Накахара
─ Хеллоуин закончился, а упыри остались? ─ попытка смеха обернулась хриплым кашлем для склонившегося над монитором ноутбука Осаму, ─ как ебанный Джокер выглядишь в этом рыжем пиджаке, ─ кровью пачкался белый стержень сигареты в обмотанных бинтами руках, ─ не хватает только огромных туфель и красного носа, ─ пальцы дрожали, пока молодой мафиози доставал спички из переднего кармана джинсов, ─ хотя, последнее очень легко исправить рисовой водкой, ─ без зажигалки раскуривать сигарету казалось непривычно упершемуся острыми костями позвоночника в стену спальной комнаты кареглазому юноше. ─ На себя посмотри, юморист ты наш, ─ перед освещенным множеством лампочек зеркалом Накахаре никак не удавалось уложить отросшие волосы таким образом, чтобы полностью закрыть замотанные через всю голову и сдерживающие мокрую повязку на оставшемся обрубке от правого уха бинты, ─ выглядишь как низкокачественный фарш, ─ массажная расческа путалась в рыжих волосах, тянула на себя вымытые пряди, ─ под арестом за плохое поведение, да? ─ язвительно произнес Чуя, переключив свое внимание с непослушной челки на лежащий перед ним на подзеркальнике набор парадных бабочек, ─ неужели сам охуеть какой пиздатый-распиздатый, первый жополиз ─ Осаму Дазай, в этот раз не угодил своему папочке? ─ у кареглазого собеседника хоть и имелись весомые основания злиться, да только рыжеволосый исполнитель ни секунды не собирался это терпеть: Дазай, конечно, еще та блатная сука, но даже его, несущий столько оскорблений язычок, вполне реально прищемить, если с ювелирной ловкостью зажать бескостную мышцу пассатижами зеркальной грубости у самого конца. ─ Не знал, что у тебя стоит на папочек, ─ на свободной темноволосому собеседнику рубашке красными пятнами отпечатались прикосновения к ткани собственных рук, ─ пока у меня еще ловит интернет, я скажу тебе следующее, ─ напрягать осипший до царапанья в горле голос молодой мафиози не мог, ─ ты долбаеб, Чуя, ─ нижняя губа рыжего поджалась в явном недовольстве, ─ вот серьезно, ты такой долбаеб, каких еще свет не видал, ─ каштановые, упавшие на краешек губ пряди чуть увлажнились, прозрачной каплей скатилась по линии острого подбородка слюна, ─ как тебе, блять, удалось все просрать, пока я в Лондоне? ─ рыжеватые брови сдвинулись, одновременно с чем, подобно гитарной струне, натянулись все желваки на бледной шее, ─ ладно, мне до пизды поебать на твои проблемы, понизили ли тебя в должности, числанули ли из универа, пристроили ли к тебе мамку в виде французской шлюхи по имени Артюр, или же под каким допингом ты там бомбишь на байках, ─ Накахара не смотрел в экран, однако кареглазый исполнитель был полностью уверен, что еще немного, и его лицо треснет по швам от обагрившей белые щеки пунцовым оттенком ярости, ─ но мне не поебать на то, какое дерьмо на меня обрушилось от дона за твое выкобенивание и, судя по всему, дырявые штаны, раз даже элементарную флешку ты не был в состоянии удержать, ─ расположенный несколько выше правого глаза студента синяк заныл, требуя вновь приложить к нему завернутые в носовой платок и почти что уже растаявшие кубики льда, ─ пока я тут сижу без интернета, особой еды, развлечений и самое главное, ─ он сложил перевязанные пальцы в виде дула пистолета, ─ представлю себя Локхартом, а этот дом ─ санаторием с обезвоживающей организм водой, ─ смешок, схожий со скулежом загрызенного сворой псов волчонка, ─ ты же постарайся полностью не разбухнуть в трясине своих проебов, как какой-то низкокачественный гандон. ─ Говорящий закашлялся. ─ Все сказал? ─ сквозь зубы процедил молодой исполнитель. ─ Не совсем, ─ Осаму хрустнул пальцами, ─ повернись к экрану, ─ было слышно, как кареглазый собеседник выдохнул изо рта табачный дым, ─ хочу передернуть на твое покрасневшее от злости личико, ─ с все той же хрипотцой в голосе съязвил Дазай. ─ Членом своего начальника в глотке не поперхнись, ─ не глядя на монитор, раздраженный до предела Накахара хлестко захлопнул крышку ноутбука так, что переносной компьютер даже отъехал на несколько сантиметров в сторону от такого удара. Будь у рыжего возможность и пару йен в кармане ─ без сожалений швырнул бы об стену. Правдивость слов бывшего партнера скреблась на уровне горла. Он расплатился своим ухом за несдержанность, а мог и вовсе потерять жизнь. Попытка заменить первого во всем Дазая в глазах Мори обернулась провалом. Есть псы уличные, а есть бегающие на алмазном поводке питомцы дона, чего, увы, Чуе не подвластно изменить. Может, если бы он знал всю неуместность своих подъебов по поводу отношений между лидером «Портовой мафии» и его воспитанником, или того факта, что их разговор прослушивается в информационном центре, то не стал бы так бездумно разбрасываться с легкостью используемыми против него же в будущем фразочками, вроде открытым текстом высказанных им недовольств относительно несправедливости босса. В очередной раз синеглазый исполнитель загонял себя в петлю, благодаря собственным, никак не стихающим со временем эмоциям. Что он делал не так? Что, черт возьми, Накахара всю жизнь делает не так, за что далеко не первый раз получает от Огая пощечину? Чуя не меньше Осаму пребывал все эти годы в полном восхищении красноглазым начальником, но только, что бы он не пробовал, к чему бы не стремился, все всегда в конечном итоге рушилось. Он ненавидел Дазая за то, что Ринтаро, на взгляд рыжего, прекрасно справился с ролью отца, когда молодой французский гувернер ему годился разве что в старшие братья. Мафиози был убежден, что его одногодка не заслуживает всех оказанных ему со стороны начальства привилегий, ведь он сам ничуть не хуже его. По крайней мере, о последнем приучил его думать бесконечно забиравший его в старшей школе из полицейского участка Рандо. Каждый раз, внося залог, француз спрашивал у рыжеволосого юноши, где же Дазай, если, согласно его словам, парни действовали вместе. «Как же так получилось», ─ сетовал тогда снявший сцепление на служебной машине Рембо, ─ «что за рулем угнанной машины директора сидел Осаму, но при этом полиция взяла тебя, а не его». Обычно рыжему не находилось что ответить. Кареглазый напарник с ловкостью рыси сваливал при малейшем появлении синего света полицейских огней, тем самым из раза в раз подставляя Накахару перед всеми, кем только можно, начиная администрацией школы и заканчивая свысока смотрящим на него Огаем. Темноволосый исполнитель искусно манипулировал его вспыльчивостью, знал, как лучше всего ковырнуть кончиком ножа по живому, задеть особенно болезненные участки чужой гордости и, соответственно, заставить несносного мальчишку его слушаться, если тот не хочет добавить себе еще каких-нибудь новых проблем. Этот тощий суицидник, должно быть, чувствовал себя каким-то кронпринцем, если абсолютно не сдерживался в своеволии. Хотел ─ убивал из-за плохого настроения или просто, чтобы проверить, хорошо ли заряжен пистолет, а хотел ─ заступался ради личный корысти перед Кое, дабы лишний раз задвинуть взрослую женщину на место и показать, что его слова не поставит под сомнение их босс, как бы абсурдно они не звучали по сравнению с ее оправдательной речью. И Дазая слушали. Боялись. Не смели выставить дуло в сторону «сына» первого врача в мафии, а после ─ выведшего всю организацию из затяжного экономического кризиса и отличавшегося изощренной жестокостью дона. Все занимающие высокие посты мафиози молча коснулись губами холодной, как гранит могильного памятника, руки Осаму на его восемнадцатилетие в знак признания его как документально оформленного и единственного наследника Мори. Накахара сдернул с себя жмущую глотку бабочку, расстегнул не подходящий к цвету волос пиджак. Он не горел желанием сопровождать Кое в посещении трехчасовой оперы, но после инцидента в ресторане не смел перечить приближенной Огая, к тому же на представлении можно всегда откинуться на бархатную спинку кресла и убить время за просмотром новостной ленты в сотовом телефоне, или же за чтением какого-либо текста на портале электронной библиотеки. На крайний случай ─ выспаться под звуки традиционных китайских инструментов на заднем плане. Не каждый день пекинская труппа артистов посещает Токио, ставя классические произведения с использованием всевозможных декораций, однако человеку, холодному к искусству, не вызовет никакого интереса и подобная редкость. Синеглазый юноша переоделся в обыкновенный черный блейзер, смял в руке все вытащенные им из шкафа галстуки. Какая разница, как он одет, если все внимание зрителей все равно будет обращено лишь к нарядам исполняющих «Легенду о белой змее» певцов, на которой, рыжий, кажется, уже был. Волосы больше молодой исполнитель не собирал в хвост, так как, когда они свободно падают вдоль лица, то лучше закрывают те обрубки хряща с лоскутами кожи, что остались от уха после взмаха катаны. Чуя зажал сигарету губами, закрыл дверь гримерной игорного дома Озаки на ключ. После понижения по должности чудом избежавшего кары со стороны начальника Эйса сестрица развела самую настоящую монополию своей личности по отношению к другим администраторам азартного заведения. Признаться, носящий косое каре «Туз» до конфликта с Вальковски являлся первым кандидатом на отсечение головы за все те долги, в которые он ввязал чужое казино, но только, на его удачу, гнев дона обрушился на Накахару, отчего никчемного управляющего лишь ограничили в полномочиях, и теперь он был не больше, чем обычный надзиратель попавших в это место из-за проблем с законом, или же гонений со стороны судебных приставов по поводу просрочки кредитов, полностью зависящих от покровительства «Портовой мафии» хостов ─ стройных мужчин привлекательной внешности от двадцати одного до тридцати пяти лет. Все они носили браслеты с тем же датчиком электричества, что и работники информационного центра. Разве что, дабы не пугать посетительниц, они крепились исключительно на щиколотку и скрывались тканью носка. Помимо получения экскорт услуг высшего класса за приличную сумму в игорном доме госпожи Кое, можно было сыграть в рулетку на деньги, или же отдохнуть за бильярдном столом со стопкой коньяка. Раньше, в самый пик своей популярности финансовым директором казино выступал Эйс, но после нескольких трещин в доверии его снизили сначала до уровня администратора, а теперь и вовсе поставили следить за скрашивающими одиночество женщин парнями. С одной стороны, тут «Туз» ничем не ограничивал себя в проявлении физической силы по отношению к подчиненным, но с другой, пепельноволосый мафиози явно любил деньги больше бьющего по спинам хостов кнута. ─ Добро пожаловать в черный список нашего дона, ─ издевательски улыбнулся курящий на заднем дворе игорного заведения Эйс при виде поежившегося от потока ледяного ветра Накахары, ─ надо же, почти целое ухо тебе его шавочка отгрызла, ─ серьга колыхнулась от движения головой мужчины, ─ вот это перемены, конечно, ─ пепел крошился на шелк белых печаток прислонившегося к светло-кирпичной стене администратора. ─ Подсоби, ─ вынув изо рта нераскуренный стержень сигареты, произнес молодой исполнитель, ─ не видишь, зажигалки нет, ─ он демонстративно скользнул ладонью в пустой карман блейзера. ─ Обычно ты стыдился даже подойти ко мне, а сейчас огоньку просишь, ─ съязвил пододвинувший свою сигарету к чужой пепельноволосый мафиози, ─ выходит, ты действительно на дне, ─ говорящий выдохнул струю дыма изо рта, ─ что, боялся заразиться от меня гомосексуальностью? ─ как-то колко, но в то же время болезненно рассмеялся «Туз». ─ Кому ты там присовываешь, меня не ебет, ─ затянулся успокаивающим нервы после скандала с Осаму «Мальборо» Чуя, ─ весь вопрос в том, как ты измываешься над своими подчиненными, и какой пиздец ты заставляешь их делать, ─ без перчаток руки мерзли в конце ноября, заметно белели кончики миниатюрных пальцев, ─ все в мафии знают о твоей склонности к извращенному садизму, Эйс, ─ незаинтересованно выговорил рыжеволосый, едва ли сумевший вернуть себе самообладание юноша. ─ Главное сам там не окажись, ─ обрамленное фиолетовым камнем кольцо сверкнуло на указательном пальце собеседника, ─ слышал, вам кампанию с хозяйкой Рандо составит, ─ мужчина провел окурком по поддону мусорной урны, туша, ─ не знаешь, он не навестит меня после оперы в казино? ─ антикварной брошью скреплялось его кружевное жабо в разрезе темно-сливового пиджака. ─ Спроси у этой шлюхи сам. ─ Как же грубо для того, с кем плывешь в одной лодке, ─ пепельная прядь упала на светло-сиреневые, привычно сощуренные глаза, ─ хочешь ты того или нет, но теперь ты работаешь на моей территории, котенок, так что не скалься лишний раз, ─ новая работа синеглазого исполнителя заключалась непосредственно в помощи Эйсу с его хостами и ежедневном мытье полов во всем игорном доме: утром и вечером, не считая отправления на почту личной корреспонденции Озаки три раза в неделю, ─ без моей рекомендации тебя не перенаправят на более престижную работу в мафии. ─ Планируешь накрысничать? ─ Накахара сплюнул на грязно-зеленую ступень. ─ Предложу сотрудничество, ─ докурив, администратор плавно сдернул мягкую ткань перчатки, после чего протянул обнажившуюся руку в сторону подмерзшего на холоде исполнителя. ─ Воздержусь, ─ грубо отмахнулся рыжий, ─ один черт знает, где могла побывать твоя ладонь. В театре представление тянулось медленнее некуда, а от рассматривающей артистов сквозь бинокль Кое рыжеволосого юношу отделял равнодушно откинувшийся на мягкую спинку кресла Артюр. По обыкновению меланхоличный взгляд его желтоватых глаз был обращен куда-то в дальний угол сцены. Более того, не встрепенуло его угольные ресницы и виртуозный танец актрисы с бумажным зонтиком, это заворожившее многих зрителей согласованное с тактом музыки и движениями женщины открытие и закрытие столь хрупкого реквизита. Впервые Рандо казался синеглазому исполнителю чужим. Холодным, как северо-ледовитый океан, и далеким, словно слабо мерцающая россыпь мертвых звезд на ночном небе. Француз не сказал ему ничего, кроме до сухости в горле формального: «ravi de vous rencontrer», на что Чуя крайне грубо бросил через плечо: «vis de cela, Arthur». Они не виделись относительно недолгий промежуток времени, однако Накахаре этого хватило, чтобы полностью вычеркнуть бывшего гувернера из своей жизни. Битым стеклом вонзилось в голову низкорослого мафиози осознание, что даже тот, кто был с тобой рядом всю сознательную жизнь, рано или поздно предаст. Оставит одного с отитом после того злосчастного февраля прошлого года, втихомолку соберет чемоданы и уедет безо всякого прощального письма или даже смятого клочка записки с парой строк. Он не объяснил причины своего ухода никому из коллег, помимо Огая. Единственной оставшейся в комнате Рандо вещью, видимо ввиду сильной спешки своего владельца, был клетчатый шарф, в толще акриловых ниток коего прочно запечатался сладковатый аромат ежедневно разбрызгиваемого длинноволосым мужчиной из овального с коричневым стеклом флакона прованского парфюма. Синеглазый юноша щелкнул зажигалкой в тот день, безо всяких сожалений поджег длинные кисти найденного шарфа. «Для меня ты умер, Артюр Рембо», ─ подобно тосту произнес мучавшийся в то время непроходящими болями в ухе Накахара, ─ «мне больше не нужна никакая память о тебе», ─ огонь разошелся достаточно быстро по кашемировой материи. Не важно, как бы на самом деле был не прав в споре с Дазаем рыжий, но желтоглазый гувернер всегда вставал на сторону своего воспитанника при людях. Ведь если не он, то больше никто. За плечами Осаму Мори и вся «Портовая мафия», стоит лишь отдать дону приказ. А у Чуи только он. Даже госпожа Озаки смиренно опустит голову перед словом своего начальника в то время, как Рандо предпочтет разделить пополам с собой наказание синеглазого мальчишки. Любую провинность рыжего гувернер воспринимал как собственную оплошность, каждую неудачу ─ как личное фиаско. Казалось, еще только несколько дней назад он подобрал на свой вкус в библиотеке несколько пачек журналов о наиболее престижных университетах в Европе с наличием бюджетных мест или возможностью обучения по целевому набору, но уже к концу недели желтоглазый мафиози опечатал дверь выделенных ему организацией Ринтаро служебных апартаментов. Глаза на то, кем на самом деле являлся во французской мафии Артюр до перехода на службу к Огаю, ему открыл Дазай где-то в начале лета, когда тот обменял у Эйса эту часть информации на сокрытие от дона какой-то очередной игральной авантюры «Туза». Удивительно, но когда надо светловолосый картежник умел молчать, а когда подворачивалась возможность, то мужчина с легкостью обращал каждую крупицу известных ему фактов, как в буквальном, так и в переносном смыслах этого слова, в драгоценность. Каждое его откровение стоило определенное количество карат.Четверг, 29 ноября
«Сегодня самый холодный вечер за весь ноябрь. Курил без перчаток ─ кожа на ладонях, покраснев, начала трескаться, мотто-сезон закроется с первого декабря до весны. В марте последний отбор перед Лондоном. Хуй знает, что делать три месяца без мотоцикла, но работать под началом какого-то пидора Эйса, или еще лучше с подачи нашей «милостивой» Кое я не собираюсь. Если вернусь в штаб, то нарушу условие ебанной милости дона, а если останусь драить эти засранные толчки в казино весь день, а по вечерам открывать двери в душащей горло удавке-бабочке и подносить развлекающим баб картежников хостам шампанское в ведре с, ебанный в рот, прессованном в виде блядских кубиков льдом, то еще больше захочу кастрировать тебя под корень при первой же нашей встречи, Дазай». Delete. delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete «Последний четверг месяца здесь санитарный день. И знаешь, что я сегодня делал пораньше, с семи утра, пока, например, Эйс спал до двух, потому что, по мнению сестрицы, без него более спокойная аура в баре? Я чинил всратую кофе-машину, которая налила мне на руку обычный кипяток, а после брызнула на подставку даже отдаленно не напоминающим кофе дерьмом. Поразительно, но на это уходит больше пяти минут. И даже целого часа, пока ты вообще сообразишь без инструкции, как эта хрень элементарно разбирается под великоречивые причитания Озаки». Delete. delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete «Ты говоришь, что я эгоист, и причина всех твоих проебов перед Мори заключается в моем вспыльчивом поведении и уже улаженном конфликте с Вальковски. Но смотри, не ты ли поступаешь эгоистично, поддерживая связь со мной? Я ни в одном глазу не ебу, какие у вас там с доном разборки, и вообще что за пиздец у вас начал происходить после твоего восемнадцатилетия в июне, но невозможно не заметить, что вы постоянно упоминаете друг друга. Огай открыто, ты опосредованно. Да, пощечина начальника служит особым жестом его недовольства поступком подчиненного, да только в тот раз он смотрел на меня не как на своего работника, а, словно оценивал, неприятно удивлялся, как вообще, такой, как я, могу занять партнерскую позицию в «Двойном черном» с его таким охуенным-разохуенным единственным наследником на все награбленное добро Дазаем. Он словесно дал мне понять, что мы априори никогда не были с тобой равны в мафии. Все мои старания, попытки выбиться вперед лишь шелуха, ведь, чтобы, блять, добиться всего в его организации, очевидно, нужно просто быть Осаму Дазаем, так как на всех остальных класть наш дон хотел». Delete. delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete «Звучит хреново, но в этом Эйса можно понять. Он тоже нахрен не сдался начальнику, поэтому его разжаловали до обычного надзирателя в казино. Следующая ступень, это вышибала, да?» Delete. delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete «В тюрьме сидит не мало людей за все твои «громкие» убийства. Им заплатили, и они охотно признали свою вину за тебя, даже не подозревав на тот момент, что за некоторые дела дают пожизненное. Они расплачиваются за твои преступления. За пущенную тобой кровь. Но тебе до этого вряд ли есть дело. Ты привык поступать, как хочешь, и не нести ответственность. Ты живешь одной минутой, и не в состоянии понять чувства других людей, ценность их свободы и тяжесть твоего, сука, наказания». Delete. delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete «Свалив за границу, ты сам лишил меня возможности подняться, выйти в свет. Ты толкнул меня на дно своим предложением переписки в состоянии вечного «оффлайн», которое в итоге свелось к видео звонкам и прочей хуете. Ты эгоист. Мне по-настоящему тошно, что я не могу забыть тебя. Все прекратить. И добавить в черный список, но уже навсегда». Delete. delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete «Delete удивительная вещь. Стольких людей каждый день спасает и убивает эта опция, когда стирает тот самый, написанный между строк текст». Delete. delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete delete Из-за кулис объявили о первом антракте. На крыше театра скользили каблуки туфель. Сигареты вырывал ветер. Поднявшийся вслед за рыжим Рандо спросил Накахару без прикрас, что конкретно произошло между «Портовой мафией» и семьей Вальковски в ресторане, сославшись на распоряжение от начальника срочно вернуться к делам. Чуя отмахнулся. ─ Съеби куда-нибудь подальше от меня. Можешь еще Эйса забрать с собой, и ебаться с ним в зад хоть на проезжей части. У вас обоих большой опыт в этом. Толкнув Рандо плечом, синеглазый исполнитель вернулся в зал.***
В комнате не зажгли ни единой лампы ─ весь свет заключался в семенящем, часто обрываемом потоками ветра пламени свечей. Красными искрами отражался огонь в коньячных бокалах на бильярдном столе, силуэты разноцветных шаров искажались сквозь богемное стекло. Игральные карты разных мастей усыпали выложенный коричневым линолеумом пол, подле бардового дивана из крашеной кожи сложил лапы удерживаемый металлической цепью на строгом ошейнике доберман. Даже в полудреме служебная собака не теряла бдительности: стоило тюле на окне колыхнутся, как черношерстный пинчер дернул мордой, принюхиваясь к незнакомым, доносимым к нему с улицы запахам. В тишине ночи пепельноволосый мафиози постанывал в грубы француза, его костлявая рука волновала шелк кремовой блузы, а сам же он, ерзая обтянутыми в чароитовую ткань брюк ягодицами на коленях Рембо, задел по-женски худощавой ногой широкий подлокотник кресла. Все еще остающаяся в лайковой перчатке ладонь Артюра протиснулась под хвосты сливового фрака Эйса, коснулась его поясницы сквозь серый жилет. Темно-русые волосы ниспадали на плечи, кости корсета с новой силой вонзались в ребра при каждом движении мужчины, перекрещивающаяся шнуровка давила на натягивающие молочно-белую кожу ступени позвоночника. Указательным пальцем француз провел вдоль брючного, располагающегося на заднице пепельноволосого партнера шва, скользнул подушечкой ниже. Вкус коньяка не шел тонким, чаще всего растянутым в злобной усмешке губам «Туза», на особую горечь натыкался кончик языка Рандо, пока он лакал коричневатый алкоголь из чужого рта. В жизни Эйс не терпел две вещи: налоги и обсуждение его каре. Этот склонный к всевозможным издевательствам над своими любовниками аристократ на людях мог с легкостью позволить себе разбить винную бутылку об чужую голову, или же изодрать в мясную кашу губы подчиненного парой ударов всегда носимого при нем кнута. Если снять шелковые перчатки, надеваемые фиолетовоглазым администратором вроде как для сохранения нежности своих рук от постоянного давления ладоней на ребристую рукоять хлыста, то взору сразу же откроется совершенно иная красота. Красота увечий и шрамов. Красота порезов и следов от чьей-то плети. Большая часть скрываемого под дорогими костюмами тела покрывали превратившиеся в темно-розовые полосы отметины побоев, чуть выше колена правой ноги заметно нарушалась не только пигментация кожи, но и ее напоминающая складки на простынях структура ─ непроходящее напоминание об оставленном ему доном французской мафии ожоге. Рубины в скользящих по ткани перчаток кольцах, стоящая целое состояние серьга с полосами дымчатого кварца, отлитые из белого золота запонки на манжетах рубашки и проткнутые сквозь розоватые соски тончайшие спицы с драгоценной пылью независимо от количества денежных средств на карте оставались всегда при Эйсе, скорее готовым продать все свои внутренние органы на черном рынке, или взять по гланды у самого Дьявола, но только не заложить в ломбард имеющие вес в глазах ювелира украшения. Длинные пальцы ощупывали передний ряд зубов француза, кажущаяся червонной, схожей с цветом артериальной крови драгоценность в перстне исполнителя процарапывала высеченными гранями нёбо, одновременно с чем алмазные наросты на другом кольце прорезали изнанку щеки Рембо. Зажав между зубов аметистовый камень, темноволосый мужчина медленно потянул вниз с пальца золотое кольцо. Металл перекатывался во рту Артюра, словно сосательная конфета, язык обводил круг перстня, проскальзывал в его отверстие. Из изрезанных гранями драгоценности десен сочилась окрашивающая нижнюю губу алым кровь. Во рту солоноватость смешивалась со стальным привкусом ювелирного украшения, аметист черным углем смотрелся на фоне сверкающих белизной и при тусклом свете зубов француза. Две несобранные в хвост, но довольно длинные пряди темных волос мафиози крупными волнами струились вдоль острых выступов скул, падая на белые в виду цвета шелковой блузы плечи. Кадык дергался, в ямочке между дистрофично торчащих ключиц собирались капли прохладного пота. Эйс не сводил глаз с то исчезающего в чужом рту, то вновь появляющегося между губ перстня, светловолосый мужчина чувствовал усиливающееся распирание внизу плоского живота через давящую на пах ширинку. Рандо сплюнул камень в бокал с коньяком, коричневыми каплями брызнул алкоголь на ажурную салфетку. У французской мафии ночь с Рембо стоила 354,18 Евро, с «Тузом» ─ около 99,17 Евро. Артюр обслуживал донов и высшие слои гомосексуальной аристократии Парижа, когда бледнолицего игрока мог позволить себе снять практически любой, не исключая и тех, члены коих без резинки презерватива было даже в руку противно взять, что уж говорить о каких-либо больших манипуляциях. Сколько раз сдавал кровь на всевозможные инфекции Эйс не сосчитать. Сколько раз он, сидя с каменным лицом в приемных покоях частного медицинского центра, разглядывал запекшиеся корочки ран на лицах пациентов, безмолвно прощаясь с жизнью и самое главное ─ с мечтой сбежать из бордельного дома и открыть собственное казино, не перебрать по пальцам. И сколько, наконец, раз сиреневоглазый мужчина облегченно закуривал сигарету, узнавая, что его статус по-прежнему отрицательный, не назвать с детальной точностью даже самому «Тузу». Рандо же зачастую примеряли женский образ. Длинное платье в пол прикрывало худощавые ноги, в косу угольно черных волос аккуратно вплетали пурпурную, чуть размахрившуюся ленту. Корсет до тупой боли в грудине стягивал ребра, каждый шаг отзывался тихим звоном повязанных на щиколотки Артюра золотых браслетов с маленькими висюльками в виде осенних листьев. Спереди его плоскую грудь поверх ситцевого платья овивал розоватый платок из капрона, сзади тончайшую талию украшал однотонный, собранный из атласной ткани коричневого цвета бант. Губы краснели от помады, черная пыль туши осыпалась с длинных ресниц на выровненную тональным кремом кожу. Липла ткань девичьих одежды к кровавым полосам на заклейменных синяками внутренних сторонах узковатых для женского пола бедер. На белой спине кожным рельефом пропечатывались места давления жестких ребер корсажа, пятки до мокнущих ссадин стирались в не рассчитанных для носки их мужчиной туфлях. Бывало, почерневший от обилия синяков ноготь трескался на большом пальце правой ноги, надвое разделялся неровный ободок. Спина ломила от усталости, позвоночник ощущался медным прутом кастета. ─ И что дальше? ─ светловолосый администратор пригубил из стопки с собственным украшением, поверхностно дотронулся губами до аметиста. ─ Если я разрешу тебе остаться, то, что ты намерен делать дальше? ─ с глухим ударом мужчина вернул стакан на прежнее место, напротив кия на бильярдном столе. ─ Как видишь, я уже не финансовый директор, и никакой «достойной» тебя работы, кроме мытья полов, или разве что хостес, хотя ты для него немолод, предложить не могу, ─ он обошел игральное поле, провел пальцами по деревянной поверхности кия, ─ ты в этом доме лишний, Артюр, ─ шелк перчатки обтерся об полированный ствол. ─ Мы вполне можем разделить как ставку администратора, так и одну постель, ─ юрко размотали пальцы ленту на затянутых в высокий хвост волосах, перекинули на грудь половину завитых локонов, ─ ты же знаешь, что нам обоим давит на горло каблук Кое, ─ француз поднял второй бокал, чуть качнул напиток в притворной видимости опытного сомелье, ─ из-за внепланового отъезда Огая из страны мне даже не удосужились предоставить сопроводительный экипаж из аэропорта, что уж говорить о выделении штаб-квартиры на время моего, надеюсь, недолгого пребывания в Японии, ─ зубами он сдернул с алебастровой ладони черную, предназначенную для носки в непогоду перчатку, параллельно с чем поднес к лицу партнера свой стакан, ─ будь Мори здесь, то он бы лично встретил меня и предложил в знак особого расположения апартаменты в собственном особняке, ─ просунувшимся между худых ног «Туза» коленом желтоглазый исполнитель надавил на промежность коротковолосого коллеги, ─ единственный фаворит начальника среди всех его подчиненных не должен оставаться на улице с двумя чемоданами в руках, ─ пятерня правой руки огладила прохладную, идеально выбритую щеку Эйса. ─ Ну и какова она на вкус? ─ растянул рот в улыбке сорвавшего куш картежника «Туз». ─ О чем ты? ─ бестелесно отозвался Артюр. ─ Сперма нашего дона, ─ уголки бледно-розовых губ еще сильнее приподнялись. ─ Не так вязка, как твоя. Благодаря отработанной до автомата быстроте реакции, Рандо чудом удалось увернуться от взмахнувшейся над его головой бутылки «Remy Martin», а после и от броска тем же предметов в его сторону. Со звонким треском стекло разбилось о входную дверь, испуганный громким звуком доберман залился лаем, затупленные к концам шипы ошейника проехались по блестящей шерсти собаки. Эйс наклонил свечу. Капля бежевого воска скатилась на оголенное между перчаткой и расстегнутым манжетом рубашки запястье. Он мог спалить здесь все. Каждый сантиметр этого находящегося под полным управлением Озаки игрального дома. Эта прямоугольная комната, небольшой санузел с тесной даже для одного человека душевой и рабочий кабинет ─ единственная оставшаяся за душой у Эйса обитель. Двухъярусную квартиру в центре Токио, кабриолет, большинство дорогой техники изъяли в знак оплаты части долгов банковские коллекторы, остальные же имеющие хоть какую-то ценность вещи перешли в собственность «Портовой мафии», конечно, за исключением неразрывно связанных с «Тузом» украшений на его теле. Вытаскивать из сосков шлюхи золотые иглы мало кому хотелось в конечном счете. Сиреневоглазый мужчина просунул свечу в серебряную чашечку подсвечника, только что оставленный ожог на нежно-белой руке пощипывал, освещенная пламенем кожа краснела на глазах. Он человек крайностей. Из затянутой из провода настольной лампы петли на кресло финдиректора, из кресла финдиректора вновь в очередную виселицу, оттолкнувшись каблуком кожаной туфли о край стола. Неровно остриженные пряди колыхнулись от резкого поворота головой в сторону окна, исполнитель разгладил на ощупь примявшиеся концы сливового фрака, опустился в антикварное кресло, закинул ногу на ногу, одновременно с чем подпер лицо кулаком уткнувшейся локтем в подлокотник руки. ─ Я тебе не соперник, Эйс. За гранью отчаяния нет конкурентов. ─ Конечно, Артюр, мы с тобой несомненно равны. Да только ты работаешь по договору, а я ─ один из рабов Огая. Шесть лет как в золотой клетке. А нам с тобой уже почти тридцать. ─ Скажи, много, кто к тебе относится как к человеку? ─ опустившись на ковер подле кресла, длинноволосый исполнитель обхватил пальцами твердый каблук лакированной туфли собеседника. ─ Много, кто готов добровольно лизать носок твоей обуви? ─ розовый язычок француза прошелся по боковой линии подошвы черных брогов, скользнул вверх, до кожаной вставки берцев и перекрывающего их шнурка. ─ Расстегни уже брюки, я полчаса как собираюсь сделать тебе минет.