Хорватский по-русски

Модрич с лихвой заправляет выглаженную белую рубаху в брюки с ровными стрелками — что сказать, Ваня постаралась на славу, чтобы ее еще пока муж выглядел блестяще. Модрич стоит у зеркала и примеряет к горлу то одну бабочку, то другую — хочется на людях выглядеть презентабельно, ведь, он уверен, на свадьбе Чорлуки и Франки будет уйма папарацци — не хочется ударить в грязь лицом. Модрич вздыхает, отбрасывает все бабочки ворохом и плюхается на кровать, раскинув руки и ноги в стороны — самый трудный разговор в его жизни до сих пор крутится в голове, словно заевшая пластинка в граммофоне — и Лука не знает, почему просто не может его отпустить, на душе словно кошки скребут, неприятно от осознания того, что, будучи обманутым, он думал, что предает свою ненаглядную, любимую, почти святую жену. Не такой уж и святой она оказалась, как оказалось — Модрич криво усмехается, смотря в зеркальный потолок — тихим шагом к нему незаметно заглядывает Ваня, придерживая дверь аккуратными длинными пальцами, на одном из которых уже не блестит их обручальное кольцо. — Милый? — спрашивает она, но Модрич не откликается, и тогда Ваня мудро решает сменить тактику: конечно, теперь он никогда в жизни не отзовется на лживое «милый», у него скорее пар из ушей пойдет, но он все равно лежнем будет лежать и делать вид, что ничего не услышал. — Лука? — М? — он приподнимается на локтях, смотрит на Ваню и вздыхает про себя: красивая, умная, сообразительная молодая женщина — а ведь они могли бы быть и впрямь счастливыми, если бы не… Если бы не что? Модрич хмурится, но не подает виду, что сильно рассержен или глубоко задумчив. — Ты готов? Дети наверху, с ними няня, — Ваня мягко улыбается, пытаясь угадать, в каком же настроении пребывает ее еще пока муж — Ване самой забавно, но она особо не чувствует за собой вины. Был бы Лука с ней почаще, она бы, возможно, и никогда не задумалась бы об измене, а он постоянно на работе, постоянно! Скажите, пожалуйста, как можно любить человека, которого видишь раз в месяц и то ненадолго? Ваня с тяжестью вздыхает — Лука идеальный муж: не жадный, добрый, понимающий, симпатичный и отзывчивый, с юмором и харизмой — Ваня теперь, может быть, даже жалеет, что встала на кривую дорожку измены и испортила их семейное счастье. Хотя с одной стороны — не сделай она, сделал бы он. Ваня опускает голову на секунду — да, она отчетливо помнит заплаканные покрасневшие глаза той девицы на вокзале… И взгляд Луки, любовно-печальный, по отношению не к своей жене, которую он пришел провожать, а к этой девчонке, которую встретил случайно. А ведь Ваня видела ее раньше — там, на стадионе, когда они, всей семьей смеясь и держась за руки, уходили прочь после матча поражения — Ваня видела ее, видела эту девчонку: сидевшую на асфальте с разбитым коленом, плачущую, смятенную… — Готов, — Модрич хрустит пальцами и говорит это с таким тоном равнодушия, что на секунду Ване становится страшно: а точно ли они смогут прожить ради детей так долго, начиная друг друга ненавидеть? Но Ваня быстро отмахивается — не-е, бред какой! Лука настолько теплое и доброе солнце, что в нем просто нет места для ненависти к людям. Она пытается выдохнуть с успокоением, с благоговением улыбается и открывает дверь шире. — Тогда идем? Такси ждет. Модрич упорно убеждает себя, что все это — ради детей, ради его ангелов, один из которых, похоже, совершенно не его: он встает, накидывает на плечи уродский полосатый пиджак в тон брюкам (Ваня постаралась) и идет спускаться вниз. День будет долгим. Долгим и безрадостным. *** С утра пораньше, одевшись в ненужное грязное тряпье, прихватив с собой мини-грабли и мини-лопату, Дарко отправляется полоть грядки — переворачивает ведро дном вверх, широко расставляет ноги, садясь на него, не спеша закуривает, натягивает тряпичные перчатки и смотрит на полчища сорняков, которые дожидались ее тут с самого начала лета. Дядя Златко и Бранко, не пожелав проводить все свободное время рабами природы, ушли ни свет ни заря на рыбалку на дальний бережок Задара, и Дарко отказалась пойти с ними, заверив дядю, что лучше будет копаться на участке. Сейчас в голове пусто звенит, словно слетевшие с петель колокола попадали на землю, и Дарко смотрит на сорняки с какой-то меланхоличной отравой в крови — сухая земля, давно не видевшая ливня, пылится под ногами, Дарко оставляет на ней следы от подошвы резиновых сапог и довольно улыбается. Ей кажется, что сегодняшний день будет хорошим — не зря же она навернула с утра целую тарелку свежих огурцов, любезно помытых дядей Златко. Дарко хмыкает — после того, как она отдала ему форму, он буквально на руках ее готов носить, и в этом, по правде говоря, есть свои плюсы — дядя Златко пообещал, что зайдет вечером Дарко за бутылочкой (а может, и не одной) хорошего чешского пива, а на столе рядом с огурцами с утра оставил две тысячи кунов. Дарко ехидно потирает руки, закопав окурок рядом с грядкой — день будет долгим. Долгим и веселым, чего уж греха таить. Напевая себе что-то под нос о «взгляде тигра», Дарко воинственно встает, гордо вскинув подбородок, и посильнее зажимает в руках мини-лопату и мини-грабли — грядкам не будет пощады! Дарко с головой окунается в работу — выдергивает все до самого мелкого сорняка, ползая по земле голыми коленками — к черту идет ведро, обноски, в которые она вырядилась, и чистота волос — Дарко коптится в пыли. Залегает слой пыли под глазами, в мешках, на острых скулах, на вспотевшей шее, на влажных загоревших руках, на носу, над бровями и в носогубной складке — через четыре часа интенсивной работы Дарко вонзает грабельки и лопатку в землю с чувством выполненного долга и, стягивая перчатки, направляется домой и закуривает. Вырулив из огорода, Дарко докуривает свободнее, прохлаждаясь на крыльце дома, и вертит головой из стороны в сторону — жара не собирается спадать, небо чище чистого, а солнце жарит так, как будто это не приветливая Хорватия, а неизбежная Африка. Выкинув окурок в сторону, Дарко решает понежиться в ванной с комфортом — заходит в дом, скидывает грязную одежду в корзину с грязным бельем и, прихватив полотенце, пепельницу и телефон, спешит в ванную — набирает воды, кидает кубик морской соли, весит полотенце на крючок, открывает вытяжку и закуривает, глядя на свое обнаженное отражение. — Ну чо, дурко, чево добилас? — спрашивает она с кривой усмешкой, стряхивая пепел в воду. Отражение покорно молчит, также криво усмехаясь — Дарко со вздохом залезает в ванну, кладет телефон на бортик и откидывается на холодную спинку влажной от пота спиной. Разводы пыли растекаются по белой воде, где-то внизу медленно растворяется морская соль. В тишине ванной Дарко закрывает глаза, тушит окурок о воду и кладет его под ванну в маленькую дыру в полу — ее личная нычка от дяди Златко. В ванной Дарко чувствует себя трудягой, который вернулся домой после тяжелого рабочего дня — холодный пот намешивается в какую-то дикую смесь с теплой водой, пеплом и морской солью. Живот протяжно урчит, Дарко не думает ни о чем, ни о чем не помнит — ей хочется сейчас только лежать и не двигаться до тех пор, пока не остынет вода. Часа через три, прекратив курить и подливать тёплой воды, Дарко вышагивает из ванны, но потом прыгает обратно — мылится, шоркается, бреется, плещется, как ребенок: на это уходит еще два часа. Все-таки как женщина, Дарко и впрямь любит поотмокать в ванне — она усмехается, заматываясь в большое банное полотенце, выжимает с волос ненужную влагу и, обработав свежей зеленкой колено, которое начинает потихоньку заживать, отправляется на кухню — перекусить вместе с телефоном. Усевшись удобнее за столом, Дарко смачно откусывает огурец и глядит в экран телефона с исступлением — пропущенный от Юрая. Ровно час назад. Глаза лезут на лоб, когда Дарко понимает, что что-то произошло: не переставая судорожно жевать, она судорожно набирает номер Юрая и судорожно дышит в трубку с накатившей паникой. — Ало? — спокойной отвечают ей. — Че звонивти?! — полошится Дарко, чавкаясь огурцом. — А, — Юрай словно выковыривает грязь из-под ногтей с таким тоном бесед. — Ты опоздала на официальную часть торжества, — он выдыхает, а Дарко, кажется, и в самом деле хотевшая повеселиться, удрученно надувает губу. — Но не горевась, — бодро говорит Юрай. — А че ещо делавти? — Дарко с досадой откладывает покусанный огурец в сторону. — Ты успеваш на вторую част, — Юрай улыбается. — Она начнется в шесть вечора, — Юрай чем-то активно жуется — должно быть, грустно смотря на обкусанный огурец, думает Дарко, вкусными закусками. — Я отошлу тэбе смс с адрэсом, — говорит он, не переставая жеваться. — Хорошэ, — хмурится Дарко. — И возьми камру, я сказавти, что ты — хорошей фотограв, — Дарко хочет возмутиться, но Юрай бросает трубку, так больше ничего и не сказав. Дарко ударяет кулаком по столу — вот-те на! Забыла! Забыла и, кажется, упустила возможность выпить за чужой счет — ну что за напасть? Дарко удрученно смотрит на обкусанный огурец, который блестит на солнце. На часах без десяти четыре — Дарко фыркает: в выходной день все салоны красоты уже закрыты, а шляться по магазинам нет ни малейшего желания — она кусает белые губы и усиленно думает пару минут, а потом у нее над головой, кажется, дзынькает маленькая лампочка!.. — Ало! — орет Дарко в микрофон, счастливо и торопливо смеясь. — Хрватска, ты офонарела? — Света жмурится и хочет влепить Дарко леща — но через монитор ноутбука этого никак, увы, не сделаешь. — Мне нужна твоя помощь! — Дарко складывает руки на груди в мольбе, жалобно вздернув брови и позволив своим голубым глазам налиться слезами отчаяния. — Пять вечера, — недовольно бурчит Светка, комкая одеяло и откидывая его в сторону: в кадре спальня, где Дарко жила, пока сдавала сессию, рядом с ноутбуком стоит бутылка минералки и лежит пачка анальгина. Дарко усмехается. — Веселая была ночка? — Так, — Светка хрустит пальцами. — Сейчас я положу трубку, закрою крышку, и мы больше никогда… — Ладно-ладно! — Дарко примирительно поднимает руки. — Шучу, шучу! Мне правда нужна твоя помощь… — после паники на нее нападает легкая грусть, Дарко сидит на кровати рядом с разбросанными вещами и вздыхает. — Куда собралась-то? На свидание? — гыкает Светка, усмехнувшись. Дарко смущенно опускает глаза. — На свадьбу… — лепечет она тихим цветочным голосом, и Светка сходит с ума на том конце видео-звонка. — Куда-а-а-а-а-а?! — вопит она сквозь головную боль и изумление. — Не на свою, — подмигивает Дарко и заливисто хохочет. — Дурко, — фыркает Светка. — А че хочешь-то? — Да я не знаю, что надеть, — взяв ноутбук в руки, Дарко крутится на месте, пытаясь захватить в кадр разбросанные по кровати разноцветные тряпки. — Так надень мешок из-под картошки — стильно, модно, эпотажно! — ржет Светка, и на этот раз уже фыркает Дарко. — Ладно, Хрватска! Переодевайся в первое попавшееся — покажешься мне! Дарко послушно ставит ноутбук на прикроватную тумбу и, выйдя из кадра, судорожно начинает натягивать на себя какой-то строгий мятый комбинезон из плотной синей ткани. — Ну? — она врывается в кадр с таким видом, будто только что убила человека: Светка хохочет. — Дальше! Примерка нарядов проходит в штатном суетном режиме — Дарко попутно рассказывает Светке события прошедших дней, выслушивает здравую критику и фанатские восторги, успевая поглядывать на часы — до мероприятия остается чуть больше сорока минут, а Дарко еще даже не знает, куда нужно ехать. — Так! Стоп! — вопит Светка, делая уже какой глоток минералки. — А ну встань прямо! — Дарко послушно выпрямляется у противоположной стены от ноутбука — руки по швам, ноги вместе. — Повернись! — командует Светка, и Дарко выполняет. — Ну-у-у… — Что! — вскрикивает Дарко, не выдерживая напряжения. — Тащи ножницы!.. — Светка заговорщически сверкает глазами, добивая бутылку минералки последними глотками. *** Юрай вертится у высоких кованных ворот, придерживая маленькую дверь, и смотрит на ремень наручных часов — с минуты на минуту должна подъехать Дарко. Внутри двора идет бурное веселье — невеста и жених целуются через каждые пять минут, гости довольно кричат и подливают друг другу побольше шампанского, детей нигде не видать — должно быть, родители решили, что сегодня отдохнут. Юрай сплевывает, вздыхает и смотрит на малиновое закатное небо — Дарко не должна его подвести: Чорлука подвалил к нему на торжественной части мероприятия и поинтересовался, не мог бы он, как его близкий друг, достать фотографа где-нибудь да по-быстрому. Конечно, Юрай вспомнил о камере Дарко, которую видел у нее в руках — должно быть, подумал Юрай, Дарко посредственный фотограф, но пьяные гости и пьяные молодожены этого заметить не должны. Он выдыхает. Минут через десять, когда становится прохладно стоять, к воротам особняка, в котором проходит торжество, подъезжает черное солидное такси — дверь распахивается — показываются стройные ноги с одним разбитым коленом в зеленке, приоткрытые разрезом чудного черного платья в пол. Когда такси уезжает, Юрай присвистывает — Дарко ежится от холодка, который свистит по голой открытой спине и стройным острым плечам, по закрытому вырезу на груди и оголенным ногам, сжимая руками камеру. — Пришла! — радостно говорит он и, не дав ей ответить, хватает и втаскивает во двор особняка: у Дарко глаза разбегаются — она смотрит на массу толпы, не в силах различить хотя бы одно лицо, и теряется от такого наплыва веселых людей. — Пришла, — кивает Дарко, когда Юрай отводит ее к самому дальнему столику с башней из бокалов шампанского. — Многове пропустивши? — она оглядывается, сняв крышку с фотоаппарата. Юрай пожимает плечами: — Ну, венчание, трогательный поцелуй молодожен, конкурсы, которые придумал Врсалько, пьяный гол Субашича… — перечисляет Юрай, а Дарко замирает — по спине крадется стрела льда, она слышит знакомые фамилии и прихватывает клыками нижнюю губу. Если тут Врсалько и Субашич — значит, Модрич тоже ходит где-то недалеко с остальными участниками сборной. О, господи! Дарко закатывает глаза. — Чья это свадебка? — спрашивает она, нахмурившись и скуксившись в большой черный ком: прислоняется к стене, чтобы никто не видел открытых участков тела, накидывает на ноги подол платья и старается закрыть лицо волосами. — Ведрана, — смеется Юрай. — Ну, который Чорлука, — он кивает куда-то в толпу, и Дарко видит, как на ровном ковру газона стоят четверо: обворожительная Франка в белоснежном пышном платье с длиннющей фатой, статный и высокий Чорлука в роскошном костюме, улыбчивый дурак Модрич в каком-то безвкусном полосатом костюме и его красавица-жена Ваня с высоким начесом и на высоких каблуках. Кажется, все четверо хотят сфотографироваться. — О-о-о… — воет Дарко, отворачиваясь и стараясь не светить мордой. — Прикинь, че узнаве, — заговорщически шепчет Юрай, пока Дарко для разогреву нагоняет шампанского один бокал за другим — когда она ставит восьмой бокал на стол, Юрай смотрит на нее с опаской. — Все хорошэ? — осведомляется он тоном полнейшего участия. Дарко отмахивается от него, как от надоедливой мухи. — Хорошэ… — сдавленно шепчет она, чувствуя, как жар алкоголя разливается внутри и крадется к мозгу, чтобы хорошенько в него ударить. — Пойдемэ? Поснимаш кого-небуд? — предлагает Юрай, беря ее под локоток и утаскивая подальше от людей: неспроста, думает Юрай, Дарко налакалась шампанского, как только увидела Модрича — ух, неспроста… Да, у Юрая хорошая память, и он отлично помнит, что тогда все троем, гуляя с Бранко, они встретили на площадке Модрича — именно Модрича и его деток: Юрай недоверчиво хмурится, подозревая Дарко во всех грехах этого мира. — Куда мы идеме? — осведомляется Дарко, чувствуя, как ноги начинают заплетаться — зачем она вообще взяла с собой эту дурацкую камеру? Только мешается! Дарко в сердцах бросает камеру куда-то не глядя и делает вид, что ничего не произошло — Юрай тащит ее в толпу, чтобы спрятать и предотвратить, как он думает, нечто ужасное — тут же втягивает Дарко в танец и пытается закружить, чтобы она сильно не шумела и не смотрела по сторонам. *** Модрич останавливается, зажав пальцами тонкую ножку бокала — смотрит вниз пару секунд, затем допивает шампанское залпом и, поставив пустой бокал на поднос пролетевшего мимо официанта, присаживается на корточки — камера… Модрич хмурится, узнает знакомые ровные линии, которые успел изучить детально за полторы недели — крышка откинута: Лука быстро включает фотоаппарат и пролистывает снимки — ошибки быть не может. Это камера Дарко! Модрич хмурится, поднявшись на ноги, сжимает камеру руками и оглядывается по сторонам с каким-то непониманием. — Лука-а-а-а-а! — к нему подваливает уже готовый и уже веселый Субашич, где-то раскопавший бутылку виски, которую сильно сжимает в крепком кулаке. — Чевти надо? — грубо фыркает Лука, повернувшись к нему через плечо так резко, что нетрезвый, но соображающий Субашич замирает. — Ты чево зелой такой? — смеется он настороженно. — Ничево! — рычит Модрич, сильнее сжав камеру в руках. — Ты бы зелой был, если бы я с тваей дэвушкой развлэкался? — пряча камеру за спину, цедит Модрич с тяжелым взглядом — Субашич смотрит на него, то хмурясь, то желая рассмеяться, а в карих испуганных глазах его читается паника — неужто догадался? Или Ваня рассказала? Как он узнал? Что теперь будет? — Да просе, брати, — Субашич кладет ему руку на плечо, стараясь сгладить углы, Модрич разгоняется — и в нем выпитый алкоголь тоже говорит злостью. — Я отойду! — вопит Дарко через громкую музыку танцпола, на котором они отжигают с Юраем. — Что? — не понимает тот, приложив руку к уху и искренне желая расслышать хотя бы слово. — Отойду! — машет рукой Дарко, пошатываясь от каждого шагу. — Отойду я, слыше? Отойду! — кричит она, но громкая музыка, басами отдаваясь в сердцах всех гостей, перебивает ее. — Куда? — счастливо догадывается веселый и почти трезвый Юрай. — Туда! — не вдаваясь в подробности, Дарко подбирает подол платья, пока на него никто не наступил, и торопливым косым шагом продирается через толпу к выходу, желая просушить горло и немного передохнуть в тени деревьев. Малиновый закат над головами начинает сгущаться темнотой. Через пару мгновений Дарко оборачивается, вырвавшись из толпы, когда ковер газона под ногами освещает яркими вспышками — ключает светодиодную подстветку. Но не подсветка бросается Дарко в глаза — сложив руки на груди, у танцпола стоит совершенно трезвая Ваня, строго глядя Дарко прямо в глаза. Дарко со страхом сглатывает и не может сдвинуться с места. — Я тэбе не брати, мраз! — кипятится Модрич, ловко кинув камеру в ближайшие кусты и запомнив, где она приземлилась с тихим шуршанием. Скинув с плеч ненавистный отвратный пиджак, Модрич быстро закатывает рукава, смотря на Субашича воинственно. — Да что с тэбе? Братко, броси! — притворяясь пьянее, чем есть, тянет Субашич, стараясь уладить зарождающийся конфликт: он падает вперед, чтобы обнять Луку, но Модрич, разгорячившийся от злости, прописывает ему неслабый удар в челюсть. Они стоят в тишине, смотря друг на друга, как два озлобленных волка, пока на фоне громко играет музыка и смеются гости. Дарко сглатывает, выпускает из рук подол платья, хмурится, вздернув брови жалобным домиком на переносице, и чувствует, как накатывает стыд, тоска и грусть — она смотрит в глаза Вани, которая со строгостью смотрит на нее и, кажется, хочет подойти. Дарко решает, что, если сейчас же не смоется от позорных расспросов, вечер будет испорчен окончательно — она только разворачивается, чтобы дать дропача, как запинается, наступив на собственный подол, и кубарем летит вперед, бороздя свеже постеленный газон и задевая жирную черную землю. Субашич темнеет глазами, допивает виски залпом и, выбросив бутылку, выставляет вперед кулаки. — Не на тово норвался, недоросточэк! — говорит он злобно, и Модрич кидается в драку с воинственным душевным кличем — молча, как на играх, но точно зная, что победит. Субашич перехватывает его, сжимает одной рукой жилистое запястье и пытается уронить на землю. На фоне по-прежнему слышатся громкие счастливые крики гостей и клубная музыка. — Животне! — спокойным, но мертвецки злым голосом шипит Модрич, и Субашич пытается заткнуть ему рот второй рукой — берет в захват, выворачивает его руки, отворачивает от себя, отпинывает, как ребенка. Модрич берет разворот, повалявшись на земле, и несется на Субашича с двойной силой злости и справедливости — тут же бьет его в живот, бьет в скулу, бьет в нос, в приоткрытую губу, припечатав кожу щеки к острым зубам. Субашич воет от боли, но заносит руку для ответного удара. — Дарко! — из толпы вопит Юрай. — Все хорошэ? Дарко лежит на земле и следит глазами, как Ваня медленно подходит к ней — статная и грациозная, опытная зрелая женщина — Дарко теряется, пытается встать на ноги и снова ступает на злополучный подол подрезанного платья — снова падает вниз. Рана на колене начинает кровить от скребка металическим основанием газона по ней, Дарко стискивает кулаки покрепче и прикусывает губу, не чувствуя боли. — Дарко, — свободно и спокойно говорит Ваня, присев на корточки рядом с Дарко. — Ты жэ Дарко?.. — Да я убьэ тэбе, мраз! — орет Модрич, срывая голос, и несется на удар и для удара с новыми силами — Субашич сплевывает кровь и потирает руки: — Давай-давай, коротышка! — Впервые Вас виже, — заплетающимся языком оповещает Дарко: Ваня улыбается, протягивая ей руку. — Кто Вы таке? — Жена твоего любовнэка, полагаши, — Ваня хитро усмехается, когда глаза Дарко с испугом округляются. — Дарко! Все хорошэ? — где-то издалека продолжает орать Юрай. — Я все знави, — так же хитро улыбается Ваня, пока Дарко не решается принять руку ее помощи. Ваня настойчиво протягивает ладонь еще раз, и Дарко, вобрав в себя с шумом воздуха побольше, хватается за нее. Оказавшись на ногах, Дарко неловко чешет затылок, не смотря Ване в глаза. — Лука мне все рассказати, — она грустно усмехается. — Нэ бойся, — она пытается положить ладонь на плечо Дарко, но Дарко отшатывается с испугом и паникой: — Простите! Мне нужно бежати! — она срывается с места, придерживая подол руками, а Ваня смотрит ей вслед, в голую статную спину — а потом переводит взгляд чуть дальше и правее к кустам: Лука? Даниель?! — Закрове свой поганый рот! — не переставая, кричит Модрич, пока алкоголь в его крови диктует ему бить Субашича, игнорируя его атаки: они сцепляются руками, ударяются лбами и тяжело дышат, испепеляя друг друга взглядами. Лука был бы не прочь забыть все это, как страшный сон, просто паника за камеру Дарко и воспоминание о словах Вани о Субашиче заставили его злость вспыхнуть, как измазанный керосином фитиль — Модрич в доли секунд успевает выдохнуть свободнее и опомниться: Дарко… — Эй?! Эй! Эй-эй-эй!!! — ее голос слышно сзади, Модрич чувствует, как начинает слабеть, но он не может показать себя слабаком, а, значит, соберет все силы, чтобы вдарить Субашичу в последний раз и вывести того в нокаут. Заметив Дарко, бегущую к ним, Субашич усмехается за доли секунд: — А таки не бросив ту дэвку? — он дразнит Модрича, усмехаясь, и тоже замахивается, чтобы со всей силы прописать последний удар. — ЭЙ!!! — Дарко влетает в драку, не разобравшись, кого бить, а кого защищать, и, сцепившись в тройной узел с Модричем и Субашичем, думает, что делать дальше. Она выглядит, как комар, повисший на руке человека, и Субашич бьет вперед, стараясь целиться в Луку. Стараться-то он старается, но Дарко выскакивает перед Модричем так стремительно и искрометно, что из глаз сыпятся даже не искры, а полноценные фейерверки — удар приходится прямо в нос — в следующую секунду все стихает. Стихает моментально! Словно в замедленной съемке, Дарко стоит на траве, на носочках, чувствуя, как один каблук сломался к черту — держится за разбитый нос, который быстро наливается теплой кровью. Видит, как Субашич изумленно смотрит на нее, как за спиной суетится Модрич, зовя на помощь. Как к ним бегут Ваня и вырвавшийся из толпы Юрай — Дарко чувствует головокружение, теплую кровь и запах трагедии, чувствует, как горит синим пламенем все, что ей было так дорого — она медленно оседает на земле. Мутной дымкой подергивается все пространство, словно из пещеры теперь слышатся звуки музыки и смеха гостей — но Дарко кажется — это не смех — все замечают происшествие с сердобольными выдохами и обсуждениями. Веки замирают на пару секунд — Дарко смотрит вверх, лежа на земле, чувствуя, как ее голову кладут на колени — рука сползает с переносицы, алая кровь течет по щекам, по носогубной складке, по приоткрытым губам, как пыль в огороде сегодня с утра… Глаза закрываются мучительно медленно. Перед тем, как провалиться в небытие, Дарко в последний раз видит взволнованное лицо Модрича и слышит его тихое, но такое родное и любимое: — Хрватская русская?..