***
Периодически юноше, конечно, казалось, что ему видятся какие-то обрывчатые сновидения, но в действительности это были всего-то мутные куски воспоминаний прошлых лет, например, в одном из них будущий дон видел себя одиннадцатилетним мальчишкой, уверенно шагающим по льду. Должно быть, тогда он впервые поехал за границу, в какую конкретно страну уже не помнил, но полностью покрытая твердыми пластинами льда река надолго врезалась в память. Осаму тогда прыгал по ней в своих новых ботинках с тракторной подошвой, словно пытался расколоть, услышать характерный треск развода льдин. ─ Давай тебя здесь утопим, станешь русалкой в следующей жизни, ─ ехидно тогда смеялся над собственной колкостью Осаму, одновременно с чем он тянул за рукав нерешающегося ступить на поверхность мерзлой реки Накахару, ─ будешь петь песни, ─ с силой он дернул на себя ткань, и немного растерявшийся от такого рывка Чуя неуверенно спустился на лед. ─ Ну, уж нет, я стану пиратом и без всяких утоплений, ─ твердо возразил вырвавший свою руку рыжий, ─ «как Джим из «Острова сокровищ», ─ воодушевленный недавно прочитанной им книгой мальчик часто в то время воображал себя главным персонажем, особенно в тот момент, стоя на льдине и с прищуром смотря вдаль, ─ ты будешь мыть палубу, а я ─ путешествовать и грабить судна, ─ довольный своим заключением Накахара сделал еще несколько шагов вперед, мысленно надеясь, что все же покрытая тонким слоем инея пластина под ногами не треснет, и он не составит компанию Ледяному Джеку на грядущее Рождество. Заснеженные кроны деревьев тихо шелестели на ветру, над головой белело небо, а в округе за милю не наблюдалось людей: по крайней мере, мальчики были полностью уверены в тот момент, что им удалось сбежать от отошедшей к автомобилю, дабы выпить чашечку кофе из термоса Кое. Как помнил сейчас Дазай, тогда это был чуть ли не первый его год вне приюта, и Огай по должности был не выше простого рядового врача мафии, а Озаки не числилась в рядах элиты возглавлявшего в две тысячи одиннадцатом году криминальную группировку дона, из-за чего жили они гораздо проще по сравнению с последующими после той зимы годами, когда у Осаму почти каждый месяц менялись гувернеры ─ некоторые не устраивали его, а некоторых ─ он сам, что доставляло Мори огромную головную боль, ведь подбирать способных сладить с характером детдомовца воспитателей с нужным для Дазая образованием становилось порядком сложнее. Например, от своего учителя по игре на фортепьяно темноволосый мальчик отказался только потому, что тот опоздал на пятнадцать минут к обусловленному для занятий времени: спрыгнув с полированной, темно-коричневой крышки музыкального инструмента Осаму демонстративно захлопнул в руке серебряные часы, заявив, что пунктуальность превыше всего. Конечно, данное утверждение распространялось исключительно на других людей, но никак не на самого приходящего всегда в разное время или не приходящего вообще воспитанника. Если учесть, что класса до седьмого Дазай по большей степени находился на домашнем обучении, то он изрядно потрепал нервы всем, чего нельзя было сказать о Чуе, у которого единственным гувернером оставался Артюр, да и ходил он в бесплатную общеобразовательную школу с самого начала, где, собственно, и познакомился с Ширасэ, от коего как раз узнал про «Пересмешник» и «Формулу-1», чем впоследствии вынес весь мозг Осаму. Пока один учился быть аристократом, другой ─ учился взаимодействовать со сверстниками, отстаивать свои решения и не бить в морду всякий раз, когда кто-то так или иначе пытался задеть: что говорить, но встречи со школьным психологом являлись частым событием в жизни рыжего, невзирая на все его попытки прогулять. «Гнев подавляют силовые тренировки и борьба, а не мозгоправы», ─ выступало ответной фразой торчащего все свое свободное время на теннисных кордах, в спортзале, на борьбе или на стрельбе вместе с Дазаем Накахары. Опустошать магазины пистолета на полигон они ходили вместе, в остальном даже инструкторы и тренера у мальчишек различались. Оглядевшись по сторонам и нигде не заметив сестрицы, Чуя еще больше осмелел, подошвы его ботинок хоть и скользили по льду, но рыжий все равно шагал вперед, к середине реки, куда успел убежать более решительный в таких вещах Осаму. Он не думал о том, что наледь может не выдержать, так как не видел страха в смерти от попадания воды в легкие, как, впрочем, и от любого другого действия. «Бабочка живет всего одно лето, а мое тянется уже двенадцатый год», ─ как-то смутил он Накахару подобной фразой, рассматривая очередное, «расцветшее» в лабораторных условиях имаго на кончиках своих пальцев. ─ На дне с десяток мертвецов, ─ опустившись на корточки, спокойно произнес Дазай, ─ но сейчас искать их все равно бесполезно, ─ темноволосый мальчик встал на колени, проехался новыми джинсами по снегу, сразу после чего, как можно ниже склонился к поверхности льдины, практически прижался ухом к наледи, ─ я слышу, как они кричат, ─ нарочито отстраненным голосом произнес воспитанник,─ давай, рискни их послушать, пират, ─ признаться, Осаму потребовалось немалых усилий, чтобы сдержать себя от очередной волны смеха. ─ Ты идиот, мертвецы не могут кричать, ─ несмотря на однозначный протест в голове, рыжий заметно озадачился сказанным, пальцы его правой руки невольно сжались на лямке рюкзака, ─ ну, может, только, если они не армия Дунхарроу, и ей не даровал свободу Арагорн, ─ тихо добавил японец. ─ А ты послушай, потом отрицай, ─ хрустнул пальцами кареглазый сверстник, ─ давай-давай, здесь даже можно увидеть лица, если вглядеться, ─ он протянул в сторону Чуи руку, и как только тот, мешкаясь, ухватился за него, Осаму резко дернул рыжего вниз, заставил с силой удариться коленями о лед, ─ слушай, ─ сухо проронил усевшийся поодаль от Накахары Дазай, ─ это тебе не «Властелин колец», а реальность, ─ говорящий скрестил руки, поджал худые, мокрые от снега ноги под себя. Не сказать, что рыжий тогда сильно поверил в болтовню кареглазого напарника, но все-таки, зажмурившись, он наклонился ко льду в тающей надежде хоть что-то услышать, кроме рвущегося из груди Осаму смешка. Мертвые не кричат, если они не армия Дунхарроу, и ей не даровал свободу Арагорн. Протяжное завывание ветра и тихий треск веток под копытами оленя вдалеке стали единственными различимыми Накахарой звуками, естественно, никаких человеческих голосов синеглазый мальчик не смог уловить, поняв это, он собрался подняться, но крепко вцепившиеся в икру пальцы напарника не дали мальчишке это сделать. Применив силу, сверстник потянул ее на себя, тем самым уронив Чую еще раз на ледяной пласт и сопроводив данное действие колющем горло смехом. Дазай не помнил, сколько еще времени они провели на реке, толкая друг друга или рассматривая окруживший их с нескольких сторон лес, однако то, что случилось ближе к вечеру, надолго оставило в его памяти осадок. Волколак. Так впоследствии он обозвал эту совсем немного недоходящую по своим габаритам до волка собаку, массивная пасть коей была полностью вымазана в крови: светло-коричневая шерсть утопала в темно-красном, на шее болталась затертая полоса ткани, видимо, когда-то служившая ошейником. Животное скалилось, обнажало свои клыки, медленно приближаясь к мальчикам, каждый ее шаг вынуждал все быстрее и быстрее колотиться сердце оцепеневшего от ужаса Накахары, призрачная бледность лица коего сливалась со снегом в тот момент. Несмотря на то, что Осаму уже однажды удалось прогнать уличного пса, резко раскрыв перед его носом зонт, в этой ситуации он чувствовал себя полностью обезоруженным, так как кроме варежек в карманах кареглазого воспитанника не имелось ничего, а бежать от капающего алой слюной «зверя» казалось наиглупейшей идеей: он все равно догонит. Догонит, а после разорвет на куски. Дазай чувствовал, как дрожащие стоящего позади него напарника пальцы сжимали его запястье, а в голосе находящегося на грани от истерики рыжего слышалось все больше и больше всхлипов. В теории он надеялся успеть наотмашь ударить собаку по морде до того момента, пока она первая не бросится вперед, чтобы выиграть хотя бы несколько секунд до следующей атаки, но только едва ли это получилось у Осаму на практике ─ острые, словно лезвие ножа, клыки вонзились в ногу, японец, потеряв равновесие, пошатнулся, когда Чуя машинально отдернул руку, отойдя еще на большее количество шагов назад. Дазай вскрикнул, его хлынувшая ярко-красной струей кровь заливала своим цветом лед. Боль дезориентировала его, лишила на некоторое время возможности сопротивляться в полную силу, лишь замерзшими, плохо сгибающимися на холоде пальцами левой руки он безуспешно давил на тело озлобленного пса. Пуля, выпущенная из револьвера кем-то с берега, задела позвоночник, вторая ─ вонзилась точно в голову, чем вызвала у волколака мгновенную смерть. Хоть Озаки всегда стреляла точно, но риск задеть пулей воспитанника Огая был всё равно достаточно велик, о чем темноволосый мальчик первым делом сообщил по прибытию в снимаемый «Портовой мафией» хостел. Остывшее тело собаки плавно покрывал падающий снег, от повернутой вправо на льду головы чернел кровавый шлейф. Рассматривая труп животного поздно вечером, при свете карманного фонаря, Дазай молча сделал для себя вывод, что на долю секунды Кое действительно хотела осечься, попасть в него, а не в тело пса.***
Фицджеральд встретил кареглазого студента с ледяной вежливостью, безо всякого интереса он наскоро пожал юноше руку, после чего дал несколько распоряжений лакеям по поводу багажа гостя: как понял наследник, комнату ему подготовили заранее. Когда Осаму вошел в дом в сопровождении молчаливого Алекса, время перевалило за полночь, отчего надеяться на полноценный ужин после теплой ванны не имело смысла. Темноволосый японец продрог до костей, и чаша подогретого, смешанного с приправами виноградного грога казалась ему куда более привлекательной даже званого ужина у самой королевы. Практически залпом осушив поданный ему дворецким бокал, японец тут же потянулся за следующим, за что получил предупреждающий удар от Мори двумя сложенными перчатками по руке, словно он был ослушавшейся команды своего хозяина бойцовской собакой на курсах дрессировки. Подобная пренебрежительность им со стороны начальника обозлила и так измученного от ожидания своего настоящего наказания молодого исполнителя, сжав край пиджака вместо чьего-то горла, без лишних вопросов он последовал за слугой наверх, нарочито стуча каблуками оксфордов по деревянным ступеням крученой лестницы и будя тем самым всех уединившихся в своих апартаментах гостей американца, так как многие приехавшие из Штатов ради похорон Зельды друзья, хорошие знакомые, родственники и некоторые деловые партнера Скотта, вроде Перкинса и Вулфа (хотя уживаться с темпераментом последнего для Фрэнсиса оставалось огромной проблемой и по сей день) решили пробыть в поместье блондина до Рождества. Светловолосый, до смерти его боящийся и одетый уже в приближенную ко сну одежду Алекс, раздражал сегодня, как никогда, его дрожащие, бледные пальцы быстро-быстро скользили по перилам, расплавленный от свечей в металлическом подсвечнике воск брызгал мелкими каплями на ладонь британца, вынуждая того периодически вздрагивать. Огай, что стало удивительным для Осаму, не поднялся за ним на третий этаж, сняв пальто и пройдя в гостиную, красноглазый мужчина предпочел остаться в компании хозяина дома: может, лишь на позднюю трапезу, а, может, и на всю ночь. Одна только мысль о сексуальной связи между доном и Фицджеральдом приводила молодого наследника в настоящее бешенство, моментально всплывающие в голове образы самых разных постельных сцен удручали юношу, и если раньше причиной его гнева являлось то, что лишь в обществе этого ничем не отличающегося от сотни других аристократов блондина вечно держащийся крайне холодно лидер «Портовой мафии» слегка приподнимал уголки губ в едва различимой улыбке, то сейчас Дазая стала острее волновать степень близости обоих мужчин. Не находя обратной зависимости Мори от него, Осаму чувствовал себя вещью, с которой ее хозяин на время перевел интерес. Являлась ли подобная отстраненность частью грядущего наказания, кареглазый мафиози тоже не знал, ведь иней в словах начальника не редко холодил его сердце и в другие дни, из-за чего он даже толком не мог разобрать состояние своего наставника: надетую им для декана биологического факультета маску безразличия казалось снять возможным лишь вместе с его лицом, с кожей и мясом. Толкнув тыльной стороной ладони двери в отведенную на время рождественских каникул спальню, кареглазый наследник, наконец, переступил порог. Ослабленный двумя пальцами галстук полетел под ноги, вслед за чем на пол темноволосый иностранец сбросил и пиджак вместе с размахрившимся бинтом. Ночь только начиналась, двумя руками юноша задернул массивные шторы. В соединенной с его комнатой ванной послышался шум ─ видимо, дворецкий решил набрать воду.