Delete Your Message

Emigrate ─ In My Tears

Вечер тянулся как никогда долго для Накахары. Из всех сидящих за двенадцатым столиком он был единственным, кто не сделал ни глотка спиртного за все время ужина. Честно говоря, после слов Ширасэ он первое время вообще не притрагивался не только к налитому до краев шампанским бокалу, но и к еде ─ мало ли что могло оказаться в тарелке, если учитывать, что за приглашение Чуи кто-то заплатил. Конечно, вряд ли это был Огай, так как взращенная, словно второй слой кожи, гордость не позволила бы ему обращаться за помощью к Ширасэ и уж, тем более, подкреплять свою просьбу деньгами. Заметив неподдельную скованность рыжего, сероволосый гонщик выхватил у него из рук уже минут десять как просто удерживаемый фужер, с издевкой произнеся «you’re poisoned», бывший одноклассник сделал несколько крупных глотков. Сидящие напротив низкорослого исполнителя брюнетка и тот болтливый парень, то ли Томми, то ли Джонни, недоумевающее переглянулись после фразы их лидера, и мафиози все же пришлось наколоть на вилку маленький, размером с половину пальца кусочек приготовленной в белом соусе индейки. Очевидно, что соперники из команды бывшего товарища не обладали ровным счетом никакой информацией о приглашении рыжего, поэтому расспрашивать кого-либо из присутствующих было бессмысленно. К тому же они совершенно не представляли даже малейшей угрозы для исполнителя: занятые своими собственными темами, проблемами, обсуждениями и друг другом приятели Ширасэ едва ли вообще замечали безмолвно елозившего тканевую салфетку в руках Чую. Осушившая уже седьмой или восьмой бокал шатенка в коралловом платье со слишком соблазнительным декольте, пошатываясь на высоких шпильках золотистых туфель, вывела за локоть на танцпол парня с обесцвеченными волосами, запоминание чьего имени синеглазому гонщику «нахрен не всралось», после чего, обвив его тонкими руками за шею, девушка просто навалилась на мускулистую грудь. Кажется, одногруппники по Оксфорду Ширасэ с характерным присвистом достали в этот момент телефоны, дабы запечатлеть пьяную подругу на камеру, но показавшая им средний палец британка, чуть выпрямившись, потянула за руку своего партнера куда-то вглубь достаточно быстро заполонившей всю площадку толпы. Низкорослый исполнитель искренне удивлялся их беспечности, простоте и банальной стереотипности поведения большинства молодых людей своего возраста, ведь по сравнению с командой бывшего одноклассника «волк» чувствовал себя не на восемнадцать, а на сорок восемь лет: минувшие полгода очень сильно эмоционально состарили исполнителя. «Иногда я чувствую, как они гниют», ─ фраза, сказанная Дазаем лет в шестнадцать по поводу зубов, невольно вспомнилась Накахаре сейчас. Внешне у Осаму всегда был красивый рот: его зубы не отличались идеальной белизной, как у Огая, но и сахарных пятен, потемнений и прочих дефектов тоже не было видно, разве что остающийся после огромного количества кофе и сигарет налет, который низкорослому юноши импонировал больше неестественно стертой слишком уж частыми отбеливаниями эмали. Тем не менее, рыжий знал, сколько молодому наследнику приходилось посещать стоматолога в подростковые годы: даже дорогие, поставленные в лично выбранной Мори клинике пломбы крошились, десны кровоточили, да и в целом зубы нередко беспричинно начинали болеть. «Они гниют глубоко внутри, это невозможно увидеть», ─ произнес тогда сидящий на еще невысохших после дождя качелях Дазай, ─ «такое ощущение, что все во мне давно стало гнилью, вынь из меня органы, и ладони покроет мазут», ─ обхватив сигарету обветренными губами, он оттолкнулся ногой. Чувство гниения с недавнего времени стало знакомо Накахаре. Он начинал понимать в чем-то бывшего напарника в ретроспективе, смысл некоторых сказанных Осаму в юности слов только сейчас стал более-менее ясен низкорослому, ощутившему гниль внутри себя гонщику. Между тем, сидя за банкетным столом в окружении огромного числа гостей, пальцы гонщика стучали по клавиатуре в замершем на непрочитанном сообщении еще с октября диалоге с Дазаем. Вместо того, чтобы думать о вечере, а точнее об его окончании, Чуя вспоминал зубы бывшего напарника. Кожу, освещенную холодным светом фонарей проносящихся мимо окон полупустого вагона электрички, в день, когда им удалость сесть на последний рейс после ботанического сада. Рыжий не хотел углубляться в свои мысли, но было все равно что-то такое в их совместном прошлом с Осаму, что не получалось забыть. Какие-то обрывки разговоров за игрой в приставку, ветер, колышущий кофейные волосы на крыше школы, кофе, купленный в дешевом кофейном автомате на первом этаже, лезвие скользящей по щеке бритвы… Мелочи создают моменты, а моменты ─ воспоминания. Сидящий справа Ширасэ зевнул, театрально прикрыв рот рукой, после чего юноша прислонился плечом к смотрящему в выключенный экран смартфона Накахаре, в ответ на что синеглазый исполнитель демонстративно отодвинул от бывшего одноклассника стул, тем самым лишив его возможности опереться на себя. Мафиози нехотя убрал мобильник в задний карман джинсов, бросил взгляд на сидящих напротив него членов каста команды Ширасэ: многие вышли из-за стола, а те, что остались, сбились в небольшую группку, с интересом обсуждая что-то на английском. Подобное общение не привлекало Чую, и он протянул руку, чтобы налить себе еще минералки, но неожиданно стал свидетелем не самой приятной ему сцены. Китаец, проведя пальцами по оголенной из-за оттянутого галстука и расстегнутого воротника белоснежной рубашки шее Томми, прилюдно коснулся его губ, в ответ на что британец обнял его свободной от бокала с шампанским рукой. Накахара чувствовал отвращение, но не злость, ему хотелось выйти из-за стола, но в то же время у юноши не получилось даже вовремя отвернуться. ─ Через двадцать минут начнется салют, поднимись на крышу, ─ прохладно произнес поправивший уложенные воском волосы экс-одноклассник. ─ Не знаю, как пойдет дальше ваша встреча, но перед ним я могу быть честен: свою часть уговора я выполнил, ─ длинные пальцы говорящего провели по стеклянной ножке пустого бокала. ─ К чему мне готовиться, Ширасэ? ─ Расслабься, это не Огай. На лестнице низкорослый гонщик столкнулся со спускающейся с крыши женщиной в бело-розовом платье и стянутой такого же цвета лентой меховой накидке, вслед за коей возвращались в банкетный зал несколько облаченных в черные костюмы мужчин. Каблуки темных туфель, скользя, зарывались в нечищеный снег, ближе к краю здания на плитах лежали окурки: одно неловкое движение ─ и ты мертвец. С самой вершины небоскреба открывался вид на переливающийся разноцветными огнями ночной Лондон, сзади слышался топот шагов поднимающихся гостей: видимо, самые стойкие решили полюбоваться фейерверком с высоты, а не через панорамные стекла. Надетый поверх тонкой рубашки пиджак не грел, руки сильно замерзли даже в перчатках, изо рта исходил пар. Вскоре расцвел первый золотистый бутон салюта, и молодой исполнитель собрался вернуться назад. Синеглазый юноша не думал, что кто-то будет заморачиваться со снайперами и вертолетом ради него, поэтому пребывание на открытой крыше его не смущало, и если бы не пронизывающий до костей холод, то «волк» простоял бы на ней дольше пятнадцати минут. Он еще нигде себя не чувствовал настолько чужим, как в Англии, стране, языка которой Чуя не знал. Временами низкорослый исполнитель скучал по Японии, своей съемной квартире и заставленному комнатными растениями Дазая балкону, на котором он часто засыпал летом на расстеленном футоне под стрекотание цикад, или же по расположенным в тени деревьев теннисным кортам, на коих ему нравилось упражняться в ударах рано утром, еще до окончания смены ночного смотрителя, дабы сминаемая кроссовками трава блестела от росы, а в воздухе пахло свежестью. Он никогда не думал, что настолько банальные, неинтересные и привычные вещи смогут когда-то вызвать ностальгию, ведь вряд ли в ближайшем будущем рыжему удастся спокойно листать новый роман Кинга на пахнущем деревом балконе где-то на окраинах Синдзюку, недалеко от железнодорожной станции, где при желании можно подыскать дешевое жилье даже в сезон туристов. Те крошечные отголоски мирной жизни, которые позволяли Накахаре хоть иногда, но чувствовать себя самым обычным парнем, надолго, если и вовсе не навсегда исчезли, когда исполнитель вышел из самолета. Сейчас синеглазый гонщик, словно не имея от рождения руки, пытался любым способом поставить на ее место аналог, целенаправленно подавляя в себе мысль о том, что механическая, ненастоящая конечность, какой бы функциональной она не была, не станет идентична кости, хоть и вполне способна ее заменить. На самом деле Чуя не знал, сколько еще продлится его побег от судьбы: каждый раз он встречал рассвет нового дня и провожал его закат, как в последний. Несмотря на слова Дазая о том, что Огаю принципиально не нужна его смерть, низкорослый мафиози не позволял себе расслабляться. Осаму всегда был близок к Мори, однако все равно не смог даже в страшном кошмаре предположить исход ночи своего совершеннолетия. Под скрытым рукавом пиджака манжетой рубашки прижимался к перекрестию вен украдкой взятый с банкетного стола нож: если придется, то он перережет горло нападающему даже на виду сотни людей в здании. ─ Когда именно ты захотел уйти из мафии? ─ Когда впервые убил. Самым первым заданием для Накахары было убить ребенка. После казни предателя мафиозного клана, карается и его семья, независимо от того, обладала ли она хоть крупицей информации о преступной организации, или нет. Рука Чуи, державшая в тот момент пистолет, дрожала. Перед ним, плача и прижимая к груди потрепанного мишку с синей атласной ленточкой вокруг шеи, сидел не взрослый мужчина, преступник, убивший несчетное количество людей, а всего лишь восьмилетний мальчик, еще полчаса назад тихо спавший в своей кровати под доносящийся из открытого окна размеренный стук капель дождя. Совсем юный исполнитель видел в нем себя, будучи в детдоме: такого же потерянного, съежившегося от страха возле кроватной ножки сироту ─ его матери девятью минутами ранее пробил голову в ванной Дазай. Липкие от крови и пота пальцы скользили по курку: рыжий не решался нажать, чуть отведя вправо оружие, он бросил встревоженный взгляд в сторону Осаму в надежде услышать от него об отмене приказа. «Мы можем дать ему убежать, всего несколько минут», ─ сквозь комок в горле проговорил нервно сжимающий металл Накахара, ─ «мафия поверит, если это скажешь ты, объяснишь, что мы не…», ─ договорить Чуя не успел, так как темноволосый напарник отвесил ему такую пощечину, что синеглазый мальчишка едва ли удержался на ногах. «Чуя, ты хоть себя слышишь со стороны?» ─ с ядовитой насмешкой проговорил Дазай, потирая покрасневшую от удара о чужую щеку ладонь, ─ «если ты не убьешь его, то Огай убьет тебя ─ слабохарактерным, неспособным исполнить приказ начальника трусам нет места в мафии», ─ более холодным тоном голоса продолжил кареглазый мальчишка, ─ «через неделю тебе исполнится двенадцать, пора взрослеть и более трезво оценивать свое собственное положение, ведь ты больше не в приюте, а в руках у тебя не водяная брызгалка, а заряженный «глок» восемнадцатого калибра», ─ говорящий убрал прилипшую ко лбу челку, после чего он встал сзади, положил свою перебинтованную руку на ладонь рыжего, заставив того выровнять в воздухе черное дуло. Тогда Накахара сильно удивился, как может сердцебиение Осаму оставаться настолько спокойным, когда от его решения зависит чужая жизнь. «Даже не думай закрывать глаза», ─ сипло продолжил темноволосый воспитанник, ─ «я считаю до пяти, и на четырех ты уверенно жмешь на курок», ─ маленькими пальчиками прислонившийся к стене ребенок зарывался в светло-коричневую шерсть плюшевой игрушки. Всего одна, но точно ввинтившая в висок пуля навсегда лишила не только погибшего мальчика детства, но и самого Чую. Пальцы разжались: окрасившийся ярко-красной кровью мишка бесшумно выскользнул из белой руки. Он почувствовал, как по лицу скатилось несколько мгновенно растаявших от соприкосновения с бледной кожей снежинок. Чья-то рука несильно сжала плечо. ─ Будет уместнее спросить зачем, но я остановлюсь на как. Как ты приехал, не имея практически ничего на банковской карте? ─ Расскажу, как только ты сядешь в автомобиль, и позволишь мне отнять у тебя все оставшееся до рассвета время: я хочу поговорить обо всем, начиная с того момента, как ты сказал Хигути никогда тебя не искать в Лондоне, ─ тяжелое пальто с шорохом покрыло плечи низкорослого гонщика, ─ боюсь, что в этот раз я не смогу ограничиться одной чашкой кофе, чтобы успеть, как сказать самому, так и выслушать, ─ оголенной из-за расстегнутой пуговицы воротника рубашки шеи коснулась неприятно колющая тонкую кожу шерсть темного шарфа. ─ Надеюсь, еще не слишком поздно для этого? ─ в мягком, как шифон, голосе слышалась печаль. ─ В этот раз еще не поздно, Артюр. ─ Синеглазый гонщик сдернул дешевую запонку на левом рукаве рубашки. Со звоном столовый нож ударился о местами заледенелую поверхность крыши.