Двое из ларца

       Аккуратно ушитая рана заживала на киборге, собственно, как на киборге, через два дня самодиагностика оценивала работоспособность в 75%, а через три индикатор замер на отметке 97 — застарелая (а с киборговой регенерацией две недели это уже застарелая) травма это, всё-таки, застарелая травма — даже золотые руки Степана Дмитренко не могут совершить чудо. К счастью ограничение не мешало киборгу в быту, а несколько «деревянный» от природы Валерий считал, что для нормальной жизни и такой подвижности хватит с головой.        Валерий же, наоборот — мрачнел поминутно. Эйфория от того, что он впервые по-настоящему спас разумное существо, не от заикания или ночных кошмаров, а от кромешного пиздеца и скорой смерти, спала. Вслед за ней ушел азарт собирателя, откопавшего уникальный предмет для своей коллекции, а образовавшийся вакуум заполнил уже полгода прятавшийся в тени психокорректор — специалист по поведению, его причинам и методам исправления. И вот ему происходящее категорически не нравилось.        Свой диагноз Валерий оставил неизменным — «наивный идиот». А вот в истории болезни Саввы были произведены кардинальные изменения:        1. БПТ, чьи живописные симптомы так «обрадовали» Валерия при первой встрече, была явно менее свежей, чем он считал изначально. И тут Валерий впервые подумал о производителях киборгов в печатных выражениях — спящий киборг фиксировался в одной позе имплантами, а значит участие в полночных «битвах» ему не грозило. Киборга, в лунатическом возбуждении рвущегося в давно завершенный бой, Валерию даже представлять не хотелось, его-то и от людей в этом состоянии бросало в дрожь.        2. С социальными навыками он тоже погорячился — все эти дни Валерий пребывал в такой ажитации, что даже подставку для зонтиков счёл бы неплохим собеседником. На более холодную голову всё успехи Саввы на поприще общения ограничивались «очеловечиванием» стандартных алгоритмов взаимодействия с хозяином, но это было наживное, четырёхлетние дети тоже особо сложные конструкции не пользуют.        3. Ятрофобия была скорее забавным чудачеством, закономерным следствием той среды, в которой «рос» Савва. Она казалась кокетливой ромашкой в огромном экзотическом букете, открывшемся Валерию. Савва панически боялся всего, что было за пределами его зоны комфорта — нестандартного поведения, собственных мыслей, ошибаться, людей, особенно людей.        И что с этим делать, Валерий не знал. Валерий даже толком не мог оценить уровень психологического развития Саввы — околонулевые навыки общения и багаж знаний, но при этом когнитивные функции и бытовые навыки вполне соответствовали взрослому и здоровому человеку.        Самым «весёлым» были реакции Саввы на внешние раздражители. Что делают перепуганные дети? Прячутся. И Савва прятался, в себя: взгляд стекленел, мимика сменялась типовой маской, а в речь возвращались типовые фразы и механическое отсутствие интонаций. Прятался от сбежавшего кофе, от предложения выбрать себе одежду, даже от домовой активистки Марии Степановны, которая вместе со своей деменцией проглотила байку о дальнем родственнике «с проблемами», даже глядя на «типовое выражение №3» в упор.        И Валерий решился: глаза боятся — руки делают. Разговорить киборга по-людски было нереально — Савва честно отвечал на общие вопросы, делился урывчатыми воспоминаниями о последнем месяце в разведке, старательно учился помогать в быту и с жадным интересом постигал тонкости кузнечного ремесла, но словно чувствовал, когда Валерий начинал с ним работать, и мгновенно втягивал голову в панцирь.       Тогда ЛерЛерыч решил зайти с другой стороны, его специализация всё-таки классический гипноз. В наличии высокой внушаемости у своего пациента он не сомневался — иначе вся эта гибридная электронно-органическая кухня под щеткой каштановых волос просто не работала бы. Только введение киборга в транс оказалось той ещё задачкой: на пятнадцатой минуте внутренний голос Валерия ехидно заметил: «Стою на асфальте я в лыжи обутый, то ли лыжи не едут, то ли я ебанутый», на двадцатой лицо киборга приняло типовое выражение. Вошел он в нужное состояние, спрятался от поехавшего крышечкой хозяина или просто уснул, оставив систему бдеть, выяснить не удалось.        Пораженный этой неудачей Валерий оставил попытки влезть киборгу в голову и решил понаблюдать за естественной динамикой — динамика не радовала, вернее почти отсутствовала: Савва просто расширял свою зону комфорта уже отработанными сценариями, такими темпами он вырастет в полноценную личность гораздо позже, чем состарится.        Шальная идея пришла Валерию в голову спустя неделю, после долгих уговоров (половину которых мозгоправ-экспериментатор убеждался в добровольности участия подопытного) он приступил к исполнению своего коварного плана, через канал отладки он постепенно отключил или перевёл в спящий режим почти все импланты, лицо киборга утратило привычную брутальную напряженность и дело пошло на лад — да, киборг без процессора почти не мог говорить, но это от него и не требовалось, главное было немного прополоть букет фобий и переместить доверие к Валерию в область подсознательного.        Однако Фатум отказывался принимать поражение от человеческой изобретательности — ночью Валерий проснулся по зову природы и, проходя через гостиную, заметил, как Савва подрагивает, словно пытается пересилить импланты.        — Лучше бы ты бегал, блин… — мужчина тихо выругался. — Савва, проснись!        — Система готова к работе! — Настоящая бодрость в три часа ночи бесила даже больше чем синтетический текст.        — А теперь рассказывай, что тебе снилось, горе ты моё луковое. — Валерий пытался не зевать.        Савва через силу вспомнил, что ему снилось, и Валерию сон как рукой сняло — кажется, он таки нащупал корень проблемы, и корень этот был явно от какого-то шебского эндемика, ядовитый и колючий.        Снился Савве момент, когда он себя окончательно осознал. Это было полгода назад. Новополтавские разведчики как всегда были на кочевом положении и в этот раз отаборились у космодесантников, обживших (занявших с боями и фортифицировавших по самые уши) полянку на какой-то шебообразной планете. У бравых спецбойцов сорвался DEX, живописненько так сорвался, порвал на лямки половину отряда и зачем-то забаррикадировал командира в его отсеке — ебануть по временной казарме из чего-то крупнокалиберного не вариант. Что делать? Просить кибера у разведчиков, он у них свеженький, не коцаный, нашего сдохлю на раз уложит. Ну разведчики и поделились техникой, техника согласно инструкции попытались перехватить управление совместимым оборудованием, но вместо кода подтверждения получила отчёт самодиагностики с подписью «Люди — угроза! Уничтожить угрозу! Больно». Список повреждений был обширным, оценив шансы, программа перешла к ликвидации враждебной биомашины. Кибер вполне соответствовал присланной информации, фарш. У него не было энергии на боевой режим, но его глаза горели лихорадочным блеском. «Зачем…» — прохрипел он, когда киборг разведчиков нажал на спусковую клавишу штурмового бластера.        Савва в первую очередь боялся того, что он закончит как тот, безымянный. Убьёт кучу людей и убьётся сам, об кого-нибудь, кто сможет дать отпор обезумевшей машине.        ЛерЛерыч почти на автомате тарахтел какую-то душеспасительную муть, гладил киборга по голове и охранял его сон от кошмаров. Так продолжалось ещё месяц, каждый вечер человек сидел и говорил, говорил, говорил, а киборг слушал и засыпал. Валерий объяснял, что суть того, чтобы быть человеком, в том, чтобы выбирать и нести бремя своего выбора, и Савве совсем не обязательно выбирать все эти ужасти, а что до того, другого, он выбрал этот путь и пронёс бремя своего выбора до конца. Да, скорее всего, особого разнообразия выбора у него не было, и сорвался он, когда уже не смог терпеть, но Саввой же не командует толпа солдафонов, и вообще он теперь гражданский. Потом он говорил обо всём и ни о чём, пока киборг не засыпал. Бабушка сказала бы, что он «выбовтував переполох», а Валерий просто не знал, как на киборга подействуют «волшебные конфетки», и подействуют ли вообще, поэтому делал то, что хотя бы не навредит.        Постепенно лунатические позывы ушли. Савва начал приживаться и строить своих тараканов в оркестр. Оркестр оказался джазовым — самостоятельный, не программный, Савва оказался весёлым, но осторожным и рассудительным, достаточно быстро овладевал ораторским мастерством, тонко чувствовал иронию и вообще был лёгок в общении, хотя и не слишком разговорчивым. Страстью Саввы стала чеканка, освоившись, он так самозабвенно орудовал молотками и молоточками, пробойниками, оправками и прочей оснасткой, что у Валерия начинали болеть глаза, когда он наблюдал за этим священнодейством. Спустя восемь месяцев новая бронзовая кираса для мага крови была готова, а до большого фестиваля оставался месяц запаса.        Паралельно с ней из-под молотка высыпалась и нейзильберовая чешуя для молодого драконида, только вступившего в Братство Света и занявшего место штурмана на Пламени Карающем. Орочий шаман же традиционно не носил на себе никакого металла и не менее традиционно управлял колесницей. Желающие покрасоваться на жемчужине их небольшого клуба, конечно, вздыхали, но Мортон сообщил, что выбрал Славозора в счёт долга, а Саргоса просто не хочет отпускать далеко от себя — всё же племянник первый раз летел на Дно. Честь и родственные узы ценились участниками клуба, поэтому желающим осталось только вздыхать и гадать, что же такого орк мог задолжать эльфу.        Лететь Валерий со Степаном собирались вместе с колесницей на арендованном космическом катере (благо удостоверений двух пилотов-любителей хватало на управление этим судёнышком), поэтому маленький секрет юного драконида был в безопасности. Разве что остальные члены клуба, услышав о таком решении, щедро трамбовали трюм судёнышка различной бутафорией, которая не влезала в грузовой отсек чартерного лайнера, но за этот почти год Савва обжился достаточно, чтобы в мимолётной светской беседе сойти за стеснительного и неразговорчивого парня.