Hominem quaero

Прохладный вечер стремительно опускался на побережье. Едва ли Сакура после ужина собралась предложить Какаши сходить куда-нибудь, как он выдвинул встречное предложение. Неожиданно и приятно. К тому же, после ненавязчивого диалога ночью, удивительно долгого тактильного контакта и сна под одним одеялом Харуно казалось, что они с Какаши немного сблизились. Как друзья по интересам. Она видела, что с каждым их диалогом Какаши расслабляется и доверяется немного больше. Точно так же, как и Сакура в постели. К тому же, розоволосой полюбился один момент. Даже когда Какаши был раздражён, как вчера, он не повышал голос, не бросался едкими фразами и не тыкал никого носом в их проколы. Самоконтроль и спокойствие. Наверняка он был обожаемым начальником. А ещё Сакура уверенно признала, что и мужем он тоже был бы замечательным. Без дискуссий было решено посетить бар. При этом Хатаке настоял на том, чтобы выбраться с территории отеля в район, где днём они вместе шарахались в поисках кондомов и таки приобрели две упаковки — ультратонких для минета и обычных. Идея казалась Харуно замечательной. Наконец-таки она сможет пустить в ход всё своё обольщение. Сакуру несколько раздражало то, как смотрел на неё Какаши, когда девушка облачалась в один из двух купальников, выгодно подчёркивающих её потрясающую фигуру. Никак он на неё не смотрел. Просто для себя отмечал, что девушку не съели акулы и она по-прежнему где-то рядом. Почти за месяц их знакомства Харуно ни разу не видела переполненного желанием взгляда Какаши. Досадно. Макияж подчёркивал все достоинства Сакуры: огромные яркие глаза, мягкие очертания скул, пропорциональные и в меру пухлые губы. Девушка собрала короткие послушные волосы в замысловатую ракушку на затылке, чтобы открыть лицо и шею, притягивая взоры к точёным линиям. Правда, Сакура была уверена, что редкие взгляды будут скользить выше её тела. Она отошла на пару шагов от зеркала, чтобы ещё раз рассмотреть себя. Это платье было спонтанной и крайне непрактичной покупкой. Сакура нашла две причины его приобрести: огромная скидка на настоящий шёлк и вскружившая голову посадка. Платье тон в тон совпадало с оттенком её чуть загоревшей кожи. Сатиновый шёлк словно светился изнутри. Оно держалось на тонких нерегулируемых бретелях, оголяя верх спины и груди, и заканчивалось чуть выше колена, позволяя любоваться рельефными икрами. Платье сидело так плотно, что в нём едва ли можно было позволить себе есть или пить. Более того, Сакура могла выиграть в нём конкурс мокрых маек, даже будучи сухой. Тончайшая ткань не просвечивала, но подчеркивала всё: мягкие окружности груди с острыми бусинами сосков, крепкие мышцы пресса и подтянутые ягодицы. Понятное дело, оно не предусматривало никакого вида нижнего белья и просто волшебно выглядело с любой обувью. Главным было вовсе не то, что платье удивительным образом сочетало в себе хороший вкус и вульгарность. Сакура расцветала, надевая его. Она вытягивалась макушкой в потолок и поднимала подбородок выше; её речь и взгляд, жесты и походка становились увереннее и пластичнее. Харуно распахнула дверь и тут же с вызовом взглянула на среагировавшего Какаши. В нём изменилось только одно: Хатаке надел светлые брюки, в которых благополучно летел в самолёте. Белая рубашка красовалась на своём месте. — Ты готова? — обыденно спросил он, поднимаясь с дивана. — Да, — слишком жестко бросила Сакура, готовая засопеть от недовольства. Она, значит, марафет час наводила, а он даже не осмотрел её хоть с каким-то интересом! Пронзительный вой телефона и вовсе выбил её из колеи. Харуно быстро отключила звук и замялась. Ровно одиннадцать. Каждый день в это время она принимала противозачаточное. Она извлекла из рюкзака блистер с таблетками и быстро выдавила нужную. — Что это? «Проявил интерес всё-таки!» — прожужжала в голове Сакура. — Противозачаточное, — не оборачиваясь ответила Харуно, запивая таблетку водой. Липкое смущение расползалось под пристальным взглядом Какаши. — Зачем? — отчего-то не унимался Хатаке. — Потому что презервативы не дают стопроцентной защиты, — она искренне понадеялась, что голос звучал ровно. К счастью Сакуры, Какаши вопросов больше не задавал, а идти с ним плечом к плечу молча девушка уже успела привыкнуть. В баре, как и в отеле, в целом людей было немного. Правильно Сакумо сказал — в это время года отдых в Турции популярностью не пользуется, а от того цены не кусаются, очередей мало и на пляжах дышать свободнее. Розоволосая, даже не интересуясь мнением Какаши, сразу заняла место на высоком барном стуле у стойки. — Thank you so much*, — очаровательно улыбнулась Сакура, взяв меню из рук крайне горячего темноволосого бармена в полурасстёгнутой рубашке. Какаши молчал. — I want a martini with orange juice, — не переставая мило улыбаться, Сакура смотрела глаза в глаза бармену, который с обожанием в ответ глазел на её. — Что ты будешь, Какаши? — поинтересовалась она, когда Хатаке даже не принял из её рук меню. — Джин есть? — хмуро спросил он. — Так, — Харуно старательно изучала строки, — да, вот один какой-то есть. — Закажи, пожалуйста, — Сакура усомнилась в происходящем, когда Хатаке прикрыл глаза, вымолвив просьбу. — Почему ты не сделаешь этого сам? — хитро прищурилась Сакура, с упоением потягивая полученный холодный сладковатый напиток. Какаши выглядел несколько зажатым, отвечая на прозвучавший дерзко вопрос. — Потому что я вообще не знаю английского, — сдался он. — Даже «gin, please»? — Даже это, — кивнул он сокрушённо и, когда Сакура обратилась к бармену, быстро добавил, — пять стопок. — Five shots, — добавила Харуно с интересом глядя на то, как пепельноволосый опрокинул залпом две рюмки, ничуть не морщась. — И на закуску возьми что-нибудь. — Chocolate bars and two glasses of martini with orange juice, please, — Сакура поняла, что, пожалуй, как и говорилось в одном сериале «интеллект — вот что сексуально», ведь именно сейчас она снова поймала пристальный взгляд Хатаке. Были ли голодные всполохи желания в его взгляде, надуманными Сакурой? — Я думала, сейчас такое время, что знать хотя бы разговорный английский просто необходимо. Как же ты летаешь по миру? — слова уже давались ей с трудом. Горячий свет ламп, вязкая медленная музыка и ледяной мартини, который хотелось вкушать всё чаще, кружили голову. — Не отхожу от отца или посещаю супермаркеты с самообслуживанием, — Сакура едва не хихикнула. — Я пробовал учить английский с частными репетиторами, но, как оказалось, я зациклен на языковом барьере. Не верю, что меня поймут, даже в примитивных фразах. Вот почему Какаши ни разу не отвечал даже «спасибо» швейцарам, продавцам, официантам и прочему персоналу, проявляющему максимальную вежливость! — Мои родители очень хорошо говорят на английском, — доброжелательно начала Сакура. — Поэтому я с детства воспитывалась со знанием двух языков. И, когда в школе можно было взять третий, выбрала китайский. Он, понятное дело, сложнее, но очень интересный в плане интонаций. — И ты, с красным дипломом бакалавра лучшего университета страны и знанием двух языков, не нашла работу лучше, чем в сфере эскорт услуг? — порывистым движением Хатаке расстегнул три верхние пуговицы на рубашке. — Во-первых, меня несколько разочаровала опробованная работа. Ну, в глянцевые журналы и значимые агентства не пробиться, а рядовые газеты и телеканалы не представляют для меня интереса. Во-вторых, очень мало платят, а я… ну, понимаешь, я никогда в своей жизни не хотела работать, я всегда хотела зарабатывать. Я бы с удовольствием реализовала пару своих проектов, если бы у меня был стартовый капитал, но его пока нет. А почему ты решил преподавать? Это твоё второе образование? — Второе. Потому что фирма может прогореть. Пара неудачных сделок, отсутствие финансовой поддержки со стороны спонсоров, и банальное снижение количества рекламируемых продуктов на рынке, и мой заработок, составляющий сейчас несколько миллионов в месяц, очень резко сократится. Мой отец успел вложиться в эту сеть тогда, когда реклама только набирала свои обороты. Это сейчас половина журналов состоит из банеров и предложений, а тогда спрос долгое время не повышался. Помня то время, он лет десять назад заговорил о том, что времена могут вернуться. Пришлось получать запасную профессию, — Сакура жадно следила за тем, как он рассказывал о своей жизни. Вот! Бармен уже успел обновить шоты с джином, которые Какаши опрокидывал без закуски. Наверно, сейчас он более разговорчив, чем обычно. — А почему именно история? — Ничего сложного. Мне как-то со школьных времён этот предмет в душу запал. Читаешь книжку, пересказываешь материал. Вы не дети, так что причинно-следственные связи сами устанавливать умеете. Я вам половину истории рассказывал по художественным романам, сказкам и легендам. — Вот почему всегда было так интересно слушать! — почти прошептала Сакура, улыбаясь себе под нос. Жаль, успела застать лишь жалкую тень полуулыбки на его лице прежде, чем тот вновь сделал глоток. — О! — по жизненному опыту Сакура понимала, что нельзя позволить Какаши напиться до потери сознания, — я когда-то смотрела французский фильм, и там о каждом персонаже говорили в такой форме: «он любил заниматься садоводством и ненавидел смотреть телевизор», чтобы зритель узнавал сразу два полярных факта о человеке. Мы мало знаем друг о друге, давай тоже так попробуем? — Харуно почти протараторила предложение, желая как можно скорее получить ответ. У неё заканчивался третий бокал мартини, Какаши уже расправился с шестью стопками джина. Взглянув в зелёные глаза, Хатаке медленно кивнул и бросил: — Начинай. — Я люблю спать до обеда и не люблю готовить. — Я люблю готовить и не люблю бегать. — Я люблю путешествовать в экзотические страны, но не люблю жару. — Я люблю читать и не люблю яркий свет. «Значит, действительно фанат локального освещения». — Я люблю объятия и не люблю ждать. — Я люблю покупать что-то для других людей, но не люблю захламлять свой дом. — Я люблю жаркие поцелуи и не люблю холодные взгляды, — Сакура тяжело сглотнула, всматриваясь в лицо Какаши. Харуно жадно следила за тем, как дрогнул левый уголок губ. Она почувствовала слабый запах одеколона, когда Какаши плавно начал наклоняться к ней. Что-то хвойное и морское. Тихое ровное дыхание раскалённым клеймом жгло кожу губ и подбородка. От Какаши резко пахло спиртом. Оголённым плечом Сакура почувствовала касание его вытянутой руки. Девушка широко распахнула глаза от удивления, Когда Хатаке невозмутимо отстранился. — Я люблю джин, — он поднял стакан с мутноватой жидкостью, — и не люблю джин с тоником, — прикрыв глаза, Какаши опрокинул стопку. Сакура краем уха слышала тихий голос бармена за своей спиной. — Я… , — Харуно нервно выдохнула, судорожно соображая, что дальше. — Твоё кольцо, — Какаши её прервал. — Оно не слишком-то красивое и дешёвое, так что, я думаю, ты носишь его не просто так. Расскажи. Харуно перевела взгляд на руку. На безымянном пальце правой руки красовался золотистый камень кривоватой формы. Внутри него тянулись блестящие нити. Сакура снимала это кольцо только перед купанием и сексом. — Это разновидность горного хрусталя. Называется «волосы Венеры». Мне его на прошлый День рождения мама подарила. — У неё плохой вкус? — пытливо произнёс Хатаке. Сакура осушила четвёртый бокал и поняла, что ничего постыдного в её мотиве нет. — Он помогает женщине встретить спутника жизни, — на выдохе произнесла она. — Того самого, который предназначен судьбой. И не смейся! — обижено произнесла Сакура, когда Какаши расплылся в пьяной снисходительной улыбке. Столь редкое зрелище завораживало. — Вот моя двоюродная сестра тоже купила себе такой и ровно через год замуж вышла. И счастлива! — отчаянно воскликнула Сакура, когда Хатаке всё-таки тихо засмеялся. — А у меня пока меньше года прошло, так что н-ничего страшного. Вот сейчас на курорте встречу… — Попроси счёт и пошли, — произнёс Какаши, извлекая карту из нагрудного кармана. Харуно обнаружила, что ни собственную карту, ни телефон она не взяла. — The check, please, — на выдохе произнесла она, следя за тем, как Хатаке отследил движение губ. Было совсем тихо. Только сейчас Харуно поняла, что, видимо, слишком много времени проходило между их репликами. Тормозила ли их усталость или это делал алкоголь, но даже сейчас они ступали медленно. Цифровые часы над главным входом в отель можно было заметить издалека. Чуть больше трёх часов ночи. Медленно шагая по освещённым улицам, усеянным всевозможными клумбами и несколькими фонтанами, Сакура задавалась только одним вопросом: — Почему мы пошли в этот бар, а не на территории отеля? — до него они брели почти полчаса. Оголённым плечом Сакура чувствовала тёплую ткань тонкой рубашки. Было приятно. — Я не хочу, чтобы отец оплачивал мне ещё и алкоголь. — Вы так правда каждый год путешествуете? — Да, но иногда выбираемся ещё и за общий счёт несколько раз. Сакумо не транжира: когда оплачивает сам, выбирает страны, куда лететь сравнительно дёшево. Ну и обычно дольше, чем на семь дней, он не вывозит. Так что такие туры не ударяют по семейному бюджету. Сакура то и дело обводила языком пересохшие губы. Всё как в тот вечер с пробкой. Менялось незримое. Голос Какаши медленно оседал, походка и движения становились порывистыми. Взгляд. Чёрт! Пассивное желание было хуже, чем пассивная агрессия. Хотя оно и не было таковым — розоволосая тяжело сглотнула когда в лифте почувствовала ягодицей эрекцию Хатаке. Он сделал это специально — прислонился так, чтобы взбудоражить нутро, заставляя давиться вздохами. Рискнул бы взять её в лифте? Тело как будто нагревалось под его взглядом. Номер этажа Сакура слышала будто сквозь толщу воды. Почти застонала, когда Какаши грубо вцепился в её запястье и дёрнул в сторону номера. Колотило все нервы. В очередной раз Харуно была готова растаять под его молчаливой силой. До встречи с Какаши Сакура не знала, что такое страсть. Теперь поняла. Это когда поездка в лифте заменяет прелюдию, а сорванный с тела шёлк — влажные поцелуи. Ткань платья, подчиняющегося мужским пальцам, напористо скользнула от коленей вверх, заменяя ласки искусного любовника, чуть цепляясь за выступающие ягодицы и грудь. Оставаясь абсолютно обнажённой, Харуно пожалела, что в комнате нет света. Как бы он сейчас изучал её? Хатаке огладил тело, чтобы лишний раз убедиться — нижнего белья не было. Не изменяя манере быть над ситуацией, он уверенно подтолкнул Сакуру, руками меряя расстояние. Не ошибся. Харуно прижалась бедрами к гладкой древесине трельяжа. Она тут же упёрлась ладонями в столешницу, замирая. Он трогал. Так же, как вчера, с упоением сжал грудь, потеребил соски, очертил изгибы талии и бёдер, спустился обеими ладонями до коленей. Одной ухватил Сакуру за икру, вынуждая поднять согнутую ногу и уложить её на столешницу. Будучи одетым, звонко расстегнул ремень. — Сколько будет стоить без презерватива, — не выдерживая натиска, Харуно прижалась лбом к холодному стеклу. Внутри всё взрывалось — она чувствовала оголённую головку члена нежной влажной кожей. — Я хочу кончить в тебя, — не дожидаясь ответа, прошептал он на ухо. — Купишь мне две пары туфель, — Сакура сжала зубы и широко распахнула глаза. Угол, делающий проникновение острее, явный недостаток лубриканта и кажущаяся раскалённой кожа, пачкающая естественной смазкой половые губы, сделали своё дело. Вкушая каждый нервный вдох, Какаши входил медленно, растягивая сокращающиеся мышцы. — Так дёшево, — прорычал на ухо он. «Как постоянному пользователю» Сакура не сказала. Потому что встрепенулась, замирая в немом вздохе. Фрикции были непривычными — медленными и сухими. Стоны — глубокими и такими же редкими. Какаши прижался к нагой Сакуре горячей одеждой, медленно покачиваясь назад и вперёд, крепко удерживая розоволосую за бедро. На контрасте с панцирем из брюк и рубашки оголённый член воспринимался очень доступно и откровенно. Харуно не смела шелохнуться, прижимаясь лицом к холодному зеркалу. Она напряжённо отдавалась каждому толчку, покусывая щёки и губы. Узнает ли когда-нибудь Какаши, что это её единственный за двадцать три года незащищённый секс? Качнув головой, Харуно прогнала неприятные мысли и решила заняться собственным удовольствием. Наверняка Какаши, чтобы содрогнуться в оргазме, хватило бы только опьянения, жара и влажности мышц. Сакуре — нет. Под натиском ускорившихся толчков она оторвала руку от столешницы и спустилась пальцами к промежности, принимаясь потирать клитор. Не сдержала блаженного вздоха и тут же пожалела, когда Хатаке перехватил руку. — Нет, — рыкнул он, — в душе будешь мастурбировать, — дикция Какаши с таким-то ароматом спирта вокруг казалась удивительной. Он мазнул мокрым лбом по её загривку, вороша распавшуюся причёску. — Я хочу, чтобы ты кончила, потому что я тебя трахаю. Тебе же нравится, да? — размыкал ли он зубы, когда шипел это в острое плечо Харуно? — Нравится, — обречённо кивнула Харуно, когда мужчина напряжённо замер, явно прислушиваясь к ответу. Сакура почти улыбнулась, когда узнала прежнего Хатаке. Обе его ладони шумно опустились рядом с руками Харуно. Лбом он вновь уткнулся в тыльную сторону шеи, набирая прерывистый быстрый темп. Понимал ли, что дело было вовсе не в ощущении упругого члена, не в скорости фрикций и даже не в угле проникновения? Сакура жадно ловила слухом его учащённые стоны, чувствовала лопаткой громыхающее сердце и впитывала тепло пальцев руки. Они едва-едва касались мизинцев Харуно. Розоволосая не сдерживала череду прерывистых выдохов, когда кровь внизу живота привычно закипала. Сакура охнула и впервые за последние несколько минут широко распахнула глаза, когда Какаши прижался к ней бёдрами. Стало нестерпимо горячо, когда под тихое звуковое сопровождение Хатаке, сперма толчками разлилась внутри, подводя девушку к апогею. Впервые Какаши не отстранялся так долго. Навалившись на Сакуру, тяжело дышал, наслаждаясь отголосками оргазма, не покидая влажное горячее лоно. Девушка чувствовала, что капля за каплей семя вытекает обратно, скатываясь по опадающему члену. Казалось, только это привело Хатаке в чувство. Он отстранился. — Иди в душ, — скомандовал непривычно вялым голосом. Наверняка уже хотел спать. — Нет, ты быстрее, — удивительно, но голос Сакуры звучал твёрже. Удивительно дважды — Какаши повиновался. Харуно на трясущихся ногах медленно осела на корточки, обхватывая себя за плечи. Было прохладно. Её согрели только последующий горячий душ и широкое банное полотенце, в которое она закуталась, присаживаясь на край джакузи. Сакура не зря успела схватить с тумбочки телефон, пока Какаши не больше пары минут находился в душе. Она не в первый раз напряжённо гуглила, каков шанс забеременеть при применении тех контрацептивов на протяжении вот уже нескольких месяцев. Нулевой. Сакура окончательно успокоилась. Чтобы не разбудить Какаши, обнажённая Харуно лёгким бризом пронеслась по номеру и выпорхнула на балкон. Плитка была почти ледяной под босыми ногами. Кожа покрылась мурашками, когда её обласкал тяжёлый прохладный воздух. Поёжившись, девушка опустилась на пластиковый стул и вальяжно закинула ноги на решётчатые металлические перила. Сакуру всю окутал холод. Казалось удивительным, какой разной может быть дрожь: от волнения, оргазма или холода. Пальцы ощутили тепло огонька, стремительно вырвавшегося из плена чёрной дешёвой зажигалки. Харуно плотно зажала сигарету губами, зажмурилась и затянулась глубоко-глубоко, задерживая дым внутри. Согревало. Первозданная природа пробуждалась. Волны шумели не так далеко, и их рокот время от времени съедал крики чаек. Сколько там на часах? Четыре? Начало пятого? Для людей рано. Голоса зазвучат после шести. Всё вокруг наливалось жизнью. Воздух набирался цветами и звуками. Сакура зачарованно смотрела на свою кожу, море, множество балконов и обилие зелени — всё утопало в золотистом сиянии восходящего Солнца. Рассветало на глазах. Харуно сильно закашлялась, когда дверь распахнулась, и закутанный в одеяло Какаши, жмурясь, вышел на балкон. Он облокотился на перила, закуривая из своей пачки. — И часто ты куришь? — вновь голос был скорее сонным. — Только когда совершенно голая смотрю на море. Какаши выглядел несколько комично в увесистом облаке из одеяла, но смеяться не хотелось. — Сакура, — он не позвал и даже не поднял взгляд. Просмаковал имя. — Есть две причины, чтобы начать курить: нужно быть долбоёбом или пережить что-нибудь ужасное, — он пристально смотрел на запятнанную стеклянную дверь балкона. — Хорошо, что в Токио нет моря, — Какаши задумчиво кивнул и плавно исчез в комнате. Сакура не могла оторвать немигающий взгляд от горизонта. Новый день. Юное солнце. «Сколько стоит?». Ещё раз обозначил их положение. Его и её удовольствие измерялось в йенах. Каждый стон проплачен. Сакура не могла вздохнуть без сигареты — густой дым разъедал ком в горле.