойдем напьемся. — Но вы с Минхо собирались в ресторан. — Мой Минхо лучший мужчина на свете, который обожает тебя. Я сейчас позвоню ему, пойдем к нам. Подтянем туда еще Юнги, возможно, даже с Чимином. Если тот не будет краснеть и смущаться, как и всегда. — Он милый, — замечает Чонгук, поднимаясь с колен. — И не говори. Плюшевый такой, я его затискать хочу иногда. — И как только Юнги может трахаться с ним? Будто ребенка имеешь. — Фу, малой, мысли у тебя отвратительные. — Это все Чимин! Хосок усмехается, машет ему рукой, чтобы переодевался, и выходит в коридор, чтобы позвонить Минхо и сказать, что поход в ресторан, который они планировали целый месяц, придется отложить. Но он знает, что его мужчина простит ему это, потому что ночью Хосок будет долго и тщательно извиняться. Чонгук легко бьет себя по щекам, приводя в чувства. Мужик он или нет, в конце концов. Да, несомненно, он бы хотел сейчас, чтобы они с Тэхёном оказались не знакомы. Чтобы он мог пригласить его выпить с ними, познакомиться с остальными пилотами и влиться в коллектив. Он бы сидел с ним рядом весь вечер, наслаждался бы его глубоким голосом и низким смехом. А после подвез бы его до дома и, возможно, украл бы поцелуй в щеку. Но они знакомы. И Тэхён его ненавидит, он чувствует это кожей. И, если совсем честно, то сколько бы боли ни было между ними, Чонгук бы никогда не отказался от их прошлого. Никогда не отказался бы от воспоминаний о том, как они первый раз встретились глазами на паре по математическому анализу, когда оба решили сесть на один стул. Никогда бы не отказался от воспоминаний о том, как они первый раз взялись за руки, гуляя по ночному городу и рассказывая друг другу глупые истории из детства. Никогда бы не отказался от воспоминаний об их первом сексе, когда более опытный Тэхён нежно целовал Чонгука и просил не волноваться, шептал, что у него все получится и пусть не боится толкаться сильнее. Чонгук бы никогда не отказался от всех воспоминаний, где фигурирует Ким Тэхён. Потому что без этих воспоминаний не было бы настоящего Чон Чонгука. — Минхо уже режет овощи, а Юнги написал, что он всегда там, где алкоголь. Даже причину пьянки спрашивать не стал, — голова Хосока высовывается из-за двери, и он хмурится. — Малой, ну опять в облаках витаешь. Напяливай уже свои джинсы, хватит красоваться своим фирменным бельишком. Чонгук глупо хихикает и быстро одевается. Он так сильно любит Чона и так сильно дорожит дружбой с ним, что просто не знает, сможет ли когда-нибудь отблагодарить того за всю доброту и заботу о нем. — Все, погнали. Форму можешь тут оставить, как и машину. Завтра от меня такси вызовем сразу к аэропорту. — Да как-то неудобно у вас оставаться. — И не надейся. Минхо тебя все равно пьяного никуда не отпустит. В гостиной положит, одеялко подоткнет и в лоб еще поцелует. — Он у тебя замечательный, — искренне говорит Чонгук. — А я знаю, — смеется Хосок и треплет его по волосам. В машине они громко слушают какую-то до жути популярную, но такую же до жути бестолковую песню. Пытаются перекричать музыку и постоянно превышают скорость, пока не доезжают до супермаркета рядом с домом старшего. Хосок просит пока посмотреть алкоголь, а сам мчится в отдел с молочкой, крича что-то о сырниках. Чонгук послушно ищет полки с жидкостью покрепче, проходя мимо одинаковых рядов, пока в одном из них не тормозит, замечая сгорбленного Тэхёна. Сердце норовит выскочить из груди, а губы синеют, и Чонгук вновь боится, что встанет в ступор. Он мотает головой и решает, что лучше пройти мимо. На сегодня им хватило переживаний. Но ноги упрямо несут его не в противоположную сторону, прямо к Тэхёну, и тормозят только возле него. Непослушные ноги. — Э, привет? — неловко спрашивает Чонгук, потирая затылок. Тэхён дергается, будто только что находился в другой реальности, и переводит взгляд от хлеба к мужчине перед ним. — Ты мне уже кажешься? — усмехается Ким, слишком сильно сжимая руками багет. — Не знаю, возможно? Тэхён тянет руку, и Чонгук понимает, что задерживает дыхание, боясь лишний раз дернуться. Ким очень медленно поднимает руку к чужой щеке и замирает в паре сантиметрах от нее. Смотрит неуверенно, а потом легко касается лишь кончиками пальцев двухдневной щетины. Но Чонгуку хватает и этого, чтобы мгновенно схватить эту руку и потянуть за нее на себя, впиваясь в желанные губы. На удивление, Тэхён даже не пытается вырваться. Он отвечает, не менее страстно, так, что в каждом движении чувствуется его желание. А потом Чонгук чувствует соленый привкус их поцелуя и понимает, что Тэхён плачет. Он отстраняется так же быстро, как и приблизился. И тупит взгляд в пол, боясь смотреть на человека напротив. Он комкает толстовку и чувствует, как губы жжет от недавнего поцелуя. Господи, как сильно он скучал по этому чувству. — Прости, — тихо просит он. — Я не должен был. Я идиот. Тебе, наверное, хочется вымыть рот с мылом. — Знаешь, почему я заплакал? Потому что понял, что я не хочу, чтобы ты переставал целовать меня. Господи, я такой жалкий, — в голосе Тэхёна слышится усмешка и презрение к самому себе. Чонгука, как током бьет. Мужчина, которого он любит больше всего на свете, не просто ненавидит его. Мужчина, которого он любит больше всего на свете, ненавидит себя за свои же чувства к Чонгуку. И, кажется, это худшее, что могло случиться между ними. — Прости, — вновь повторяет он. — Я ненавижу это слово. В тот вечер ты сказал его столько раз, что оно потеряло смысл. Как и слова о любви и верности. Я не знал, что ты работаешь здесь, потому что ничего не знал о тебе с нашей последней встречи. Но я пошел учиться на пилота, потому что мысленно все еще хотел оставаться с тобой. Хотя бы в одном небе. Из-за тебя я получил два образования, представляешь, какой я жалкий? — Тэхён, это… — Не надо. Не продолжай. Это ничего не меняет. — Я все еще… — Я знаю, Чонгук. Потому что я тоже. У Чона темнеет перед глазами и кажется, что пол исчезает, и он падает в бездну. Потому что Тэхён все еще любит его. И потому что Тэхён ненавидит себя за это, он в этом уверен. — Я бы хотел… — Нет. Мы не справимся. И Чонгуку хочется вскричать, что они смогут. Что он сделает для этого все возможное. Что он уже другой человек. Что он все понял и все-все исправит. И он открывает рот, чтобы сказать все это, но поднимает глаза и видит перед собой лишь пустой ряд и безликие полки с хлебом. — Малой, я тебя вроде за алкоголем отправлял, — возникает Хосок рядом, улыбаясь. — Прости, я сейчас, — срывается Чонгук. Он бежит к кассам через весь магазин, вертит головой, кричит лишь одно имя и понимает, что здесь никого нет. Он проносится мимо ругающегося охранника, который просит его вести себя прилично. Но Чонгук лишь машет на него рукой и выбегает на улицу, бросая взгляд на стоянку, где под самым фонарем видит одинокую фигуру, пытающуюся открыть дверь машины. — Тэхён, — кричит он, заставляя человека на стоянке вздрогнуть и застыть. Чонгук бежит со всех ног, умоляя себя не зацепиться и не споткнуться. И, когда добегает, врезается в чужую спину, впечатывая в машину. Он обхватывает руками за талию, прижимая чужие руки к бокам, и утыкается носом в волосы, пытаясь восстановить дыхание. Тэхён не вырывается. Стоит неподвижно, разрешая слезам скатываться по щекам. Они стоят так неизвестное количество времени, пока телефон в кармане Чонгука не начинает вибрировать. — Ответь, — шепчет Ким. — Тогда мне придется тебя отпустить. — Ты уже сделал это однажды. — И больше этого не повторю. Я буду держать тебя, даже если ты будешь брыкаться, бить меня, ненавидеть и проклинать. Я все стерплю, потому что я заслужил. Но я никогда. Больше. Тебя. Не отпущу. Потому что я устал жить без тебя. — Чонгук, пожалуйста… — Нет! Я не отпущу! — кричит он. И Тэхён вздрагивает в его руках и уже шепотом продолжает: — Пожалуйста, поцелуй меня еще раз.