***
В Лотрике так и чувствовалась эта симфония конца света, омраченного сумерками затухающего пламени. Последнее королевство, чьи величественные шпили пронзали серо-золотое небо. И даже запустение ни на секунду не умаляло красоты и величия самого замка и города, что так и пестрил сложной архитектурой. Правда все это казалось слишком идеализированным, будто бы сказочным обликом: отвесные скалы, что грозятся обвалиться под грузом бастионов, что покоятся на их массивах, безмятежно стоят в своем безмолвном молчании, не выдавая собой той картины коллапса, что скрывается за высокими стенами. Разрушение и красота сплетались здесь во что-то невероятно-противоречивое и пугающее, будто бы картина, за которой наблюдаешь, затаив дыхание. Слишком странным было блуждать по бесчисленным улицам огромного города и осознавать, что теперь здесь обитают лишь мертвецы и тишина. На секунду казалось, что все люди совсем недавно ушли отсюда, и еще мгновение назад жизнь продолжала бить здесь ключом, но этот момент обманчивости слишком затянулся, и даже сама реальность уже не способна была скрывать эту ложь, поддаваясь времени и гнили. Остановившись и оглядевшись, можно было понять, как неестественно здесь все выглядело: накрытые столы с разными, уже давно остывшими и усохшими блюдами; заполненные испортившимся напитком кружки и бочки; прилавки, забитые всевозможными прекрасными и ценными товарами, цвета которых уже утратили свой блеск и выцвели, приобщаясь к общей атмосфере серости всего вокруг. От этой неестественности атмосферы и реальности неосознанно хотелось сбежать. Чем больше Монгрель блуждал по ветвистым лабиринтам дорог запустевшего города, тем чаще встречал тела умерших рыцарей, усеивающих улочки и небольшие площади. В уме начали появляться сцены далекой битвы, что когда-то разразилась здесь и окрасила мощенную камнем дорогу в рыжевато-алый оттенок застывшей крови, служа ярким напоминанием о тех днях. А ведь когда-то здесь вовсю бурлила жизнь и торговля: многие путешественники и торговцы стекались в этот величественный город, наполняя его неповторимой какофонией жизни. Теперь же Лотрик скорее напоминал кладбище, мертвецы которого выбрались из своих могил. Бывшие жители, разбойники, обычные солдаты и даже рыцари – все они, став жертвой проклятия, продолжали бродить по разрушенным улицам и бастионам, защищая эти места от всего, что нарушает здешний покой. Впрочем, даже в этом некрополе можно было встретиться с одинокими угольками еще тлеющей жизни, как, например, запертый в камере Серокрыс. Он не просил и не умолял выпустить его. Не начал рассказывать слезливую историю о том, что он невиновен и ложно обвинен. Лишь скупая просьба вылилась из уст несчастного заключенного, желая передать небольшое кольцо, ограненное драгоценным камнем, что напоминало слезу, некой Лоретте. Кто знает, какие прегрешения были у него за душой, и за какие проступки он оказался за решеткой, но, казалось бы, какой смысл во всем этом, когда целый мир вокруг неумолимо движется к своему концу. Слишком жестокой была участь медленно умирать в одиночестве, взаперти, в темной и промозглой темнице, куда едва проникает солнечный свет… Вместе с последней мыслью появилось склизкое, мерзкое чувство которое собравшись в огромный ком сжалось, не давая сделать вдох, заставляя вспоминать тот страх и боль, что он чувствовал, умирая. Перед глазами стояла лишь чернильная пустота, а все тело проняла неостановимая дрожь, будто по загривку провела кончиками своих костлявых пальцев сама смерть. Прошла не одна минута, прежде чем это наваждение наконец-то спало, и дрожь ушла. Одетый в рабские обноски и скрывающий его лицо рабский капюшон Серокрыс с пониманием смотрел на своего посетителя. Приняв от него драгоценность, юноша пообещал себе обязательно вернуться сюда за этим заключенным.***
День за днём, выбираясь в Лотрик, юноша каждый раз встречал на своем пути новую преграду, к которой приходилось адаптироваться и не всегда это получалось удачно. Как, например, одинокая виверна, что разбавляла эту безжизненную пустоту продолжая блуждать между телами своих сородичей. Их бренные тела после смерти окаменели, напоминая о родстве с древними драконами, секретом бессмертия которых была их каменная чешуя. Глядя на них, казалось, что в любой момент они оживут, проснувшись от своего сладкого каменного сна и расправив крылья, вновь станут властвовать над небом и землей. Терзаемое одиночеством существо, восседавшее на верхушке башен, давало выплеснуться своему гневу на всякого кто осмеливался по глупости показаться ему на глаза, превращая того огненным дыханием в кусок горелой плоти. И больше одного раза Грель не стремился стать сожженным заживо по собственной нерасторопности и неосторожности. Умирающий мир стал хитросплетенной ареной, где не сразу можно было истинно оценить опасность, лежащую перед тобой, от чего чувство важности каждого предпринимаемого шага ощутимо росло, требуя более острых рефлексов и более тонкого чувства ритма наряду с острым, быстрым умом. Оступился, попал в ловушку, не вовремя сделал выпад, не рассчитал силу и выносливость, не смог уклониться или заблокировать удар, не предугадал действия врага или недооценил его, переоценил собственные силы, проявил беззаботность, расслабился или просто не посчастливилось попасться на сильного врага или чудовищ, что будто бы выбрались из ночного кошмара… Цена каждой ошибки – жизнь. Грель хорошо это усвоил, ведь умирать было тем еще удовольствием. Пускай у него и была способность возвращаться вновь и вновь из того света, но к такому невозможно было привыкнуть. Страх смерти сковывал и ограничивал его, ведь разумом он все еще был человеком. К тому же каждое перерождение имело свою цену, ведь из-за проклятия ты теряешь частичку себя, забываешь кусочек воспоминаний, который больше не сможешь вспомнить. Постепенно, кусочек за кусочком, теряя самого себя, забывая собственное «Я», свои цели, желание, прошлое и даже мысли. Вот в чем кроется ужас этого проклятия, что как ржавчина, постепенно пожирающая металл, стирает и перечеркивает в тебе все, чем ты являешься. Именно после одной из смертей, картины далекой бойни устроенной на улицах города в прошлом, перестали его преследовать, бесследно исчезнув из его разума. Потому он как никогда сильно вцепился в горький уголек ненависти, поддерживающий его изнутри, и принялся учиться выживать здесь. Хоквуд - раньше прозябающий бездельем и рефлексией, со всем своим энтузиазмом взялся за обучение юнца, порой прикладывая чрезмерные усилия в тренировках. Сломанные кости и серьезные раны постепенно стали обыденностью для Монгреля – все же тело нежити имело свои преимущества, особенно учитывая чудодейственный эффект Эстуса. Впрочем, когда Хоквуд ломал ему обе руки, то всю боль приходилось терпеть, пока учитель, со злорадной улыбочкой наблюдавший за страданиями своего нерадивого ученика, не удосужиться помочь ему. Постепенно дезертир стал обучать Греля мастерству боя Легиона, в котором больше полагались на скорость, чем на силу. Стиль Хранителей до глубины души поразил и ошарашил молодого воина. Хоквуд не лгал, когда говорил, что Легион Фаррона по праву уважали и боялись, как самых лучших и безжалостных уничтожителей нечисти. Впрочем, юноша был занят не только тренировками с Хоквудом, но и с большим удовольствием погружался в чтение книг, изучение нового для него мира, его истории и самых разных наук. В этом ему помогал Лудлет, который в прошлом был ученым, и пускай он изучал в основном искусство транспозиции душ, но он с удовольствием делился всеми накопленными знаниями с любознательным юношей. Раньше, как у обычной деревенщины у Монгреля не было возможности тратить время на чтение книг или обучение в академии. Теперь же магия, чудеса, пиромантия - все эти силы, так и манившие своей неизвестностью и мощью, стали частично доступны ему, открывая новые дороги и возможности для него, ведь лишь выложившись на полную, такая посредственность как он, сможет здесь выжить.***
Последующие дни здесь стали для Греля некой рутиной, хотя и днями то их трудно было назвать. Время двигалось, растягиваясь в бесконечную петлю, настолько медленно, что, казалось, будто оно остановилось. Выбравшись из темных катакомб, юноша оказался парализован естественной красотой снежного Иритилла, за непроницаемой вуалью которого скрывался призрак Анор Лондо. Смерть здесь застыла в воздухе, а вечный лунный свет нежно окутывал изысканные очертания города, держа его в своих легких, надежных объятиях. Звезды бесстрастно наблюдали за ним из глубин космоса, гадая о его дальнейшей судьбе. И проделав такой непростой путь сюда, юный рыцарь ощущал жуткую усталость от постоянной потребности пробивать себе путь вперед и выжимать из себя все возможное, чтобы не встретить очередную смерть. Лотрик, Поселение нежити, Путь жертв, Храм глубин, Цитадель Фаррона, Катакомбы Картуса – это был долгий, трудный путь наполненный болью и страданиями, новыми встречами, и знакомствами, препятствиями, и сложными врагами. И вот он наконец-то здесь, у порога прекрасного Иритилла, будто заснувшего летаргическим сном. Луна, зависшая на небосводе, освещала пустынные улочки города, придавая ему черты болезненной бледности. Город был усыпан снегом и льдом, будто свидетельствуя о том, что тепло исчезло из древней столицы вместе с Эрой Огня и ее богами. Гвин - первый повелитель пепла, пал от рук избранной нежити. Первенец бога Солнца был изгнан и отправился на Пик Древних Драконов. Гвиневер сбежала вместе с супругом - богом огня Фланном и лишь Гвиндолин остался сторожить Анор Лондо. Город богов и Оскверненная столица. Два Пепельных Лорда ждут его там, и он не вернется без них.***
Сигбрау - подарок Сигварда, отлично согревал, как на снежных улицах Иритилла, так и в прохладных коридорах подземелий, что находились под ним, уходя прямиком к Оскверненной столице. Особый напиток Сигварда из Катарины частенько напоминал Грелю о далеком доме, что был у него в прошлом мире. Выпивка неплохо бодрила тоскующего и уставшего рыцаря. Да и сам Сигвард был юноше очень по душе. Добродушный, немного неловкий и вечно попадающий в какие-то переделки, он был некой отдушиной для него. В нем чувствовалась та простота и благодушие, что была когда-то близка и самому Грелю, а отвага, сила и благородство лукового рыцаря не ставились под сомнение. Веселый настрой Сигварда был подобен частичке солнца, что так давно не видел Монгрель. Наверное, именно поэтому он так дорожил древним талисманом в форме священного символа с изображением солнца найденного им в поселении нежити. К тому же он чем-то напоминал знак, использовавшийся в его прошлом мире. Кажется, это было символом какой-то империи, название которой ему было уже не в силах припомнить Верный меч проходил сквозь плоть, кровь и кости омерзительных до тошноты тварей, поджидающих неосторожных путников в заброшенных домах и токсичных болотах канализаций. Когда-то этот город, как и остальные в королевстве, процветал и славился своими сокровищами, он был наполнен величественными храмами и обладал магической школой, но все это осталось в далеком прошлом и кончилось в тот день, когда на головы несчастных жителей опустилось Оскверненное пламя, обратившее их в обугленные останки. Рассказывают, что сошедшее с небес пламя поглощало только человеческую плоть и появилось после того, как гигант Йорм стал повелителем пепла. Ныне же по опустевшим улицам Оскверненной столицы разгуливают только безумные служанки, которым, по всей видимости, доставляет наслаждение пребывание в месте, в котором было причинено столько страданий. И каменные горгульи - жалкие остатки стражей древней столицы, вооруженные огненными копьями и молотами, продолжавшие нести свою службу даже лишившись своих голов. Наконец-то добравшись до самого сердца столицы, перед взглядом рыцаря предстал Йорм, гигантский повелитель, недвижно восседающий на троне Оскверненной Столицы, что когда-то была под его защитой. Правитель, который не питал иллюзий, и знал, что те, кто звали его повелителем, лицемерили. Но даже так Йорм продолжал следовать своему долгу. Вот только теперь его столица вымерла, а жители превратились в обугленные останки. Его надежда погасла, и Йорм больше не видел смысла в продлении Эры Огня. Трудно было его осуждать за такой выбор, ведь теперь он лишь не более чем обугленная оболочка прежнего себя, утратившая последнюю цель. - Йорм, друг мой, – позади раздался голос, и юноша обернулся, удивленно смотря на неожиданно появившегося лукового рыцаря, - Я - Сигвард, рыцарь из Катарины, пришел, чтобы сдержать свое обещание! Да осветит Солнце этого Повелителя Пепла. Йорм и Сигвард вдруг оказались старыми друзьями, впрочем, учитывая натуру последнего, то в этом нет ничего удивительного. Так вот о каком обещании вечно упоминал Сигвард. Закованный в крепкую броню гигант будто и не ощущал ударов Греля, по-видимому, сравнимыми для него с комариными укусами, наносившими смехотворный ущерб. Уклоняясь от ударов огромного мачете, попутно размышляя, что из имеющегося арсенала и способностей могло бы помочь в борьбе с таким непробиваемым врагом, юноша буквально всем телом ощутил изменения, происходящие в тронном зале. Сигвард, вооруженный странным двуручным мечом, делал что-то невообразимое: потоки завывающего ветра собирались вокруг клинка, создавая бурю, готовую нанести сокрушительную атаку. Заключив достаточно мощи в клинке, Сигвард высвободил волну ветра, что со всей своей силой поразила Йорма, заставляя того потерять баланс и упасть на колени. - Клинок! У трона! Воспользуйся им! – прокричал он. Быстро сообразив, что к чему и воспользовавшись временной беспомощностью гиганта, юноша рванул к трону повелителя. Обнаружив наконец-то искомое, на секунду его взгляд остановился на надписи начерченной рядом: "Только шторм может повалить Великое древо". Усмехнувшись про себя такой метафоре, Грель перехватил меч поудобнее и, закрыв глаза, представил, как на его клинке собирается, а после высвобождается буря. После каждой атаки Йорм падал, и каждый раз встал вновь и вновь, до самого своего конца. Новая волна ветра, ставшая последней, рассекла пространство, сражая Пепельного повелителя… Вздох облегчения раздался из уст Сигварда. - Похоже, я снова в долгу перед тобой. Благодарю, без тебя я бы не смог сдержать свое обещание. А сейчас – последний тост, - подняв свой Сигбрау, произнес рыцарь, - за твою отвагу и моего старого друга Йорма. Пусть Солнце светит вечно! Рыцари отпили из своих кружек пьянящую выпивку, наслаждаясь своей победой. - Ну, не знаю, как ты, а я вздремну. Вообще, после хорошего праздника ничего лучше сна быть не может. Ты настоящий друг. Удачи тебе на твоем пути, – произнес Сигвард, протягивая Повелитель Бурь Грелю. Юноша был тронут таким жестом доверия и со всем уважением принял второй такой клинок в свои руки, перед этим спрятав в шкатулку первый. Закрыв глаза, он сразу же ощутил бушующую внутри него силу ветра. Лишь вдоволь распробовав и насладившись этим чувством, Монгрель вновь открыл глаза, перед которыми предстал лишь осунувшийся луковый рыцарь, из рук которого выпал его победный Сигбрау. Все еще не веря в такой поворот, он продолжал тормошить друга, с горечью понимая, что уже не сможет разбудить его. Подняв упавшую кружку и принюхавшись, Грель почувствовал запах яда перемешанного с алкоголем. Сигвард покинул этот мир вслед за своим старым другом после исполнения обещания, ведь его здесь больше ничего не держало… Он был славным воякой, и терять такого хорошего товарища ставшему ему другом было чрезвычайно больно и горько. Меланхолия еще никогда не была столь проникновенна для него, заполняя каждый уголок его бренного тела. - За тебя, друг мой. Теперь ты можешь спать спокойно. Ничто не нарушит твой сон. Согревающий Сигбрау теперь будет вечным напоминанием о немного странном, но добродушном луковом рыцаре из Катарины… Помянув и распрощавшись с дорогим другом, Монгрель уж было собрался уходить, но почувствовал, как в его тело вливается чужая сила. Древний талисман с изображением солнца неожиданно замерцал светом, а все тело начала покрывать золотая пелена. Рыцарь покрепче сжал Повелитель Бурь, растворяясь из тронного зала и перемещаясь куда-то в другое место… Вопрос только, куда?***
Дымка перемещения развеялась, открывая перед взором бескрайние просторы покрытые снегом и льдом. Ледяной ветер прошелся своими когтями по броне стараясь забраться в любые щели. Благо доспех отлично защищал от холода, идеально подходя для таких условий, но даже утепленная броня Фараама не могла полностью справиться с бушевавшей здесь стихией. Монгрель стал медленно, но верно мерзнуть, а потому на месте стоять было не лучшей идеей. Сделав еще один глоток горячительного из Сигбрау, он начал размышлять, как и зачем же здесь оказался. Золотой покров наталкивал на определенные мысли, а успокоившийся талисман со знаком солнца позволял сделать лишь единственный вывод: ковенант воинов солнца. Он читал про них в книгах: фракция, состоящая из праведных рыцарей, что поклонялись солнцу и помогали нуждающимся в огромной беде. По-видимому, найденный в поселении нежити талисман оказался ценной реликвией, связанной с этим ковенантом, ибо другого объяснения у Греля попросту не было. Раз он здесь оказался, значит, кому-то требовалась помощь, но разглядеть что-то сквозь этот снежный буран почти не представлялось возможным. Пришлось довериться собственным ощущениям, двигаясь буквально вслепую, следуя призрачному чувству близости цели. Каждый шаг давался с трудом, заставляя проваливаться по пояс в снег, а чем глубже он забирался в бурю, тем холоднее становилось. Мысленно поблагодарив почившего Сигварда, Монгрель сделал очередной глоток алкоголя, разгоняющего тепло по всему телу. Мороз все больше накапливался в теле, вызывая обморожение, подтачивая здоровья юноши и замедляя его движения. Ему крупно повезло найти свою цель, до того, как он превратился в замерзшую статую. Впереди, в метрах десяти от него, виднелась дрожащая от холода фигура девушки. На спине висел вложенный в ножны меч, а её одежду едва можно было назвать достаточно теплой, для такого по-адски холодного места. Грель уж было думал позвать её, как неожиданно застыл на месте не в силах пошевелиться. Сквозь бурю виднелись два огромных голубых огня, направляющихся прямиком к ним. На секунду ему показалось, будто бушевавшая снежная метель исчезла, а перед его взором открылось нечто невообразимое и ужасающее. Страх от увиденного сводили с ума. Латные рукавицы заскребли по поверхности шлема, в попытке вырвать себе глаза избавив от муки лицезреть это чудовищное существо, эти манящие огоньки, по-видимому, бывшие его глазами. Хотелось убежать, забиться в угол и дрожать. Девушка до этого стоявшая упала без чувств, будто безвольная кукла, нити которой вдруг оборвались. Он не готов был к этому аду. Что-то внутри него подсказывало, что смерть от этого существа станет для него окончательной. Но разве для того он пережил презрение окружающих? Разве для того умирал в чертовом колодце от ужасных ран, нанесенных волколаком? Для чего терпел мерзкую и невыносимую боль от черной магии чародейки, утратив право пировать в Небесных Чертогах? Зачем учился выживать в новом мире? Чтобы, пройдя весь этот путь умереть, дрожа от страха? Чтобы вот так просто сдаться? Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. НЕТ. НЕТ. НЕТ. НЕТ. НЕТ. НЕТ. И ЕЩЕ РАЗ НЕТ! Он не может, не должен вновь умереть. Ведь он обязан вернуть собственное имя, обязан вернуться домой...