Накахара
Hurts ─ Blood, Tears & Gold
Сегодня у Кое в расписании стоял выходной, чему весь персонал был не сказано рад. Облокотившийся на барную стойку Накахара чуть не выронил из ладоней от неожиданности бумажный стаканчик с кофе, когда услышал позади себя громкий звук включившегося телевизора. Развернувшись, юноша только сейчас заметил расположившегося с какими-то журналами на гостевом диване Эйса, что, собственно, и нажал на кнопку пульта. Видимо, мужчина совсем недавно поднялся с постели: пепельно-светлые волосы не были уложены салонным средством, лишь наскоро причесаны обычной расческой, когда он сам еще не успел переодеться в официальный костюм из перламутрового, крайне мягкого к телу шелкового халата с расшивкой аистов на спине. «Туз» был не из тех людей, которые бы стали задумываться, не мешает ли звук телепередачи окружающим. Чуя бросил на худощавого администратора презрительный взгляд, после чего отпил зерновой «Эспрессо», добавив к горечи послевкусия сигарет еще и горечь крепкого напитка без сахара. Боковым зрением он видел, как сменялась одна реклама на другую, как вылезал один слоган, но через мгновение пестрил уже второй. Пустой желудок урчал, из дома юноша вышел, не позавтракав. Ключи от кухни, должно быть, на автомате бросила себе в сумку Саюри ─ бариста и в целом ответственная за бар после вечерней генеральной уборки, в которой, как бы кстати, Эйс так же не принимал участие, как и в починке кофе-машины. Честно, Накахара не верил в то, что пепельноволосый мафиози настолько дерьмо-работник, что даже не в состоянии вытереть стаканы на стойке, или же провести влажной тряпкой по зеркалу в прихожей. Скорее всего, здесь скрывалось что-то личное, что-то такое, заставляющее «Туза» класть на несвязанные с непосредственными его обязанностями поручения Озаки. Синеглазый исполнитель посмотрел на часы: Саюри обещала приехать до девяти. «Хоть бы костюм другой надел», ─ недовольно подметил однообразность одежды корреспондента в обзоре утренних новостей Эйс, ─ «уже третий раз в одном и том же», ─ говорящий скрестил босые ноги, поправил соскользнувшее с худенького, белого пальца кольцо с аметистом. Занятый своими мыслями о том, чтобы съесть, когда откроют кухню: бутерброды или попросту разогреть остатки вчерашней запеканки с грибами, Накахара вряд ли бы обратил внимание на голос не самого приятного ему человека, если бы после пятиминутных новостей он не услышал знакомый, надолго отложившийся в его памяти акцент. Еще не поднимая глаз на экран, он понял, кто выступает в эфире. Юноша так сильно сжал в руке стакан, что тот смялся, а недопитые остатки «Эспрессо» выплеснулись на ладонь. По центральной лестнице спустился, царапая дерево короткими когтями, доберман. Чуя знал этого пса еще щенком, бывало, пытался угрожать Дазаю, что спустит на него служебного пинчера, если тот что-нибудь выкинет из постоянно пополняющегося арсенала его шуточек, хотя сам не осмеливался приблизиться к доберману, когда его могущую до кости вгрызться в человеческую руку пасть не стягивал тугой намордник. Винцент. Не Винсент, или Винс. А только Винцент. Как помнил Накахара, пепельноволосого мафиози конкретно выводило из себя, когда кто-нибудь из портовых произносил неправильно имя пинчера, единственного существа, к которому экс-финдиректор не проявлял ни прежде, ни теперь равнодушия. ─ Что, блять, он там делает? ─ резко воскликнул мафиози, пристально уставившись на разодетого в желтый пиджак с алой бабочкой мужчину. ─ Какого хрена здесь вообще происходит? ─ рыжий разозлено ударил ладонью по столу. ─ Нравится? ─ язвительно отозвался прибавивший громкость Эйс, ─ он ведет около четырех ток-шоу, еще является крупным промоутером для молодых мотто-команд, ─ Винцент провел носом влажную полосу по голени своего хозяина, тихо прорычал, как бы привлекая к себе внимание. ─ Сегодня будет репортаж о двух бывших участниках «Кентавра» Нино Слейме, если правильно произнес его фамилию, и Вэле Хермуд, ─ длинные пальцы коснулись остро торчащего уха собаки, огладили короткую шерсть, ─ восемь лет жесткой конкуренции за право продления контракта у «Пересмешника», ведущей спонсорской компании в Европе, ─ он взял морду собаки в свои ладони, ─ два года назад Вэл попал в аварию на финальном отборе, сломал четыре ребра, проиграл Нино во времени на болиде, и, соответственно, не прошел в новый сезон, ─ серьга с кварцевой вставкой колыхнулась от взмаха головой фиолетовоглазого мафиози, ─ а на карту был поставлен его шлем, ─ карие глаза животного с преданностью смотрели на администратора, ─ но тебе, должно быть, лучше меня известен принцип выживания на гонках, не так ли? ─ его тонкие губы растянулись в желчной улыбке. ─ Что ты там имеешь в виду? ─ морозом по коже прошлась тревога рыжего, он едва ли не выдал себя своими же словами. ─ Татуировка волка все говорит за тебя, ─ беспристрастно выдохнул бледнолицый мафиози, ослабил указательным пальцем нестрогий ошейник добермана, ─ для «Кентавра» ты не вышел ни талантом, ни терпением, ни финансовыми возможностями, ─ пальцы босой ноги очертили полукруг по выцветшему рисунку на ковре, зарылись в пыльный, размахрившийся ворс, ─ поэтому решил податься в уличную мотто-банду, ─ мужчина поспешил скрыть краем шелкового халата обнажившийся для взгляда Накахары шрам на внутренней стороне бедра. Накахара дернулся с места. Однако гортанный рык собаки застал низкорослого юношу раньше его намерения тисками сомкнуть жилистые руки на по-лебединому длинной шее Эйса. ─ Еще шаг, и Винцент прогрызет тебе горло, ─ сухо, не поворачивая головы в сторону Чуи, предупредил синеглазого исполнителя «Туз», ─ ты же помнишь, что случилось с рукой начальника стражи прямо на обеде у нашего великочестивого дона, ─ последнее мафиози произнес с холодной иронией, ─ его кровь брызнула на молочную ткань моей перчатки, ─ он провел по светлой кожи ладони, как бы представляя, что касается шелка своего излюбленного, носимого картежником в любое время года, подобно Огаю, элемента одежды, ─ более того, испачкало эту ни с чем не сравнимую драгоценность, ─ с вожделением мужчина примкнул губами к темному камню на своем кольце, ─ кисть руки того мужчины с таким треском хрустнула в зубах моей собаки, ─ с темного края приоткрытой пасти добермана упала капля слюны. Внутри Накахары все горело. Лава вот-вот была готова выплеснуться наружу, прорвать своим огненным потоком дыру в груди. Исключительная низость для мужчины, по мнению рыжего, прятаться за спину собаки. Пепельноволосый мафиози сам не поднимет хлыст на того, кто может ответить, в отличие от находящихся непосредственно в его подчинении хостов. Замахнись он на Чую кнутом ─ и низкорослый исполнитель засунет эту же палку ему в задницу на всю длину, если и вовсе не изобьет до смерти. В физической силе Эйс, безусловно, ему проигрывал, когда хитрость явно перевешивала чашу весов наряду со всеми прочими преимуществами этого человека. Против оскалившегося, специально обученного для роли телохранителя животного выступать находил бессмысленным даже синеглазый, и без того лишившийся половины уха из-за спонтанной пылкости своих поступков юноша. Ввязывание в еще один скандал означало окончательное захоронение себя как мафиози, собственноручное признание своей слабости, неспособности контролировать действия. Помедлив, он сжал в своей руке ткань клетчатой рубашки, развернулся и резким, размашистым движением руки смахнул с барной стойки всю находившуюся на ней посуду. Обломки стекла отлетели к его ногам. Неровно надломившаяся ножка винного бокала, подобно копью, вонзилась в бугром скатавшийся конец ковра. Пинчер лаял. Этот звук заточенной костью выцарапывал уши изнутри, скребся колким обломком по слуховому проходу, до боли втыкался в хрящ. Короткий, стойко торчащий хвост пса выглядел еще напряженнее, чем обычно, стройные, переходящие из черни в рыже-коричневый лапы поддергивались от нетерпения наброситься на виновника столь громкого для собаки шума бьющихся стаканов, закругленные, хоть и подрезанные косыми ножницами, когти цепляли ворс. Если бы не протиснувшиеся под полосу ошейника пальцы хозяина, то пес определенно бы рванул, со всей жесткостью бойцовской собаки до костей вонзил бы клыки в твердую от тренировок икру рыжего. Молодой исполнитель мог сравнить свои натянутые нервы с оголенным проводом, каждая клеточка в его организме отчаянно стремилась бунтовать. Как же сдержать себя в таком состоянии? Какой веревкой намертво связать друг с другом кисти рук, чтобы не ударить, не кинуть в сторону падкого на любого рода информацию «Туза» графин, или же что потяжелее? В своем обилии сахар лип к чайной ложке плавно отпустившего ошейник собаки Эйса, когда розово-красный напиток каркаде по-прежнему ощущался пепельноволосому мужчине кислым на языке. Напряженность ситуации сгладилась появлением спустившегося уже в официальной одежде Артюра, аспидный, вполне расслабленно затянутый бант из бархатной ленты овивал его горло вместо галстука. Кружевная блуза с куполообразными рукавами свободно висела на его стройном теле, брюки с высокой посадкой зрительно еще сильнее худили деформированную постоянной ноской корсета талию. Темные волосы желтоглазый мафиози оставил распущенными, стук каблуков высоких сапог привлек к себе внимание пинчера. С «Тузом» они перекинулись парой прохладной фраз, вроде: «надеюсь, спина не сильно болит после вчерашнего, ведь все-таки всю ночь провести в нераскладывающемся кресле ─ весьма сомнительное для затекших в статичной позе мышц удовольствие», или же: «в четыре не забудь забрать свои чемоданы, Рембо, опоздаешь хоть на минуту ─ не поленюсь вытряхнуть их содержимое в окно». Довольно грубый, даже на взгляд Чуи, разговор для двоих встретивших друг друга вчера вечером в холле здания поцелуем в губы партнеров. Перекинув мешающие пряди назад, Рандо что-то тихо сказал доберману, после чего произнес более твердо его имя, параллельно с чем без малейшей опаски протянул оголенную ладонь к морде. Винцент помнил его запах. Запах того, кто не причинял зла его хозяину. Шершавый язык прошелся по розоватой, кашемирово-нежной коже ухоженной руки. Пальцы мягко коснулись головы пса, заботливо провели подушечками по блестящей шерсти. Ступней Эйс недовольно толкнул вбок наклонившегося к пинчеру мафиози. Фоном включаемый, записанный еще в начале девяностых смех в телепередаче заставил на мгновение отвлечься фиолетовоглазого администратора, вернуться к просмотру ток-шоу, чем поспешил воспользоваться знающий все слабые точки на теле своего любовника Артюр. Достаточно крепко зажав пальцами щиколотку исполнителя, он придвинул его ногу к своим губам вопреки рефлекторному дерганью ступней партнера, лизнул выпуклую линию растянувшегося во впадине между большим пальцем и указательным шрама, чуть закусил тоненькую кожицу. На всю громкость врубивший музыкальные колонки стереосистемы рыжий вынудил француза выпустить из ладоней лодыжку Эйса. Грохот металлической музыки перекрывал прервавшую разговор двух экс-спортсменов «Кентавра» рекламу многофункциональной овощерезки из так называемого в быту «магазина на диване». Низкорослому мафиози хотелось блевать от одной лишь мысли, что можно прикоснуться языком к чьей-то ноге. «Туз» выключил телевизор.***
Он шел по берегу, бесцельно пиная носком ботинка камни. В конце ноября река не покрывалась льдом, как во многих других странах, но от воды краснели, дрогли руки. Серый берег. На больнично-белом небе не встречали даже редкие, разорванные куски дымчатых туч. Голые, полностью иссушенные ненастной осенью деревья раскачивались на ветру, напоминающие кисть скелета ветки надламывались от особо сильных порывов, красный, плотно намотанный на шею шарф колол подбородок. Последняя пуговица на пальто осталась незастегнутой. Закончились сигареты. Юноша смял «Мальборо» в кармане, после чего бросил пустую пачку на пожухлую, полностью склонившуюся к земле траву. Мятная резинка на время перебивала желание закурить, но даже десятка пластин хватало лишь на пару часов. От рыжих волос всегда пахло как со дна пепельницы, используемый раньше Накахарой перед выездкой на важные встречи в мафии одеколон не скрывал запах табака, а, наоборот, добавлял ему еще большую едкость. Сколько сигарет он выкуривает в день? ─ на вскидку не вспомнить. Несобранная прядь упала на верхнюю губу, жесткий волос протиснулся в уголок рта. Чуя приходил сюда с Артюром, приходил с Дазаем, приходил с Шичиро, или девчонками… Приходил с кем угодно, но только не один. «Теперь сюда не слетаются птицы», ─ про себя проговорил низкорослый, присевший на корточки рядом с рекой исполнитель. Под мутной водой плохо различить пальцы, ладонью мафиози надавил на торчащий булыжник. Агрессия ─ временная эмоция, и на ее смену призвано приходить иное, более долгое, давящее грудь чувство. Стершая грань с обидой тоска, от которой в мертвую спираль скручивает желудок, и хочется, как можно сильнее ударить в собственный живот, кулаком таранить до рвотных позывов, до пищевого комка в глотке, до кислоты на корне языка. Юноша размотал шарф, прошелся побелевшими от холода подушечками по шерстяным нитям, потянул ногтями широкие петли. Будучи бездумно брошенным куда-то в сторону, он сдутым парусом повис на острых колючках сухого кустарника, зацепился пряжей о ветвь. Рыжий выдохнул, позади него располагались тронутые ржой ступени пешеходного моста. Каждый шаг получался медленнее предыдущего, руки болели от ледяного металла перил. На мосту он не встретил попутчиков, где-то на середине дороги Накахара устало облокотился на ограду, проехался ребрами по стальной, болезненно уткнувшейся в кости перекладине. Впереди ─ одна белена, на зубах тянулась третья пластина. Если спрыгнуть ─ никто не остановит, если развернуться и пойти назад, то также нет того, кто бы окликнул, одернул, услужливо протянув руку помощи. Равнодушие сильнее якоря тянуло в рутину, закутывало в коконе и не давало прорваться наружу. Полдень, до открытия казино еще огромное количество времени, но что-либо делать нет ни желания, ни необходимости: из университета отчислили, от армии получил благодаря Огаю медотвод, в главном офисе портовых рыжему не рады, мотто-тренировки закончились на этот сезон. Пустота разрывала сердце, внутренний иней казался холоднее внешнего. Сегодня не писались сообщения, не каждый день Чуя мог заставить себя продолжить вести свой электронный, прячущийся за щитом «делит» и построенный в форме обращений к Дазаю дневник. Монолог тоже требует сил, каждое предложение вытягивает из юноши дюжину эмоций, каждое слово вынуждает сжимать левую руку в кулак. За полторы недели работы в игорном доме низкорослый мафиози по вечерам, когда, словно гарсон, носил от одного столика к другому бутылки с шампанским, не отвлекая хостов, ставил на лакированную поверхность богемные рюмки, или же поджигал толстые, размером с два мужских пальца, сигары бросающим фишки поверх игральных карт джентльменам, он научился наблюдать. Не за чем-то большим, а, наоборот, обращать внимание на что-то совершенно незначительное, как, скажем, выражение лица, скольжение пальцев по ножке бокала, количество затяжек перед ставками, замирающая на цифрах стрелка в колесе фортуны… Он больше не следил за игрой, как пытался сделать в первые дни. Куда занятнее низкорослому исполнителю показалось изучать приходящих в заведение Кое гостей, анализировать их, мысленно придумывая каждому посетителю их собственную историю визита. Однако сколько бы улыбок он не перевидал, а все равно каменные статуи в музее выглядят более искренними, чем все эта знать: забытые своими мужьями жены и мужья, потерявшие всякий интерес в глазах своих жен. У одного только Эйса все, о чем он думал, выражалось на его лице. Когда он смотрел на сестрицу или же в сторону считающих фишки мужчин, то его тонкие брови сдвигались в явном недовольстве, нижняя губа поджималась, сиреневые глаза сощуривались, руки же невольно складывал крест на крест пепельноволосый администратор. Главное правило его условного освобождения от более сурового наказания начальника, помимо понижения в должности ─ категорический запрет на участие в проведении различного рода азартных мероприятий с клиентами казино. Если раньше он мог в любое время бросить свое аметистовое кольцо как начальную ставку, зная, что оно все равно к нему вернется, то сейчас изо дня в день «Туз» изводил себя убогим зрелищем отдающих последние деньги ради еще одной попытки перекинуться в карты аристократишек. Признаться, до сих пор никто не мог понять, в чем на самом деле заключался талант никогда не проигрывающего Эйса: либо в феноменальной, позволяющей запомнить карты во всех колодах памяти, либо же в чертовски идеальном блефе. Один раз Накахара и глазом моргнуть не успел, как Дазай разозлено бросил наручные часы британского производства циферблатом вниз, оставшись в дураках. Тем не менее, какими бы гениальными способностями не обладал фиолетовоглазый мужчина, на сегодняшний день единственный его удел: размахивать плетью перед хостами. ─ У тебя мерзнет шея, ─ погрузившийся в свои мысли Чуя не заметил посторонних шагов, отчего рефлекторно вздрогнул, услышав чужой голос, ─ возьми, ─ стоящий поодаль от синеглазого исполнителя Рандо протянул ему сложенный вдвое шарф, ─ кустарник не лучшая вешалка для одежды, ─ красные кисти из стороны в сторону раскачивал ветер. ─ Какого хрена ты здесь делаешь?! ─ юноша попытался вышвырнуть за мостовые перила шарф, но обтянутые черной перчаткой пальцы француза, должно быть, намертво вцепились в шерсть, ─ что, ничего лучше не смог придумать, как идти за мной от самой остановки? ─ со злостью выпалил низкорослый мафиози, ─ в задницу себе засунь этот кусок тряпья, ─ вторая попытка силой избавиться от вязаного элемента гардероба также оказалась напрасной, лишь ободком ногтя молодой исполнитель потянул на себя одну из ниток. ─ Выпей со мной кофе, ─ голос Рембо был надтреснут, ─ мне есть что сказать, ─ из под капюшона выглядывали завитые пряди длинных волос, ─ всего одна чашка ─ время моего рассказа, ─ тонкие губы обветрились. ─ Да хоть десять, ─ аденоидно отозвался Накахара, ─ разве от этого изменится твой выбор полгода назад? ─ Ты презираешь меня, потому что знаешь правду о том, кто я есть? ─ Нет, не поэтому. Юноша коснулся перил. Из ладоней Артюра выпал шарф.