Дазай
Linkin Park ─ What I’ve Done
Пепел крошился с сигареты на темную, клетчатую ткань форменных шортов, полы незастегнутого пальто потемнели от влажных из-за чуть подтаявшего снега ступеней полуразрушенной, облюбованной студентами Оксфорда и некоторыми преподавателями для курения постройки. Из-за отопления в университетских корпусах было довольно жарко, поэтому юноша не стал переодеваться в брюки ради выхода на десятиминутный перекур, закинув обтянутую шерстяной тканью доходящего практически до самого колена гольфа ногу на ногу, он сделал вторую затяжку, одновременно с чем отодвинул с края стопку библиотечных книг так, чтобы их не задевала подошва кроссовок прислонившегося спиной к кирпичной стене Накахары. Молодой наследник чувствовал, как сильно горели его замерзшие, заметно побагровевшие на холоде колени, как только он, докурив, вошел в здание, с безразличием в глазах подпер для бывшего, идущего в университетское общежитие, словно на голгофу, напарника дверь. Они пили кофе вместо вина, слабый свет в покрытых ворсом пылью торшерах держал комнату факультета в полутьме, несколько зажженных темноволосым мафиози толстых, покрытых гребнем засохших капель свечей ненамного улучшили освещение, но хотя бы стали видны лица обоих юношей, а не просто контуры. Стекло лежащего возле рельефной ножки кресла кейса с мертвыми, наполовину раскрошившимися бабочками треснуло под тяжестью каблука туфли наступившего на него Дазая, опершись коленом правой ноги на край кресла, он наклонился к бывшему напарнику, надавил пальцами на его кадык в то время, как горячая после чашки с кофе рука рыжего сжала покрасневшее бедро сквозь темную, едва ли греющую ткань. Самыми кончиками пальцев низкорослый гонщик задевал нагую, напоминающую на ощупь лед кожу. Темно-коричневые, отдающие красноватым блеском из-за пламени свечей волосы молодого исполнителя опадали на лицо Накахары, не языком, а зубами Осаму прошелся по смятым, сохранившим вкусовой шлейф кофе и сигарет губам, повторив очертание нитевидного шрама, после чего юноша отстранился, выпрямившись, он расстегнул пряжку ремня на форменных шортах, вынул из тканевых петель черную полосу кожи, вслед за чем его пальцы заскользили по пуговицам клетчатого жилета. Полностью снимать светлую рубашку будущий дон не собирался, несмотря на то, что Чуя узнал про выпуклые, нанесенные рукой Огая и уродливо перекрещивающие спину шрамы еще в прошлый раз, как только его ладонь коснулась под свитером торчащих лопаток. Не хотелось открывать свое тело перед кем-то, позволять смотреть на зарубцованную на сухой, как наждачка, коже боль. Зубы вонзились в вишнево-бардовые, походящие на засохшие подтеки вина пятна синяков ниже оголенной ключицы, руки надавили на покрытые точно такими же отметинами от по-зверски грубых укусов ребра. «Развернись», ─ хрипловато произнес убравший с кресла тощую ногу Дазай, ─ «не тебе одному хочется быстрее покончить с этим», ─ набойки каблуков коричневых оксфордов облепили изрезанные, превратившиеся в грязь лоскуты оборванных крыльев бабочек. От волос бывшего партнера пахло дымом и дешевым, очевидно, выпитым до приезда в Оксфорд алкоголем, от шеи ─ смешанным с едкостью пота одеколоном. Сухие, мертвенно-бледные ладони темноволосого наследника легли на острые плечи повернувшегося лицом к ободранной, неряшливо покрытой запыленным гобеленом спинке полуразвалившегося кресла, прошедшийся по линии позвоночника прохладный язык отозвался мурашками на заклейменной черной татуировкой волка спине, отросшие, жесткие ногти поверхностно оцарапали поясницу, как только нисколько не потеплевшие пальцы протиснулись сначала под джинсы, а после ─ под резинку нижнего, обтягивающего твердые ягодицы белья. «Мне придется тебе отлизать», ─ слова, сипло брошенные экс-напарником, казалось, должны были привести рыжеволосого гонщика в бешенство, однако внешне он остался совершенно беспристрастен, разве что за исключением до крови прокусивших внутреннюю сторону щеки зубов, но Осаму этого не мог видеть. Впервые низкорослый, самонасильственно переступивший через всего себя Накахара молчал: он словно по-живому, вместе с осколками раздробленной кости выкручивал ржавую пулю из опухшей раны, что каждым своим движением заставляла страдать. Они вырывали свое прошлое вместе с мясом. Дазай понимал: его член в любом случае будет скользить по липким подтекам крови, независимо от того, сплюнет ли он просто на пальцы, как в прошлый раз, или же пройдется языком по тугим мышцам. Обмотанная местами пожелтевшим от кофейных пятен бинтом ладонь поврежденной руки дернулась на спине рыжего ─ деревянная, начавшая подгнивать рама незакрытого окна с грохотом захлопнулась. Осаму был в этой комнате один, с одногруппниками, преподавателем, Огаем…Теперь же он здесь с Накахарой, и от этого побледневшие воспоминания о трости вновь приобрели свой первозданный цвет, бледно-восковую щеку обожгло, как от размашистого удара пятерни. Язык скользнул по теплой, слегка солоноватой от пота коже ниже ямочки между ягодиц, костлявые руки грубее развели ноги синеглазого напарника, коленями темноволосый мафиози опустился на битое стекло кейса, почувствовав как острые обломки, прорезав гольфы, оцарапали голени. Где-то под животом скаталась в неровный валик снятая Накахарой рубашка, светло-рыжие ресницы подрагивали, до скрежета юноша стискивал зубы всякий раз, когда бывший напарник давил двумя пальцами на его смоченные слюной, но по-прежнему тугие мышцы, прерываясь периодически снова на короткие, небрежные полизывания, из-за которых становилось невозможно определить: где боль, а где что-то больше приближенное к удовольствию. Низкорослый гонщик сжимал основание своего разбухшего от прилившей к артериям крови члена, периодически тер подушечками пальцев края сползшего с красноватой головки кожного капюшона, ободком ногтя едва ощутимо надавливал на бугорок уздечки ─ несмотря на дискомфорт сзади, в этот раз у него действительно стоял, по коже стекали липкие капли предсеменной жидкости. Касания языка Осаму напоминали прикосновения чуть подтаявшего кубика льда, растревоженное грубыми движениями пальцев анальное отверстие припухло по краям, использованная для смягчения силы трения слюна засочилась из дырки, красноватой струйкой она скатилась по бледным бедрам молодого исполнителя. Поверхностным прикусом в одну из белых половинок задницы Осаму заставил рыжего нехотя развернуться к нему, откинуться на коричневую, исчерченную бежевыми полосами спинку кресла, широко разведя крепкие, спортивные ноги в стороны и еще больше разворошив при этом расколотое стекло. Синеглазый мафиози сжал пальцами коленную чашечку вновь опершегося на кресло партнера: такую острую, неестественно торчащую на костеподобной ноге, почувствовав прохладный, разделяющий с ним терпкий вкус язык будущего дона сначала на своих губах, а потом во рту. Было ли это мерзко? ─ Нет. По-крайней мере, Дазай не встретил какого-либо сопротивления со стороны ответно скользнувшего по его зубам рыжего, а думать о том, насколько сильно они зашли за и без того пересеченную черту темноволосый, грубо оттягивающий кожный капюшон на головке твердеющего члена исполнитель не хотел. Отстранившись от чужого рта, он дернул Чую за медно-рыжие пряди, без каких-либо комментариев наклонил его голову к расстегнутым шортам. Вполне можно было обойтись без этого, но кареглазому наследнику хотелось почувствовать чьи-то губы на своей плоти, и не важно: женские или мужские, но минет он любил, поэтому решил воспользоваться ситуацией, зная, насколько сильно подобное разобьет весь привычный мир напарника, как это его унизит и еще больше отдалит от прошлого, которого уже очень давно нет. Дазай, до приезда в Лондон которого знал Накахара, никогда бы не заставил его сосать, а Накахара, который столько времени был знаком Дазаю, ценой своей жизни, но не позволил бы кому засунуть за свою щеку член. За каких-то в прах разрушивших всю прежнюю жизнь полгода они стали теми, кого ненавидели больше всего. Чуя ─ тот, с кем молодой наследник по вечерам играл в приставку в гостиной лидера «Портовой мафии», с шестнадцати лет по поддельным документам ходил во всевозможные клубы, чтобы пропустить несколько стаканов виски со льдом, подельник, сопровождаемый темноволосого юношу практически во всех дуэтных заданиях Огая, одноклассник, который спал с теми же девушками, что и он. Теперь же от прежних отношений не осталось ничего, кроме вороха ненужных, полностью истлевших в памяти воспоминаний, пепел коих оба исполнителя начали хоронить еще в тот момент, как губы темноволосого наследника впервые прижались к мокрым от талого снега и пахнущим желчью после недавней тошноты губам рыжего возле инвентарной Оксфорда. «Следи за зубами», ─ тонкие пальцы сильнее зарылись в отросшие волосы, ─ «если станет тяжело, или начнешь задыхаться ─ толкни в бедро», ─ свободная рука накрыла оставшуюся половину уха, провела по неровной линии обреза, огладила травмированный хрящ. Синеглазый исполнитель оттянул до конца крайнюю плоть, одновременно с чем обхватил другой рукой основание члена, ощутив на коже колкость темно-коричневых волос паха молодого наследника. Прикрыв глаза, что не осталось незамеченным от с трудом подавившего в себе желание колко подъебать Дазая, синеглазый «волк» лизнул языком упругую плоть, задел уретру, опустившись ниже, вдоль сине-зеленых вен. ─ На меня, Чуя, ─ оставшаяся несказанной усмешка достаточно быстро перешла в раздражение, и бледнолицый мафиози, переместив руку с уха на шею, сжал ее, ─ даже не думай создать видимость, что я тебя к чему-то принуждаю, ─ длинные ногти болезненно надавили на артерию, ─ заметь, это ты, а не я сказал мне продолжить начатое, как только подошел ко мне в столовой, так что смотри внимательнее на того, чей хер ты держишь во рту, ─ как и следовало ожидать, выдержка Накахары все еще не была настолько прочной, чтобы проигнорировать грубость слов кареглазого наследника, отчего юноша, резко открыв глаза, прикусил кожицу ранее слегка оттянутой зубами кожной складки, что заставило Осаму громко выругаться от боли. ─ Лучше завали ебало и убери руку с шеи, ─ отстранившись лишь ртом, но не убрав при этом руки с напряженной плоти, низко произнес Чуя, ─ скажи спасибо, блять, что я вообще делаю тебе это, хотя ты даже не обтер свой член салфеткой, ─ сплюнув на розоватую, оголенную головку, все в той же хамоватой манере продолжил Накахара, ─ еще полгода назад я запросто кастрировал бы тебя под корень, предложи ты мне у тебя отсосать, ─ горячие, до крови закушенные зубами Дазая губы проехались по уздечке, ладонью гонщик аккуратно провел по телесному шву. ─ Ну, охуеть, ты только сейчас решил вспомнить о брезгливости?! После того, как я вылизал тебе задницу, да, Чуя? ─ сказанное оскорбило темноволосого наследника, он повысил голос, ни насколько не ослабив сдавливающие горло пальцы. ─ Именно поэтому я отвечаю тебе тем же, ─ в свете огня рыже-красные, напоминающие цветом листья клена осенью волосы низкорослого гонщика опадали на скулы, мягкие пряди перечеркивали льдисто-синие глаза. Кофе, пропахший дождем этой осенью, сырая, липнущая к подошвам оксфордов земля, оставленная в лаборантской стопка исписанных разными почерками книг с размахрившимися корешками, незаправленная постель и смятый, брошенный на нее в спешке пиджак с эмблемой университета, сладко-терпкий запах случайно купленных на студенческих развалах духов, масляным пятном оставшийся на вороте твидового, чисто английского пальто ─ вот, каким поначалу предстал перед Осаму Оксфорд, когда он впервые поднялся по залитым дождями ступеням колледжа, стуча колесиками чемодана. На какое-то время у темноволосого исполнителя создалось впечатление, что он стал новым персонажем романа Донны Тартт, и ему предстояло провести целый год в компании живых и мертвых однокурсников. Но сейчас, будучи отравленным Огаем, мафиози не находил утешения даже за последним заваленным старинным хламом стеллажом факультетской библиотеки, оттого будущий дон больше не видел возможным прятаться от своих мыслей ни за мраморными статуями античных богов в лекционном зале, ни за рогатым, покрытым трещинами черепом в ныне переоборудованной в инвентарную музейной комнате. Чувствуя губы Накахары на своем члене и руку, сжимающую внутреннюю сторону бедра под тканью форменных шортов, молодой исполнитель не только все больше отдалял себя от прошлой жизни, но и разбавлял и без того блекнущие, местами выжженные болезненными сценами с лидером «Портовой мафии» воспоминания об университете совершенно неуместным присутствием в них рыжего. Однажды Дазая спросил Мори, как он думает, почему возле трупов в теплое время вьется огромное количество бабочек, на что темноволосый наследник ответил: некоторых видов из них привлекает кровь. Они ею питаются, переносят на крыльях чужую смерть, а после прокалывания себя медицинской иглой ─ создают вовсе не коллекцию, а настоящее кладбище. Вот и сегодня, перед тем, как опустить тонированное стекло черного «Ягуара», дон напомнил своему преемнику, что это он привлек своей болью Накахару, приманил как бабочку на еще теплую кровь, сделал перед ним порез. Осаму заинтересовал Чую своим настолько скрытным от чужих глаз, будто бы зашитым под кожу страданием, разгадывание причин коего еще сильнее укрепляло нездоровую зависимость. Спустя несколько минут молодой исполнитель толкнул партнера в плечо, заставил того отстраниться от разбухшей плоти, бегло коснувшись друг друга языками, кареглазый юноша рывком перевернул бывшего напарника на живот, вновь открыл перед собой его растатуированную спину, прикусил кость выступающей лопатки. Молодое, мускулистое, без единого шрама тело «волка» создавало настолько явный контраст для мафиози с его собственным, сплошь покрытым отпечатками чужого гнева, неэстетично худым. Блестящая от смешанной с предсеменной жидкостью слюны головка с таким трудом вошла в хоть и растянутое, но, между тем, все еще очень узкое отверстие, доставив обоим юношам боль: Накахара ощущал член Дазая как распирающий его изнутри кинжал, когда Осаму еле-еле сдерживал себя, чтобы не послать все к черту ─ напряженный до предела Чуя слишком туго сжимал его, делая невозможным буквально любые попытки продвинуться глубже. На это ли он рассчитывал, сойдя с последнего на сегодня поезда из Лондона? После вчерашнего разговора с Огаем в присутствии Артюра молодой наследник не был удивлен появлению Накахары в университете, а если быть точнее: исполнитель подготовился к встрече. Отрезанная до локтя рука Озаки Кое с нанизанными на длинные пальцы кольцами в коробке, несколько раз обернутой темно-алой лентой, была вполне ожидаема от полностью узурпировавшего власть в казино Эйса, как и его короткая, но однозначная записка в коей говорилось о том, что следующей посылкой будет отправлена голова бывшей хозяйки игорного дома, если лидер «Портовой мафии» не придет к удобному для обеих сторон согласию. Из слов француза кареглазый юноша понял, что все казино в огне, а, судя по окровавленной конечности на бархатном подкладе, дела у наставницы рыжего совсем плохи. В рядах преступной организации произошел заметный разлад после так называемого свержения Озаки, вследствие чего пошатнулся авторитет Мори. Рандо выдвинул всего одно, касающееся Чуи условие, реализация которого зависела как от самого красноглазого начальника, так и от Дазая. Низкорослый гонщик сжал покрытое тканью рубашки запястье бывшего напарника, решительно придвинул его руку к низу своего живота, пережал кажущиеся совсем аморфными отростки вен. «Неудобно», ─ коротко отрезал соскользнувший с члена партнера Накахара, ─ «это ебанное кресло проваливается под весом двоих, ладони заезжают под валик, блять», ─ не убирая пятерни воспитанника Огая с паха, синеглазый «волк» развернулся, ─ «здесь есть место еще, где можно перепихнуться, помимо протертого кресла и грязного ковра, который точно стирали еще в прошлом столетии?» ─ действительно некогда белый ворс покрывали толстые клочки пыли, а ближе к заваленному грязными кофейными чашками, книгами, атласами и какими-то личными вещами студентов столу на нем темнели ржаво-коричневые пятна. Подоконник. Кареглазый мафиози грубо толкнул низкорослого гонщика так, что он ударился позвоночником о деревянную раму, прислонившись разгоряченным телом к ледяному стеклу. Москитная сетка на старых окнах нереставрированного крыла здания отсутствовала: за тотчас покрывшейся мурашками из-за порыва январского ветра спиной молодого исполнителя чернел лишенный даже слабого фонарного освещения задний двор общежития Оксфорда. Дазай крепко сжал разведенные перед ним ноги партнера, но как только получилось толкнуться вновь, немного глубже первого раза, он обхватил гонщика за спину ниже лопаток, одновременно с чем ощутил давление его ног у себя на бедрах. Заносимый с улицы мелкий снег таял на рыжих волосах, отросшие ногти бледнолицего наследника сильнее впивались в покрытую черной татуировкой кожу, поначалу скованные, болезненно распирающие рыжего изнутри движения то ли из-за расслабления Накахары в более комфортной ему позе, то ли из-за еще больше засочившейся крови приобрели плавность: медленно, с частыми перерывами, но темноволосому юноше все же удалось ввести свой член почти до самого конца, не сводя при этом глаз со смотрящего прямо на него гонщика. ─ До чего мы только дошли…