Дазай
Loïc Nottet & Shogun ─ Poison
Дазаю пора бы прекратить удивляться тому, насколько может быть предсказуем Чуя, несмотря на все его незаурядные попытки это скрыть. Войдя в дом, темноволосый юноша бросил на потертую спинку поролонового дивана куртку, разуваться в гостиной он не стал ─ сразу бросающиеся в глаза коричневые разводы на полу и слой пыли на ворсе темного ковра давали понять, что убирались здесь нечасто. Несмотря на позднее время, свет у соседей в комнате не горел, чему молодой наследник был рад: его еще ничего так не раздражало в жизни, как все эти жизнерадостные, переходящие в предложение дружбы разговоры Ацуши, из которых мафиози уже и так получил сверх бесполезной ему информации, вроде того, что в Киото его одноклассница устроилась работать примерно в такое же кафе, как у мисс Хадс, но вот кофе она варит гораздо хуже Тришы. Осаму налил воды в электрический чайник, кроме тостера, микроскопической плиты и мультиварки больше ничего не было из работающей техники на кухне, хотя по регламенту полагалась еще как минимум микроволновая печь. Молоко скисло: наклонившись к квадратному старенькому холодильнику с пожелтевшей наклейкой в виде изображения двух сосен, он достал отдающий кислотой картонный, криво обрезанный до середины пакет. Да, это совсем не поданные облаченной в кремовую перчатку рукой дворецкого нежные сливки в стеклянном молочнике. Открыв ногой нижнюю дверцу под раковиной, кареглазый юноша брезгливо швырнул в урну пакет вместе с остатками молока, что тут же растеклось по серой поверхности мусорного мешка. В разрез с утверждением Накахары, молодой наследник выпил за сегодняшний вечер около бокала шампанского и еще половину фужера с вином, припасенная на потом водка все так и стояла подле ободранной ножки кровати ─ к алкоголю не особо тянуло после рождественского бала, похмелье с которого далось не с самой сильной головной болью, как исполнитель опасался изначально. Интересно, Огай вообще собирается что-то предпринять? С момента на трассе прошло больше двенадцати часов, но до сих пор темноволосый воспитанник не заметил ничего, что бы могло хоть как-то обозначить тактику Мори за исключением того автомобилиста, на смертельной скорости врезавшегося в дерево, в кровавой слизи глаз коего Дазай испачкал каблуки оксфордов. Скорее всего, погибшим водителем являлся один из охранников, что действовал по приказу, отданному начальником еще накануне и касающемуся поимки рыжего, поэтому наемник старался сбить байк. «Он ехал не на нас, а на тебя, Чуя», ─ пронеслось в голове будущего дона в ответ на слова бывшего напарника о том, что изначально планировалось переехать их двоих. Даже как-то обидно, что лидер «Портовой мафии» игнорирует его побег, ведь еще только около двух недель назад он исполосовал его спину кнутом на закрытой, расположенной совсем близко от «Двух сосен» свиноферме, поэтому вычислить гео-локацию по телефону и приехать на черном, напоминающим издалека футляр «Форде» не займет много времени. Черт, темноволосый мафиози даже специально зарядил свой айфон через power bank владельца мотеля, чтобы предоставить своему наставнику больший спектр возможности для поиска через гаджет, однако за весь день ему пришло всего одно уведомление о смс от Оскара, которое мафиози, не читая, равнодушно удалил. Должно быть, Огаю сейчас слишком вальяжно в кругу равных ему по статусу аристократов и Фицджеральда, раз он едва ли обратил внимание на спонтанное исчезновение наследника, если учесть, что красноглазый мужчина еще никогда полностью не оставлял свой контроль по отношению к темноволосому мальчишке. Осаму надеялся на провокацию, а в итоге он получил режущий слух свисток от чайника и мятый пакет прокисшего молока не самого высшего качества. Но возможно ли вообще заявить о себе, если твой оппонент потерял к этому интерес? Дазай не собирался возвращаться в поместье американца, но и оставаться надолго в пропахшем насквозь потрохами свиней мотеле он тоже не желал, по причине чего в качестве более-менее устраивающего его места обитания Осаму видел только Оксфорд. Этот многовековой и холодный к своим учащимся университет стал для юноши за полгода настоящей крепостью, в которой он мог чувствовать себя максимально свободным вдали от Огая и своего прошлого. Запах книг Бодлианской библиотеки, скрип ступеней Мертона, стеклянные глаза чучел и дешевый кофе из вечно недоливающего автомата ─ все это расслабляло молодого исполнителя, среди толпы одетых в одинаковую форму студентов кареглазый мафиози на время забывал, кто он самом деле. Если для побега Чуе привычнее менять места, не задерживаясь где-то дольше, чем на несколько недель, то Дазаю идеальным вариантом для передышки казалось, наоборот, осесть там, где есть иллюзия закрытости от внешнего мира. Оксфорд не походил на другие учебные заведения Соединенного королевства, в нем Осаму чувствовал какую-то свою, увязшую в тайнах и недоступную для взора обычного человека жизнь. Кончиками пальцев мафиози провел по линии слегка задевшего левое плечо шрама, он не особо аккуратно высыпал из банки сухой растворимый кофе на дно бокала, залил кипятком, прислонившись к краю светло-коричневого стола. Заряженный, но благоразумно поставленный на предохранитель пистолет тяжелил задний карман воспитанника Огая, с тихим шорохом открылась запасная, ведущая на задний двор дверь. Не раздеваясь, Накахара прошел на освещенную слабым светом затухающей лампочки кухню, опустил вниз щелчок переключателя, одной рукой снял с головы капюшон, пригладил теперь уже едко пахнущие сигаретами вместо одноразового шампуня медно-рыжие волосы. Держащийся совершенно равнодушно Осаму сделал несколько крупных глотков горького кофе, после чего выдвинул из-за стола деревянный стул с промятым, сшитым из старой подушки сидением. Под вафельным полотенцем лежала тарелка с сандвичами, на ощупь стянув ткань, темноволосый исполнитель протянул было руку к излишне пересушенному тостером хлебу, однако прохладные пальцы рыжего резко и достаточно грубо сжали костлявое запястье, надавив как можно сильнее на тонкие, просто чудом нетронутые бритвой вены, Чуя дернул ладонь на себя, тем самым заставил наследника развернуться. «Без лишней хуйни», ─ низкорослый партнер, видимо, намекал на оставленный наследником на ареоле соска полуукус, ─ «прибережешь ее для девчонок», ─ острым коленом гонщик уперся в край стула между свободно разведенных ног темноволосого мафиози, ничуть не ослабевая хватки, «волк» приблизился к лицу Дазая, но его минутная смелость закончилась в сантиметре от обветренных губ напарника. Благо из-за полной темноты в комнате рыжий не мог видеть усмешку будущего дона, отчего, вцепившись свободной рукой в плечо мафиози и, скорее всего, закрыв глаза, он грубовато оттянул нижнюю губу Осаму, словно та была краем бифштекса с нанизанного на острие зубцов вилки куска. «Это твой предел?» ─ колко вопросил с силой убравший пальцы гонщика со своего сдавленного запястья Дазай. ─ «Если ты так и с девушками сосешься, то тогда да, у них единственная надежда на твой член и…», ─ кареглазый исполнитель не успел озвучить до конца свой подъеб, как ощутил вновь теплые губы напарника на своих холодных, словно оставленный по утру в спешке на весь день кофе, губах. Скользкий язык Накахары толкнулся о сомкнутые зубы, и воспитанник Огая приоткрыл рот, дабы бывший напарник протиснулся глубже. Во всех остальных случаях вел Дазай, поэтому сейчас бледнолицый юноша ощущал некую нерешительность в однотипных движениях языком гонщика по внутренней стороне щеки: бывший партнер будто бы сомневался, стоит ли продолжать лизать чужой рот, или лучше, как следует зажевать обветренные губы Осаму, до крови вонзить зубы в бледно-розовую кожу, чтобы по на мгновение осветившемуся фонарями проехавшей фуры подбородку засочилась червонная струя. Молодого наследника откровенно забавляла вся эта ситуация с отчаянно пытающимся пересилить себя и все свои принципы Чуей, но в то же время он вспомнил, что так и не довел себя до разрядки после Огая, а, кроме рыжего, на данный момент оставалась в распоряжении будущего дона лишь его рука, поэтому исполнитель предпочел не прерывать Накахару ради своих очередных, малоприятных комментариев. «Ты, может, куртку снимешь», ─ сипло произнес кареглазый наследник, когда Накахара отстранился от его губ, в ответ на что гонщик, не меняя своего положения, скинул на пол парку, параллельно с чем он задел локтем бокал, разлил практически нетронутый напарником кофе. Дазай коснулся его позвоночника под свитером, провел пальцами до торчащих лопаток, мысленно отметив, какой же может быть гладкой спина с ровной, мягкой кожей без перекрещивающих все тело шрамов. Исполнитель проскользил языком по языку Чуи, мимолетно прошелся под ним, после чего вплотную приблизился губами к губам, болезненно сомкнул зубы на отчетливо прощупываемой линии наложенного его же рукой стежка ─ горячие, хлынувшие из открывшейся раны капли крови испачкали рот Осаму, добавив к горечи черного кофе металлический привкус. Подобно животному, молодой наследник насколько мог разгрызал, зажевывал и кромсал узлы прочных нитей, не убирая руки с поясницы сжавшего его плечо партнера. Он чувствовал, как ротовую полость Накахары все больше и больше заливают темные струи. В тишине комнаты мафиози слышал бешено колотящееся под клетью ребер сердце гонщика, хриплое, застревающее в горле дыхание. «Волк» сплюнул остатки крови куда-то на одежду будущего дона, когда Дазай одним движением вынул пистолет из заднего кармана бывшего напарника, резко откатил его по деревянной поверхности стола в сторону опрокинутого бокала. Он оттянул низкую горловину свитера оппонента, обнажил выступающие, обтянутые тонкой кожей ключицы, по коим уже в следующее мгновение прошлись зубы. Будущий дон прикусил торчащую кость без тени ласки, прохладные пальцы левой, просунутой под шерстяную ткань руки слегка протиснулись под украшенное чернильными синяками ребро, после чего резко, в такт с зубами сжали его, специально задев болью пронзившую все тело «волка» гематому. ─ Повернись задницей, и упрись ребрами в стол, ─ низким тоном голоса произнес отпустивший горловину свитера исполнитель, ─ кровь все равно пойдет, приготовься к этому, ─ без этого никак: кроме слюны нет ничего, а с ней, несмотря на скольжение, ощущения не намного лучше, особенно если использовать ее в качестве смазки для первого раза. Накахара молчал, прижимая тыльную сторону ладони к открывшейся на опухшей губе ране, пряжа его растянутого свитера слиплась от крови. Убрав колено со стула, он опустил пробравшую судорогой, затекшую ногу. Ни ширинка рыжего, ни ширинка Осаму не топорщилась от вставшего члена ─ они оба не хотели продолжать. Немного размявшись, Чуя выполнил требование бывшего напарника, лег грудью на стол, до побеления костяшек ухватился за отполированный край. Несмотря на то, что молодой наследник не видел выражения лица гонщика, но каждый мускул на его теле говорил о том, что рыжий целенаправленно ломает себя, принимая близость с Дазаем как необратимое, обязательное и сродни казне на голгофе наказание, которое юноша хотел как можно скорее реализовать. Темноволосый наследник провел по его лишенной каких-либо изъянов, крепкой в силу тренировок спине, очертил подушечками пальцев черные линии шерсти волка на татуировке, ощупал более четко выделяющиеся, чем у него самого, из-за спортивного телосложения углубления ямок Аполлона, сразу после чего опустил ладони на темно-коричневый ремень джинсов. Мафиози расстегнул спереди у оппонента пуговицу на брюках, опустил вниз собачку молнии, оттянул резинку черного нижнего белья, задев рукой полосу послеоперационного шрама на паху под жесткими волосами. Осаму чувствовал прижатие каменных ягодиц гонщика к своим бедрам, а еще ─ вытянувшуюся наполовину пачку сигарет из брючного кармана. Он смочил пальцы, приспустив ниже джинсы вместе с боксерами напарника, провел ладонью по светлой коже. Заряженный пистолет находился в сантиметре от руки Накахары, рыжий мог в любую минуту сорваться, выстрелить, или же продолжить себя подвергать пытке просто смотреть на оружие. Влажные пальцы скользнули между ягодиц, одновременно с чем синеглазый исполнитель чуть ли не со свирепостью вонзил зубы в прикрывающую его разодранные губы ладонь. Хоть «волка» никто не держал силой, но воспитанник Огая все равно не был в состоянии избавиться от мысли, что насилует его. Летом вся жизнь Дазая разделилась на до и после, прошлое померкло, раскрошилось, все воспоминания о Мори стали болезненным контрастом с теми, чем наставник его щедро одарил в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое июня. Чуя не готов, по крайней мере, на данный момент, а от его прыжка выше головы все равно не будет пользы. Темноволосый исполнитель вытер пальцы о внутреннюю сторону бедра гонщика, отошел на два шага назад, застегнул брюки, бросив короткое, сухое: «одевайся». Накахара не нуждался в объяснении причины изменения решения бледнолицего наследника: и так все было ясно без слов. Мафиози поправил футболку, пригладил волосы и, перед тем как покинуть погруженную во мрак кухню, ополоснул лицо холодной водой. Он курил на низком, покрытом облупленной краской подоконнике, обхватив свободной рукой колено. Стеклянная пепельница оставалась все еще полной с прошлого раза, сигаретная пыль опадала на ее края. Накахара сел на противоположный угол, кровь подсыхала на губах: как выяснилось при включенном свете, зубами Осаму разодрал лишь один стежок, коррекция которого терпела до завтра, так как в основном ему удалось расцарапать незашитые участки кожи. Мужчины не говорили, Дазай слишком устал от собственных мыслей. Щекой кареглазый юноша прислонялся к замерзшему стеклу окна, возле ножки кровати по-прежнему оставалась нетронутой европейская водка. ─ Как именно это сделал Огай? ─ Осаму поморщился от нарушившего тишину голоса, затушил окурок о старую раму. ─ Расскажи что конкретно произошло в номере тогда, ─ говорящий выдохнул струю дыма изо рта. Даже сейчас рыжий все равно хотел знать подробности, несмотря на то, что сорок минут назад бывшие напарники едва ли не перешли грань, вернуться за которую в дальнейшем было бы никому из них невозможно. «Если бы та ночь имела звук, то он бы был подобен звуку ползущей по стеклу картинной рамы трещины, под которой разделилось на две части некогда целое изображение». Свое семнадцатилетие Дазай встретил в Афинах, две недели из того лета ему повезло провести с лидером «Портовой мафии» в усыпанной раскаленными песками Греции. На солнце обычно бледная кожа юноши приобрела золотистый оттенок загара, который заметно подчеркивали сливочно-белые, закатанные до середины голени брюки. Зрелище утопающего в розово-персиковых тонах залива Сароникос, пожалуй, Осаму восхитило даже больше знаменитых руин Акрополя. Не пересчитать, сколько они с Огаем в то лето посетили галерей, по каким историческим местам только не прошлись, в каких отелях не останавливались и что только не пробовали из элитных блюд местной кухни, пока, перед самым отъездом Дазай, дабы скоротать время ожидания таксиста, забрел в совершенно ничем непримечательный картинный ряд, где выставлялись даже не подлинники произведений. Он сминал соломенную шляпу с черной лентой в руке, пока без особого интереса рассматривал тот или иной холст, проводил подушечками пальцев по массивным узорам рам. Темноволосый юноша помнил, что в тот день было особенно душно, организаторы выставки повсюду установили летние столики с графинами холодной воды, подле которых можно было наткнуться на дешевенькие, почти что одноразовые, аляповато сделанные веера. Блуждающий взгляд ищущего что-нибудь интересное среди однотипных пейзажей и портретов будущего дона внезапно остановился на картине, размером с альбомный лист. На ней изображались фрукты и нож с огромной серебряной рукоятью. На восемнадцатилетие же он увидел ровно такой же, до середины вонзенный в подгнивающую мякоть персика нож. ─ Лучше тебе не знать, ─ кончиками пальцев Осаму провел по холодному стеклу.