Третий должен уйти

Антон никак не мог выкинуть из головы их разговор с Мартеном. Точнее, даже не разговор, а взаимные упреки и обвинения… Шипулин догнал француза на пороге его комнаты, схватил за руку и с силой дернул на себя. — Что все это значит, Мартен? — прошипел он, сверля того злобным взглядом. — Ты думаешь, что я позволю тебе вот так использовать меня против моего же друга? — Что-то ты не очень-то вспоминал о своем друге, пока трахал меня. — Фуркад скривился в язвительной ухмылке. — Я не оправдываю себя. Я прекрасно понимаю, что сам поступил, как законченная сволочь и буду жалеть об этом до конца жизни. — Антон сник и ослабил хватку на плечах Мартена. — Но, видит Бог, я старался. Старался, как мог, но ты… Ты не оставил мне ни малейшего шанса. Ты все сам начал… — Значит, жалеешь? — Мартен снова как-то странно взглянул на него, губы сложились в презрительную усмешку, и он словно выплюнул в лицо Антону: — Я тоже жалею! Потому что любовник ты так себе… Игра не стоила свеч. Он скинул с себя руки Шипулина и скрылся за дверью. Антон собрался в тот же день и, не дожидаясь приезда Ильи, улетел обратно в Россию. Выкинуть француза из головы не получалось. Шипулин дня два слонялся по квартире, мучаясь угрызениями совести, ничего не делая и не отвечая на звонки. Перед глазами, с садистским постоянством, упрямо всплывали картинки: Мартен, растрепанный и раскрасневшийся, мечется по кровати, руками хватая и комкая простынь… Мартен, отчаянно подающийся навстречу каждому движению… прикрытые глаза с подрагивающими длинными ресницами… приоткрытый рот, судорожно хватающий воздух… тихий, сбивчивый шепот, еще… пожалуйста еще… К концу второго дня он все-таки удосужился разобрать свою дорожную сумку, которая так и стояла сиротливо в коридоре, куда ее бросил ее владелец, едва переступив порог своего дома. Выкладывая вещи, Антон наткнулся на сложенный вдвое листок бумаги. В сердце что-то екнуло в предчувствии, и он дрожащими пальцами развернул бумагу — Антон не ошибся, это было письмо, написанное ровным, убористым почерком Мартена. Шипулин невидящим взглядом тщетно пытался прочитать написанное, но буквы упорно не хотели складываться в слова, а слова в предложения. Наконец, кое-как ему удалось взять себя в руки. «Антон, прости, я не мастер писать письма, но ты мне так и не дал возможности объясниться. Пожалуйста, поверь мне, я не хотел мстить Илье. И, тем более, таким способом. И уж никак не хотел обидеть тебя. То, что между нами произошло — это исключительно только потому, что я этого хотел. Сам хотел. Тебя. С самого первого момента, как только увидел в аэропорту. Я не знаю, как это высказать, но находиться с тобой рядом, понимая, что ты не мой — невыносимая мука. Ты прав только в одном — я сам спровоцировал тебя. И, честно признаюсь, я сделал это намеренно. И нисколько не жалею об этом, потому что теперь я знаю, что такое «быть на седьмом небе!» Прости за то, что сказал, что ты плохой любовник — это неправда! Это все от злости! На себя, на тебя, на Илью… Злость и бессилие — вот те эмоции, которые переполняли меня в тот момент. Но, поверь мне, пожалуйста, никогда в жизни мне не было так хорошо. Даже с Ильей. Мне казалось, что я люблю его, но тогда как назвать то, что я чувствую к тебе? Я никогда не верил в «любовь с первого взгляда», и, как оказалось, зря! В тот самый миг, когда я впервые посмотрел в твои глаза, я понял, как я ошибался. Знаешь, какие у тебя глаза, Антон? Самые прекрасные и самые необычные — цвета дождливого неба, сквозь которое чуть проглядывают лучики солнца! И я, просто взглянув в них, в тот же момент потерял голову… Возможно, я изначально неправильно повел себя, но я просто не мог думать ни о чем и ни о ком, кроме тебя. Несмотря ни на что, я не хотел обманывать Илью, но просто не мог ничего с собой поделать — мне хотелось узнать тебя. Всего. Со всех сторон. Мне нужно было что-то получить от тебя, что я смогу помнить. Спасибо тебе, что подарил мне эту память. И прости, если я обидел тебя. Скорее всего, мы больше никогда не увидимся, но я очень надеюсь, что ты хоть иногда тоже будешь вспоминать меня, не проклиная при этом, потому что я никогда не смогу простить себе, что своим эгоизмом испортил тебе жизнь. Прощай, Антон. И прости…» Антон перечитывал это послание бесчисленное количество раз и никак не мог понять, чему все-таки верить? Сказанным словам или же написанным? Возможно, Мартен затеял собственную игру, и собирается втянуть в нее и его. Нет, все-таки нужно было дождаться Трифанова и все выяснить до конца. Что значат эти его командировки? И почему Мартен так уверен, что у Илюхи есть кто-то еще? Чтобы хоть кое-как успокоить вдрызг расшатанные нервы, Антон налил в стакан коньяк и залпом осушил его — не помогло. «Утро вечера мудренее» — решил Шипулин. — «Подумаю об этом на свежую голову.» Остатки отпуска пролетели со скоростью света, и Антону снова пришлось приступать к своей привычной работе инструктора по альпинизму. Подняться на еще одну вершину, вдохнуть горный разреженный воздух полной грудью, снова ощутить непередаваемое чувство свободы — вот что было нужно Антону в данный момент. И он с удвоенным энтузиазмом принялся готовить новую группу. И вот, стоя на очередном пике покоренной вершины, пьянея от переполнявших его чувств, Шипулин снова поймал себя на мысли, что не перестает думать о Мартене. Как бы ему, наверно, здесь понравилось, ведь открывающаяся взору картина мира, лежащего у их ног, была поистине волшебной. Кому, как ни художнику с его восприятием, оценить всю прелесть такого пейзажа? Говорят, время лечит… Так вот, это неправда. Не лечит. Ни время, ни расстояние… Уже почти год прошел с той самой встречи, а Антон помнил все в малейших деталях, как будто это случилось только вчера. Сначала он злился на француза, потом безумно скучал, вспоминая раз за разом их единственную близость, теперь же все это переросло в дикую, нескончаемую тоску, от которой не спасали даже, так любимые Антоном, горы. Очередной отпуск стал для Шипулина сущим проклятьем. Ехать никуда не хотелось, и он просто заперся в четырех стенах своей небольшой квартиры, и день ото дня только и делал, что напивался в хлам, тщетно стараясь прогнать из головы непрошеные и болезненные мысли о Мартене. В один из таких дней на его пороге и нарисовался Трифанов. — Пиздец! — только смог произнести, ошарашенный помятым видом друга, Илья. — Ты чего так себя запустил, брат? А ну-ка, быстро в душ, а я пока что-нибудь пожрать соображу. — И, не обращая внимание на слабые сопротивления, втолкнул Шипулина в ванную комнату. Антон, кое-как приведя себя в более-менее божеский вид, уже сидел напротив друга в кухне и пил свежесваренный кофе. Он все еще избегал смотреть Илюхе в глаза, но уже четко понимал, что разговора не избежать. — Ты зачем приехал? — наконец, спросил Шипулин. — Да, собственно собирался убить двух зайцев, — улыбнулся Трифанов, — Уладить последние формальности и пригласить тебя на свадьбу. Я женюсь, Тоха! Поздравь меня, что ли… — Поздравляю. — Антон не смог сдержать нервной усмешки, — Не знал, что во Франции разрешены однополые браки. — Он сглотнул подступивший к горлу комок, — И передай мои поздравления Мартену. — Мы с Мартеном расстались. — Тихо произнес Илья. — А женюсь я на дочке своего босса… ее зовут Иннес, и она очень хорошая девушка. — Иннес… — повторил Шипулин, — Так вот как звали твои командировки? Я угадал? — Угадал, — согласился с ним Трифанов, — И именно об этом я собирался поговорить с тобой по возвращении, но ты так поспешно сбежал, не дождавшись меня… — он еще немного помолчал, словно решаясь на что-то, сглотнул и продолжил: — Знаешь, Тох, я ведь специально познакомил тебя с Марти. Я надеялся, что вы понравитесь друг другу… — То есть, ты сознательно старался подложить под меня своего бой-френда? — глаза Шипулина расширились от удивления, — Зачем? — Понимаешь, Марти мне очень дорог, но желание иметь нормальную семью… быть таким, как все, пересилило. А Иннес… я тоже ее люблю… Я знал, что Мартен догадывается о чем-то, вот и решил, что ему нужен человек, который поможет пережить все это менее болезненно. — Илья виновато смотрел на друга, — Прости, брат, я наверно, конченый эгоист, но тогда мне эта идея показалась единственно верной. — Ты дебил, знаешь? — прошипел Антон. — Наверно, — передернул плечами Трифанов, — Но, кое в чем я оказался прав! Марти действительно влюбился в тебя. Вот только я не продумал тот момент, что тебе все это будет ненужно… — уловив, вопросительный взгляд Антона, Илья поспешил объяснить: — Мне Мартен все рассказал. — Что все? — еле слышно прошептал Антон, чувствуя, как в груди бешено заколотись сердце. — Все, Тох! То, что он почувствовал, когда только увидел тебя там… в аэропорту. То, как несколько дней пытался соблазнить тебя, а ты… ты, с завидным постоянством отвергал все его попытки и, наконец, просто сбежал… Если честно, я удивляюсь, как ты смог устоять перед этим очарованием? — Я не смог, Илюх. — Шипулин понял, что больше не может молчать. — Не знаю, почему Мартен солгал тебе, но я уехал именно потому, что не смог. Я просто не знал, как после всего буду смотреть тебе в глаза. Я до сих пор чувствую себя распоследней тварью… Я предал твое доверие, брат… никогда себе этого не прощу! Да и ты тоже… Трифанов молчал, пристально глядя на Антона, выжидая, когда тот, наконец-то, решится поднять на него глаза и, дождавшись виноватого, но прямого взгляда, заговорил, очень четко произнося каждое слово. — Я вот сейчас даже не знаю, что мне хочется сделать больше — врезать тебе по физиономии или двинуть тебе по физиономии? — Илья расплылся в довольной усмешке. — Не вижу разницы в желаниях. — Удивился Антон, непонимающе уставившись на смеющегося друга. — Очень жаль, что не видишь, — продолжал улыбаться Трифанов, — А разница очень большая! Или врезать тебе за то, что переспал с моим парнем и не сказал об этом, просто предпочел сбежать, или двинуть за то, что своим поведением заставил страдать близкого мне человека. — Илья дружески хлопнул Шипулина по плечу. — И все-таки я не ошибся, вы просто созданы друг для друга. Выше голову, Тоха, твоя главная вершина все еще ждет тебя!