Delete Your Message

От них обоих сильно разило вином: Чуя пошатывался, левая рука не менее пьяного Дазая соскальзывала с его пальто. Поднимающийся за ними в гостиничный номер таксист, должно быть, уже раз десять пожалел, что остановил свою машину у торгового центра, клюнув на хаотично размахивающего в воздухе рукой рыжего. В Англии, как и в Америке, по большей части было принято останавливать такси прямо на улице, словно это подразумевалось в сценарии какого-нибудь фильма. Однако столь опрометчиво согласившийся подвезти до отеля двоих подвыпивших молодых людей водитель и подумать не мог, что повстречавшиеся иностранцы окажутся настолько раскрепощенными в своих действиях, что буквально зальют весь салон его автомобиля вином, а после один из них, рассмеявшись, просто швырнет купюры на промокшее от алкоголя сидение. Оксфорд-город не был богат на пятизвездочные отели, поэтому выбранное кареглазым наследником место для ночлега не отличалось ни особым убранством, ни большим количеством обслуживающего персонала. Например, один метрдотель занимал одновременно три должности: свою основную, портье и швейцара для именитых гостей. Естественно, двух рук для обилия далеко не самых легких пакетов мужчине не хватило, и тяжело выдохнувшему таксисту пришлось оказать еще одну услугу нежелательным пассажирам, пусть и за дополнительные чаевые ─ донести до комнаты их багаж. Наверху будущий дон расплатился с ним и метрдотелем, после чего захлопнул перед ними дверь с такой силой, что с деревянной поверхности сорвался и без того расшатанный номерок золотистого цвета двухместных, выбранных по настоянию рыжего апартаментов. Как помнил Чуя, темноволосый экс-напарник, подобно Огаю, всегда был устойчив к алкоголю и ранее вообще не напивался при нем до скотского состояния, в котором проскальзывал и истеричный, переходящий на громкую икоту смех, и напыщенность павлина, и даже беспричинная агрессия к окружающим вкупе с едва ли сдерживаемым мафиози желанием завести с первым встречным драку. Исходя из этого, низкорослый гонщик сделал два противоречивых предположения, в одном из которых молодой наследник всего-то решил создать иллюзию своего пьяного в хлам поведения, дабы отвлечь внимание рыжего от чего-то другого, а во втором ─ грусть Дазая действительно наполнила его до самых краев, раз он решил все же умышленно позволить себе потерять контроль, влить в свой организм максимальное количество вина и, на время забывшись в марочном французском бордо, искусственно заглушить чувство щемящей грудь тоски. Белки его глаз затянула сетка кровавых капилляров, темно-коричневые ресницы увлажнило несколько крупных капель слез, ранее молочно-белые щеки сильно побагровели, словно при жаре. Юноша улыбался так, как будто ему насильственно натягивали края губ в разные стороны, одновременно с чем разрезали кожу, чтобы продолжить линии гримасы вверх. Казалось, еще немного, и его растянутый рот порвется, мышцы ослабнут, выпустив наружу до сих пор стойко сдерживаемую Осаму боль ─ разбухшую в его нутре сколопендру, занявшую своим смрадным телом весь пищевод. Со звоном исполнитель поставил на полированный столик бутылку «Grand Bateau Rouge», оттянул двумя пальцами кашемировый, испачканный хоть и в вине, но как нельзя точно напомнивший сейчас молодому «волку» кровь шарф, после чего кончиками подмерзших без перчаток пальцев Дазай пробежался по деревянному ряду пуговиц, наскоро обвел одну из них, параллельно с чем опустился на заваленный мягкими подушками в гобеленовых чехлах гостевой диван. Откинувшись на устланную алым бархатом спинку, он запрокинул голову назад, растрепал свои кофейные волосы на дорогой ткани. Накахара, в последний раз бросив на кареглазого мафиози озадаченный взгляд, скрылся за дубовой, со вставкой темного стекла дверью выбранной им комнаты в блоке гостиничного номера. От излишне выпитого вина подташнивало, вся поднятая с желудка горечь собралась на языке, голова кружилась, но вместе с тем низкорослый гонщик все еще сохранил способность более-менее трезво думать и даже вполне адекватно передвигаться без какой-либо помощи со стороны. Первое, что сделал Чуя после того, как зажег несколькими звонкими хлопками в ладони свет, ─ это коснулся своей мокрой от тающего снега ноги, обтер ладонью рваное кружево снежинок на смольных, открывающих покрасневшие на холоде колени джинсах. От удара рана не закровоточила, но бинт, определенно, следовало заменить на сухой, вдобавок к чему было бы неплохо еще раз наложить противомикробную мазь на болезненный, но, к счастью, не гноящийся след воткнутой в икру стали. Рыжеволосый юноша присел на край застеленной кровати, молча отметив удивительную мягкость матраца на ней, размотал с шеи одной рукой вязаный, ощутимо колющий алебастровую кожу шарф, параллельно с чем проверил мобильник на предмет хоть каких-нибудь сообщений от Стеллы, даже системных, если бы только в них говорилось, что абонент снова появился в сети. Однако блондинка по-прежнему не выходила на связь, каждое произнесенное механическим голосом слово на автоответчике заржавленным гвоздем вколачивалось в виски, усиливая пульсацию вздувшихся, подобно размокшей пряже, вен на висках. После похода по магазинам сил не осталось, а градус, ударивший в голову, только усугублял ситуацию: молодой исполнитель понимал, что пить с Дазаем в его сегодняшнем положении ─ это последнее, что он мог себе позволить, ведь потеряй рыжий хоть немного бдительность, и его запястья до крови издерут кожаные ремни фиксаторов электрического стула. Он снова сделал оплошность, поддавшись своей тоске, хотя мог после стакана подогретого вина отказаться идти с кареглазым наследником в бар, как альтернативу выбрать подождать его на улице, или все-таки войти в питейное заведение, но ограничиться стаканом прохладной минеральной воды и несколькими сигаретами. Рыжеволосый гонщик сбросил с себя показавшееся сейчас почему-то особенно тяжелым пальто, стянул через голову пропахший потом свитер. Он откинулся на не менее мягкие, чем матрац, подушки серого, почти что стального цвета, положил согнутую в локте руку на лицо, сощурил посоловелые, но не опухшие глаза. Холодные, плавно скользнувшие по спине простыни, остужали все красное, словно специально нагретое на базальтовых камнях тело, когда шероховатость серебряного рисунка материи ближе к изголовью кровати слегка поцарапавала нагие плечи. Лампы в спальной комнате были тусклыми, хоть контраст света и тени чувствовался не таким резким, но алкоголь все равно ощутимо затупил остроту зрения, замедлил привычные реакции глаз. В обычное время «волк» вряд ли бы придал особое значение произошедшим под влиянием спиртного изменениям, но в ситуации полной зависимости от Осаму любая заторможенность может привести к фатальному для рыжего исходу, так как в случае драки он окажется не способным биться в полную силу, а если же придется экстренно бежать, или укрываться от перестрелки, хоть малейшее проявление медлительности в одночасье сотрет в порошок его последний шанс спастись от людей Огая. Изначально нельзя было позволять себе расслабляться под воздействием якобы сломленного грустью напарника, так как будущий дон ─ еще тот актер, и, живя бок о бок с ним почти неделю, по-хорошему следовало бы научиться спать с ножом под подушкой за неимением пистолета. Свою пушку Чуе пришлось сложить вместе с пропуском после не дающей ему покоя и по сей день ситуации с семьей Вальковски, где он решил поиграть в Дазая и вооружиться десертным ножом против главы союзнического клана, намереваясь таким жалким орудием защитить начальника от фантомной угрозы со стороны компаньона. В какой-то момент ему тогда действительно послышался щелчок предохранителя огнестрельного оружия по причине то ли его излишней паранойи в тот вечер, то ли последствий еще не до конца выведенных из крови наркотиков. Синеглазый гонщик отчетливо помнил его охоту на лошадях с Мори и то, как он, понимая настоящий смысл своего приглашения на подобное мероприятие, все еще пытался хоть как-то насладиться крупицей внимания самого дона. «Волк» вслушивался в размеренный стук копыт неспешно передвигающих стройные ноги лошадей, в периодический, обрывочный лай бегущих впереди аравийских борзых собак с вытянутыми мордами и вьющейся шерстью на продолговатом теле, в шум осенней, потревоженной ветром листвы и, наконец, в отдающиеся между ключицами удары собственного сердца. Наверное, начальник нередко выезжал на охоту вместе с Осаму так же, сидя рядом на коричнево-рыжих жеребцах с черной, как ночь, гривой и вдыхая запах оставшейся после дождя сырости. В такие минуты не омрачит настроение и тяжесть свисающего с плеча ружья. Как ни крути, но для Огая лишь Дазай ─ его единственный и самый дорогой лот, по причине чего не имело смысла и изначально надеяться на снисхождение дона. Вместе с подстреленным оленем в тот день закончилась спокойная для Накахары часть их вылазки с Мори, сменившись неравным боем с вооруженным, казалось бы, способной разрезать даже камень катаной противником. Убрав руку с глаз, юноша решил все же осмотреться, чтобы в случае непредвиденной облавы иметь хоть какую-то ориентацию в пространстве. Приподнявшись, гонщик мельком обвел взглядом стоящую в противоположном углу мебель в виде одного бельевого шкафа и комода с запыленным торшером на нем, после чего он еще быстрее оглядел висящую над мини-баром плазму, повернувшись в левую сторону. Окно. Вот, что низкорослого «волка» интересовало больше всего. Наперекор головной боли синеглазый исполнитель полностью поднялся с кровати, наступил тракторной подошвой ботинка на темный ворс ковра. Балансируя получше, чем тридцать минут назад, он подошел к узкой полосе подоконника, поднял вверх створку чисто английского, но такого непривычного своим способом открытия для японца окна. На улице разгулялся только-только начинавшийся, когда они с Осаму ехали в такси, снег, морозный воздух обжег голый торс Чуи, его светло-персиковые соски тотчас напряглись, а кожа покрылась мурашками. Наклонившись, он вытянул слегка подрагивающую кисть руки вперед, на ладонь тут же опустилось несколько растаявших буквально уже через несколько мгновений снежных хлопьев. Пролезать через такое окно в снегопад, да еще и с травмированной ногой, окажется крайне проблематично, к тому же, если учитывать, что снятый Дазаем двухместный номер находится на третьем этаже. «Этот чертов паскуда все просчитал», ─ автоматически мелькнуло у гонщика в голове, ─ «знал же, что я не смогу рисковать жизнью, прогуливаясь по подмерзшему карнизу третьего этажа», ─ вдобавок к чему единственное окно в комнате Накахары выходило даже не на задний двор, а на проезжую часть. Проскрежетав зубами, «волк» хлестко опустил створку вниз. Отсутствие персонального санузла в его апартаментах энтузиазма не прибавило, вымыться, конечно, не помешало бы, но выходить в занятую нетрезвым напарником гостиную без острой на то необходимости не хотелось. Пахнущие табаком и «Grand Bateau Rouge» губы еще слишком ярко помнили шершавость языка кареглазого наследника и горьковатый, мгновенно вызвавший в Чуе омерзение похлещи, чем от собственной рвоты, привкус чужой слюны. Произошедшее после отвешенной Осаму пощечины в столовой уже который день не шло из головы рыжего, и откровенный, придающий ему уязвимость страх испытать еще что-то подобное со стороны Дазая приводил его тело в самый настоящий паралич. К такому действию бывшего напарника молодой исполнитель, признаться, был не готов, отчего этот сучий, отозвавшийся волной новой тошноты поцелуй в два счета выбил у гонщика землю из под ног. Единственное, за что был благодарен «волк» в тот момент, так это за отсутствие свидетелей во время столь неоднозначной сцены. Окажись тогда рядом Ширасэ, и авторитет рыжего, как мужчины, гонщика и мафиозника, ему было бы уже не наверстать вовек. Однако в любом случае мысль о том, с какой душой теперь он будет находиться в компании тех же «волков», угнетала Чую, несмотря на то, что вряд ли члены каста когда-нибудь узнают как о его «сосаниях» с мужиком, так и о его совместных ночевках с бывшим напарником на одной кровати. Причем, юноши спали даже не валетом, а спиной к спине, так чтобы чувствовалась твердость выступающих позвоночников друг друга. Головная боль немного утихла, но усталость все равно брала верх, и, тихо выругавшись, низкорослый гонщик вернулся к кровати, рывком снял ботинки и чуть ослабил давящий на низ живота ремень. Тревожность не позволяла Чуе спать на новом месте, не имея ни малейшего представления о замысле хрен знает что делающего в соседней комнате Дазая, но вот желанию просто полежать минут сорок на приятно прилегающих к телу простынях, вытянув ноги, он не спешил противиться. Оксфордский торговый центр, как показалось гонщику, не сильно отличался от любого другого молла в Токио, за исключением валюты, разумеется. Но вот многолюдные улицы произвели на молодого исполнителя впечатление посильнее торговых бутиков, может, из-за того, что он избегал подобных мест на родине, а, может, юноше оказалось действительно в диковинку окунуться с головой хотя бы на один только вечер в жизнь постепенно готовящихся к празднику англичан. Повсюду переливались всевозможными цветами рождественские огни на дверях того или иного магазина, примерно в центре улицы устанавливали искусственную, по-исполински высокую ель, вокруг которой, мешая рабочим, суетились одетые в яркие куртки дети. Кривляясь и прячась за спинами друг друга, раскрасневшиеся на ветру мальчишки то и дело норовили кинуть неумело скатанным снежком в спину постоянно что-то кричащего им на английском руководителю бригады. У одного из них, очевидно, выпал молочный зуб впереди, образовав заметную пустоту в ряду, но это, что самое удивительное, не помешало ребенку смеяться так заливисто и чисто, как бы не смог повторить ни один взрослый в мире. Дети, у которых был повод для улыбки и возможность так беззаботно играть, пока их родители делали покупки в универмагах, втайне от них прикидывая что лучше всего подложить в красный сапог на Рождество, вызывали у рыжего удивление. Все-таки сиротский дом не способен обеспечить полноценное детство, а директриса и воспитатели, как бы они хорошо ни относились к своим подопечным, никогда не станут настоящей семьей ─ вот, к чему пришел Чуя, поражаясь беспечности перекидывающихся полуразвалившимися снежками ребят. Будут ли у него когда-нибудь свои дети? Унаследуют ли они цвет глаз или структуру волос? Смогут ли они так же громко смеяться, радостно бегая по запорошенной снегом площади, пока он сам будет, не спеша, обходить торговые ряды? Эти и другие вопросы сами по себе всплывали у гонщика в голове, пока он проходил центральную часть улицы, грея замершие пальцы о горячие стенки пластикового стаканчика с подогретым вином. Дазай будто бы специально задел его рукой, и низкорослый исполнитель последовал за ним в глубь идущей им навстречу толпы студентов с пришиваемыми ими, должно быть, ко всей верхней одежде эмблемами университета ─ неизменными символами их гордости. Миновав центральную улицу, мужчины наткнулись на известный во всех каталогах этого города кондитерский магазин, на прилавке коего их встретили выполненные из разного вида шоколада фигурки зверей. Насколько помнил рыжий, экс-напарник не отличался особой любовью к шоколаду, и его спонтанное решение зайти в кондитерскую несколько ошеломило собравшегося побыстрее обойти мало интересный ему магазин рыжего. Осаму требовательно толкнул ладонью стеклянную дверь сладкой лавки, задев висящий над входом серебряный колокольчик с аккуратно вырезанными из сиреневатого фетра цветами. Взвешивающий завернутые в золотистую фольгу конфеты продавец на минуту отвлекся от суетящихся поодаль дам, поправив бабочку на горле, он вежливо кивнул в знак приветствия вошедшим в его магазин иностранцам. Рассматривающая плитки десертного шоколада с марципаном шатенка вздрогнула, когда наклонившийся ближе к прилавку Дазай задел рукой ее миниатюрное запястье с золотой нитью браслета. Повернувшись в сторону кареглазого наследника, покупательница покраснела: отрешенный взгляд исполнителя зачастую магнитом притягивал так быстро влюбляющихся в холодных принцев из дорам женщин. Молодой исполнитель, как и предполагал Накахара, не обратил на нее никакого внимания: склонившись, он изучал вывешенный рядом с белой, перетянутой коричневой лентой коробкой состав содержащихся в ней конфет. Судя по всему, выбор бывшего напарника пал на темный шоколад ─ не сильно разбирающийся в английском «волк» краем глаза заметил «dark», и ему вполне хватило этого. Мало того, что купленные Осаму конфеты были в подарочной упаковке и стоили, как прежняя зарплата рыжего в мафии за полгода, так еще будущий дон расплатился именной кредиткой, внеся за шоколад непосредственно свои деньги. Интересно, кому предназначался столь дорогой презент? И почему Дазай не поскупился потратить собственные средства, когда мог легко воспользоваться картой Огая? Почувствовав медленное тяжеление век, молодой исполнитель принялся грубо растирать лицо. Если его опасения окажутся напрасными, то завтра перед тем, как возвращаться в Оксфорд, гонщик все же зайдет в центральный книжный магазин этого студенческого городка с прилегающей к нему кофейной, несмотря на то, что он все равно не сможет прочесть даже того же Кинга в оригинале, лишь вскользь пробежится по английскому тексту «Бессонницы», «Мертвой зоны», «Сияния», «Страны радости»… В этом плане Дазаю везло больше: в его речи со школьных времен не чувствовался языковой барьер ─ для всех подобранных Мори репетиторов английский был родным языком. Собственно, поэтому рыжий заинтересовался французским в средних классах, раз подаренный ему Озаки гувернер оказался носителем этого языка, вдобавок к чему его парижский стиль в одежде, акцент и бесконечные рассказы о Европе значительно усилили интерес рыжего к изучению данной дисциплины, познания в которой, правда, ему до сих пор особо нигде не пригодились, ведь в той же Франции, как и в любой другой стране мире, можно спокойно коммуницировать, мастерски владея всего-то одним английским. Низкорослый юноша выдохнул, повернувшись на правый бок, он протянул руку к смартфону, но донесшийся из гостевой комнаты номера звук бьющегося стекла заставил Накахару всполошиться. За дверью послышались мужские голоса. Неужели, так и придется бежать? Накахара бросил встревоженный взгляд на занесенное снегом окно.