Хорватский по-русски

Юрай тащит сумку Дарко, закинув ее на статное сильное плечо, пока сама Дарко, идя позади, смотрит в его спину и о чем-то увлеченно думает. — Как Вас звати? — вдруг спрашивает Юрай ласково, ненадолго обернувшись к Дарко через свободное плечо — Дарко стряхивает пепел с сигареты и, вздохнув, ровняется с ним на дороге. — Дарко, — она подает ему руку для дружеского теплого рукопожатия — Юрай жмет ее ладонь с широченной улыбкой. — Красиво имчо, — сообщает он с видом выполненного долга, Дарко закатывает глаза, все еще не веря в доброту окружающих людей. — А Вы, Юрай, всегда женщинам помогаете? — она высокомерно вздергивает одну черную бровь, пока Юрай хохочет над ее пренебрежительным тоном. — Нет, только девушкам, — делая Дарко комплимент, Юрай надеется, что Дарко расцветет и улыбнется, но Дарко, соответствуя сути своего имени, остается мрачнее тучи — как была букой, так и осталась. Дарко делает вид, что очень занята разглядываением улиц Задара — красоты природы, распустившиеся набухшие бутоны цветов на диких яблонях, мощеные камнем улочки, которые блещут чистотой и порядком — Дарко вздыхает полной грудью, убирая руки в карманы и зажимая сигарету между зубов. — Напрасно Вы курите, — говорит Юрай благоразумно, на что Дарко лишь отмахивается. Юрай продолжает наставлять: — Очень, очень зря — Ваши легкие когда-то да отказти Вам в работке потом, — Юрай вздыхает, перекладывает сумку на другое плечо и смотрит на Дарко с теплотой во взгляде. — Хорошэ, разберус-с, — твердо говорит Дарко, выкинув окурок себе под ноги и затоптав его носком кеда. В голове крутится Модрич, и Дарко уже смиряется с этим, ничего не говоря еще. Юрай смотрит на нее искоса, как охотник смотрит на дичь, шевелящуюся в капкане — Дарко ему нравится своими голубыми глазами и разбитым коленом, своим курносым носом и темной русью волос — Юрай облизывает пересохшие губы и прикусывает нижнюю из них. — Вы живете в Задаре? — спрашивает он с неподдельным интересом. — Нет, — быстро и слажено отвечает Дарко, отчего-то не желая продолжать светские беседы: ей хочется поскорее добраться до дома дяди, принять душ, перекусить и завалиться с сырыми волосами в свежую заправленную кровать. Дарко хмурится, сплевывая — дождь из ливня перерастает в легкий моросящий бриз, по коже бьют хлысты ветра, которые стегают от затылка до пят. — Так Вы иностранка? — удивляется Юрай, пытаясь вывести Дарко на разговоры — пьяная головой, но трезвая сердцем, Дарко злится на свои сны, злится на саму себя, злится на Модрича за то, что он ей снится, но ничего с этим сделать не может — профиль не тот. Будь Дарко психологом, вдруг треснуло по башке мыслью, она бы совершенно точно держала в своем личном сейфе пачек семь психотропных на всякий пожарный — на все случаи жизни: что ты, хочешь выспаться? Держи тебе красную таблеточку. Хочешь повеселиться и забыться? Держи тебе синюю таблеточку. Хочешь удавиться и сдохнуть в подворотне? Держи тебе зеленую таблеточку. — Нет, я родилась в Хорватии, — неохотно говорит Дарко, пытаясь побороть свою сучью злую натуру: ведь она видит, что Юрай парень-то, в принципе, неплохой — за просто так решил помочь ей донести тяжеленную (даже для мужчины) сумку почти на другой конец Задара — Дарко выдыхает с успокоением, наставляя свои мысли на путь истинный, спокойный — яснеет головой, под моросящим дождем вдруг обретает покой и гармонию со своим пьяным началом. — Правда? — недоверчиво спрашивает Юрай, и Дарко смеется, впервые детально разглядев его лицо: светлобровый, сероглазый, остроносый, с идеальными ноздрями, с симметричными губами — Юрай вызывает в ней странные сомнения и наталкивает на мысли о том, что он на кого-то похож. — Правда, — задумчиво говорит Дарко, переводя взгляд на дорогу. — Я уроженка Загреба — в Задар приехала к дяде и племянникам на все лето, — она смотрит себе под ноги, пытаясь вспомнить, чье лицо ей напоминает Юрай. — Оу, а как же родители? — Юрай, кажется, с первых же минут знакомства хочет знать о Дарко все и немножечко больше. — Погибли, — Дарко отмахивается, будто говорит о покупке штор в гостиную, но в горле буквально встает ком, вспомни она, как на ее глазах, глазах шестилетней девочки, их сбил какой-то придурок на легковушке — после похорон Дарко отправили к дяде Златко, он быстро оформил опеку и стал воспитывать ее, как свою собственную дочь. Дарко старалась не вспоминать об ужасной трагедии, но месяц или два ей снились кошмары — злосчастная легковушка и водитель, разгримированный на всю морду — футбольный болельщик. По телу бегут мурашки, Дарко встряхивается, сводя наваждение, и смотрит на Юрая краем глаза — как он отреагирует на такое? Юрай понимающе кивает. — Простите, что спросивти, — говорит он с сожалением, и Дарко смеется над его жалостливым видом. — Да ничего, приятель, всяко бывати! — она хочет похлопать его по плечу, но спесь быстро спадает — формально они друг другу никто, даже не друзья. Юрай старается тут же перевести тему, воспользовавшись заминкой Дарко: — Сколько Вам годов? Дарко удивляется вопросу слишком рьяно: щеки ее краснеют под струйками, как из лейки, холодного дождя — она смущается до глубины души, тут же думая со счастьем, что не похожа на двадцати-семи-летнюю женщину в разводе, с ворохом кошек в сумке. Она смеется, хватаясь за живот. — Двадцать семь, — честно признается она, когда Юрай с улыбкой и непониманием смотрит на нее. — Вы такая молоденькая, — говорит он секундой позже, и дождь, как по волшебству, кончается — Дарко поворачивается к Юраю, чтобы отшутиться и начать отнекиваться, и замечает на поголубевшем небе яркую арку радуги — она шумно выдыхает с восторгом ребенка и счастливо улыбается. — Смотри, смотри! — и весь алкоголь в крови начинает потихоньку выветриваться, слова и действия Дарко становятся обдуманнее и разумнее — но она все равно ведет себя, как любознательный ребенок, впервые встретивший на своем жизненном пути дождь и радугу — Юрай наблюдает за ней со взрослой снисходительностью, с улыбкой качает головой. — Красота, — говорит он, смотря совсем не на радугу — Дарко не замечает его пристального откровенного взгляда, то есть, делает вид, что не замечает, а сама думает, что она еще «ничего» для двадцати семи лет, раз на нее западают такие молоденькие мальчики. — А тебе сколько годов? — опоминается Дарко, пока они переходят дорогу, минуя стройный ряд машин. — Двадцать два, — говорит Юрай, и Дарко верит ему, потому что считает, что ему незачем врать. — Что же ты делал на вокзале? Искал жертв, как мэня? — Дарко притворно супится и грозит ему кулаком, Юрай неловко смеется. — Провожал бывшую девушку домой, — после его слов Дарко затыкается и чувствует себя самым тупым человеком на планете — перед глазами взрываются фейерверки, из которых складывается слово «ДУРКО» — и жирный восклицательный знак после. Дарко бьет себя по лбу с крайней степенью негодования — Юрай смеется, наблюдая за ней. — Прости… — Да ничего, Вы же не знали, — Дарко с одной стороны нравится, что Юрай обращается к ней на «Вы» — она чувствует свой опыт, свою зрелость, мудрость и силу, а с другой стороны — старость, дряхлость, беспомощность… Дарко вздыхает, дорога до дома дяди кажется ей бесконечной. Они молчат пару минут, пока Дарко, чтобы хоть как-то скрасить тишину, шлепает по луже голыми ногами, сняв кеды. — Спасибо тебе за помочи, — говорит она внезапно, чуть подумав. — О, да ну что Вы! — отмахивается Юрай и тут же, буквально не отходя от кассы, запинается за бордюр и стремглав летит на асфальт носом вперед — брызги из лужи окропляют его светлый пиджак, его светлые брюки намокают на коленях, сумка тоже падает в лужу — Дарко замирает рядом, выпучив глаза, боясь произнести и слово. Ей кажется, если она скажет сейчас хоть что-нибудь, Юрай психанет, толкнет ее в лужу и искрометно уйдет, гордо потряхивая кудрявой светлой шевелюрой. Дарко молчит. — Дарко, Дарко… — шепотом говорит Юрай, и Дарко, не расслышав, нагибается к нему корпусом. — Что? — Защищайся! — в нее летит туча брызг из лужи, Дарко визжит, а Юрай, вскочив на ноги, измазанный в воде из лужи, старается притянуть ее поближе к себе, чтобы тоже запачкать и приобщить к обществу дебилов, которые купаются в лужах. Дарко визжит, как ребенок, успевая смеяться, когда Юрай хватает ее за талию и притягивает к себе — он поднимает ее вверх, отрывая от земли, и Дарко барахтает ногами, не переставая визжать и смеяться. — Защищайся! — продолжает декламировать Юрай, зажав Дарко одной рукой — свободной он лезет к ее шее и сильно щекочет ее до нервного хохота Дарко. — А! А! А! Прекрати! Прекрати! — на последнем издыхании вопит Дарко, не в силах остановиться от дикого хохота. — Пощади! Юрай аккуратно ставит ее на асфальт, отряхивает ее плечи, и Дарко резко поворачивается, чтобы дать ему по лицу дружеского леща, но он перехватывает ее руку и смотрит в ее глаза — момент останавливается лишь для него одного, Дарко с омерзением отшатывается, когда ей чудится Модрич — капля страха в море паники. — Все хорошо? — обеспокоенно спрашивает Юрай, отпустив ее руку. — Все хорошэ, — кивает Дарко, выдыхая. — Пойдем быстрее, дядя будет волноваться, если я приду поздно… *** К девяти вечера, когда небо над Задаром начинает потихоньку меркнуть и темнеть, Дарко стоит на пороге в дом дяди Златко, держа в руках сумку и тихонько подпинывая ее к дверям — Юрай стоит напротив, чуть ниже ступеней, и смотрит Дарко куда-то в живот. — Что ж, — говорит она с неловкостью, стараясь не обидеть Юрая ни чем, чем может. — Что ж, — повторяет он, складывая руки замком у карманов своего пиджака. Дарко глубоко вздыхает — Юрай хороший парень, огромное ему спасибо за то, что помог. И за то, что помог забыть Модрича хотя бы на пару часов — она сглатывает со страхом снова, мысли о Модриче монстром поджидают в пустой комнате, которую для нее отвел дядя Златко. И Дарко прекрасно об этом знает. Только Дарко хочет что-то сказать еще, как раздается телефонная трель: она с испугом выхватывает телефон из кармана и выдыхает, когда понимает, что это дядя Златко: — Да, дядя. — Где тэбе носит, Дарко? — строго говорит дядя Златко, и Дарко слышит его голос за дверью. — Стою у дома, — говорит она со смешком и кладет трубку, с предвкушением глянув на Юрая — через пару секунд дверь распахивается, дядя Златко вылетает на крыльцо и тут же, словно клещ, обнимает Дарко руками, ероша ее волосы. — Приехавти! Приехавти! — радостно кричит он, наглаживая Дарко по голове, а затем в неловкой паузе, в какую Дарко отчаянно тянет лыбу, дядя Златко замечает Юрая: — А это хто? Якив женишок твой? — он смеется и подает Юраю руку — тот с силой и уважением ее жмет, отдав почтенный поклон. Дядя Златко ударяет в ладоши: — Как зовут-то? — он потирает руки. — Юрай, — он кланяется и заговорщически смотрит на Дарко. — Чаем, что ле, его напоить, Дарко? — дядя Златко притворно испытующе глядит на Юрая, и тот в неловкой заминке перебирает взглядом все, что видит вокруг — частный аккуратный домик дяди Златко с пластиковыми окнами и деревянным резным крыльцом, лужайку свежей травы, кованную оградку, ведущую в огород, шланг с водой, который тянется под ногами… — Напоить! — кивает Дарко с одобрением, подмигивает Юраю и, взяв сумку, входит в дом. Через пару минут, пока Юрай неуверенно переступает порог дома, слышатся детские крики и крики Дарко: — Милко-о-о! Бранко-о-о! — счастливо вопит она, и дети вторят ей счастливым смехом — дядя Златко проводит Юрая в гостиную, где, расположившись на полу, обнимаются Милко, Бранко и Дарко — дети сидят у нее на ногах, щекоча, и Дарко хохочет, как ребенок. — Кончайте игравти, — нестрого говорит дядя Златко. — Дарко, солнце, поди постави воду на чаев, — Дарко послушно, еле отбившись от атаки щекоткой, кивает и скрывается на кухне — дядя Златко предлагает Юраю присесть за круглый стол, стоящий в центре комнаты под желтой неяркой лампочкой — Юрай садится, почтенно поклонившись в знак благодарности. — Хвала, — говорит он, и дети облепляют его со всех сторон. — А у него кувдри настоящи? — А он на нмца похожти! — Это женишок тети Дарко? — А сковко ему годов? Юрай краснеет постепенно — с каждым новым смущающим вопросом его щеки становятся все алее и алее. *** Модрич вертит в руках камеру Дарко, которую забыл ей отдать — приятный сувенир из России: он включает ее, хочет глянуть пару кадров, чтобы освежить в памяти тот головокружительный поцелуй в раздевалке — сглатывает, щелкает кнопкой, смотрит на маленький экран… — Дорогой… — в спальню не спеша заходит Ваня, расстегнув шелковый бежевый халат, под которым ничего нет. — Ваня, я не хочу, устал, — она садится у его колен, как послушный пес, и смотрит на камеру, попутно распуская руки. — Что это у тэбя? Где ты ево взял? — Модрич выворачивается, прячет фотоаппарат под кровать и только хочет поднять Ваню с колен, как щелкает пряжка его ремня, щелкает молния его джинс — Модрич падает на кровать, закрыв глаза. Все еще не пришедший в себя после поражения, всю прошлую неделю он ходил, чернее тучи, и домочадцы честно не знали, как с этим было бороться — он вечно закрывался в комнате с этим треклятым фотоаппаратом и молча сидел там, смотря то на него, то на «золотой мяч», который стоял на прикроватной тумбе. — Ничево, Ваня, ничево, — стонет Модрич, вцепившись в простыню пальцами. Ваня не отвечает, молча продолжая водить головой вверх и вниз. Дарко сидит за столом рядом с Юраем и подливает ему чай, чувствуя легкую вину за то, что племянники и дядя так рьяно нападают на него с вопросами о женитьбе. Все смешно и весело, но Дарко все равно не может убрать эффект «сырых глаз», вспоминая о Модриче время от времени. Озверевший, Модрич хватает Ваню и кидает ее на кровать, как вещь, как ничего не весящую тряпку — Ваня игриво смеется, раздвигая ноги и маня его пальцем к себе. Дарко отходит под предлогом «добавлю воды в чайник», и ее силуэт появляется через минуту на крыльце дома — Дарко прозаично закуривает, смотря в ночное небо и зажженные окна соседних домов. Звездная ночь тиха — Дарко смахивает с щеки слезу. Модрич цепляется руками за спинку кровати, дышит, как дикий зверь, и пытается видеть в лице жены, блаженно закрывшей глаза и распахнувшей губы, лицо Дарко — он не знает, как ее зовут, не знает, сколько ей лет, не знает, увидит ли он ее когда-нибудь еще, но сейчас он видит ее под собой, извивающейся змеей во все стороны… Дарко смахивает слезу с кончика носа, выкидывает окурок и отряхиват ладони, тяжело дыша с надрывом — открывается дверь, на крыльцо не спеша выходит Юрай. — Почему ты стоивши тут одна? — спрашивает он и видит, как блестят сырые от слез глаза и щеки Дарко в темноте. — Почему ты стоивши тут и плачети? Модрич ускоряется, дыхание его слышно на всю комнату, на весь дом — Ваня закрывает глаза и полностью отдается ощущением, кажется, совсем не жалея, что после финала чемпионата мира ее муж ходит злее волка — Модрич чувствует себя паршиво: хочет целовать Дарко — целует жену, не хочет видеть Дарко — видит ее в чертах Вани… — Не плачети, не плачети, — Юрай гладит ее по взъерошенным темно-русым волосам, которые в темноте кажутся практически черными. Дарко всхлипывает, шмыгая носом в плечо его в край испорченного пиджака — Юрай по этому поводу не говорит и слова, даже бровью не ведет. Пиджак? Ох, да какие глупости — она может его голыми руками порвать, лишь бы не плакала!.. — Юрай… — стонет Дарко, пока слезы градом льются по щекам. Почему-то, когда ты только успокоишься и тебя тут же спросят, все ли в порядке, слезы польются, как из пожарных гидрантов, с тройной силой. — Вэсо плохо… Вэсо пло-о-охо… — воет Дарко нечленораздельно в пиджак Юрая, держась за него своими маленькими руками. Модрич обессиленно падает на кровать в мягкие подушки — Ваня тут же седлает его, пытаясь вывести на второй порочный круг — он хватает ее за талию, хочет сказать, что больше не хочет, но в свете фар проехавшей мимо дома машины видит в лице Вани лицо Дарко — все начинается по-новой… Дарко стоит на крыльце, умывшись собственными слезами, и нервно курит, пока в доме слышится смех племянников и сердитый голос дяди Златко. — Я, наверное, повти, — говорит Юрай после минуты тишины. — Хвала ти, что помочи мне, — говорит Дарко голосом, который дрожит от каждой лишней интонации. — Ничево, ничево, — Юрай примирительно поднимает руки вверх. — Если захочешь, чтобы я еще куда-нибудь тэбя провести — звони, — он протягивает ей визитку со своим номером, и Дарко прячет ее в карман. — Хвала ти. — Хвала, — вторит ей Юрай, скромно улыбаясь. Дарко улыбается в ответ, пока слезы снова текут по щекам. Да сколько же можно, мать их? Модрич стоит на балконе, смотря вдаль невидящим взглядом — жена и дети давно спят, в двенадцать ночи только Модрич пытается высмотреть на горизонте далекую Россию, в которой оставил такую шикарную девушку, как Дарко, без каких-либо объяснений и попыток ее вернуть. Модрич выдыхает, обтирает лицо ладонями, опирается руками о поручни балкона и перекидывается спиной назад — смотрит на перевернутый мир, пока легкий игривый ветер треплет его волосы. На сердце тяжелеет — за что же все так вышло? За что?..