Великолепный век. 5 сезон

       Эдирне. Михримах-султан прогуливается с личной служанкой по парку, расположенному неподалеку от дворца. Поскольку на улице прохладно, султанша надела на темно-бордовое платье зеленого цвета пальто, застегнутое на все до последней пуговицы. — Не замерзли, госпожа? , — забеспокоилась об удобстве своей госпожи Хатидже-хатун, шедшая тем же шагом, что и Михримах-султан. — Да нет, все хорошо, — успокоила рабыню госпожа, — лучше расскажи, есть ли новости из дворца Топкапы? Что там вообще происходило после моего отъезда? Где Сюмбюль-ага? — Как раз вчера я получила новости от своей знакомой. Думала вам сказать, но вы уже спали, и я не стала вас тревожить, — сказала Хатидже-хатун, — с тех пор, как вы оставили дворец, все девушки были высланы в Старый дворец и выданы замуж, Аллах знает, за кого. — Весь гарем что ли выслали? , — удивилась госпожа, замедлив шаг. — Да. Все те, кто раньше служил там, получили совсем немного денег и были отосланы. Однако гарем пустовать не будет, госпожа. Как я слышала, из Ускюдара и невольничьего рынка было собрано достаточное количество свободных рабынь. Одна из них сумела выжить после пожара в собственном доме. Какие-то негодяи подожгли его, и там сгорела вся ее семья и все знакомые семьи, а она осталась в живых. Это было еще 10 лет назад. — Потом покажешь мне, кто это такая, — приказала Михримах. — Да, госпожа. Всех их переведут во дворец в качестве пополнения для султана Селима. — Не поминай его имя! , — рявкнула Михримах-султан, только-только заслышав о своем родном брате, — никогда ему не прощу смерть Баязета. Я его ненавижу. Я готова ему это прямо в лицо сказать и будь, что будет. — Госпожа, простите, но самое ли подходящее время для конфликтов и ссор? , — спросила Хатидже-хатун, следя за султаншей, — возможно, когда-нибудь нам посчастливится встретиться с нынешним повелителем. Как вы думаете, а если держать себя при разговоре с ним в руках и соблюдать дистанцию? — Ну нет, — протяжно проговорила Михримах-султан, отказавшись от данной идеи. После этих слов на ее лице прорезалась дьявольская всепоглощающая улыбка. Той же служанке стало не по себе. — Госпожа, что у вас на уме? Скажите, ведь вы что-то задумали, — распереживалась Хатидже-хатун. — Мы вернемся в столицу, — решила Михримах. — То есть как? , — удивилась рабыня. — Мы вернемся в Стамбул. И чем скорее это произойдет, тем лучше. Поверь, — объяснила служанке свои дальнейшие действия единственная жемчужина усопшего султана, остановившись среди парка, — единственным символом власти в гареме должна быть я. Нурбану ни в коем случае не должна успеть занять мое место, иначе будет все потеряно. Я потеряла отца. У меня болит душа и ноет сердце. Пусть отныне лучше не трогают меня, иначе я им такой преподнесу ответ — пожалеют, что на свет родились. — Вы имеете в виду султана Селима? , — изволила уточнить рабыня. — И Селима, и Нурбану, — объяснила Михримах-султан, — кстати, ты о Сюмбюле мне ничего не рассказала. Где он? Полагаю, он остался в гареме. — Нет, госпожа. Сюмбюль-ага после вашего отъезда решил покинуть гарем раз и навсегда. — Это плохо… — огорчилась Михримах-султан, решив продолжить прогулку по парку, — мне его будет очень не хватать во дворце. Ну ладно, потом все равно решу, как с этим быть. Отправь это письмо во дворец в Трабзоне. Госпожа вынула из-за пазухи тубус с письмом и подала в руки служанке. — Что за письмо, госпожа? , — спросила Хатидже-хатун. — Моей дочери — Айше Хюмашах. Я написала, чтобы она возвращалась ко мне. Как только приедем, сразу отправимся в Стамбул. Кто знает, может я еще успею попасть на церемонию восхождения на трон моего брата, — с энтузиазмом в глазах проговорила Михримах-султан. Кютахья. — И какое же отношение к твоему плану имеет шехзаде Мурад? , — спросила у Джанфеды-калфы Нурбану-султан, все также стоя в углу коридора. — Понимаете, если шехзаде Селим наотрез не хочет занимать трон, тогда, чтобы предотвратить смуту в государстве и никому не нужные восстания, нужно, чтобы ваш сын — шехзаде Мурад — занял османский престол. — Ты с ума сошла! , — крикнула Нурбану. — Госпожа, а почему и нет? Есть разве еще варианты? , — поддержал Джанфеду Газанфер-ага. — И ты туда же? , — с отчаянием спросила Нурбану-султан, — неужто вы еще не поняли? Был бы мне Селим безразличен, стала бы я его убеждать в том, что занять этот трон необходимо в любом случае? Я не согласна. И впредь больше не несите такой ерунды. — Госпожа, хорошо. Ну вы не хотите прибегать к столь серьезным мерам, — согласилась с отказом султанши Джанфеда-калфа, — тогда давайте имитируем хотя бы эту ситуацию. — Что ты хочешь сказать? , — спросила Нурбану. — Нужно сказать шехзаде, будто из янычарского корпуса пришло донесение. Кудрет-ага страшно волнуется, что может назреть бунт и готов посадить на трон шехзаде Мурада. Но и здесь у Нурбану нашелся повод, чтобы опровергнуть эту идею: — А ты не подумала, что эта ловкая игра будет стоить Кудрету-аге жизни за ложное донесение? — Селим ничего не узнает, — сказала Джанфеда. — Откуда такая уверенность? Да он все сделает, чтобы докопаться до истины. Потом еще весь свой гнев на нашем сыне Мураде выплеснет. — Госпожа, — говорит Газанфер-ага, — достаточно просто сказать ему. Большего от нас и не требуется. Наша задача лишь зажечь огонь, а дальше само пусть разгорается. — Я тут подумала… А ведь вы правы, — наконец, изменила свою точку зрения Нурбану-султан. Джанфеда и Газанфер с радостными лицами переглянулись друг на друга. — Мне будет очень интересно взглянуть на реакцию Селима. Тем самым я смогу узнать, насколько сильно он ценит нашего сына и что ему дороже: власть или собственный ребенок, — сказала Нурбану. — Но в любом случае на трон шехзаде Селим должен сесть, — напомнила госпоже Джанфеда-калфа. — Я понимаю это, — ответила Нурбану, нахмурив лицо, — ладно, надо идти поговорить с Селимом. Дай Аллах, у меня все получится. — Иншалла, госпожа, — в один голос сказали Газанфер и Джанфеда. Будучи уверенной, что терять больше нельзя ни минуты, Нурбану-султан без разрешения вошла к супругу, самовольно открыв двери. Несостоявшийся падишах сидел на тахте, внимательно читавший книгу в жестком переплете. Услышав звук открывшихся дверей, мужчина поднял голову. Его лицо тотчас же обозлилось. — Нурбану, что ты себе позволяешь? , — сказав это, Селим бросил книгу в сторону, — сколько раз повторять, что ко мне без спроса входить нельзя? Опустив ненужные приветствия, Нурбану-султан сразу же перешла к делу, которое она провернула со своими слугами: — На днях сюда приезжал глава корпуса янычар — Кудрет-ага. Он принес важные новости. — Кудрет-ага здесь побывал? А что, собственно, случилось? Армия из похода вернулась? , — предположил Селим. — Еще не вернулась, — продолжала подходить к сути вопроса Нурбану, при всем этом сохраняя спокойный размеренный тон, — Кудрет-ага нам сообщил, что если ты немедленно не займешь трон, янычары организуют восстание и трон благополучно займет наш сын. Наш Мурад может падишахом стать. — Что? , — морщины на лице Селима расплылись в горькой насмешке, — что за чушь ты придумала? — Придумала? Да эти янычары там уже с ума все до единого посходили! По-моему, в такой нервной обстановке невозможно врать и что-то придумывать, — сказала Нурбану. Шехзаде Селим провернул сию ситуацию в голове, мысленно отвечая на свои же вопросы: а может ли быть такое? — Нурбану, ну как они могут возвести на трон нашего сына, если трон по праву мой? — По праву он твой, — согласилась Нурбану, явив кроткую улыбку, которой через секунду уже и след простыл, — но ты не соблаговолил его занять, как и полагается. — Ладно, все, — мужчина решил оставить разговор, не придав словам жены серьезности, — не посадят они на трон Мурада. — Раз ты так уверен, тогда сам займи это место. И чем скорее ты это сделаешь, тем лучше. Чего ты все боишься? Удача на нашей стороне. Сейчас в наших руках столько могущества и неиспользованной власти, сколько не было никогда. Прошу, прислушайся ко мне. Дурного я тебе не посоветую. Селим поднялся на ноги, скрепив руки за спиной и, всматриваясь в глаза своей собеседницы, заявил ей о своем решении: — Мне кажется, что ты не отступишься. Мало того, что я и так на грани пропасти, так еще и ты задействовала свои руки, чтобы меня быстрее в это пропасть справить. Я поступлю, как ты просишь. В дальнейшем вся ответственность только на тебе будет лежать. — Я, конечно, рада, что ты начал соглашаться, — искренне обрадовалась Нурбану-султан, — только как ты себе представляешь положение дел? Трон никто не занимает, в государстве нет сильного и могущественного монарха, а в стране творится хаос и произвол. Неужели так? Только Селим приготовился сесть, чтобы обдумать, что ответить жене, пока она его с настойчивостью убеждает, как вдруг, он понял, что Нурбану вообще в неведении, что происходит: — Нурбану, да как ты не поймешь? Я чувствую предательство по отношению к отцу. Простое чистое предательство. — Ты бы чувствовал его, если бы покойный повелитель не был уверен, что трон займешь ты. А ты уже забыл твои последние с ним дни? Он, будучи уже одной ногой в могиле, прекрасно осознавал, к кому перейдет вся власть после его кончины. Ну вот скажи, что он не знал, — не отступала Нурбану, — да и к тому же, я уверена, когда умер твой дед, покойный повелитель немедля отправился в столицу, чтобы занять освободившееся место. Султанша взглянула в глубокие, точно бездонные глаза супруга. В них она увидела боль и накопленные страдания. Тут она начала понимать, что, кажется, ей удалось убедить Селима. Топкапы. Михримах-султан с прислужницами за спиной, одна из которая вела за собой султанзаде Османа, с гордой походкой и великолепной осанкой вошла в первый дворик во дворце (перед, непосредственно, общей спальней). Во дворце не было абсолютно никого. Наверху, как в трубу, завывал ветер, воздух был свеж и прохладен. Еще вчера этот дворец принимал родственников султанш, пашей, беев, шехзаде, визирей, а сегодня лишь стены молчаливо и смиренно поприветствовали госпожу. Дойдя до середины дворика, Михримах-султан остановилась. — Как непривычно не видеть во дворце ни одного аги, ни калфы, ни сплетничающих рабынь. Будто жизнь в гареме остановилась… Не слышать громких возгласов от слуг… Не буду скрывать, для меня жизнь в этом гареме застыла и пока еще не сдвинулась с места с тех самых пор, как матушки не стало. Госпожа подняла голову и осмотрела дворец. Ее глаза часто останавливались на безжизненных окнах, через которые выливался холодный дневной свет; на балюстрадах балкона, ничего больше, чем куска камня, из себя не представлявшего; на дверях, из которых больше не выйдет в гарем с величием с ног до головы и не расцелует любимая матушка. — Госпожа? , — подала голос прислужница Михримах-султан, ибо султанша о чем-то глубоко задумалась и даже не сходит с места. Михримах отстранилась от воспоминаний и перешла к главному вопросу. — Хвала Аллаху, что мы успели вовремя приехать в этот дворец. Селим, — с ухмылкой произнесла женщина, — что же делает мой несносный брат? Неужели он восстания добивается? А тем и лучше. Пусть войско обрушит пыл ярости на него и эту Нурбану. Я буду очень рада посмотреть, как они оба начнут корчиться в муках. Мне гораздо предпочтительнее на троне видеть шехзаде Мурада — своего племянника, чем брата-пьяницу. Вот и не пойму, что мне делать. С одной стороны, я буду чувствовать себя, как не в своей тарелке в этом дворце, а с другой стороны я не должна позволить Нурбану завладеть властью в гареме и подчинить себе всех, кого только можно. Этого не будет. Гнев и злобу буду черпать от нашей покойной матушки. Хатидже-хатун, я хочу, чтобы ты в гареме калфой работала. Отныне Хатидже-калфой будешь. — Это честь для меня, госпожа, — почтительно поклонилась служанка. — Как только рабынь из невольничьего рынка и Ускюдара доставят во дворец, сделай все, что полагается. Я наделяю тебя для этого достаточными полномочиями. Иди в комнату для каллиграфии, обычно там необходимая документация всегда лежит и учетная книга гарема, — объяснила рабыне, что по чем, Михримах-султан. — Да вы не волнуйтесь, госпожа. Я знаю, что и где находится, — сказала Хатидже-калфа. — Хорошо. Тут взор Михримах-султан остановился на маленьком напольном подсвечнике, стоявшем незаметно за каменной колонной. Под подсвечником что-то лежала. — Моя госпожа, что вы там увидели? , — удивилась одна из служанок. Михримах-султан подняла с пола подсвечник, а под ним лежала свернутая пополам два раза бумага, похожая на записку. Султанша немедля развернула листок и принялась читать вслух: — Госпожа, спите спокойно. Я всегда буду хранить ваш дневник у самого сердца. Перед тем, как положить голову на подушку, чтобы выспаться перед очередным скучным и серым днем, я буду читать по странице. Не знаю, сколько мне отведено свыше. Возможно, одной ногой я уже там, однако хочу, чтобы вы были уверены, дорогая Хюррем-султан, что вашего дневника, написанного вами под глубоким вдохновением, я это заметил, мне хватит до конца моих дней. Я знаю, вы ведь не навсегда ушли. Мы скоро с вами встретимся. Я думаю, разлука наша долго не продлится. Будьте покойны, Сюмбюль. — Сюмбюль-ага письмо написал? , — спросила Хатидже-калфа, — он его отправить кому-то хотел? И что значит этот прощальный тон? — Да, Сюмбюль написал, — вдохновленная прочитанным, Михримах-султан даже улыбнулась, — я не думаю, что он его хотел кому-то доставить. Я уверена, все так и было задумано. Возможно, Сюмбюль рассчитывал, что если я, вдруг, вернусь в этот дворец, то прочту данную записку и вспомню о хороших временах. Матушка мне рассказывала об этом дневнике, где она записала самые яркие события из своей жизни. Сюмбюль тоже мне показывал его. Ох, как мне будет не хватать его среди этих стервятников. — Госпожа, ну так давайте я попробую найти Сюмбюля-агу? Может он в чьем-нибудь имении поселился? Он не написал, куда пошел? , — предложила Хатидже-калфа. Михримах-султан отрицательно помотала головой: — Не написал. Не стоит его звать. Кто знает, может Сюмбюль сам сюда захочет вернуться. Посмотрим. Проходит день. Михримах-султан подготовилась к встрече своего брата и его семьи. Она находилась в комнате покойной Хюррем-султан. Справа от султанши стояла ее дочь — Айше Хюмашах-султан, которые недавно прибыла в Топкапы по приглашению матери. Впервые за долгое время Михримах решила прибегнуть к другому, более праздничному стилю: госпожа надела бирюзовое приталенное платье, до пояса украшенное позолоченной вышивкой. Рубины и сапфиры мерцали на короне госпожи, что придавало ей неподкупное величие. Волнистые волосы были завиты в пышные локоны и убраны по левую сторону от головы. В покои открылись главные двери, Михримах-султан уже подумала, что родственники приехали, однако вошла Хатидже-калфа, и Михримах снова приняла нейтральное выражение лица. — Госпожа, въехала карета во дворцовый сад. Шехзаде Селим с семьей направляется в ваши покои, — отчиталась рабыня. — И когда ж ты успеваешь за всем уследить? , — восхищаясь быстротой и услужливостью девушки, сказала Михримах-султан, — ладно, ты можешь идти. — Матушка, а кто еще помимо дяди Нурбану-султан сюда придет? , — поинтересовалась Хюмашах-султан. — Не знаю. Сейчас и посмотрим, — ответила Михримах. Пока еще есть время, Михримах-султан оправила складки на платье в области талии, уложила на место прядку, сбившуюся со своего места и была готова к встрече. — Не буду родственничков обременять грустным и недовольным выражением лица. Пусть пока не знают, что я им подготовлю в случае их враждебных действий. А пока достаточно натянуть на лицо улыбку и провести с ней весь оставшийся день, — рассудила Михримах, проведя тем самым короткий монолог. — Дорогу! Султан Селим Хазретлери! — Уже султан, значит, — Михримах-султан двинула бровью от удивления, — когда еще не взошел на трон, а называешься султаном. Надо же. — Нурбану-султан Хазретлери и шехзаде Мурад Хазретлери! , — прокричала стража. — Михримах, — точно также, как и сестра, Селим решил изобразить на лице еле видную улыбку, лишь бы не огорчать никого в округе, — сестра, приветствую тебя. Михримах-султан была уверена, что брат кинется обнимать ее, однако он стоял, как столб, не шевелясь, а будто ожидая чего-либо в ответ. — Рада снова видеть тебя во дворце, — ответила Михримах, решившись пойти навстречу, однако, чтобы там ни было, султанша не смогла не уязвить брата, раз уж выпала такая возможность, — ты уже и султаном стать успел. Интересно, а когда? Наверное я пропустила церемонию восхождения на трон. Селим невольно улыбнулся: — Да прекрати ты. Если все и так уже в моих руках, почему бы мне не назваться султаном? Что до церемонии, раз ты так волнуешься, то ее можно провести хоть сейчас. Верно ведь, Нурбану? , — уколов сестру в ответ, Селим обернул взор к жене, за спиной которой стоял, словно в очереди для приветствия, шехзаде Мурад. — Ну конечно, — так и расцвела мать шехзаде на глазах у Михримах-султан. После разговоре о троне, Селим ничего не пожелал больше сказать сестре. Он подошел к своей племяннице — Айше Хюмашах-султан — и обнял девушку. — Добро пожаловать в столицу, дядя, — сказала Хюмашах-султан. — Спасибо, — искренне обрадовался Селим, исподлобья глянув на сестру, наивно решив этим задеть ее, однако на его сожаление Михримах-султан даже на него не смотрела. Сохранить натянутую улыбку, как ни старайся, Михримах-султан не удалось, тем более, когда перед носом стоит Нурбану-султан. — Госпожа, — Нурбану-султан сделала поклон сестре своего мужа, — желаю вам хорошего настроения на празднике. — Празднике, хатун? , — удивилась Михримах, действительно не поняв, о чем эта женщина говорит. И тут для Нурбану слово «хатун» явилось громом среди ясного неба. Такого оскорбления пот отношению к ней она давно ни от кого не слышала. Это обращение к ней Михримах-султан быстро стерло маску лукавости, обнажив истинное лицо Нурбану. Михримах-султан сама осталась недовольна, что так ее назвала, словно действительно оскорбила, но она прекрасно знает, что терять ей в ее отношениях с Нурбану нечего.