***
— Чёрт, вы что там, не можете уследить за одной мелкой девчонкой? — злился Джейс, получив звонок от бабушки. Опьяненный крепким алкоголем, парень выбрался на террасу дома подышать свежим воздухом, когда в кармане завибрировал телефон. Домашняя вечеринка была в самом разгаре, и люди, находящиеся в доме, даже не подозревали о том, какое цунами злости разрасталось в златовласом парне, что ещё пару минут назад веселился со своими друзьями. — Я вылетаю, — решил Эрондейл, перекрикивая все просьбы успокоиться на том конце линии. — Нет, чёрт! — заорал он, въезжая с размаху ногой в кофейный столик, который тут же слетел на песок. — Как я могу доверить вам её? Меня не было пару недель, а ты, блять, даже не удосужилась проследить за ней! Я же просил, Имоджен! Я же просил тебя… Джейсу от чего-то стало невыносимо. То ли алкоголь его пленил, то ли собственные эмоции. Кларисса была необыкновенной яркостью в его жизни, ему оставались шаги до слёта с катушек. Ещё немного и Джейс понимал, что может разделить судьбу своего названного брата. Сказать о случившемся друзьям парень не осмелился. Упомнить Клэри в разговоре — нарушение пакта, который они заключили с Александром. Ему придётся нести эту новость в себе, и не важно какая угроза нависла над жизнью их общей подруги. Если сейчас он, даже по пьяне, заикнётся о рыжеволосом ангеле, Лайтвуд его в порошок сотрёт. На горизонте алел закат. Смеркалось. Вдыхая полной грудью воздух, Джейс выудил из кармана шорт сигареты, подкуривая одну из них. Перед глазами во мгновение стали проноситься годы жизни. Смерть родителей. Лайтвуды. Объявление Имоджен. Лайтвуды. Первая вспышка Алека. Его проблемы. Лайтвуды. Имоджен. Изабель. Лайтвуды. Алек. Алек. Алек. Клэри. На этом его жизнь угасла. Она закончилась, когда его сердцем овладела Клэри. Рыжие локоны, зеленые глаза. Губы в полуулыбке, тонкие запястья, нежные прикосновения — она забрала его в плен. Превратила загульного паренька в заботящегося и переживающего друга; в парня, который боялся наделать ошибок и не хотел делиться своим. Мало кто знал, что испытывал внутри Джейс, борясь за настоящее счастье для себя. Призрачное существование с искусственной красочностью было ничем по сравнению с нынешней жизнью. — …Ты красивая, — прошептал он, засматриваясь на её лицо. — Очень красивая. Слова по буквам лились из его уст, от чего комплимент был подан искуснее. Когда солнце тянулось к земле, они лежали на берегу реки, слушая журчанье вод и тихий шелест листвы. В этот теплый летний день жить было приятнее. Всё происходящее вокруг словно застыло, оставляя крутиться маленький диск с влюбленными фигурками в музыкальной шкатулке. Тёмный веер ресниц трепетно порхал вверх-вниз, отражая тень на смутившимся лице. Щеки залились румянцем, как это бывает у юных дам, не привыкших получать комплименты или принимающих их от возлюбленного. Джейс Эрондейл прослыл её поклонником, стал фаворитом на публике. И если их не видели вместе, начинали шептаться: кто-то говорил, что у неё слишком хитрая натура, чтобы оказаться в его ловушке; кто-то сплетни пускал, что эта девушка очередная забава Джейса, ведь все знали, что он предан семье Лайтвуд, а там — Изабель. — Как тебе моя терапия? — расплылся рот в улыбке. Кларисса не услышала слов, наблюдая за рассыпавшейся копной золотистых волос. Она обводила взглядом черты лица, пока не дошла до глаз, заметив в них синий цвет. — Как тебе моя терапия? — слова были повторены совершенно другим голосом, более глубоким и хриплым. Их она наконец-то распознала. Испуганный взгляд девушки метнулся к воде, в которой отражался Александр. Она смахнула пелену с глаз, вновь обращая внимание на своего оппонента. Перед ней Джейс. Её Джейс. Глаза снова вернулись к воде, застывая в шоке. От внезапной картины в отражении тихой глади Кларисса закричала, отползая от нависавшего над ней тела. Там, в отражении, она наблюдала, как тёмная смерть заставляет захлебываться её в собственной крови. Как острое лезвие ножа перерезает её горло одним движением. Она буквально почувствовала, как рот наполняется жидкостью с привкусом железа, а дышать становится невыносимо трудно. Рыжая макушка тряхнула копной волос, падая на мягкую траву. В глазах соединялись льдинки, заковывая под собой страх. Слепящее солнце заслонило лицо Александра. Он поднял окровавленный нож, касаясь кончиком языка залитого кровью металла. Хотелось кричать, что есть мочи. Но она не могла. Не могла даже пошевелиться так, как ей хотелось; всё тело билось в конвульсиях, после чего струйки крови переступили уголок рта и край губы. Она захлебнулась собственной кровью, взирая на его удовлетворенную улыбку, вызывающую в сердце ужас… Кларисса проснулась с криком, во мгновение ока судорожно ухватившись за свою шею. Рваное дыхание не могло восстановиться, сердце бешено стучало, а виски пульсировали. Это был сон. Очень правдоподобный, но всё же сон. С облегчением выдохнув, девушка спустила ноги с кровати, принимая сидячее положение. К телу прильнула прохлада, стоило больничной рубашке задраться повыше. Белые стены напомнили ей о старых временах, когда она проходила лечение в психиатрических клиниках. Клиника доктора Ватклифа была оборудована современной техникой и модернистским стилем. Место, в котором находилась сейчас Моргенштерн, сильно отличалось. На одном из подоконников горела свеча, освещая собой небольшое пространство вокруг, которое и удалось рассмотреть Клэри. Это не была её палата: здесь не было голубых стен, фикуса, плетеного кресла и панорамных окон. В этот раз Клариссе стало неспокойно. Покинуть постель не позволили подсоединенные к телу проводки и трубки. Спустя несколько минут, на помощь осознанию Клариссы пришла мадам Эрондейл, с присущей ей величественностью и строгостью, она опустилась на стул, находящийся напротив, и протянула тонкую папку в руки девушки. — Твои шансы на нормальную жизнь в Исцелении истекли, Кларисса. Если ты не подпишешь соглашение на лечение, это сделают твои родители. Даю тебе возможность исправлять ситуацию, пока комиссия не назначила тебе терапию существеннее. Сказанное огорошило Клариссу. Холодный тон со стороны директрисы добавил важности и серьёзности её словам. Никто не спрашивал, что произошло. Никто не задавал вопросов. И Клэри, проронив одинокую слезу, открыла документ, оставляя в нужных местах свою роспись. Было бы не так больно и печально, если бы она помнила, за что ей приходится платить в данный момент. В голове Моргенштерн не осталось и следа от произошедшего на крыше, она ничего не помнила, словно ей подчистили память.Глава XXIII.
20 января 2019 г. в 10:13
Пока за пределами мыслей творился хаос, Малакей, будто вросший в землю, стоял в проеме арки межкорпусного перехода. Он стрелял глазами в обездвиженное тело, которое торопясь везли медработники. Это его вина, полностью и безоговорочно. Пробыв не малое количество времени в стороне от павшего тела подруги, Дэвис соизволил подойти и удостовериться, действительно ли то, что он видит — реальность? Галлюцинации при обострении шизофрении были настолько правдоподобны, что иногда он лез на стену, лишь бы избежать происходящего перед глазами. Как он теперь объяснит это Изабель, которой пообещал оберегать Клариссу? Как он объяснит это той паре карих глаз, что с надеждой смотрят на него в данный момент?
Имоджен не стала расспрашивать ученика, когда тот заявился на порог её кабинета с поникшим пламенем Моргенштерн. Та истекала кровью и у них не было времени на выяснения причины, по которой произошло то, что привело к последствиям.
— Она будет жива? — слетает с губ парня, когда он робко сдвигается с места.
Стены давят на него, появляются острые ощущения присутствия третьих лиц, чёрных и безглазых демонов, что приходят в его кошмарах.
— Мы постараемся сделать всё, что в наших руках, остальное — воля Господа, — сдержанно отвечает Имоджен, обеспокоенно поглядывая на подопечного.
— Господ её не жалует, — качает головой Макки. — Он прогневан её вольностью, она ему не нравится, — как заведенный продолжает он свой ответ.
— Зачем вы пошли на крышу? Почему ты не остановил её? — пропускает мимо ушей директриса.
— Вы смотрели на неё, когда она делает это с собой? Это ужасно, — всхлипывает молодой человек, смахивая ладонями слезы так яро, будто он хочет смахнуть всё увиденное и забыть о том, что его друг находится на грани смерти.
— Тебе стоит отдохнуть, Малакей, — доброжелательно говорит Имоджен, направляя парнишку в сторону холла. — Я оповещу тебя, когда ей станет лучше, и ты сможешь навестить её. Не переживай, это обычный случай для её болезни.
— Вы расскажете об этом?
На секунду директриса задумалась. Расскажет ли она? Каждые её отношения с пациентами начинались с доверия, и многие дети оказывались просто заблудшими душами, которым было необходимо убежище и понимание их особенностей. Клэри получила намного больше внимания, что дало ей право на мысли о неприкосновенности. Каждая её глупость, каждый неверный шаг подталкивали её саму в клетку, о которой предупреждала Имоджен. Непослушных птиц запирают на ключ и отнимают свободу.
— Мне придётся сообщить её родителям о случившемся сегодня, и о том, что было «до», — решает Имоджен, сдержанно складывая руки на своей юбке.
— А Джейсу и Изабель? Вы сообщите об этом им? — загорелся Малакей, не желая признавать свою бесполезность. Если бы здесь был Джейс, он бы не позволил этому случиться.
Вина начала пожирать шатена, её когти с каждым его шагом глубже впивались в мысли. Казалось, что теперь её кровь навечно останется на его руках напоминанием о том, какой из него никудышный защитник. А ведь Клэри всегда его защищала, она не позволяла плохому случится с ним. Он же, в свою очередь, позволил.
Ответа от женщины не последовало. Она проводила Малакея взглядом до дверей, ведущих в холл, и скрылась за дверью, ведущей в больничный корпус. Решение было тяжелым, Имоджен самой не хотелось признавать тот факт, что Кларисса уже не остановится. Девчонку срочно нужно обуздать.
К своему нежеланию, мадам Эрондейл пришлось сообщить об инциденте родителям Клариссы. Она долго оправдывалась перед ними и пыталась заверить, что произошедшее — нормально. Для таких людей, как Джослин, любая пыль не в том месте вела к разрушению. После долгого разговора Имоджен поняла, о чём часами ей говорила Клэри. Её ненормальность абсолютно нормальна с тем диагнозом, который она гордо несет на себе; однако Джослин Фрэй не научилась принимать дочь такой, какой она была.