Turkish Delight

      Я не буду рассказывать вам, как прошли оставшиеся пять дней. Они все были значимыми, невероятно длинными и безжалостно короткими... Как бы мне ни хотелось замедлить и растянуть время, в сутках по-прежнему оставалось всего двадцать четыре часа, и даже помноженные на пять они не превращались в нескончаемый поток убегающих в прошлое минут и секунд.       Я просто ценил каждое мгновение рядом с Керамом, старательно загоняя вглубь своей проснувшейся, ожившей, утопающей в сильных чувствах души гадкий, едкий страх... Страх, что после моего отъезда все закончится. Не будет никакого продолжения. Просто появится вписанный рукой автора «Конец», а там живите, дорогие герои, как знаете. Сказка про зе грейтест лав-стори закончится, и начнутся рядовые будни, в которых нежный дурман турецких сладостей растворится в пресной пище обычных дней. Словно его и не было.       Вот, чего я боялся... Того, что случившееся – не по-настоящему. Сон. Томный бред. Временное помутнение рассудка. Наваждение. Я уеду, и дверь в волшебный мир, где есть человек, способный сделать меня счастливым только одним взглядом и тягучим, бархатным: «Да-а-аня», захлопнется навсегда. И я никогда не найду дорогу назад, потому что... появятся эти... непреодолимые обстоятельства.       Или не появятся. Или просто любовь окажется краткосрочной – выветрится быстрее, чем поддельный турецкий парфюм. Мы знакомы всего две недели, а до следующей возможной встречи – целый год. «Пролетит быстро, и не заметишь». Легко сказать, но это год! Год, когда каждый будет жить своей жизнью. Можно ли на расстоянии сделать так, что оно – это расстояние – исчезнет? Говорить друг с другом, слышать, видеть и помнить, что это испытание? На прочность чувств. На их «настоящесть». Пройдешь его, и получишь главный приз.       Можно ли?       Я ведь ничего не знаю про любовь. Керам знает. Но его знания – не те, которые нам нужны.       Его знания – доказательство, что ничего не выйдет: любовь конечна, любовь проходит, любовь всегда становится чем-то, от чего болит. Всё болит. Потом боль уходит, остается пустота. И чтобы ее заполнить, легче всего любить образ белобрысого парня, проходящего каждый день под твоим балконом. Легче, гораздо легче, ведь тот белобрысый парень даже не запомнил тебя после удачно подвернувшегося случая познакомиться. Виноват ли в этом белобрысый бестолковый парень, которому легче было не запомнить реального человека, а придумать фантазию об идеальном партнере?       Каждый из нас жил до встречи в своем осознанном одиночестве. Пускай и возникшем по разным причинам, но в этом мы с ним были похожи...       У Керама есть опыт. Опыт, который подсказывает ему: родные люди – вот, кого любить должно и правильно, семья – вот, на кого стоит тратить свои силы. Это любовь. А те, другие, на кого он расходовал время, просто другие, что забрали время. Но он их простил. И не держал обиды. И на память себе оставил только хорошие воспоминания. О больном предпочел забыть. Только вот опыт и знание никуда не делись. Горечь разочарования не исчезла, и, возможно, не исчезнет – чтобы ее стереть, нужен тот, кто докажет: бывает иначе. Увы, Керам слишком часто видел, что иначе бывает редко.       Керам рассказал мне про «других», и я понимал, почему он оставляет мне право выбора – год на решение: стоит ли курортный роман того, чтобы ломать обстоятельства, ломать себя и упорно держать автора за руку, чтобы он не вписал «Конец» в нашу историю?       Керам дарил мне время. Определиться. Хочу ли я стать его...       ...семьей. Не в смысле юридических обязательств – чушь. Только в единственно верном смысле: хочу ли я стать для него человеком, который прекрасно понимает, что любовь может быть бесконечной, если знаешь: она многогранна. Настолько многогранна, что даже то плохое, что может случиться с вами и между вами, тоже любовь.       Это не праздник длиною в жизнь. Это ответственность и обязательства длиною в жизнь.       Не мои слова и рассуждения. Керама. И он говорил мне все это с предельной серьезностью. А я молчал. И понимал, что он меня старше не на семь лет, он старше меня на целую жизнь. О которой я ничего не знал. И мне нечего было сказать в ответ. Мне нечего было пообещать в ответ.       Потому что я боялся...       Эти две недели – лишь морок. Я...       ...лишь его образ. А он – моя фантазия. Но как реальные люди мы слишком разные и максимум, на что способны оба – две недели головокружительного романа в жанре мелодраматической комедии с приятным дополнением в виде отличного секса.       Но у меня оставался 1% чуда. Что мы встретились неслучайно и не зря. Что не по велению идиотизма, а по воле судьбы Дашка вытащила меня именно в этот отель на отдых. Это как второй шанс. Последний. Но он нам выпал! Мне выпал, потому что, черт побери, я никогда еще не чувствовал себя таким сильным и таким уязвимым одновременно. Таким живым и настоящим. Я не хотел больше быть Данто Кицуне, живущим в мире игры, я хотел быть Данькой Лисицыным, потому что в Даньку Лисицына влюбился Керам Алеф, потрясающий и роскошный Керам Алеф, чье имя звучит, как незабываемая мелодия.       И этот Керам Алеф – обычный человек. Из крови и плоти. Отнюдь не небожитель. У него наверняка есть множество недостатков, вредных привычек и раздражающих черт характера. Он не всегда выглядит, как парень с обложки. У него тоже нет ответов на все вопросы. И он тоже чего-то не умеет делать и в чем-то может лажать по полной. И, твою ж налево, я хотел об этом знать! И полюбить именно за это. И доказать ему: плевать на тех «других». Просто они не Данька Лисицын. Просто Кераму нужен я. Вот и всё. А тем «другим» нужен кто-то специально придуманный для них. И если повезет, они увидят и распознают свое. Может быть. Не моя забота. Моя забота сделать так, чтобы Керам забыл о разочаровании.       Поэтому я рвал в клочья страх, гнал его и давил сомнения. Если я не буду верить, то ни хрена не получится. Я должен верить за двоих.       Я смогу. Я сумею.       И тут фоном звучит что-то пронзительно-торжественное, а я, стоя на вершине горы, всматриваюсь с уверенным видом за горизонт! Уровень пафоса соблюден. О важном рассказал. Вернемся к последнему дню пребывания в Кемере.       - Нет... Черт... Блин... Подожди-подожди-подожди... Ай! У меня ногу свело! – завопил я, заваливаясь с Керама на пол. Причем на пол я завалился не только с Керама, но еще и с кровати. А он не успел меня поймать.       Керам не всемогущ. Однозначно.       Но ему простительно. Потому что он лежал на спине, со связанными над головой руками (для чего была использована не по назначению моя майка), с прикрытыми глазами, чтобы не смущать меня (я попросил), голый и скользкий - щедро обмазанный апельсиновым маслом для массажа (я немного увлекся, поэтому слетел с него, как санки с горки – стремительно). Керам-то лежал и ждал феерического секса, который я ему пообещал. Акробатические этюды в моем исполнении он не ждал.       Зря. Расслабился.       Я тут за эти дни осмелел, типа, стал опытным, натренировался, и меня потянуло на эксперименты. Очень мне хотелось попробовать ту позу – наездник на боевом скакуне. Мы ж уже и так, и этак отлюбились по несколько раз на день, то есть... Не то чтобы мы не вылезали из постели – она, оказывается, не особенно-то и нужна, если опять приперло, а припирало постоянно – будто впрок торопились натрахаться. Так вот... Я прям даже не знаю, что мне больше понравилось – так или этак. В смысле, с Керамом было охрененно хорошо сверху, снизу, сбоку и с подскоком. Сегодня был наш последний день, и мне до зуда во вспотевших ладошках хотелось оседлать его. Потому что когда думаешь про секс – не думаешь про расставание.       Я бы, значит, эффектно так насаживался на его член, делал телом волны, упирался в его грудь руками, громко стонал от наслаждения и садистски растягивал удовольствие, не давая ему кончить. А он бы, связанный и беспомощный, двигал бедрами, тянулся за поцелуями и умолял меня: «Да-а-аня!». В одном пор... Э, ну в общем, в одном кино видел. И как-то так сия картина рисовалась у меня в голове.       Голову мне, конечно, подлечить не мешало бы. А Кераму вовремя ее включать, удерживая проблесковым маячком предупреждение, что мне в этих делах доверять рано. И позволять пагубную инициативу проявлять пока тоже не стоит. Но сперматоксикоз – он такой. Подлый. Я как предложил, так у Керама тут же мозг и рубануло – по глазам видно было и по тому, как лихорадочно он облизнул пересохшие губы и быстро разделся. На щелчок пальца. Хотя мы зашли после завтрака в его домик, чтобы захватить полотенца и отправиться на пляж, к Дашке и Оззи.       Я не хотел на пляж – я хотел чувствовать Керама. Кожей. Чтобы в деталях сохранить в памяти, каково это – сливаться телом с человеком, в которого влюблен. Мне этих воспоминаний на год должно хватить. И сделать это собирался неторопливо. Со вкусом. Чувственно. Поэтому я связал ему руки (условно, безусловно – прикольно звучит, да?) и медленно втирал в его кожу апельсиновое масло, тактильно запоминая ощущение горячей гладкости под пальцами. А Керам шептал на турецком признания, среди которых я ясно различал свое имя и слово «ашкым». Я уже знал, что оно значит: «Любовь моя». И ловил с его губ все эти нежности, которые ничуть не сбивали мой эротически-экспериментальный настрой. Наоборот. Заводили еще больше и кружили голову вертолетами.       Я почувствовал себя гуру секса и соблазнительным искусителем – ладонями «слышал» дрожь нетерпения тела Керама, губами чувствовал его прерывистое дыхание, глазами впитывал все оттенки страсти на его лице. Ну а потом...       Совет бывалого. Если вы хотите удивить любовника позой наездника, то тщательно подготовьтесь. Физически. Походите в спортзал, поприседайте как следует, накачайте мышцу в ногах и руках, сделайте себе пресс, чтобы в ответственный момент у вас не свело ногу, вы не потеряли равновесие и не завалились на пол. Для последнего совет – не натирайте своего любовника скользким массажным маслом! Но если уж вы все это решили изобразить без подготовки, то хотя бы не связывайте ему руки, чтобы он мог вас держать.       - Даня? – Керам свесился с кровати с выражением лица, которое свидетельствовало об одном: он еле сдерживает смех. – Ты как?       - Никак, - проворчал я, разглядывая потолок. Он был белым, однотонным и абсолютно неинтересным.       - О пожар чресел моих, я тебя обожаю, - все-таки рассмеялся Керам, высвобождая запястья из моей майки. Встал, протянул мне руку и помог подняться. Вытерся полотенцем, стирая с себя масло. Я как раз пока сгорал от стыда, вспомнив все матерные слова, что знал.       – Думаю, у нас с тобой будет крайне богатая и разнообразная сексуальная жизнь, - внезапно проговорил Керам. – Если судить по твоему темпераменту и замысловатости мышления.       - Думаешь? – немного приободрился я. Тем более, Керам откинул полотенце и уже водил ладонями по моему телу – невесомо и щекотно.       - Даже уверен, - кивнул он с серьезным видом. – Прорва инициативы. Мне нравится.       - Инициатива вся, правда, какая-то у меня дурная, - заметил я. – Когда ты ведешь, получается лучше.       - А по-моему, тот спонтанный секс в кладовке, куда ты меня затащил, украв после шоу-программы, был... очень и очень, - улыбнулся Керам и подвигал бровями. – Разве нет?       - Ну... – воспоминания о вчерашнем обожгли кипятком и ускорили бег крови в нужной части тела, вернув туда бодрость духа и энтузиазм. – Черт с ней, с позой наездника. Еще все будет, правда?       - Обязательно, - кивнул Керам.       Обещания будущего. Мы пересыпали ими через фразу – это было необходимо нам обоим. Невзначай строили планы: какие нужны будут документы для переезда сюда, чем я мог бы здесь заняться со своей специальностью, где мы могли бы жить... Хорошо было бы, если бы за год я подтянул английский до уровня advanced (у меня только intermediate) и начал учить турецкий – так больше шансов оказаться полезным по моему профилю знаний.       Мы обменялись контактами и нашлись во всех сетях и мессенджерах, где только можно было. То есть в ВК, где Керам долго с изумлением рассматривал мою страничку Данто Кицуне, а я молчал, не зная, как ему объяснить, чо это ваще такое, у него была еще старая на имя Кирилла Ломадзе, куда он в последние полгода вообще не заходил, в скайпе и вайбере. Оказывается, ничем другим мы оба не пользовались. А, еще через электронную почту состыковались. И последние пять дней у меня было чудесное развлечение: я в процессе действа комментировал выступления Ежика, забрасывая его сообщениями в вайбере. А он потом читал и хохотал. Сказал, что у меня офигенное чувство юмора – специфическое.       Сделали массу совместных фотографий. Я не любил фоткаться, точнее, как-то поводов особенных не находилось забивать память телефона собственными селфи (я, помятый и взъерошенный, на фоне шкафа после ночи игрулек за компом – явно не повод), поэтому переслать Кераму мне было нечего. Парочка только у Дашки в запасниках обнаружилась. Это у него фотографий – целое портфолио. Род деятельности обязывал. Но среди них почти не нашлось личных, ну, знаете, не профессиональных. Поэтому мы фоткались при каждой удобной возможности. И даже эротишные друг для друга сделали, с перчинкой. Чтоб потом было на что дрочить, ага. Их я спрятал и запаролил.       Мы цеплялись за любую возможность утвердиться в мысли – наше расставание временное. Все будет хорошо. У нас все получится.       Если допускать сомнения и бояться, то почва моментально уходила из-под ног. Я сразу терял ориентиры, замыкался в себе и мрачнел. Но Керам, тут же замечая перемены в моем настроении, говорил что-то успокаивающее и улыбался. Меня отпускало. Надеюсь, я не расклеюсь по возвращении домой и смогу помнить о нашем обещании. Поэтому больше фоток, больше секса, больше признаний...       - В душ? – я лежал под Керамом, взмокший и расслабленный, насквозь пропахший апельсиновым маслом и смешанным запахом нашей спермы. Шевелиться на самом деле лень. Мне нравилось так лежать и чувствовать на себе вес тела Керама. Но хотелось есть. За две недели я слишком привык к приему пищи по расписанию – желудок требовал обеда.       - Да, надо бы, - также лениво отозвался Керам. Его голова вполне комфортно покоилась на моей груди, пальцы бегали по ребрам, а влажные волосы щекотали шею и подбородок. – Хочешь, я завтра провожу тебя до аэропорта? – внезапно спросил он.       - Продлим агонию на пару часов? – хмыкнул я. И тихо признался:       - Я же не улечу никуда. Серьезно. Я знаю, что должен быть мужиком и все такое, но аэропорт, самолеты... Так и вижу, как меня отдирает от тебя охрана и тащит волоком к трапу, а я вырываюсь, ору... Даша с Оззи делают вид, что мы не знакомы. А ты... ржешь. Ну чо ты ржешь?       - Я понял, - Керам коснулся моих губ и с легкостью встал. – Никаких агоний.       - К тому же нам с Дашкой вставать в три утра, а у тебя потом рабочий день по полной программе, - я хотел выглядеть взрослым и мудрым, мол, лучше вообще не провожать, меньше нервов потратим.       - Мне не привыкать, - отрезал Керам. – На трансфертный автобус я тебя точно посажу.       Я промолчал. Ни взрослым, ни мудрым я не был, и мне хотелось, чтобы Керам проводил до аэропорта. Но опасался, что это будет слишком... эмоционально для меня.       - У тебя телефон вибрирует, - бросил я, сменив тему.       - А? Да... Точно, - Керам взглядом поискал мобильный, удивленно выгнул бровь, увидев имя звонящего, бросил на меня быстрый взгляд и принял вызов. – Амджа? – он перешел на турецкий. После короткого разговора отключил телефон и растерянно пробормотал:       - Амджа... В смысле дядя Эмин приехал.       - Куда? – не понял я.       - Сюда, - Керам потер щеку. – Ждет меня. На обед... И тебя тоже.       - Что? – я резко сошел с лица. – Зачем?       - Посмотреть на тебя хочет.       - Может... не надо... смотреть? – у меня спина похолодела.       - Придется, Даня, - Керам снова с растерянным выражением потер щеку. – Если ты планируешь... то придется. И... с моим дядей лучше не спорить. Если уж он даже приехал сюда... Это очень важно.       - А если я ему не понравлюсь? – вдогонку у меня еще волосы на голове зашевелились от странного липкого ужаса.       Керам мне много рассказывал про Эмина Алефа. И главное, что я понял: дядя Керама – человек авторитарный, жесткий, своенравный. Его слово – закон. А еще он безмерно любит племянника, как родного сына, и даже обращается к нему «оулум» (сын), и порой в своей опеке бывает чересчур бескомпромиссным. Но Керам научился сдерживать давление Эмина, умело балансируя между дядиными желаниями: «Так будет лучше для тебя» и своими целями: «Дядя, я тебя услышал, но позволь мне попробовать сделать вот так». Но балансировать не всегда получалось, и иногда дядя с племянником ссорились. Из рассказов Керама я сейчас сделал вывод, что если не понравлюсь по какой-то причине Эмину Алефу (а причин может быть масса, посмотрим правде в глаза), то у нас возникнут нефиговые проблемы.       И меня совсем не успокоило то, что Керам виновато на меня глянул в ответ и неубедительно улыбнулся.       - Он обещал не мешать, - тихо произнес Керам. – Это только мое дело.       - Но он приехал сюда, - выдавил я едва слышно. – Значит, не совсем твое.       - Амджа... Дядя волнуется. За меня. Это нормально, - попробовал объяснить Керам.       - Теперь я волнуюсь. За себя, - пробормотал я. Но делать нечего: проявить сейчас малодушие – значит, сразу сдаться.       - Даня, - Керам притянул меня к себе. – Просто будь собой. Не надо из себя никого изображать. Я знаю, почему влюбился в тебя. Если дядя этого не увидит, то... это ничего не изменит. Ты, я и то, что между нами – только наше. Веришь мне?       - Ладно. Ладно, - я кивнул и отправился в душ.       Эмин Алеф производил впечатление... Он просто производил впечатление. С порога давил энергетикой и исходящей от него властностью.       Многие мужчины в возрасте, которых я видел в Кемере, в большинстве своем теряли юношескую знойность, носили усы-бороды и пузики в районе живота, сверкали щербатыми ртами и золотыми зубами. Становились обычными дядьками, и их легко было вписать в большую шумную семью с кучей ребятни и широкоформатной женой. По турецкой традиции еда на столе должна быть сытной, обильной и в итоге съеденной, иначе нанесешь оскорбление жене. Не знаю, подсыпают ли они яд благоверным сейчас, если те кривят лицом перед их стряпней, но, судя по рассказам гида, раньше так делали. Поэтому в турецких семьях принято есть много – неудивительно, что это сказывалось на внешнем виде. Впрочем, здесь и в стандарты красоты болезненная худоба не входит... Блин, о чем я?       Короче, я хотел сказать, что Эмин Алеф выглядел как какой-нибудь актер, типа Омара Шерифа. Наверное. Не помню, как он выглядит. Моя мама его любит. Еще похож на того мужика из турецкого сериала, как его... Аааааа… Что-то про век. Он там султана играет. Я не видел ни одной серии, но наслышан более чем. Мама прям болела им, отчего страдал я, за ужином выслушивая пересказы о сложной султанской жизни. Когда мы собирались в Турцию, она советовала Дашке взять экскурсию по местам съемки этого шедевра турецкой кинематографии. Слава богу, сестра не прониклась. И я опять не о том! Суть в том, что я нервничал.       В общем... Эмин Алеф встретил нас на пороге шикарно-помпезного номера-люкс с видом на море, подавляющего роскошью, за его спиной виднелся красиво сервированный стол, уставленный блюдами, фоном звучала музыка - джаз. В белом костюме, ухоженный, высокий (выше Керама), подтянутый, с яркой сединой в смоляных волосах, он просто стоял и, молча, без единой эмоции на лице, смотрел на меня. А я чувствовал, будто меня сейчас препарируют без инструментов. Мне никогда не было так страшно и неловко одновременно. Особенно за мой расхлябанный вид – нелепая мятая майка и нелепые короткие шорты. Еще я жалел, что не спросил у Керама, как на турецком будет хотя бы: «Здравствуйте».       У дяди Керама въедливый, острый взгляд черных глаз, хищный нос и тонкая линия жестких губ. И он красив настолько, насколько может быть красив абсолютно некрасивый чертами лица человек. Они у него резкие и дисгармоничные, но при этом он выглядел как красавчик из кино. Понимаете, о чем я? И я в жизни не дал бы ему шестьдесят три года.       Керам подтолкнул меня в номер – сцена на пороге номера подзатянулась, я робко вошел, кивнул и пробормотал себе под нос: «Здрассте. Я Даня. Лисицын». Эмин Алеф молчал и продолжал меня уже расчленять взглядом. И в его взгляде читалось... Ничего не читалось – вот, что пугало. Охох! У меня вспотели ладони и неприятно заныло в желудке. От нехорошего предчувствия. Но тут Эмин хмыкнул и перевел взгляд на племянника, протянул к нему руки...       Керам обошел меня, широко улыбнулся, что-то сказал дяде на турецком, и мне послышались смешливые укоризненные нотки, а потом крепко его обнял. И в этот момент Эмин преобразился до неузнаваемости, честное слово.       Выражение его лица смягчилось, взгляд потеплел, на губах замерцала ласковая улыбка. Он ответно крепко обнял Керама, затем отстранился и замер, любуясь. Смотрел на племянника... обожающе, клянусь вам! С неподдельной гордостью и любовью. Кто бы на меня хоть раз так посмотрел... Керам продолжал ему что-то быстро говорить, и его голос искрился радостью, Эмин внимательно слушал, тихо отвечал, не сводя с него глаз, а я почувствовал себя лишним. Неуместным.       Про меня как будто забыли, и мне показалось, что я здесь только с одной целью - лично убедиться в том, что на меня так смотреть не будут, потому что я никогда не стану частью семьи. Да я и не претендовал, просто... мелькнуло: если я сейчас тихонько исчезну – никто не заметит. Возможно, моя роль отыграна: меня не приглашали на обед – меня пригласили, чтобы дать понять: катись отсюда, отлепись от моего племянника, ты чужой и жалкий. Прежний «я» обиделся бы и ушел. Нынешний «я», осознавший, что потерять шанс можно легко и быстро – достаточно просто снова пойти на поводу своего уязвленного ситуацией эго, считающего, что ему все всё должны, решил поступить иначе.       Я демонстративно кашлянул, скинул сланцы, прошлепал к столу и занял лучшее место возле блюда с фруктами и сладостями. А вслух спросил:       - Предлагаю выпить за знакомство. Кто будет вино? – и взялся за бутылку красненького.       Выражение лица Эмина Алефа стоило миллиона в твердой валюте в этот момент. Он медленно обернулся ко мне, выгнул бровь (также, кстати, делал Керам) и прожег меня насквозь испепеляющим города и веси взглядом. Видимо, я нарушил все приличия, какие можно. Но у меня было оправдание: стоять при госте и трындеть на турецком, не обращая на него внимания, тоже невежливо. Керам слегка отвернулся, но я заметил, что он беззвучно смеется.       - Ваш бокал какой? Этот? – игнорируя попытку Эмина распылить меня на атомы, спросил у него. – Кстати, я знаю, как вас зовут, но вы так и не представились. И даже не поздоровались, - добавил я, чуя нездоровый кураж под названием: «Гори все синим пламенем. Умирать – так с музыкой!».       - Амджа... – позвал тихо Керам дядю. – Прошу тебя, - по-русски произнес он.       - Хорошо, Рами, - также по-русски ответил Эмин, хмыкнул и обернулся ко мне. Качнул головой и, цокнув языком, произнес:       - Бебек, как ты разговариваешь со старшими?       - А как нужно? – уточнил я, все еще пребывая в образе наглеца. – И я не «бебек», - добавил на всякий случай, потому что хрен его знает, что это значит. Может, ругательство какое.       - Дождаться, когда придет твоя очередь, и только тогда открывать рот, - строго ответил Эмин. – Тебя этому не учили?       - Эммм... – я замялся и поставил бутылку вина на место. Мне вдруг стало стыдно. Немного. И да, вообще-то не учили. По моим представлениям сначала какое-то уважение надо выказать гостю, а потом уже миловаться с родственником. А не прожигать взглядами и игнорировать.       - Здравствуй, Даня. Я Эмин Алеф, - представился мужчина, протягивая мне руку. Я выскользнул из-за стола, пожал его сухую и горячую ладонь, такую же горячую, как у Керама, и покраснел. – Тому, что сначала надо помыть руки, а потом уже хвататься за еду, тебя тоже не учили?       - Эммм... учили, - стушевался я, чувствуя, что покраснели у меня даже кончики волос.       - Тогда живо мыть руки, - скомандовал Эмин. – Рами, тебя это тоже касается, - не терпящим возражения тоном.       - Я все испортил? – спросил я у Керама, когда мы зашли в ванную. Там стояло джакузи, к слову. И душевая на роту солдат.       - Ты ему понравился, - улыбнулся Керам и просиял.       - Он меня чуть не убил взглядом, - прошептал я сердито.       - Нет, - покачал головой Керам. – Дядя всегда так смотрит, когда решает, нравится ему человек или нет. Если бы ты ему не понравился, он бы первым делом с тобой поздоровался, сказал что-то сухое и вежливое и оставшееся время делал вид, что тебя здесь нет.       - Он и так делал вид, что меня здесь нет, - заметил я резонно.       - Нет, - опять покачал головой Керам. – Ты ему понравился, поэтому он повел себя в традициях нашей семьи. Показал, что принимает тебя. И начал разговор с тем, кто старше. То есть со мной. Младшие всегда ждут своей очереди, но им потом уделяется больше всего времени. Бебек, - и он улыбнулся.       - Что это значит? – насупился я.       - Это ласковое. Дитя, ребенок... Ты ему очень понравился, Даня. Дядя ни за что не назвал бы тебя так, будь иначе, - Керам сиял так, что затмевал сиянием свет электрических лампочек. Это же значит, что все хорошо, да?       - Мог бы предупредить... об этих ваших традициях, - пробормотал я, опешив, если честно. Мое поведение теперь виделось мне до ужаса глупым и некрасивым.       - Извини, я сам растерялся. Не додумался тебя немного подготовить. Не ожидал, что он приедет.       - Я ему правда понравился? – спросил тихо, ожесточенно намыливая руки.       - Да, - уверенно произнес Керам. – Дядя хорошо разбирается в людях. Что бы я ему ни рассказывал про тебя – он бы не послушал, если бы решил, что ты ему не нравишься. У него это на уровне интуиции. Мешать не стал бы – точно. Если честно, до тебя ему не нравился никто из тех, с кем я был близок. Причем он никогда не объясняет, почему, просто говорит: «Сам поймешь, Рами. Это твой опыт». И каждый раз оказывался прав. Поэтому... Даня, расслабься. И давай за стол – дядя не любит ждать.       Расслабься… Какой там!       Пристыженный и теперь боящийся испортить впечатление своей невоспитанностью и незнанием чужих традиций, я просочился скромно за стол, потупив взгляд аки девица на выданье, компактно пристроился в уголке дивана и с паническим страхом рассматривал ряд из столовых приборов возле пустых изящно-белых тарелок. Пять вилок. Твою мать, пять вилок! Что я должен с ними делать? Жонглировать? Я умею пользоваться только одной! Какой-нибудь одной. И по этикету как принято: локти на стол нельзя же класть, да? Или наоборот? Вино сначала надо, типа, понюхать, сделать маленький глоток, посмаковать и только потом проглатывать, так? И как есть десерт? Руками вряд ли прилично… Может, сказать, что я не голоден? Поцедить вино с пресным видом, а поем потом. Благо на территории отеля поесть можно всегда и везде.       Незаметно косился то на Эмина, то на Керама, уверенно разливающего вино и деловито раскладывающего мясо и овощи по тарелкам, и мечтал стать невидимкой. Хорошая суперспособность – она бы мне сейчас пригодилась. Жаль, у меня ее нет.       - Ешь, непутевый, - внезапно мягко и насмешливо произнес Эмин Алеф, разрушив повисшее, неуютное для меня молчание. Ровно так же мягко и насмешливо, как говорил Керам. И смотрел он на меня так же, как на Керама недавно – ласково. И улыбался.       А я, удивленно уставившись на него, вдруг заметил, как же сильно они похожи – дядя и племянник. Не внешне, хотя фамильные черты прослеживались, а… энергетически? Так бывают схожи очень близкие люди. Манерой говорить, жестикулировать, смотреть, улыбаться, создавать вокруг себя определенную ауру. Керам постоянно акцентировал внимание на том, что его воспитал дядя – и сейчас это было видно невооруженным взглядом: кто был главным человеком в его жизни. Хотя мы даже не пообщались толком. И первое впечатление от встречи - так себе. Возможно, в будущем, приняв на себя управление семейным бизнесом, Керам похоже научится смотреть на людей - властно и жестко, беспристрастно сканируя взглядом, чтобы потом решить – стоит его визави внимания или нет. Я представил себе Керама в образе и решил, что хотел бы его увидеть таким. И хотел бы, чтобы Эмин Алеф продолжал мне улыбаться.       Поэтому взял первую попавшуюся вилку и ткнул ею в мясо. Фиг с ним, с этими этикетом и традициями: надо будет - разберусь. В конце концов, не на приеме у королевы английской. Отсутствие познаний в этой области не делают из меня плохого парня. Буду собой. По какой-то совершенно для меня необъяснимой причине я понравился Эмину Алефу, с одного пронзительного взгляда – это уже вин! Все остальное – неважно.       - Бебек, - опять повторил Эмин Алеф, глядя на то, с каким удовольствием я уплетаю за обе щеки мясо и, от души смакуя вкус, запиваю его вином (это самое вкусное, что я когда-либо пробовал!). – Хороший аппетит, - добавил он. – Такой и должен быть у мужчины.       Я физически ощутил, как пузырится радостью, словно играет шампанское брызгами, Керам. И окончательно расслабился. А потом завязался незатейливый разговор. И я почему-то впервые ощутил потребность говорить много, взахлеб. Эмин задавал вопросы, и я рассказывал о себе. Мне очень важно было рассказать о себе как можно больше, открыться, показать, какой я – ничего особенного, правда. Но все, что во мне есть хорошего и значимого, я бы отдал Кераму. И мне очень хорошо сейчас – хочется здесь быть. Хочется говорить. Хочется чувствовать Керама подле себя, чувствовать его искреннее счастье. И очень хочется стать частью его жизни. И видеть одобрительный взгляд Эмина. И… и…       Я не знаю, что со мной произошло в тот момент – я взрывался эмоциями. И ничуть не реагировал на снисходительно-добродушный тон Эмина, время от времени делавшего мне замечания. Потому что я, конечно же, умудрился и вином облиться, и Керама в бок толкнуть, размахивая руками, да так, что он подавился и долго откашливался, и брызнуть соком апельсина на Эмина. Поэтому он постоянно бросал нечто вроде: «Сначала прожуй – потом говори», «Моя племянница Ари и то аккуратнее, чем ты, а ей всего пять лет», «Ты в курсе, зачем на столе салфетки?». Но все это говорилось таким тоном… Типа, строгим, а на самом деле…       Эмин смеялся. Глазами. Потом подолгу задерживался взглядом на племяннике, качал головой и что-то бормотал себе под нос по-турецки. На что Керам заливисто хохотал и тянул с легким укором в голосе: «Амджа…».       Я прекрасно понял, почему Керам так любит дядю. Уважает его. И готов наизнанку вывернуться, лишь бы он был доволен. В Эмине ощущалась поразительная мощь характера, личности, и если заслужить его одобрение – словно нобелевскую премию получил. Я почувствовал это на себе. Ровным счетом ничего не сделав, я получил его одобрение. Он ко мне отнесся с вниманием. Но если у нас все получится, и я перееду к Кераму… Я обязательно сделаю так, что он меня оценит не только потому, что я «бебек».       Именно так я думал, когда мы прощались. Два часа пролетели как один миг, и мне было жаль, что обед быстро закончился. Но Эмину пора было возвращаться в Анталью. Керам сказал, что у дяди очень плотный график, и это действительно чудо, что он приехал сюда…       …только для того, чтобы на меня посмотреть.       Керам мне потом объяснил, что дядя испугался тех эмоций, что услышал, когда он рассказывал обо мне. Потому что так совершаются роковые глупости. Поэтому он выкроил несколько часов, чтобы посмотреть на меня и решить, как действовать, решить, могу ли я навредить Кераму. Ведь… мало ли кто я, так? И что у меня на уме. А Керам – натура страстная, и безумные порывы ему не чужды. Это было сказано с горькой усмешкой. Опять что-то неприятное из прошлого.       Эмин сказал, что ума у меня пока маловато. Чистое дитя. С кристально прозрачной душой. Бебек.       Кераму прям до жути понравилось, как назвал меня дядя. Ну и ладно. Мне тоже кое-что понравилось до жути… Сокращение его имени до «Рами». Красиво. Нежно. Интимно. По-домашнему.       - Куда вы пропали? – Оззи выловил нас в холле, сверкая безумными глазами. – Я уже час бегаю в радиусе двух кэмэ и ищу вас.       - Молодец. Спорт полезен для здоровья, - с индифферентным видом пожал плечами Керам. – Мы обедали с моим дядей. Он хотел познакомиться с Даней.       Просто так сказал. Обыденно.       - Фигасе! – присвистнул Оззи и округлил глаза. Глянул на меня – я поспешно отвернулся, не очень желая обсуждать случившееся. Мне еще самому все осмыслить надо. Илюха считал меня быстрее программы, выискивающей баги. И вернулся к разговору с Керамом. – Дядей… Это в смысле… - он многозначительно обвел глазами холл, мол, тем самым, что владелец судов и пароходов.       - С ним, - кивнул Керам, мерцая насмешливой улыбкой. – Чего хотел-то? И где наша куколка?       Судя по тому, что Оззи не стал развивать тему с дядей и семейными обедами (а пропустить такое вообще не в его духе), он был занят своими мыслями, и нас искал не просто так, а по глобальному поводу.       - Даша с этой своей подружкой из Минска закупается сувенирами напоследок. Вот это вот всё… Рахат-лукум, мыло, масла, магнитики, еще какая-то поебень… Что все прут из Турции, чтобы потом задарить ею несчастных друзей и знакомых. Я сбежал, - бросил Оззи, поморщившись. Понятно. Я бы тоже сбежал. Осуждать его не намерен. Керам хмыкнул. – Ребзя, мне нужна ваша помощь, - вдруг посерьезнел Илюха. И неожиданно замялся, типа, смутившись? Да ладно!       - Внимательно, - с улыбкой, приглашающе произнес Керам, как будто догадавшись, о чем пойдет речь. Уж больно понимающим у него стало выражение лица. Я один чего-то не догоняю?       - Я хочу сделать Даше предложение. Сегодня вечером, - решительно произнес Оззи и пристально на меня посмотрел.       А я тут при чем? Хочешь – делай. Давно пора так-то. Сколько еще можно безответно любить и играть по отношению к ней в лучшего друга?       Илья с облегчением выдохнул. И продолжил:       - Я сначала думал, что было бы красиво признаться в любви со сцены, - он почесал переносицу, покосившись на Керама. – Но потом решил, что это как-то… Театрально. А я… Я просто хочу, чтобы она поехала со мной. Мы договорились, что я заберу ее из Калининграда, когда она уладит дела. Но договорились так, между прочим. Ничего не обсуждая. Типа, любишь? Люблю. Точка. А у меня не просто любовь… То есть…       Всегда и во всем уверенный, наглый и беспардонный Ознауров реально (реально!) смущенно замолчал и помрачнел…       - А ты знаешь, что она – единственная, - договорил за него Керам. – Твоя девочка. С которой чувствуешь себя мужчиной. И горы ради нее свернешь, и дом построишь, и деревьями всю улицу засадишь, и сына, и дочь, и пешком до Антарктики, если она захочет свежего снега летом, - задумчиво произнес он, глядя на Оззи.       - Да… Типа того, - пробормотал Илюха.       Это все, конечно, чума и очень здорово, но я гневно воззрился на Керама. Какого… хрена? Надеюсь, в его словах проекции на меня нет? Потому что иди ты в жопу, я не девочка, ради которой Луну с неба на подносе подавать нужно. Сам могу принести. Керам смешливо сморщил нос и закусил губу. Издеваешься?       - Бебек, - беззвучно проговорил он.       Ладно-ладно. Прикалывайся. Юморист недоделанный. Я тоже могу. Ну, не прям сейчас. Сначала шутки придумаю.       - От нас что нужно? – спросил Керам, отвлекшись от переглядываний со мной.       - Помогите приготовить сюрприз, - попросил Илюха. – Хочу сделать ей предложение на пляже, возле моря и гор. При свете звезд и свечей. Выложить огоньками сердце… Лепестки цветов… Музыка… Ну и… все такое, - последние слова он уже бормотал себе под нос, потому что у меня вытянулось лицо до ярко выраженного: «Чо? Ознауров, ты ли это?»       - Можем еще фейерверки бахнуть, если она согласится, - спокойно предложил Керам, без насмешки. На полном серьезе включившись с обсуждение. – Музыку я тебе обеспечу. Есть нечто особенное или на мое усмотрение?       - Ну мне… Есть одна вещь… Сергей Бабкин, «Забери». Она такая… Там то, что я чувствую. И я хочу, чтобы Даша тоже услышала, - Оззи разволновался – закашлялся и отвернулся. Замер, глядя в панорамное окно холла. Поджал губы, нахмурился. А в глазах – странная печаль-боль. Когда любишь кого-то настолько сильно, что с этой любовью жить больно. Но без нее – еще хуже. Наверное, я впервые увидел, насколько сильно и как давно Оззи влюблен в мою сестру. Не детская увлеченность, над которой можно подстебываться. А то самое, настоящее. Что спрятано глубоко в сердце, как великий дар.       Похоже, это и твой второй шанс, да, Оззи?       - Все сделаем в лучшем виде, - пообещал Керам и ободряюще сжал плечо Илюхи. – Она согласится, - еле слышно, но весомо добавил он, тоже правильно считав растерянность моего лучшего друга.       - Да, - Оззи бросил благодарный взгляд.       - Время? – уточнил Керам.       - После твоего шоу.       - Сегодня турецкая ночь, я почти не буду выступать. Только открою и закрою программу. Так что, проведем вечер вчетвером.       Вечер вчетвером. Последний.       И он был шикарным. Вот и все, что я могу сказать.       Знаете, что я запомню навсегда?       Не впечатляющую шоу-программу, призванную познакомить с национальным колоритом Турции. А там было на что посмотреть – поверьте. Особенно на эти горячие танцы страстных турков, постоянно выкрикивающих что-то залихватское. Зажигательно, честно. Но нет. Это осталось фоном.       И даже не жаркий, быстрый, сумасшедший секс в домике у Керама – заполошный, на одном дыхании, в лихорадке и под аккомпанемент оглушительной турецкой музыки, под которую уже танцевали гости отеля.       Я запомню…       Как мы стояли с Керамом на пляже, в темноте южной ночи, и держались за руки. Я сглатывал ком, застрявший у горла, и смотрел на Дашку. Красивую как никогда. С цветами, вплетенными в волосы. Без капли макияжа. В воздушном сарафанчике. Я видел, как у нее дрожали руки, когда Оззи опустился перед ней на одно колено. А вокруг горели свечи. И играла нужная песня. У нее по щекам катились слезы. А Оззи хриплым голосом спросил:       - Ты выйдешь за меня? – и ничего более. Потому что все остальное прозвучало в тексте песни.       - Да, - прошептала Дашка.       Керам дал знак свободной рукой, и бахнули фейерверки. Музыка стала громче. Молчаливые горы. Бескрайнее звездное небо в отблесках огней. Умиротворенное бормотание моря. Теплый воздух без дуновения ветерка. И острое понимание того, как сильно я люблю Дашку, и теперь она больше не моя. Но я этому рад. Потому что ее забирает у меня человек, не менее важный, чем сестра и Керам. Мой лучший друг.       Тихое на ухо:       - Я буду тебя ждать, ашкым.       Стоп-кадр.       Спать мы не ложились. Потом отосплюсь. Потратить последние часы, которые я могу провести с Керамом, на сон… Нет уж. Уже на рассвете мы выложили камешками «Turkey» и сфоткались на память все вместе. Почти не разговаривали. Эмоции зашкаливали. Какие там нафиг слова…       Момент прощания стерся из памяти. Пусто. Помню только глаза Керама. Теплое прикосновение губ. И душу вынимающее:       - Вернись ко мне. Пожалуйста, вернись. О, лукум сердца и почек моих!       Не смог обойтись без своих этих…       Керам.       Я вернусь.       Веришь?       В аэропорту я настрочил Кераму 58 эсэмэсок. В ответ он мне прислал 73. Последняя перед вылетом была:       «Бебек… Даня… Я люблю тебя».