Ты убийца, Мин Юнги!

Чимин знал, куда его везут – дом Юнги. Мин не переезжал после последнего визита Чимина. Сам Пак приезжал очень давно, ещё в детстве. К чему это? Да к тому, что Пак знает этот дом, как свои пять пальцев. Он много времени тут проводил с Юнги, когда они ещё были друзьями. Поэтому, как только машина остановилась, Чимин тут же выскочил из неё и убежал в дом, поднимаясь со скоростью света на второй этаж. Он резко открыл дверь, та под таким напором чуть с петель не слетела, и запер её изнутри. Сердце бешено билось, а про дыхание вообще молчу. Он так и стоял, прижавшись к двери спиной. Когда он немного успокоился, то опустился на пол, не отрываясь от двери. Он закрыл глаза, ведь это была такая знакомая комната – его комната. Он часто оставался на ночь у Юна, поэтому тот выделил ему отдельную комнату. Родители Мина ещё тогда были живы. Вспоминая об этом у Чимина навернулись слёзы, он попытался их смахнуть, но они не останавливались. Он всхлипывал, шмыгал носом, старался сдержать всё. И вышло, только не благодаря Чимину, не его силами, а силами Юна, в прямом смысле. Он в этот момент просто колотил в дверь, что-то выкрикивая, но Паку было важно не это, а собственная безопасность. Причём били не руками, а, скорее, ногами, Чимин не мог её долго держать. Поэтому решил отвлечь, как обычно делают, а может и нет?! — Стой, прекрати!!! Дверь сломаешь!!! — кричал Пак, еле сдерживая напор Юнги. — Так, блядь, открой её, а то я тут всё, к чертям собачьим, разнесу!! Про тебя тоже не забуду, только болеть будет в месте пониже. Так что открой эту чёртову дверь, Пак Чимин!! — Юнги, походу, крышу снесло совсем и навсегда (нет). Он разорался так, что его, наверно, можно было услышать с вершины Эвереста. — Не ори! Не открою, хоть что делай, моя жизнь дороже! Ты убил моих родителей, а теперь затащил меня, — слёзы начали снова сделать по щекам, не стоило вспоминать своих родителей, Чимин, — сюда. Не хочу умирать, хотя, ты и так убил всё во мне! Доволен?! — Прости, Чимин, но так надо было. Это произошло из-за... Неважно. — Юнги немного успокоился, но продолжать мысль не стал, рано ещё. А вот теперь снова заорал, как недорезанный. — Открывай, немедля! Чимми, если не откроешь, то я запру тебя снаружи, тогда точно не выйдешь! Я считаю до трёх: 1... 2... 3! Выйдешь?! — Нет! — ответил сразу же Пак, но, услышав звук защёлкивающегося замка, попробовал открыть дверь – не выходит. — Юнги! Выпусти меня! Открой! Ты тут? — риторический вопрос. Мин уже ушёл, оставив Пака взаперти. Да, у двери было два замка – внутренний и наружный, но Чимин об этом не знал, до этого момента, похоже, что Юнги установил второй замок недавно. Ничего не оставалось, как осмотреть комнату. Это было что-то вроде и спальни, и гостиной, так как тут находилась большая двухспальная кровать, длинный трёхместный диван, плазменный настенный телевизор. Здесь преобладали бежевые, бисквитные и кремовые тона, которые очень подходили к цвету волос Чимина (что я несу?! А ладно, и так сойдёт '_') Чимин любил здесь провести время. Для него был обустроен подоконник: аккуратно постелён на нём пледик, разложены разные подушки с изображением цветов, а на окнах располагались римские шторы. Всё как он любит. В комнате, в углу стоял письменный деревянный стол, в другом углу большой шкаф с раздвижными зеркальными дверцами. Кроме телевизора, здесь не было другой электроники, но был мольберт, на котором раньше появлялись «творения» Чимина. Он хорошо рисовал, но потом забросил после «того» случая. Его последним рисунком оказался закат, но не обычный, а вместе с Юнги. Они держались за руки и сидели на скамейке, наблюдая закат солнца, переливающийся разными оттенками цветов: то красными, то жёлтыми, то золотистыми, то оранжевыми. Прекрасная картина, которую Чимин так и не показал Юнги, боялся или стеснялся, что тот не оценит, рассмеётся и посчитает её слишком слащавой, но Чим глубоко ошибался. Юнги всегда любил любоваться картинами Пака, какими бы они не были. Смотреть на то, как тот пыхтит над мольбертом, зажимает в зубах кисть или карандаш, а иногда и свои измазанные в краске пальчики прислоняет к пышным губам, пачкая их. Ему нравился задумчивый, всегда весёлый, наблюдательный, рассеянный Пак Чимин. Он любил всё в нём, всё до последней капли. Он каждый раз огорчался, когда Чимин уезжал к себе домой, и ждал. Всё это было в детстве, а теперь ничего этого нет. Нет того весёлого, рассеянного, радостного Чимина, а остался только молчаливый, незамечающий и презирающий Юнги человекоподобный дьявол. Раньше был ангелом, а сейчас стал демоном. Вот что думал Юнги, поэтому и привёл Чимина к себе. Надеялся, что исправит его, и Пак вновь полюбит Мина, вновь будет его любимым светлым ангелом. Так, вернёмся к Чимину. Он осмотрел комнату, вспомнил детские и беззаботные времена. В такой ситуации лучше не спать, но Чимин очень устал. Он много плакал, так и не спал после смерти родителей, а надо бы, такой стресс пережил. Вот он сейчас ложится на эту мягкую, белую подушку, закутывается в тёплое и приятное одеяло, засыпая и видя убийство родителей. Кошмар – следствие какой-либо травмы, огорчения. А у Чимина она была: он видит, как Юнги наносит удары ножом в грудь папы, а потом мамы. Он невольно начинает подрагивать во сне, что-то бормотать. Из его глаз медленно стекают по красным щекам слёзы, он переворачивается на бок, потом на другой, потом на живот и снова на спину. Он хочет проснуться, но не может. Этот сон не отпускает его, пленяет и заставляет пережить снова эту боль, только на этот раз представляя убийство. Он чувствует, как чья-то тёплая и большая рука поглаживает его волосы и сжимает его руку в ладони, не отпуская. Кошмар постепенно отступает, слёзы перестают течь, дыхание выравнивается и Чимин что-то говорит перед тем, как видит новый, но уже хороший сон: — Не отпускай меня... Не оставляй меня одного, мне страшно... — похоже, что Чимин сам не услышал, что сказал, так что и не запомнил. А вот человек, который до сих пор поглаживал его по голове, всё слышал и можно было ощутить его милую, добрую, мимолётную и незаметную улыбку, греющую душу Пака, который её не видел, но чувствовал всем сердцем.