Delete Your Message

Накахара

─ Ты стал настоящим чудовищем, Дазай. ─ Нет. Я был им всегда (с). Дазай не лишил бы его почки и не натянул бы на свой член ─ слишком опрометчиво со стороны человека, стоящего в прямой очереди на мафиозный престол. Заточенный нож в кровавое кружево поверхностно изрезал светлую кожу рыжеволосого исполнителя на его ладонях, пока тот из последних сил продолжал брыкаться, вытягивать худые запястья из крепко сжимающей их ленты ремня. Это был второй раз в жизни Чуи, когда рыжий воочию увидел, как его напарник потерял контроль. Впервые это случилось в шестнадцать лет, во время проведения довольно кровавой даже по меркам низкорослого гонщика казни, где девять мужчин и одна женщина с завязанными глазами и сложенными за голову руками стояли на коленях перед кирпичной стеной портового склада. Из под тканевой повязки у заложницы безустанно текли крупные, обжигающие ее грубое, немного имеющее лошадиные черты лицо с по-мужицки массивной челюстью. В тот день низкорослому подростку не позволили спрятаться за чернью пиджаков исполнителей, по настоянию Огая, Накахару обременили почетной в кругах мафиозников обязанностью единолично им организовать казнь, но лишь потому, чтобы публично подчеркнуть лаконичность их с Осаму преступного дуэта ─ подрастающему наследнику дон отвел дебютную роль палача. Каблуки аспидных туфель звонко стучали о пыльную поверхность ровно залитого тротуара, коричневая, обрамленная охристой лентой из шелка шляпа скрывала сведенные к переносице от ничем не подавляемой тревоги брови синеглазого юноши, напряженный взгляд Чуи был намертво прикован к повторяющей одни и те же слова на незнакомом ему языке женщине, у которой шрамов на оголенных плечах насчитывалось куда больше, чем участков ровной кожи. Слабый пол в рядах наемников становился все меньшей и меньшей редкостью за последние несколько лет, отчего подобная картина ожидающей смерти чистильщицы едва ли могла вызвать хоть толику сомнений относительно степени жестокости наказания у равнодушно смотрящего на в последние минуты вдыхающих грудью осенний воздух осужденных Мори. Будучи руководителем казни, синеглазый юноша поспешил как можно скорее огласить ранее записанный под диктовку секретаря Огая приговор первого преступника, после чего рыжий задал стандартный вопрос: «С лентой, без?» Подобная фраза считалась чем-то вроде последнего желания, предполагающего выбор между слепой или же зрячей встречей собственного конца. Тяжелые, дождевые тучи разбухли, скрыв дымчатыми обрывками ваты бледно-желтое в ноябрьскую пору солнце. Северный ветер леденил неприкрытую шею низкорослого исполнителя, в одном сшитом из легкой ткани костюме его обдувало до самых костей, однако Накахара не мог себе позволить на глазах Огая надеть поверх официальной одежды шерстяное пальто. Правой рукой мафиози сжал край сложенного несколько раз платка в переднем кармане коричневых, как сгусток кофе на дне фаянсовой чашки, брюк. Мужчина под первым номером предпочел оставить свои глаза скрытыми под плотной материей, на что рыжеволосый экзекутор все же утвердительно кивнул, несмотря на невозможность преступника увидеть этот жест. Выдохнув, юноша сделал несколько шагов в сторону, одновременно с чем громко и как можно более четко огласил несколько раз отрепетированный сегодня утром за чисткой зубов текст, кладущий начало бенефису Дазая в качестве карателя. Услышав свое имя, обветренные губы наследника растянулись в улыбке, двумя пальцами кареглазый исполнитель оттянул галстук на шее, после чего затушил о подошву туфли тлеющий в его руке окурок. Стоявшая поодаль от рыжего Кое еле слышно фыркнула, поднеся обтянутую замшевой перчаткой руку ко рту, женщина придвинулась ближе к осуждено рассматривающему «сына» начальника Хироцу. Костлявым плечом Озаки молча коснулась плеча вмиг поежившегося от неожидаемой им тактильности одетого в смольный костюм и белые, короткие перчатки командира «Черных ящериц». Позади нее пробежался тихий гул с осторожностью обменявшихся своими мнениями насчет развязного поведения молодого наследника высокопоставленных членов мафиозного клана, среди которых Чуя заметил своего гувернера, прислонившегося, подобно его светловолосому компаньону в сливовом фраке, к белоснежному корпусу «Тойоты». Насколько понял Накахара, Артюру были не по душе публичные казни, отчего он выбрал себе зрительское место далеко не в первых рядах. Пребывая тогда в полном неведении относительно истинного формата отношений желтоглазого француза и финансового директора казино его сестрицы, низкорослый юноша не обратил должного внимания на скользнувшую вдоль изгиба талии Рембо руку Эйса, на сжавшие светло-коричневую ткань его плаща тонкие, одетые во множество драгоценных колец пальцы. Рыжий искал уверенности во взгляде своего наставника, но тот, поправив сползшую на лоб шляпу, повернул голову в сторону окончательно увлекшего его своей далекой от темы грядущего расстрела болтовней картежника. Молодой исполнитель вздрогнул, почувствовав мгновенно растекшуюся по пломбирной коже каплю дождя на щеке, он рефлекторно потер обтянутой в вискозу перчатки ладонью лицо. Ему вспомнились слова Эддарда Старка о том, что он всегда сам осуществлял казнь Льдом, ибо, беря в руки меч и осознавая всю ответственность столь рокового решения, только так король Севера мог понять, заслуживал ли стоящий перед ним на коленях человек высшей меры наказания, или же нет. Но в данной ситуации Мори посчитал нужным передать право вершить правосудие своему воспитаннику, освободить себя от ответственности за расправу над бывшими членами преступной организации. Все они, за исключением женщины, обвинялись в попытке вооруженного мятежа, а исполнительница ─ в двухкратнои игнорировании приказа командира своего подразделения, что привело к потасовке на корабле с контрабандой оружия и боеприпасов. По правде говоря, рыжему в шестнадцать лет не особо хотелось знать подробности случившегося, да и после низкорослый юноша так и не нашел в себе мужество, чтобы спросить Дазая, была ли правдива тайно ходившая среди портовых молва о неофициальном бизнесе Огая. Шаги стремительно приближающегося к первому осужденному Осаму стали быстрее, и спустя пару мгновений кареглазый наследник с самодовольством нарцисса занял место Накахары, одновременно с чем вынул из кожаного чехла свой личный пистолет. Прежде чем зарядить магазин, будущий дон легко, почти что невесомо коснулся сухими губами черного ствола в знак уважения специально подобранного под его вкус начальником оружия. Во время проведения обычной казни преступникам, согласно порядкам «Портовой мафии» с ноги ломали челюсть, вслед за чем каратель выпускал ровно три, ни больше, ни меньше, железные пули в область затылка. Однако в случае расстрела предателей у Мори существовали более жестокие правила. Темноволосый палач встретился взглядом с рыжим, усмехнулся и резко выставил пистолет в сторону развернутого к нему спиной мужчины. Раздался характерный щелчок спущенного курка, и крученые металлические пули с интервалом в несколько секунд вонзились в курчавую голову ничком упавшего на припорошенную грязно-желтыми листьями землю экс-исполнителя. Нужды проверять его пульс не было, и, сжавший левую руку в кулак Чуя, приступил к оглашению следующего приговора. Его голос, несмотря на все старания синеглазого мафиози сдержаться, звучал надрывисто, каждое слово будто бы приходилось выплевывать из себя, а к горлу постепенно подступал комок тошноты. Юноше пришлось много работать над собой, дабы отучить свой организм блевать при виде крови ─ напарнику «сына» дона не пристало иметь слабый, так болезненно реагирующий на каждый стресс желудок. Кровь, слюни, ноябрьская грязь и выцветшие листья смешались в одну единую жижу под мертвым телом. Кареглазый наследник со злостью вонзался зубами в стержень сигареты, его молочно-белое лицо побагровело, а вены на по-лебединому тонкой шее напряглись ─ мальчишка прекратил стрелять лишь когда магазин пистолета полностью опустел. Вытерев тыльной стороной ладони пот со лба, Осаму достал ленту запасных патронов. «Он вообще соображает что делает?!» ─ негромко раздался встревоженный голос еще ближе подвинувшейся к Хироцу Кое. ─ «Это жестокое убийство своего подчиненного, а не смертная казнь», ─ надтреснуто продолжила женщина, ─ «на скотобойне животных забивают с большим милосердием», ─ в расстроенных чувствах сестрица искала сочувствия хоть у кого-нибудь из рядом стоящих коллег, ─ «неужели, Мори даже не планирует вмешаться в произвол своего наследника?» ─ взгляд ее розовато-коралловых, сощуренных глаз был устремлен на меланхолично отпившего несколько глотков кофе с незастекленного, выходящего на задний двор офиса балкона начальника. Невзирая на то, что Огай спал с Озаки, исполнительница все равно приходилась ему посаженной на золотой поводок пантерой, что, как и остальные члены его свиты, имели всего-то чуть больший спектр привилегий, чем остальные. Розововолосая наставница не имела никакого права не только сорвать карательную церемонию сына главы мафиозного клана, но и даже банально сделать ему, дражайшему нефриту Мори, замечание. Ее глас никогда не мог конкурировать со словами или поступками, казалось бы, раньше времени возведенного на пьедестал Дазая. Сестрица, закусив персиковые губы от бессилия, собралась демонстративно развернуться перед доном и уйти, но ловко схвативший ее за локоть командир «Черных ящериц» тотчас вернул сделавшую несколько шагов вперед Кое на место. Как джентльмен, Рюро не мог позволить даме совершить необдуманное, крайне дерзкое и ведущее не к благоприятным для нее же последствиям со стороны босса действие. Долг всех находящихся на стороне палача исполнителей заключался в прямой обязанности до конца выстоять казнь, как в качестве назидания им самим, так и для того, чтобы после в очередной раз почтить своего начальника поцелуем в руку ─ неизменным знаком верности. Накахара чувствовал, что еще немного и наступит предел терпения его тошноты, вдохнув ртом побольше воздуха, он продолжил свою речь под лязг засовываемых Осаму в пушку пуль. Оставшиеся осужденные, не имея возможности видеть несколькими минутами ранее произошедшую здесь картину, не решались подвинуться с места. Крики умирающих становились невыносимыми, охрипшие голоса отдавались сильной пульсацией в виски Чуе, на секунду-другую прикрыв глаза, он прислонился спиной к расписанной множеством граффити стене склада, торчащим позвоночником уперся в ощутимые холодными даже через слой одежды кирпичи. В молчании наблюдающие за подобными действиями наследника члены «Портовой мафии» не могли найти в себе мужество остановить темноволосого, явно опьяневшего от предоставленной ему власти мальчишку, и тем самым пойти против распоряжения дона. Своя жизнь и авторитет исполнителям были куда дороже каких-то там стонущих под ногами будущего главы клана собак. Открыв глаза, Накахара встретился с понимающим его взглядом Артюра, что будто бы говорил: «Как бы ни было тяжело, главное ─ не покидай свой пост, тебе оказана честь составлять один дуэт с самим наследником организации». Очень сомнительная честь, по мнению рыжеволосого, раз десять пожалевшего, что сумел зарекомендовать себя, как неплохого бойца, юноши. Все последующие события дня казни пронеслись для Накахары как в агоническом бреду, после завершения карательной процессии он, дрожа, поцеловал вслед за всеми облаченную в белоснежный шелк перчатки руку красноглазого начальника, стараясь не смотреть в сторону разворошенного пулями тела экс-исполнительницы, рыжий поспешил покинуть задний двор. Как только он отошел на достаточное расстояние от офиса Огая, ноги синеглазого исполнителя подогнулись. Он уперся острыми коленями в сухую траву, сразу после чего юношу стошнило: все содержимое его желудка вместе со всеми запертыми эмоциями от увиденной им сцены вырвало наружу, забрызгав парадные штаны коричнево-желтой, кисло пахнущей слизью. По лицу снявшего шляпу Чуи скатилось несколько крупных капель дождя, должно быть, струи воды сейчас принялись размывать кровь на месте казни, стекать ярко-красными ручьями по затоптанной ногами кареглазого наследника земле. Под вечер ему все-таки пришлось вернуться, но уже в особняк Мори вместе с Артюром и сестрицей на званый ужин в честь, мать его, со всех сторон выделяемого им, словно родного сына, наследника. Огай не наказывал его даже за воистину чудовищные поступки на протяжении стольких лет, а в ноябре этого года впервые почему-то решил прибегнуть к карательным мерам, не только посадив Осаму на арест, но и нанеся ему приличное количество царапин и синяков, видных даже при плохом освещении спальни английского особняка начальника через веб-камеру макбука. Накахара заметил следы побоев на экс-напарнике, не без удивления он всматривался в чернильные разводы на светлой коже Дазая, но только тогда Накахара не особо горел желанием первым перевести разговор с кареглазым наследником на подаренные ему «отцом» гематомы. Во время боя, как и во время секса, всегда передаются самые сильные эмоции от одного партнера к другому, и обратно, отчего сейчас низкорослый гонщик отчетливо чувствовал чужую, распирающую изнутри темноволосого мафиози боль. У «волка» создавалось ощущение, что перед ним раненное, отчаянно пытающееся его наколоть на свои рога животное, что само в любую минуту может, содрогаясь, упасть, проследив кровавый шлейф от своей морды по полу. Его прижимавшая к спине сталь ножа рука дрожала, в каждом шаге ощущалась неуверенность, а костью царапающие Осаму язык слова только подтверждали догадки рыжего, что его бывший напарник сейчас, как никогда, уязвим и одновременно озлоблен. В момент, когда кончик острия коснулся разветвления ребер гонщика, Чуе на интуитивном уровне показалось, будто бы кареглазый студент копировал чьи-то движения, искусственно старался передать свою собственную роль жертвы ему, при этом надев на себя маску хладнокровного узурпатора. Он словно хотел перенести свои самые болезненные воспоминания другому человеку, еще больше закрыться от запечатанной глубоко внутри себя травмы, вместо того, чтобы принять ее. Поначалу тревога обжигала сердце Накахары, он действительно не знал, на что способен пойти его зажавший между зубов рукоять складного ножа и остановивший свою ладонь в сантиметре над его пахом партнер, однако, увидев сомнение в карих глазах, молодой «волк» пусть и не на до конца отрезвевшую голову, но понял все преимущество своего положения над буквально захлебывающимся ядом Дазаем. В случае выбора правильной стратегии синеглазый иностранец мог вполне его добить, и, максимально абстрагировавшись от данной ситуации, мафиози стал судорожно перебирать у себя в мозгу наиболее подходящие варианты контрудара. К тому же, главной задачей для рыжего оставалось ни в коем случае не показать партнеру свой смешанный с отвращением страх все же оказаться распростертым на ковре под мужчиной. Невольно молодому исполнителю вспомнился случай из старшей школы, когда кареглазый напарник, прознав о граничащей с фобией неприязни Чуи к паукам, специально подкинул ему несколько восьминогих тварей в полупустую пачку сигарет, а еще троих ─ прямо на дно пластмассового бенто для завтрака. По сути, в сегодняшней ситуации Дазай поступал примерно так же, расстегивая ремень гонщика. Когда пальцы Осаму сдавили член, думать стало в разы труднее: от одного осознания, что насильно обнажившуюся из складки крайней плоти головку обтерла мужская ладонь, синеглазый «волк» уже буквально был готов заскулить в душе от отчаяния, ведь еще немного, и бывший напарник на полном серьезе подомнет его под себя. «Уж лучше пусть срежет кожу с груди, или живота, чем отдерет меня, как последнюю суку», ─ мелькало в мыслях рыжего, ─ «раны я переживу, а вот его хер в себе ─ нет», ─ сердце колотилось так, словно было готово в любую минуту проломить сдерживающие его ребра, разорвать грудь и выпасть, сокращающимся комочком мышц покатившись к подолу осеннего пальто Дазая. Гонщик в кровь раскусывал губы, дабы не выдать свое омерзение случайными словами, юноша ворочался на мягком ворсе, старался хоть на немного ослабить давление кожаного ремня на запястья, пока не помнящий себя от злости партнер опускался холодным, как лед, острием к паху. Ногтем Осаму коснулся уретры, его мучавшие плоть пальцы нажали на вены, и «волк» с силой зажевал собственный язык. ─ Дазай, ─ за секунду до того, как ладонь партнера еще ниже оттянула крайнюю плоть, поразительно ровным голосом окликнул его, казалось бы, еще в прошлое мгновение весь пылающий от гнева «волк», ─ тогда, ─ прокашлявшись, синеглазый юноша продолжил более сипло, ─ в июне, полгода назад, тебя изнасиловал в ту ночь Огай? Исполнитель не знал наверняка, но решил попробовать, хоть как-то вывести из равновесия будущего дона, поставив перед ним, как минимум, способный его спровоцировать вопрос. С лязгом ударился о блестящую плитку ванной выпавший из руки темноволосого исполнителя нож, его конечность свело судорогой. ─ Дазай? Чуя и предложить не мог, что одной, импульсивно брошенной им, подобно стреле, фразой попадет точно в цель.