Дави его нахер! Это мой бывший!

      Мы пересеклись случайно. По крайней мере, тогда мне казалось именно так. Я брёл по дороге, шипя от боли. И было от чего шипеть. Сегодня в школе стало известно, что я педик. И все вмиг ополчились против и без того утонувшего в дерьмовой жизни ученика. Я не знаю, откуда пошёл этот слух, возможно его пустил Николай. Возможно, кто-то увидел меня голым, прижатым к школьному окну и характерно движущимся. Классный руководитель иногда вносил разнообразие в свою сексуальную жизнь, совершенно не думая о последствиях. Иногда это было приковывание, иногда — связывание. Реже вот такая вот публичность.       Честно сказать, любая догадка выбивала из лёгких воздух.       Никто не остался равнодушным к информации, открывающей мою скромную персону с новой стороны.       Поэтому некоторые мальчики вспомнили опыт начальных и средних классов и просто избили меня. Другие, заинтересованные в моих умениях, зажали в туалете, пытаясь крайне скверным способом убедиться в своей ориентации. И подобное могло закончиться очень дурно, если бы в самый ответственный момент в мужской туалет не влетел Николай. Он пытался поднять меня, помочь, отвести в медпункт, но от этого становилось только дерьмовее. Я орал на него как припадочный, а после убежал, громко хлопнув дверью.       Из разбитого носа сочилась кровь. Ноги подкашивались под изломанным телом. Зашёл на последний этаж и дернул дверь, выходящую на крышу.       Заперто.       Пнул ее, стёр тыльной стороной ладони кровь, долго гипнотизировал ее расфокусированным от слез взглядом и, наконец, побрел на уроки. Нечего так просто ломаться. Нечего. Все, сука, им кармой вернётся. Не знаю как, но я организую. Обязательно, блядь.       Смысла идти вечером к классному руководителю больше не было. Мир рухнул и это не изменить и не исправить, сколько ни подставляй жопу.       На уроках я слышал много шёпота в свою сторону, а до этого учитель ещё и не хотел впускать в свой класс. Видите ли, ему не нравилось, что моя форма в крови и порвана. Какой, сука, ужас! На дворе две тысячи второй а люди все ещё не убрали обязательную форму! Или хотя бы не сделали поблажки для бедного больного и избитого мальчика. Но все же меня впустили.       Голова адски звенела и хотелось убиться. Надо было идти домой, вот только там ничего хорошего меня не ждало. Да и подумать надо было о многом.       В первую очередь о мести. Хладнокровной и жестокой.       Объект мести, кстати говоря, встретил меня сразу после занятий прямо в дверях кабинета. Он схватил меня за руку и потащил к себе. Я пытался было вырываться, но не преуспел — конечность дико болела после утренних избиений. Да и на тело навалилась такая усталость, от которой мутнело в глазах и расплывалось мыльными чёрными разводами.       Втащив в свой кабинет, Николай приказал сесть на жесткий диванчик и встал напротив. Он часто так делал, мужчина обожал видеть меня с такого ракурса.       — Ну и? — спросил я его, ожидая, что же скажет этот ненормальный псих. Кровь бурлила в жилах, как же хотелось задушить эту тварь.       — Директор перевёл тебя на частные занятия. Со мной. Он не хочет, чтобы ты позорил школу своим отклонением, поэтому хотел просто вышвырнуть тебя. Но я подсуетился и взял тебя на себя. Теперь на тебе появился ещё один кармический долг, ибо мне за дополнительные занятия доплачивать не будут.       Я смотрел на этого улыбающегося самодовольного сукиного сына и ушам своим поверить не мог.       — А какого хуя ты решил, что я буду, блядь, рад этому?! Какого хера ты, вонючий кусок говна, решил что я проведу в этой школе ещё хоть один ебанный день?! — я вскочил с кресла и стал надвигаться на учителя, тыкая тому пальцем в грудь. — Ты, обрыганная навозная муха, решил ещё один свой всратый кармический долг на меня повесить?! А сам не хочешь взвеситься, как твоя блядушная жена, после того как узнала, что заболела раком?! Или то был совсем не рак, а СПИД, доставшийся ей от очередного ебыря?!       Звонкая пощечина обожгла кожу. Я приложил к ней ладонь и стал с ненавистью смотреть на учителя. Глаза были полны слез, но на душе неожиданно полегчало. Пара секунд стояла оглушающая тишина, после которой меня схватили за шею и впечатали во всратый диван. Как же я его, блядь, ненавижу!       — Щенок! Я тебя воспитаю покладистой сукой! Ты будешь меня благодарить за своё светлое будущее! Я тебя уверяю! Мозги вправлю как надо, не сомневайся! Больной психованный сукин сын! — Николай Артемьевич рычал на меня, его глаза горели диким блеском, а лицо раскраснелось от напряжения. А я... Задыхался, вцепившись в его руки и пытаясь отодрать крепко сцепленные пальцы от горла. Перед глазами мутнело, в ушах звенело и, казалось, ещё немного — и я усну. Навсегда.       Если не кривить душой, хотелось уснуть.       И больше никогда не просыпаться.       Внезапно он отпустил меня, отстраняясь, но лишь за тем, чтобы тут же приковать к дивану. А я и среагировать не успел, дурак!       Мужчина снял ремень и звонко щёлкнул им. Внутри похолодело. Добавим в список извращений ещё один пунктик? Удушение с частичным обездвиживанием, поркой и дальнейшим изнасилованием. Комбинация века. Николай Артемьевич неожиданно завёлся. Хотя, почему неожиданно?       Главное, не заметить это было просто невозможно.       — Снимай штаны, Никиточка. Пора тебя наказать за сквернословие. Сколько мерзости изрыгнул твой грязный рот? Мне кажется, достаточно для хорошей такой порки. Если не снимешь штаны до того, как я досчитаю до десяти — прибавлю тридцать ударов.       Сжав зубы, я уперто смотрел на мучителя и не шевелился. Единственное, что я позволял себе делать, так это тянуть на себя левую руку, прикованную наручником к дивану. А учитель закипал. В его глазах горели огоньки злобы и похоти.       После последнего предупреждения и громкого «десять» мужчина двинулся на меня. Дёрнувшись, пнул ногой учителя, отчего тот согнулся пополам и заскулил. Ключи от наручников выпали из его кармана, со звоном упав на пол, и я тут же притянул их ногой.       Дрожащими пальцами открыв замок, пока учитель скулил от боли в яйцах — а именно туда я и попал, стартанул из кабинета и на всех порах, забыв про боль и рюкзак, помчался на улицу.       Там накатила тошнота и меня вывернуло в ближайший куст. Сплюнул остатки желчи, разогнулся и поковылял нетвердой походкой домой. Избитый, но не сломанный.       — Дерьмовый день? — спросил меня чей-то голос.       Я обернулся и наткнулся взглядом на обычного парня.       — Тебе на это намекнул мой костюм или рожа? — спросил я и побрел дальше. Послышались приближающиеся шаги, и незнакомец поравнялся со мной.       — Скорее совокупность факторов. Меня зовут Максим, — парень протянул руку, которую я проигнорировал.       Слишком мерзко на душе.       — Хочешь выпить? — спросил он. — Мне чертовски сильно необходим собутыльник. Тебе, судя по всему, тоже.       Неожиданно для самого себя я кивнул. Нажраться с незнакомцем? Замечательная идея. На нарах бухла не будет, а тут хоть выпью.       — Только если за твой счёт.       — А я иначе не планировал, — оскалился парень, потащил меня в машину и повёз в какой-то бар.       — Рассказывай, что случилось? — сев на водительское сидение, спросил он.       — Да так, с девушкой посрался... — начал я вешать на уши собеседника лапшу.       — И это она с тобой такое сделала? — скептически глянув на меня, спросил Максим.       — Нет, ее братья. Они сильно разочаровались во мне.       — Если не секрет, то почему поругался?       — Какой ты, сука, любопытный! — возмутился я, судорожно придумывая ответ на вопрос.       — Какой есть, не напрягайся, я ни единому твоему слову не поверил. Выпьем и расскажешь правду, если захочешь.       — Очень сомневаюсь.       — Порой, вес сомнений очень сильно зависит от количества выпитого...       Психологическое состояние: картины Франциско Гойя.       Мы долго сидели в баре, я вливал в себя все, что мог и не мог, постоянно убегал в туалет и даже разок непроизвольно очистил желудок.       Добрый бухой клерк неожиданно угостил жвачкой после этого. Видимо, ему показалось, что я на свидании.       Собеседник мне достался крайне интересный. Он, хоть и бухал свой алый коктейль, но, казалось, становился от этого только бодрее. Парень сильно не лез в мою жизнь, больше рассказывая истории из своей.       Пиздит, скорее всего, но пиздит почти складно.       К примеру, я говорил названия картин, а он кивал, как болванчик, мол, в живую видел. Вот только некоторые из названных были утеряны при войне или даже раньше.       Помимо этого парень разбирался во всем. Куда не тыкни — вставит словечко. И про алкоголь, и про книги, про книги и про алкоголь... Да, на пьяную голову особо вариативно не поспрашиваешь.       В конце концов, когда я был уже совсем в дрова и мой партнёр по алкоголизму придерживал ужратую в хлам тушку имени меня, что-то шепча на ухо, я решился.       Вывалил на незнакомца все, что было, опуская мерзкие моменты, перескакивая с темы на тему и утопая в горьких пьяных слезах. Слова лились бесконечным потоком, который было невозможно остановить. Но вместе с ними становилось легче. Словно валун, которым я был давно придавлен, немного приподняли и дали выдохнуть.       — Тише, мой хороший, все будет хорошо... — все то время, что я говорил, мужчина поддерживал словом и жестом. Это было странно, но, словно мазки на картинах Врубеля, его действия складывались мозаикой в правильное и глубокое впечатление. Тем не менее, на последнюю его фразу я довольно резко ответил:       — Конечно будет, — мой собутыльник, который до сих пор по какой-то непонятной причине ещё не убежал с криками «Фу, пидорас!», выглядел крайне удивленным. Перемена моего настроения от рыдающей бабы к уверенному в будущем парню случилась слишком быстро.       — У тебя есть какие-то планы по разрешению проблемы?       — Давай завтра... Ты один живёшь или с родичами, друзьями? Мне бы ночь перекантовать — домой совсем не.. не... Нахуй домой, в общем. Если не варик — то хотя б подкинь до моего города — я в школке посплю. Или на скамейке. Срать в общем.       — Я живу близко. Такому собутыльнику готов выделить местечко, — Максим дружелюбно улыбнулся и аккуратно убрал белый локон, что упал на мой лоб.       Это было так заботливо и мило, что горло свело судорогой, и из-за этого меня чуть не стошнило прямо на его джинсы. Дорогие, между прочим, джинсы.       Квартиру Максима я особо не рассматривал — вырубился ещё на пороге. Оно и понятно — организм испытал сильнейший стресс и был неспособен ни на что. Только на системную перезагрузку длинной в ночь и часть утра.       Пробуждение оказалось более чем сказочным. Болело все. И снаружи, и изнутри. Я громко простонал, в полной мере вкусив страдания, и разлепил непослушные веки.       О, вода! Соблазни меня дьявол сейчас — продал бы душу за неё.       В бутылке на прикроватной тумбе стояла двухлитровая бутылка, а рядом скромно расположились белые таблетки в прозрачной упаковке.       Раненым зверем потянулся к заветному спасению, но чьи-то руки меня опередили, ловко передавая воду и лекарство.       Я поднял взгляд и встретился глазами со своим новым знакомым. Он улыбался.       — С добрым утром, больной! — радостно зубоскалил Максим. От его голоса стало нехорошо и я поморщился.       — Не так громко! И какого черта «больной»?       Взял бутылку и стал жадно пить, в перерывах закинув таблетку и глотнув воздуха. Вода была холодной, чуть кислой, будто в неё брызнули немного лимона. По коже пробежали мурашки, и я поежился.       — Спасибо.       — Да без проблем.       — Так что ты там вчера распланировал? — спросил Максим, накладывая в тарелку поджаренный хлебушек с яйцами.       — Ты о чем? — спросил я, глотая слюни.       — О мести учителю и всей школе, — будничным тоном уточнил Максим и поставил передо мной тарелку.       Внутри похолодело. Нет, о моих планах никто не должен знать.       Я отрицательно покачал головой.       — Я ничего по этому поводу не планирую.       Серые глаза сузились.       — Мне кажется, или ты снова мне врешь, а, Ники? — прошипел Максим не хуже гадюки.       — И ничего не вру! — оскалился я, грозно смотря в ответ.       — Если ты скажешь — я тебе помогу, — опираясь на стол руками и вытягиваясь ко мне, продолжил Максим.       — Спасибо тебе за ночлег и другую помощь, но это мне не нужно!       — О, так значит планы все-таки есть. Не ломайся, малыш...       В этот момент его глаза изменились. Они враз стали жуткими, чёрными, с ярким серебряным зрачком.       Это завораживало. И одновременно сковывало тело невидимыми цепями.       Внутри все засвербело и стало невозможным держать планы внутри. И я сам не заметил, как начал шептать о своих диких идеях этому загадочному человеку. Мой план был довольно прост, особенно, если учесть, что я знал все о Николае. Нескончаемое нахождение вместе дало свои плоды. Я знал не только истинную причину смерти его жены, но и такие мелочи как адреса, телефоны, время работы, имена всех его близких родственников. На руку играло и то, что дочь Николая с недавних пор уехала с бабушкой и дедом в столицу, чтобы и ребёнок был под контролем, и диплом в итоге был по-престижнее нашего. Ради этого и дорогого университета Николай и впахивает на работе сутками, отвлекаясь только на секс с несовершеннолетним и на бар в определенные дни.       Если бы девчонка продолжила жить в одном доме с этим уродом, она могла бы пострадать. Правда, перед этим малышка узнала бы много нового о папочке.       Пожалуй, написать ей письмо, после, и отправить, было бы довольно мило. Конечно, писал бы я от лица ее предыдущего ухажёра, который избежал домогательств от Николая только чудом.       Максим внимательно слушал меня, пока поток слов резко не прорвался.       Мы погрузились в полную тишину.       — Думаю, с моей помощью у тебя все получится. Только я не не работаю бесплатно.       — А мне и не нужна твоя помощь.       — Ники, поверь, тебе моя помощь просто необходима. С ней ты не попадёшь на нары, будешь заниматься интересным делом, путешествовать и жить долго и счастливо.       — И что же ты хочешь? — спросил я севшим голосом.       — Сущую мелочь. Я хочу тебя.       — Нет! Нет и ещё раз Н-Е-Т! — орал я, кидая в Максима все, что попадало в руки. — Одного ебыря на другого променять?! ДА ИДИ ТЫ В ЖОПУ ПИДР ЕБАНЫЙ!       — Ники... Никита... Ник.. Ради всего святого, опусти чайник! — Максим вытянул вперед руки и надвигался на меня. Все предметы, что я беспощадности кидал, он ловко ловил и ставил на стол. Ради эксперимента бросил чайник не в него а в пол, но и тут парень ловко подхватил утварь и бережно поставил на стол. — Мне это начинает надоедать. Либо ты успокаиваешься, либо я успокаиваю тебя!       Услышав в его голове угрозу, схватил фарфоровую чашку и хотел уже бросить ее в потолок, как вдруг оказался прижатым к стене твёрдым и холодным телом.       — Ники, подумай над моим предложением. Я могу провернуть все ещё лучше, чем ты спланировал. Ублюдок будет наказан, а ты получишь лучшую жизнь рядом со мной.       — Я лучше отсижу за убийство, чем ещё раз подставлю свой зад!       — Видят боги, я хотел по-хорошему! — прошипел парень и мир померк.       Утро. Пасмурное. Тихое.       Открываю глаза, поднимаюсь с кровати. Тихо бреду в ванную, стараясь не разбудить отца. Чищу зубы, осматриваю себя в зеркало, чтобы оценить серьезность повреждений.       Ну... по шкале от одного до десяти, где единица — норма, а десятка — пиздец мирового масштаба... Хм... Пять с половиной. Много царапин, синяков, отеков и внутренней боли, но ничего, заживет.       Жарю яичницу, задумчиво поглядывая в грязное окно, когда на кухню забредает отец. Сегодня он выглядит не так помято и зло, как это обычно бывает. Непроизвольно напрягаюсь, краем глаза следя за ним.       — Доброе утро, сынок, — дергаюсь, едва не роняя сковородку. По шкале добрых слов от этого человека, сейчас была десятка. — Как спалось? — добивает он.       — Все отлично, пап, — срывающимся голосом говорю, глядя в его синие глаза. Они у него поблекли и собрали вокруг множество паучьих лапок — морщинок. Седина въелась в волосы, но пока что ещё можно было понять, какими они были раньше.       — Сынок, ты весь бледный, и что это за синяки? Тебя обижают? — подходя вплотную и аккуратно беря мою руку в свою, отец внимательно рассматривает раны, а потом переводит обеспокоенный взгляд на меня.       Становится трудно дышать.       — Все х..хорошо, пап, правда, просто неудачно упал, — выдавил из себя, сердце бешено билось в груди. Отец никогда не был таким. Сейчас он вёл себя так, как я мечтал.       Он мягко отстранил меня от плиты и усадил за стол. Спрашивал про успеваемость, танцы, рассказал, что сегодня пойдёт на нормальную работу и что он больше никогда не посетит секту.       Поставил передо мной простенький завтрак из бутербродов с яйцом и колбасой, налил чая, пожелал приятного аппетита.       Я сидел, глядя в тарелку немигающим взглядом, а на бутерброды падали капли слез.       Не выдержав, я громко разрыдался.       Послышался скрип стула и папа обнял меня, успокаивая.       Он просил прощение за все те годы ада, а я не верил, что он изменился. Что теперь все будет хорошо. Ждал ножа в спину, смеха и побоев, но он был искренен и оттого в душе что-то менялось. Гниль, что копилась в нутре, стала потихоньку вымываться. Становилось чуть легче дышать.       В школу идти совсем не хотелось. Но я решил дойти туда, чтобы хотя бы забрать документы и в дальнейшем перевестись в другую. Все же учиться осталось совсем ничего.       Или потерпеть в этой школе?       Нет! Этого козла я терпеть не намерен!       Начинался мелкий дождик, когда я открыл массивную дверь и ввалился в здание школы.       Охранник бросил на меня быстрый взгляд и чуть кивнул. Я ответил тем же и побрел в раздевалку. Вокруг носилась мелочь сопливая. Дети смеялись и кричали, в них было целое море энергии. Я же ощущал, как тревога заполняет душу.       На лестнице столкнулся с директором. Слава богу, его не придется искать по всему зданию.       — Доброе утро! — поздоровался я, на что директор широко заулыбался и пригласил проследовать в свой кабинет.       Все шло не так, как это бывало обычно.       Директор меня хвалил за Олимпиаду. Оказалось, я занял приличное место по стране, что было удивительно, ведь мои результаты никто до этого не озвучивал. Директор разболтался со мной на тему моего светлого будущего, что сейчас можно успеть написать ещё одну очень серьезную работу по географии и сентинельцам* в частности. Он дружелюбно предложил мне учителя в помощь, и уточнил по поводу Николая Артемьевича.       — Только не он!       — Да, ты прав, Никитка, что это я ляпнул, Николай скоро уйдёт со своей должности.       — Почему так?       — Выяснилось очень недоброе о нем. Надеюсь, психиатрическая больница ему поможет... — Выдохнул директор и пару секунд тёр глаза, словно пытаясь стереть образ преподавателя.       Я напрягся в ожидании дальнейших разъяснений, но их не последовало.       — В общем, подумай над моим предложением, такие светлые головы должны пробиваться наверх! — засмеялся директор и проводил из своего кабинета.       День был очень и очень странным, что я даже, уйдя глубоко в мысли, рефлекторно зашел в кабинет, в котором уже шел урок.       — Кто это опаздывает?! — с серьёзным лицом и гневным взглядом повернулся ко мне учитель литературы, а потом расплылся в улыбке. — О, Никиточка! Заходи скорее, мы сейчас разбираем роман «Мы» Евгения Замятина. Включайся в дискуссию.       Этот день был дико странным. Но от этого на душе стало тепло. Именно так я и представлял себе выпускной класс. Родные добрые учителя, одноклассники, улыбающиеся и посвящающие в свои дела, доброе отношение и уверенность в будущем.       После урока пара парней из класса влили меня в свой диалог о машинах, но я, чуть постояв и пропитавшись чистым шоком, все же перевёл тему на более важную для меня.       — А что с Николаем Артемьевичем?       — С этим педиком? — удар под дых. Не настоящий, конечно, но от того не менее ощутимый.       — Вы.. Вы о чем? — дрогнувшим голосом, переспросил я.       — Да он в жопу долбится, ещё говорят, педофил, в общем, персонаж крайне сомнительный, — ответил один из ребят. — И это и хорошо, нечего больному детей совращать. Пусть в психушке лучше сгниет.       — Или в тюрьме, за это же сажают? — уточнил другой.       — Да кто его знает, я обществознание прогуливаю. Никит, а пидоров сажают?       — Педофилов сажают, геев — вроде нет, — ответил я. В ту же секунду прозвенел звонок.       Следующие уроки проходило спокойно и размерено. Я наслаждался учебой, хорошим отношением, вкусной едой из столовки. На последнем уроке мечтательно смотрел в окно, когда на парту прилетела бумажка. Не веря своим глазам, я развернул не и все внутри похолодело.       На клетчатом листке было аккуратно выведено:       «Как тебе мой подарок? Я видел твоё лицо и знаю — ты в восторге! Поблагодаришь в десять, сегодня. Место встречи — дом педофила. Не опаздывай!».       В тот же момент в голове всплыли мутные воспоминания. Алкоголь, Максим, похмелье, его предложения.       И мое дрожащее:       — Согласен.