***
Какаши был не способен на будоражащие чувства и душащие эмоции. Он это знал и ничуть не волновался — весь спектр ощущений, великое благо, оставался доступным. Почему Хатаке переживал все события так легко и безболезненно? Он был уверен, что это не иначе, как темперамент. Флегматичность была заложена ему в утробе матери, а потому он редко смеялся до колик в животе, волновался до спазмов в районе солнечного сплетения и раскрывал рот от удивления. Максимум — приподнимал бровь, как сейчас. С великим удовольствием запершись в стеклянную, непроницаемую снаружи будку для курения, Какаши с упоением втянул тяжёлый сигаретный дым. Вытяжка усердно шумела над головой. Его взор скользил по залу ожидания — до вылета оставалось не более сорока минут, когда его отец подорвался на месте. Сакумо искренне заулыбался и — в числе прочих незанятых зевак — прицепился взглядом к розоволосой девушке, широко шагающей по светлому кафельному полу. Хатаке захотелось одновременно прикрыть и закатить глаза. Бордовые кроссовки с белой подошвой; джинсы, оголяющие щиколотку и алая расстёгнутая толстовка в ноябре. Смущал ли его комплект одежды или же Сакура в аэропорту за подозрительно короткое время до их рейса? Какаши затянулся глубоко и медленно, искоса следя за тем, как сигарета тлеет до фильтра. — Что ты здесь делаешь? — буднично поинтересовался он, сократив расстояние до их сомнительной туристической группы. — Сакумо-сан пригласил меня отдохнуть в хорошей компании, и я просто не смогла отказать, — Сакура искренне понадеялась, что её улыбка не выглядела восковой. Не нравилось ей то, как резко задал вопрос Какаши. Розоволосую смутило скупое обращение к ней, и она поглубже спрятала пальцы в рукава толстовки. — Ты уже сдала свой багаж? — заботливо поинтересовался старший Хатаке. — Мы всего-то на четыре дня летим, поэтому у меня только ручная кладь, — пожала плечами Харуно, порывисто обхватывая врезавшиеся в плечи лямки чёрно-зелёного рюкзака. Она не знала, куда себя деть, сгорая под любопытными изучающими взглядами. Казалось, искренне радовался ей здесь только Сакумо. — Какаши тоже взял только рюкзак! Он и когда на неделю, и на две едет куда-нибудь, всё равно берёт только минимум одежды, — Харуно украдкой кивнула, удивлялась тому, как Какаши был похож на отца: несмотря на то, что Сакумо обращался к Харуно с нескрываемым дружелюбием, он говорил тихо и довольно спокойно, почти не жестикулируя и не меняясь в лице. Вот почему у него было так мало мимических морщин! — Знакомься! Это мой друг Дай, его сын Гай, жена Гая — Йоко и их сын Ли. — Очень приятно познакомиться, — Харуно не могла отвести взгляд от четырёх гавайских шорт с зеленью, четырёх светло-зелёных маек и четырёх тёмно-зелёных ветровок. У неё зарябило в глазах от абсурдного вида доброжелательной семьи. Они почти синхронно поднялись на ноги, как только Сакумо представил их розоволосой. И, Ками-сама, Харуно просто засветилась от счастья, когда по огромному залу эхом прокатилось объявление о начале посадки на рейс «Токио-Стамбул». В тихом и тёплом салоне самолёта впечатляюще-дружная семья затерялась в рядах, в то время как оба Хатаке, как и ожидалось, оказались рядом с Сакурой. Девушка быстро нашла их места и разместилась у иллюминатора, Сакумо — как и обещал — занял место посередине, а Какаши — не проронивший ни слова — сел с краю, бездумно глядя в пустоту. И лучше бы бросил на Сакуру самый ядовитый взгляд и сказал что-то очень жёсткое и ожидаемое, чем гнетуще молчать. Сакура понимала, что сложно будет выглядеть счастливой парой. Теперь это казалось уже невозможным. Она с трудом улыбалась Сакумо, когда тот — всё таким же проникновенным ровным голосом — рассказывал, как много лет назад — настолько, что это было «давно и неправда» — они с Даем жили в общежитии, ели только шпроты и хлеб и торжественно клялись, что первый, кто разбогатеет, будет каждый год организовывать совместный отдых за свой счёт.***
Оказавшись в номере спустя ночь пути и день туризма, Сакура выдохнула с облегчением. Ей казалось, организовывая этот семейный отдых, Хатаке посмеялся над ними. Их самолёт летел двенадцать часов и в шесть утра прибыл в Стамбул, где уже, собственно, Сакумо обрадовал их тем, что теперь необходимо преодолеть пятьсот километров на джипах, которые уже ожидали клиентов. «Это что за маршрут?» — впервые подал чуть сонный голос Какаши, — «Отеля поближе не было или решил сэкономить?». В ответ на это, на протяжении всех пяти часов в машине, Сакумо рассказывал о том, насколько замечательный этот отель и что жалеть о потраченном на дорогу времени никто не будет. Только вот это было уже после того, как старший Хатаке показал им Голубую Мечеть — главную достопримечательность Стамбула — и затем провёл по самым диковинным местам Большого Базара, скупая восточные сладости коробками. Понятное дело, в отель они добрались уже почти к шести вечера, и, опять же, Сакумо сказал, что через десять минут все должны стоять в холе, чтобы пойти на пляж хоть на час. Сакура поняла, что, выбирая из двух Хатаке, она бы остановилась на старшем. Он казался энергичнее, приветливее и даже обходительнее. В том, что пятьсот километров в комфортном салоне того стоили, Харуно поняла сразу, как только увидела отель. Несколько бассейнов и бесчисленные балконы высоченного здания вскружили голову, как и внимательный персонал и продуманный интерьер каждого угла. Особенно комнат. Огромная кровать, тяжёлые коричневые шторы, потрясающая шумоизоляция, джакузи в каждом номере, шведский стол четыре раза в день (в том числе ранний и поздний завтрак), шикарные балконы с видом на море и весь алкоголь в барах на территории отеля пробивался по выданному каждому гостю браслету — никакой своевременной оплаты. Рассчитывался Сакумо, когда ему было удобно. Розоволосую голову кружил настоящий «all inclusive»*. Как самый ленивый турист она хотела утонуть в этой атмосфере роскоши и экзотики. «Может, стоит спросить, как ему спалось? Или узнать, пойдёт ли он на пляж? Нет, если бы не собирался идти, сказал бы об этом Сакумо сразу». Разбирая немногочисленные вещи, Сакура чувствовала, как внутри всё ёжилось от этого мерзкого ощущения — Какаши не был рад, что она поехала. Он злился на неё, он не хотел её видеть. Была виновата Сакура. Какаши едва ли сказал несколько предложений за целый день и даже никак не среагировал на любезный персонал, в то время как Сакура едва успевала благодарить их на английском. Харуно до предела опустила ручку двери и буквально прокралась в ванную. Она не хотела привлекать внимание.***
Семья Майто оказалась полной противоположностью Сакумо и Какаши: они были энергичными и шумными, а ещё, к счастью Сакуры, отчаянно желали с ней подружиться. Харуно буквально таяла, погружаясь в прохладную ласковую воду Средиземного моря. Рок Ли то и дело всплывал рядом с ней, смеша её своим приплюснутым маской лицом, а затем, мелькнув здоровенными ластами над поверхностью, снова исчезал в тоще воды. На горизонте солнце медленно опускалось, окрашивая воду тёплыми огненными бликами. Аккуратно ступая по песку, Харуно прошла пару метров до их компании. Она издалека видела, как Какаши поднялся на ноги и на секунду взглянул на неё. Оценил ли белый купальник, расписанный нечёткими акварельными цветами и украшенный оборками по лямкам и по краям плавок? Нашёл ли забавными два коротких колоска из волос? Полюбовался ли точёной подтянутой фигурой прежде, чем круто развернуться и широкими шагами уйти прочь в с пляжа. А ведь только минут двадцать прошло. Сакумо его добровольно отпустил? — Сакура! — к девушке тут же обратилась Йоко, облачённая в раздельный купальник цвета хаки, — а каким ты спортом занимаешься? — Харуно уже понимала, что культуризм процветал в семье Майто — развитая мускулатура была даже у двенадцатилетнего Рока Ли, а у его родителей и пресс, и спина, и ноги были украшены бугристыми мышцами. А ещё у деда Дая и у его друга Сакумо. Только Какаши Сакура оценить пока не могла, но всё равно представляла, как красиво смотрится их офигенно спортивная компания со стороны. — Ну, я только три года назад всерьёз задумалась о своей форме. Всю жизнь занималась учёбой, вела сидячий образ жизни, — розоволосая опустила взгляд на плоский живот, усеянный редкими капельками воды, — и на первом курсе института была, конечно, не с лишним весом, но немного более… пухлой, чем сейчас. И тогда решила заняться собой. Сначала, как и все, кто худеет, начала с кардио. Некоторое время ходила в зал железо таскать, но мне не понравилось, и я перешла на домашние тренировки, потом увлеклась йогой и пилатесом, чтобы во время силовых мышцы не нарастали и, наконец, сделала для себя открытие, — Сакура и не заметила, как начала рассказывать с предельным энтузиазмом. Женщина её действительно очень внимательно слушала, исследуя худощавое тело взглядом, — я узнала о всяких горячих обёртываниях и скрабах. Они очень хорошо выгоняют воду и даже немного расщепляют подкожный жир. Диеты никогда не придерживалась, потому что я в целом не люблю переедать и надеюсь, что этого достаточно. Интуитивное питание типа. — А в нашем дворе полгода назад оборудовали огромную площадку для воркаута. Нам так там понравилось! Мы теперь вместо зала каждый вечер туда выходим. Кстати, и бегаем мы тоже хорошо, недавно в благотворительном марафоне участвовали. Забег на двадцать один километр! — Сакура следила за тем, как влажные волосы Йоко завивались, теряя влагу. Дай и Сакумо играли в карты. Гай больше смотрел в сторону моря, нежели следил за игрой. Харуно была уверена, что он искоса контролировал Рока. Оно не требовалось — вышек со спасателями — напряжённо и пристально следившими за водой — было достаточно. Солнце почти спряталось, и Харуно уже дважды успела поплавать среди мелких рыбок, когда Какаши всё той же лёгкой походкой вернулся на побережье. — Нашёл? — спросил Сакумо, пристально глядя на сына. — Да, по карте сориентировался. Минут двадцать идти. Сакура больше не могла пожаловаться на лёгкий пронизывающий бриз. Какаши начал раздеваться. Стоя в пол-оборота к ней, медленно расстегнул рубашку, скидывая ту на лежак. Литые мышцы были намного суше, чем у самой Сакуры. Она, к слову, была уверена, что такой сдержанный и достаточно скрытный человек, как Какаши даже плавать будет в шортах, но нет. Чёрные плавки обтягивали всё, что у Какаши было, открывая длинные рельефные ноги. Да, теперь их компания действительно должна была привлекать всеобщее восхищение. Сакура задыхалась. Теперь к довольно симпатичному лицу и чарующему голосу прибавлялось спортивное привлекательное тело. Смущение настигало Сакуру с запозданием: и она занималась сексом с таким мужчиной? — Ну что молодёжь, крайний заплыв перед ужином? — Дай резво подскочил на месте и дождался, пока остальные — даже хмурый Какаши последуют за ним. Потрясающе легко было плавать вместе, а позже сидеть за одним столом и обсуждать, каким насыщенным и ярким выдался день. И тяжело преодолеть порог ванной, зная, что тогда они останутся с Какаши наедине. В Сиде было около одиннадцати вечера. В Токио — уже пять утра, и розоволосая искренне надеялась, что Хатаке уже лёг. Выбирая дома, в чём же она будет спать в одной постели с Какаши, Сакура остановилась на максимально простом комплекте из бледно-розового шёлка: майка на тонких бретелях и умеренно короткие шорты. Вроде, Харуно не выглядела так, будто отчаянно предлагает себя, а вроде и смотрелась довольно волнующе. Хатаке не спал. Он сидел на краю кровати рядом со сбитым и уже заправленным в пододеяльник одеялом. Вокруг его бёдер до сих пор было обёрнуто короткое полотенце. Харуно сглотнула, подходя ближе. Внутри разливалось едкое чувство — на тумбочке со стороны Какаши лежала пачка презервативов. Видимо, готовился отдохнуть без неё. Он молча протянул ей маску для сна, которую надевал в самолёте. — Она не полностью непроницаемая, но для принципа пойдёт, — легко бросил Какаши. Его вытянутая рука надолго замерла в воздухе. — Я не хочу, чтобы ты наказывал меня с помощью секса. Мне нравится им заниматься, а сейчас ты можешь испортить мои впечатления, если захочешь отыграться за… всё, — с трудом выдавила Харуно. Сквозняк ощутимо тянул по комнате. Щёки розоволосой стали пунцовыми. Хатаке ошибался. Оказывается, когда он был поражён, а не удивлён — обе его брови взметались вверх. — За что и почему я должен тебя наказывать? — вкрадчиво уточнил он. — Потому что ты не хотел, чтобы я ехала, — Сакура порывисто заправила влажные локоны за уши, а затем сцепила пальцы опущенных рук перед собой. — Я это поняла поздно. Ты, наверно, хотел без меня отдохнуть. Вон, презервативы с собой взял, и мне это не нравится, потому что ты, наверно, хотел какой-нибудь секс-туризм попробовать, и мог привезти мне всякие болячки, потому что презерватив не защищает на сто процентов, — произнесённые вслух доводы убедительными не казались. Разве они договаривались, что на стороне встречаться ни с кем не будут? — Хотя я не могу тебя в этом упрекать, — сбивчиво говорила она. — В общем, на самом деле, мне очень неловко, что ты злишься на меня весь день и ходишь, как в воду опущенный. Я не хотела, чтобы так получилось, но Сакумо… — Сядь, — Сакура тут же выполнила просьбу Хатаке. — Посмотри на меня, — начиная свой необдуманный монолог, розоволосая сразу потупила взгляд, лишь бы не видеть всего такого идеального и притягательного Какаши. Повиновалась, — с чего ты решила, что я злюсь на тебя или на отца? — Ты весь день не разговариваешь. — А до этого болтал без умолку? — Изменения в мимике Какаши надо было измерять в миллиметрах. Но Сакура их видела и постепенно сердцебиение замедлялось. Светлые серые глаза были чуть прищурены, а уголки губ подрагивали в усмешке. — Нет, но ты как-то грустно молчал, — повела плечом Харуно, едва не отводя взгляд. Она понуро опустила голову и выглядела как обиженный и одновременно провинившийся ребёнок. Хатаке на пару секунд прикрыл глаза. — Я не злюсь ни на тебя, ни на отца. Не позвал сам, потому что хотел дать тебе возможность отдохнуть от меня, это во-первых. Во-вторых, Турция на четыре дня — это идиотизм. Особенно, когда у нас семнадцать часов дороги. И я допускаю, что Сакумо невозможно отказать. Он тридцать лет занимается тем, что ищет партнёров и спонсоров. Уговаривать он умеет. Да и, — Какаши сам отвёл взгляд и взъерошил волосы на затылке, — он выглядит и ведёт себя так, что перечить женщинам ему сложно. Ты была неправа только в том, что не предупредила меня об этом. И тогда бы мне не пришлось искать супермаркет с самообслуживанием, где я мог бы купить презервативы. В Турции это намного сложнее, чем в Японии, Сакура. — Точно, — сокрушённо согласилась Сакура. — Но всё-таки забавно, что ты нашёл в продаже такие. Даже не терпится попробовать, — личное достижение — Сакура сказала об этом, пристально глядя в глаза. И, точно в одобрение, не встретила в них ничего смущающего или пугающего. Почти довольно Хатаке усмехнулся и повторно протянул маску, которую Сакура тут же надела. — Раздевайся, — манящий голос не потерпел бы протеста. Розоволосая изящно избавилась от двух деталей гардероба и позволила за руку увлечь себя на кровать. Повинуясь направляющим прикосновениям, она легла на спину, и прохладная скользкая ткань сковала запястья, когда Хатаке сомкнул их у девушки над головой. Красный шёлковый платок Хатаке приобрёл в очаровательной лавке Стамбула. Томное удовольствие уже теплилось между ног. Нарастающее возбуждение было таким же приятным, как и сам процесс. Сакура предвкушала, как сейчас широко раздвинет ноги, оставаясь распятой на белоснежной кровати, окутанная потоком света нескольких ламп. Вместо этого Какаши жестче обычного сжал её ноги выше колена и развёл лишь на пару сантиметров, не прося согнуть. Наоборот, вытянул. Шершавый язык скользнул по губам, когда на практические сомкнутые ноги чуть ниже бёдер опустился обнажённый Какаши. Харуно очень хорошо чувствовала горячую кожу мужских ног и ягодиц. Член, если бы не был налит кровью, непременно коснулся бы татуировки. Возбудился от одного вида Сакуры? Льстило. Помог себе ладонью, обхватывая член и любовно надрачивая? Возбуждало. «А не слишком ли много на сегодня тесного контакта?» — пронеслось в голове у Харуно, когда Какаши ладонями широко провёл от ключиц до низа живота. Это стало последней мыслью девушки прежде, чем они все вспыхнули в огне желания. Какаши несколько раз мягко сжал грудь, а затем скопировал действие, уже проводя от основания к вершинке короткими ногтями. Подушечками больших пальцев обвёл соски и ненавязчиво погладил их, дожидаясь, пока они тут же станут твёрже. Сакуре захотелось взвыть, как только Хатаке — едва ощутимо, будто на пробу — сдавил правый. Тягучее сладострастное удовольствие разлилось по телу. Захотелось поелозить ногами, чтобы ноющий клитор получил хотя бы минимальную ласку, но внушительный вес Хатаке давил сверху. Тягучая горячая слюна окропила оба соска, чтобы трение не было болезненным. Чтобы было восхитительно приятно, когда Хатаке потрёт оба соска пальцами. Далеко не так, чтобы кончить, но так, чтобы возбудиться до тяжелых спазмов в животе. Харуно прерывисто вздыхала, когда он до боли выкручивал чувствительные бусинки, и бессильно прогибалась в спине, подставляясь под мучительно-сладкие ласки. Какаши как будто чувствовал — но, вероятнее, вслушивался и всматривался в реакцию девушки — и, когда измученные соски становились всё менее чувствительными, мял и гладил грудь, дожидаясь, пока они вновь окрепнут. Сакура призывно постанывала и кусала губы, теряясь в ненавязчивом удовольствии. Было так восхитительно! Какаши ласкал Сакуру исключительно для её удовольствия. От осознания этого в груди помимо основного инстинкта зарождалось что-то иное — тягучее и пронзительное. Бессильно и разочарованно Харуно выдохнула и нахмурилась, когда ласка оборвалась. Тело, точно в ломке, крутило от желания получить оргазм. — Сакура, — Какаши грозился, что его маска для сна не такая плотная. Чёрта с два, в ней ничегошеньки не было видно. — Действительно, — протянул он, — твоё наказание будет состоять не из секса, а из его лишения, — Какаши смаковал каждое слово, околдовывая своим невозмутимым голосом, который даже возбуждение — его Харуно осязала физически — не могло сломать, — ради разнообразия я могу подрочить в ванной, а тебе, Сакура, этого хватит? — Нет, — ответ мгновенно сорвался с её губ. Розоволосая нарочито медленно облизала пересохшие губы, — Я хочу, чтобы ты продолжил, — было невыносимо жарко и душно, Харуно бессильно втягивала живот и изо всех сил пыталась шевельнуться под телом Какаши. Оглушительная пустота пульсацией отдавалась в промежности. Всё равно Сакура не могла придумать, что сказать ещё. Она не умела бросаться пошлыми словечками в постели. С её стороны это бы выглядело так же убого, как и наигранные крики и стоны. Розоволосая была уверена. Харуно казалось, она никогда в жизни так не хотела секса. Она знала, что сейчас не нужны никакие лубриканты — в любой позе член скользнёт в неё, как раскалённый нож в масло. Потому что смазка в избытке сочилась по половым губам, и Сакуре рвало крышу от желания скинуть Какаши с себя и, лёжа на спине, по-блядски широко раздвинуть ноги, чтобы он увидел, насколько ей хорошо с ним. Сакуру ничего не держало. Шёлковый платок развязался после пары минут бессильных стенаний Харуно. Казалось бы, скинь его с рук, поднимись на кровати, ухвати растерявшегося Какаши за плечи, повали его на бок и, как он тащится, с первого толчка возьми такой бешеный темп, чтобы от болезненного фантастического удовольствия кончить через десять фрикций. Сакура не хотела. Мучительно долгие секунды она лежала и ждала, чувствовала опаляющее низ живота пламя и содрогалась от тяжёлых гулких ударов сердца. Она позволяла Какаши мучить себя, овладевать собой и тотально контролировать их секс. Ей так нравилось подчиняться его тихой силе, что, когда Хатаке резко приподнялся, она удовлетворённо застонала, ожидая дальнейших действий. Какаши тут же согнул её ноги в коленях и, всё так же плотно прижимая друг к другу, завалил на бок. Шелест обёртки. Длиною в вечность заминка Какаши. — Если будет неприятно, сразу говори, — прохрипел, а не сказал, и Сакура улыбнулась беспечно, а затем безумно, изгибаясь на кровати. Удовольствие необычное и глухое — оно мешалось с острой щекоткой и пробивало дрожью всё тело. Сакура уже не скрывала, что руки больше не скованы, и, задыхаясь, схватилась за подушку. Тонкий вскрик прокатился по комнате, когда на бледную натянутую кожу ягодиц опустилась раскрытая ладонь. — Какаши! — грозно вскрикнула розоволосая, подтягиваясь наверх так, что член практически выскользнул из неё. — Прости, прости, — забормотал он, вновь подтягивая её к себе за бёдра. Сакура была уверена, что контуры ладони расцвели красными пятнами — шлепок был тяжёлым и точным. Наверняка, Какаши примерялся. Харуно бы почти обиделась, если бы не возобновившиеся с новой силой фрикции. Отпустив ситуацию, Сакура вновь застонала, сминая ткань в руках. Всё тело вновь мгновенно залил жар. Крепко зажмурившись под маской, Харуно тут же кончила, изгибаясь в судороге. Она не могла разомкнуть век и прервать затяжной стон, когда Хатаке, даже не замечая её финала, продолжил толкаться так же часто и мелко, приближая себя к апогею. Не в силах смущаться, Харуно стонала громко и протяжно, беспорядочно сжимая подушку над головой и, как в их первый раз, прогибаясь в пояснице до боли. Такие же откровенные вторящие девичьим губам стоны. Две раскрытые ладони: одна — на ягодице, другая — на колене фиксировали крепко. Капля пота сорвалась с чужого лба на очерченные загоревшей кожей рёбра. Всё это кружило голову. Порочный вынужденный тандем. Второй оргазм накатил на Сакуру так же вероломно и неумолимо. Она едва ли различила момент, когда Хатаке убрал руки с её тела и сам встал с кровати. Сакура медленно зашевелилась, с упоением вытягиваясь на простыни. Кожу под шлепком до сих пор жгло. — Я освободил душ, — розоволосая аж подскочила на месте, когда Какаши громко и обыденно заговорил с ней. За пару минут девушка уже провалилась в сон. Навык засыпать мгновенно выработался в студенческие годы и уже второй раз подставлял хозяйку. Она оставила маску и положила на чужой край кровати. Чуть покачиваясь и зевая, постояла под прохладным душем и вновь нацепила пижаму. «Интересно, что он думает о моей татуировке?» — вопрос казался Сакуре неуместным, но очень её волновал. В комнате уже был полумрак — через распахнутую дверь балкона в комнату сочился холодный свет звёзд и тёплый — фонарей под окнами отеля. Слабо пахло дымом. Какаши уже полулежал в кровати. Сакура присоединилась, аккуратно забираясь под одеяло. К сожалению, оно было одно. — Извини за… — Всё нормально. Только скажи, почему ты захотел это сделать? — Банально, но у тебя очень привлекательное тело. И в этой позе бёдра и ягодицы практически у всех выглядят очень красиво — кожа натягивается и… ну, в общем, шлёпнуть — это так же заманчиво, как погладить пушистого котёнка. Аж руки чешутся. А ты же ещё и спортсменка, так что мышцы вообще графично обрисовались. Не сделать этого было выше моих сил. Ты указала в анкете, что против любого насилия. Плохо переносишь боль? — Нет, наоборот, достаточно хорошо, чтобы без волнения и нытья делать эпиляцию всего тела. Тут несколько причин. Серьёзные увечья типа плёток я бы вряд ли опробовала потому, что могут остаться шрамы. Не для этого я работаю над своим телом, чтобы кто попало его портил. Всякие такие шлепки… Опять же, банально, но это воспринимается, как неуважение. Так часто делают в толпе, в клубах, применяют к официанткам и так далее. Возможно, в рамках ролевой игры это ещё куда годится, но без предупреждения лично у меня сбивает весь настрой. Ты не первый и не последний, кто считает это сексуальным. Положение спасла достойная прелюдия и эти презервативы. — Я думал, что пачка у презервативов с усиками должна быть более яркой, чем эта, — заговорил Какаши. — По этим хер поймёшь, что они с сюрпризом. — Condoms with a mustache, — с улыбкой произнесла Сакура. — Что? — На них же написано «condoms with a mustache», — с более чётким акцентом произнесла она — Ты знаешь английский? — Ну, слово «презервативы» знают даже школьники. «Mustache» — это усы или — здесь — усики. Ты, наверно, внимание не обратил. В любом случае, ощущения довольно… ну, необычные, забавные, скорее. — Я не горел желанием их пробовать, потому что они могут необоснованно доставить дискомфорт партнёрше и отсрочивают эякуляцию, а с этим у меня и так проблем нет. — Завтра другие купим, — Сакура широко, почти демонстративно зевнула и завернулась в мягкое тонкое одеяло. «Партнёрше», а не «проститутке».