Тайны мертвецов, или Новая история

Глава X. Всего лишь нервы

      — Нам конец. Боже праведный, это конец! — шепчет Картер, обхватывая голову руками.       — Отлично! Мы, как последние глупцы, снова проворонили убийство у нас под носом! — Блэр со всей силы стучит кулаком по столу красного дерева.       Гнев кипит в душе Блэра, невольно вырывается наружу, будто шампанское, которое перед тем, как открывать, встряхнули. Как он их всех ненавидит!       Лоуренс Гилсон по привычке скрещивает руки на груди. На лице его — улыбка Чеширского Кота.       — Мистер Блэр, надеюсь, вы не сильно ушибли руку? — произносит детектив с насмешкой. Тон его мягок, как кошачьи лапки. — Нам никак нельзя терять голову.       — Если вы не забыли, именно это с ним и случилось, — фыркает Блэр.       Ему не жаль дворецкого, не интересно, выживет ли кто-нибудь ещё, но он, Джон Блэр, в живых остаться должен! Сердце Блэра жжёт огонь бессильной ярости и злобы. Следующим может стать он! А он… он не желает умирать! Он слишком молод!       Как же Анджела хочет запереться сейчас в своей комнате. Скрыться навечно от этого ужаса, который творится вокруг. Ничего бы не видеть, ничего бы не слышать, ничего бы не чувствовать. Просто недвижно лежать на постели и реветь, головою уткнувшись в подушку. Но нужно быть сильной. Прежде всего, ради Артура.       «Держи себя в руках. Ему уже ничем не поможешь, — говорит себе Анджела. — Лучше подумай, что ты можешь сделать».       — Я наведу порядок и приготовлю завтрак, — её голос неестественно спокоен, — а вы пока подождите в гостиной.       — Дражайшая моя, — отзывается мистер Гилсон, — полагаю, вы не возражаете, если кто-нибудь из нас поможет вам?       Есть ли в словах намёк, но Анджела видит его. Её это задевает, но обиды она не показывает.       «Вообще-то, отравить кого-то — это по вашей части. Я уверена, что мистер Джастис — это вы. Я такую приправу, как цианистый калий, ни в еду, ни в напитки не добавляю. Но нужно держать себя в руках. Я не должна даже намёком показывать, будто догадываюсь, что убийца он, иначе точно стану следующей жертвой. Рисковать жизнью можно, даже нужно, но только тогда, когда это действительно необходимо», — думает она, а вслух говорит:       — От помощи не откажусь, но вы, мистер Гилсон, конечно же, слишком умны, чтобы бояться, что я отравлю еду. Ведь тогда подозрения в первую очередь падут на меня.       — Если вы желаете, мисс Эванс, — предлагает Джон Джастин Блэр, — то я вам помогу.       — Буду очень признательна вам, мистер Блэр. — И, обращаясь к Лоуренсу Гилсону, Анджела добавляет: — Я читала о вас, мистер Гилсон. Ваше имя упоминалось в газетах в связи с громкими убийствами. Я, конечно, имею в виду, что вы их расследовали.       Труп несчастного дворецкого переносят в его комнату. Анджела и Блэр убираются на кухне. Когда кровь была отмыта, Анджела решает сделать к завтраку яичницу с беконом.       — У вас необыкновенная выдержка, мисс Эванс, — говорит Джон Блэр, когда Анджела разбивает яйца над сковородой и следит, чтоб ничего не подгорело.       — Благодарю, мистер Блэр, — Анджела лишь пожимает плечами. — А что мне остаётся? Здесь сойдёшь с ума, если будешь поддаваться чувствам. Или, на радость мистеру Джастису, добровольно полезешь в петлю.       Когда яичница уже была готова, ну а вода для чая закипела, Анджела и Блэр идут в гостиную.       — Завтрак готов, — докладывает Анджела.       Храня безмолвие, все заставляют себя поесть, всем не до поддержания беседы.       Шесть насмерть перепуганных людей собираются в гостиной. Шесть человек. Шесть пленников этого острова. Мышки, пойманные котом в мышеловку. Остальные семеро уже убиты. Точнее, жертв не семь, а восемь. «Один из нас, один из нас», — крутится в голове у каждого. Все погружены в свои безрадостные мысли. Каждый на грани нервного срыва. За окном бушует буря. И не только за окном. В их душах тоже.              «Боже мой, боже мой, боже мой! Кого он на этот раз выберет жертвой? Я хочу всё это прекратить, но как? Да уж… “И добродетель стать пороком может, когда её неправильно приложат”».[7]              «Сказать или не сказать? Иногда так хочется подойти к ней и сказать, что я её люблю. Просто, чтобы она знала. Это ведь, может быть, наши последние дни. Перед смертью не играют в игры, не лгут ни другим, ни себе».              «Просто взять и прикончить их всех, и всё. Остаться одному. В безопасности. Бояться больше будет некого. Эта особа Эванс… Очень уж она хладнокровная. Надо следить за ней».              «Нет, я здесь не умру! Я и раньше попадал в переделки, но всегда выходил сухим из воды. В этот раз тоже выкручусь. Я умею постоять за себя».              «Мне страшно. Мой единственный шанс выжить — узнать, кто убийца. Если всё получится… Только бы удалось! Только бы успеть…»              «Так, спокойно. Сохраняй хладнокровие. Безусловно, кое-что пошло не так, как ты предполагал. Тем не менее в целом всё идёт по плану. Ну надо же быть таким дураком — он всему поверил! У тебя всё получится, главное — не терять головы. Ворон каркнул: “Никогда!” Никогда никто из них не вернётся с острова живым».              Как бы то ни было, в ближайшее время ни одна лодка к острову не причалит. И что же им делать? Ждать у моря погоды?       Анджела поднимается в комнату, и внезапно все слышат пронзительный визг.       — Это Анджела! — сидевший на диване Артур тотчас вскакивает. Мчится вверх по лестнице. За ним и остальные.       Влетают в комнату. Она не заперта. Анджела не успела закрыться.       — Что случилось, мисс Эванс?       Та сидит на постели. Глаза перепуганные.       — Я видела тут мышь, — с нескрываемым смущением произносит Анджела. — Она уже убежала.       — Мышь, мисс Эванс? — переспрашивает Картер, недовольно сдвинув брови: ох уж эти женщины!       — Простите, — вид у Анджелы донельзя виноватый. — Я устроила такой переполох, всех перепугала. Весь дом подняла на уши. Поверьте, мне очень стыдно.       «Я повела себя как последняя дура», — мыслит она с досадой.       — Ничего, мисс Эванс, — утешает её Саймон.       — Поверьте, мадемуазель Эванс, — заверяет доктор Картер, — никто не винит вас.       — Да, всё хорошо, мисс Эванс, — произносит Джон Блэр.       Артур приносит неоткупоренную бутылку коньяка, штопор и бокал. Наливает коньяк и подаёт Анджеле.       — Пейте, мисс Эванс, — говорит Артур.       «Это ведь только вежливость, — думает он, — ничего такого. Я ведь, в конце концов, джентльмен? А она женщина, которая только что перенесла сильный стресс».       — Благодарю, мистер Андерсон, — улыбается Анджела. — Вы очень добры.       — Не стоит благодарности, мисс Эванс, — любезно отвечает Артур.       Тут Анджела видит, что в комнате нет детектива.       — А где мистер Гилсон? — спрашивает она.       — Мистер Гилсон? — произносит доктор Картер. — Он, должно быть, отстал от нас.       Мистер Гилсон, как выяснилось, преспокойно остался в гостиной.       — Как я рассудил, — поясняет он, — будет совершенно неразумно сломя голову нестись к мисс Эванс. Ведь мы все вместе находились в гостиной в тот момент, когда вдруг услышали крик. Следовательно, едва ли на мисс Эванс мог кто-нибудь напасть.       «Наверняка Андерсон побежал наверх не столько ради неё, сколько ради того, чтобы поймать убийцу», — мыслит мистер Гилсон.       «Любовь будто платье, подаренное Медеей царевне, — думает Артур, глядя на Анджелу. — Платье, что сжигает, но снять его нельзя. И всё же не напрасно соловей из сказки Оскара Уайльда пожертвовал собой, чтобы влюблённый студент мог подарить своей любимой розу. Любовь достойна того, чтобы отдать за неё свою жизнь. И не важно, что, может быть, твоего поступка никто не оценит».       Мистер Гилсон лёгкой и бесшумной кошачьею походкой подходит к фортепьяно, которое находится у одной из стен.       Сев за инструмент, детектив, как видно, изливая в звуках музыки свою тоску, начинает играть похоронный марш. Мелодия чудная, вот только от неё хочется застрелиться.       — Мистер Гилсон, перестаньте, пожалуйста, — говорит Анджела, — хоронить нас пока ещё рано.       — Извините, мисс Эванс, — отвечает детектив. — Сейчас моему настроению соответствует именно эта мелодия.       — Сыграем в шахматы, мистер Андерсон? — предлагает Саймон Артуру, а про себя думает: «Я обыграю его в два счёта, да ещё при ней».       — Я раньше не играл, но с удовольствием, — отвечает Артур.       Он смотрит на Анджелу.       «О ней не думай, сосредоточься. Она смотрит. Ты ведь не хочешь проиграть ему, тем более у неё на глазах? Тогда соберись», — говорит он себе.       — Смотрите, — Саймон объясняет правила, — все фигуры, кроме коня, ходят только по прямой, перепрыгивать друг через друга не могут. Если на пути фигуры вражеская, её можно взять, то есть чужая фигура убирается и больше не участвует в игре, а ваша встаёт на её место; на этом ход нужно закончить. Во втором ряду — это пешки, их восемь, ходят только вперёд; при первом ходе на одну клетку или на две, при следующих — только на одну; если ход обычный — по вертикали, если со взятием — по диагонали. Вот эта фигура на клетке «ди» — королева.       — Как она ходит?       — Ходит на сколько угодно клеток, причём в любом направлении. Самая сильная фигура.       Артур указывает на фигуры по краям доски, похожие на башни:       — А эти?       — По краям — ладьи, — говорит Саймон, — ходят на любое число клеток, но лишь по вертикали и горизонтали.       — А это? — спрашивает Артур.       — Третьи слева и справа — слоны, ходят на сколько угодно клеток, но только по диагонали.       — А как ходят кони?       — Кони — вы, я вижу, сами догадались, где они — ходят на одну клетку по вертикали, две по горизонтали или наоборот: по вертикали две клетки, по горизонтали — одна, — отвечает Саймон.       — А вот эта фигура с короной?       — Король, — произносит Саймон, — может ходить во все стороны, но лишь на одну клетку. Главное — ему нельзя ходить под шах, то есть на клетку, где его атакует чужая фигура. А если король уже под шахом и нельзя ни взять эту чужую фигуру, ни уйти из-под атаки, ни закрыть короля одной из своих фигур, это называется мат. Иными словами, игра проиграна. Ваша задача — защищать короля. Один раз можно сходить сразу двумя фигурами — королём и ладьёй.       — Двумя?       — Да. Это называется рокировка. Король перемещается на две клетки в сторону любой ладьи, а ладья становится на клетку между той, где он был раньше, и той, на которую он перешёл. Главное — нельзя рокироваться, когда король уже атакован или попадает под шах, между королём и ладьёй не должно быть фигур; и для короля, и для ладьи это должен быть первый ход. Я, если вы не против, буду играть белыми, вы — чёрными. Всё ясно?       Артур заверяет, что вполне.       Начинают играть. Саймон делает первый ход, двигая белую пешку.       — Пешка на e4.       Артур по возможности повторяет действия Саймона, полагая, что если его соперник придерживается этой тактики, значит, она лучшая.       — Пешка на e5.       — Конь на c3.       — Конь на c6.       «Как там ходит конь? — думает Артур. — Две клетки по вертикали, одна по горизонтали. Или наоборот? Поставлю своего коня как раз напротив его. Получается две клетки по вертикали, одна по горизонтали».       И вот в игру вступает второй белый конь:       — Конь на f3.       Выходит второй чёрный конь.       — Конь на f6.       — Пешка на d4.       — Пешка на d5.       — Слон на e3.       — Слон на e6.       Вот выходит второй белый слон:       — Слон на d3.       В игру вступает второй чёрный слон:       — Слон на d6.       — Королева на d2.       — Королева на d7.       — Рокируюсь.       «Как он говорил, делается рокировка? — мыслит Артур. — Король перемещается на две клетки в сторону ладьи, а ладья на клетку между его начальной и конечной позицией».       — Я тоже, — произносит он.       Вторая белая ладья движется к первой:       — Ладья на e1.       Вторая чёрная ладья движется к первой:       — Ладья на e8.       Белый конь переходит в атаку. Ест чёрную пешку:       — Конь на d5.       «Так, — размышляет Артур, — слоном побить пешку или конём? В любом случае фигуру съест или конь, или пешка. Но слон, насколько я понял, ценнее, чем конь».       — Конь на d5, — вороной мстит за пешку: съедает белого.       — Пешка на d5.       «Так, — мыслит Артур, — нужно бить эту пешку слоном, пока она сама его не побила».       — Слон на d5.       — Конь на e5. — Белый конь расправляется с чёрной пешкой.       «Нужно защитить слона от этого коня, — решает Артур. — Побью его другим своим слоном».       И чёрный слон закусывает белым конём:       — Слон на e5.       Неожиданно чёрный слон сам становится обедом для белой пешки.       — Пешка на e5.       — Конь на e5.       «Что ж, мистер Саймон, — думает Артур, — этой пешкой вы сейчас пойти не можете. Если вы её сдвинете на одну клетку вперёд, то её смогут съесть и королева, и ладья, и слон, и пешка. Да и сейчас она в опасном положении».       — Слон на h7, — белый слон обедает чёрной пешкой.       «Надо прогнать этого слона с клетки, — думает Артур. — Поставлю-ка ладью сюда, на h8. Слоны-то ходят по диагонали, а ладья по вертикали, ну, горизонтали тоже. Значит, я побить его слона смогу, а он мою ладью нет».       — Ладья на h8, — чёрная ладья грозит слону.       — Слон на d3, — белый слон возвращается на прежнее место.       Поразительно! Как чёрный конь сумел съесть целого слона? И кони же, вообще-то, травоядные!       — Конь на d3.       Чёрный конь вдруг получает смертный приговор от белой королевы:       — Королева на d3.       «Его королева может съесть моего коня, — думает Артур. — С другой стороны, если я уберу его с клетки, то могу потерять королеву. Но ведь тогда и его королева будет потеряна. Ладно, надо на что-то решиться. Возьму слона, хотя ладью, конечно, потеряю».       И вот белая ладья ест слона:       — Ладья на e3.       Ужас! Это же каннибализм какой-то: ладья ест ладью!       — Ладья на e3.       — Слон на c6, — чёрный конь бежит от белой государыни.       Её белое величество преследует:       — Королева на c3.       — Слон на a4.       Артур внимательно смотрит на доску. Белый-то король остаётся без защиты. Один ход — и победа! Артур понимает, каким должен быть этот ход:       — Королева на d1. Шах и мат.       Лоуренс Гилсон, нужно сказать, наблюдал за их игрой с непритворным интересом: он и сам великолепно играет в шахматы.       Артур торжествующе смотрит на Анджелу. «Вот видишь, не такой уж он умный», — как будто говорит его взгляд.       — Поздравляю, мистер Андерсон. Что ж, как говорится, не везёт в игре — повезёт в любви, — Саймон тоже смотрит на Анджелу.       На второй этаж ведёт длинная винтовая лестница без перил. Ещё вчера на ней был кроваво-красный ковёр. Сегодня его уже нет. Куда он мог деться?              Много лет назад мистер Гилсон был женат. Его жену звали Аманда, он души в ней не чаял. Да и теперь ещё любит, хотя минуло уж почти двадцать лет и её уже нет в живых. Но он видел, как она целовалась с его другом. Разумеется, Аманда уверяла, что тот сам её поцеловал. Что она нисколько не хотела этого. Что любит только лишь его, своего Лоуренса. Её слова были правдой, но доверять Аманде Гилсон больше не мог. Он сказал, что разведётся с нею и сделает всё, чтобы дочь больше не виделась с безнравственной матерью. «На мою жену не должна падать даже тень подозрения», — произнёс Юлий Цезарь. Мистер Гилсон мог бы подписаться под этими словами.       С тех пор он взял за правило: всё, отныне никаких романов. Любви на время он не хотел никогда. Лучше уж ночные бабочки: с ними-то всё просто, они, по крайней мере, поступают честно. Ты знаешь, что нужно им, они — что тебе.              «Она хорошенькая, — думает об Анджеле Чарльз Саймон. — Нет, не просто хорошенькая, она красивая. А ещё умная и хладнокровная. Да что это со мной? Кажется, ещё чуть-чуть, и я в неё влюблюсь. Только этого не хватало! Мне это совсем ни к чему. Любовь — это слабость. Она делает человека уязвимым, тем более в такой обстановке. К примеру, голубушка Анджела любит этого Артура Андерсона и поэтому, конечно, не подозревает его. Он для неё благородный рыцарь, не способный никого убить. А ведь её любовник вполне может оказаться мистером Джастисом. Мне совсем не нужно страдать, переживать из-за неё, надо сохранять холодную голову, думать и заботиться только о себе. И вообще, семейная жизнь — это не для меня, я не из тех, кто женится. На всю жизнь связать себя верностью одной женщине, довольствуясь в постели только ей, лишать себя возможности пробовать других? Позволить, чтобы какая-то дамочка стала для меня единственной в мире, — нет уж, ни за что на свете, ни за какие сокровища. Я своей свободой дорожу. Быть готовым на всё что угодно лишь для того, чтобы просто видеть её, ради одного лишь ласкового взгляда её голубых глаз? Ради её улыбки? Говорить, что она самая прекрасная девушка на свете? Дарить цветы, даже стихи посвящать? Делать все те глупости, которые обычно делают влюблённые? Никогда. Удивительно: неужели она правда всё ещё любит этого Артура Андерсона? Ведь прошло уже целых четыре года. К тому же он ведь бросил её. Анджела должна бы ненавидеть Андерсона из-за причинённых им страданий, а она его любит!       Может, голубушка Анджела действительно невиновна в смерти того мальчишки? А если виновна, то на убийство она решилась из-за Артура Андерсона. Нарочно или нет, но он толкнул её на это. Видимо, ребёнок чем-то мешал их счастью. Они ведь были любовниками. Как она смотрит на него! К тому же, когда мы все давали объяснения насчёт обвинений, она пыталась защитить его. “А Ар...” — она, конечно же, хотела сказать: “А Артур”. Любил он её или просто использовал? Может, он для того и завёл роман с ней, чтобы избавиться от племянника? Как бы то ни было, сейчас он бросил её. Не знаю. Если бы женщина ради меня решилась убить, я бы не только не расстался с ней, но и ценил её ещё больше».              Джон Блэр у себя. Он один. Только вот отчего ему кажется, что в комнате есть кто-то ещё? Кто-то, кто наблюдает за ним. «Перестань, — говорит он себе. — Это лишь нервы».       «Она сама виновата, — невольно мысли Блэра возвращаются к Люси. — По какому резону этот Джастис обвинил меня в убийстве? Да, я оклеветал её. Солгал Ларкинсу, сказав, что Люси ему изменяет, но ведь горло ей перерезал он. Во всяком случае, я не хотел её смерти. Я не думал, что он так отреагирует. Считал, что Ларкинс просто разведётся с ней. Кто же виноват, что он оказался таким глупцом? Решил, что если жена не хочет быть с ним, значит, не будет ничьей. Он не любил её по-настоящему. Если бы любил, то дал бы ей свободу. Позволил быть с тем, кто ей мил. Я любил её. Ей-богу, она казалась мне совершенством. Ей-богу, как она была прекрасна! Её глаза, улыбка, локоны волос… И она так и не стала моей. Я мог бы сделать её счастливой, но она отвергла мою любовь. Люси была гордячкой. Видите ли, она верная жена, воплощение добродетели и поэтому не может ответить взаимностью на мои чувства. Любит лишь своего мужа и ни за какие сокровища на свете не изменит ему. Моя порочная страсть была, по её мнению, достойна только осуждения. Не знаю, смог бы я простить Люси или нет, захотел бы я после этого утешить её и быть вместе с ней».       Отчего ему кажется, что в комнате есть кто-то ещё? Внезапно чувствует: на горло что-то давит. Это лезвие ножа… Мужчина даже не успевает ощутить боли…       Блэра находят с перерезанным горлом. Волосы и одежда бедняги испачканы кровью. Чёрные глаза неподвижно смотрят в потолок. На мольберте в комнате портрет Амелии, который навсегда останется незаконченным.