Дорогой Джон

В отпуске утро наступает позднее с каждым днем. Джон не хочет проспаться в полдень, не хочет просыпаться в час или два. В три он все-таки соскребает себя с кровати — не потому что выспался, а потому что по всем его убеждениям спать дольше — просто немыслимо. Впрочем, организм с его убеждениями не согласен, отказывается просыпаться даже под контрастным душем. Когда прошлым вечером Джон уходил к себе, Шерлок стоял, наклонившись над ретортой и пробирками. Утром он был в том же положении. Поздоровавшись, Джон не стал ждать ответа. Мама учила его быть вежливым. И, видит Бог, он был. Регулярно говорил «спасибо» и «пожалуйста», чтил старших, помогал бедным. Здоровался со своими обидчиками и с теми, кто был обижен на него. Мама могла бы им гордиться. Она могла бы гордиться им много раньше, в тот момент, когда получив приглашение на свадьбу от Лоры, Джон нашел в себе силы позвонить ей с поздравлениями, хоть Лора и считала всегда, что он слишком вежлив. Сказать по правде, в своем прощальном письме, которое Джон читал посреди Афганистана, она назвала его тряпкой. Джон не обиделся. Он написал ей вежливый ответ. На кухонном столе, среди груды хлама, Джон обнаруживает свой телефон. Он точно помнит, что оставлял его ночью на прикроватной тумбочке. Прочитанные СМС — приглашение на обед от Гарри, подразумевающее официальное знакомство с ее новой девушкой, и приглашение на ужин от Майкрофта, подразумевающее… что? Джон не знает. Развязку дела с ожерельем? Джон не верит. Мрачный Шерлок проходит к шкафу, чтоб достать из него свои драже. Джона, пристроившегося с кофе и свежей газетой на самом краешке стола, он взглядом не удостаивает. Полы его халата развеваются почти угрожающе. Ко всему можно привыкнуть. Вместо того, чтобы выяснять, какого черта Шерлок на него дуется, Джон разглядывает его стройные ноги. Он так и не сумел решить, счастье или беда то, что Шерлок, похоже, не осознает степени своей привлекательности. Да, его надменность безгранична, его самолюбование ошеломительно, но скажи ему кто-нибудь о том, как он хорош собой, Шерлок бы, пожалуй, обиделся. «Ты совершаешь ту же ошибку, что и в своих увлекательных постах, принесших тебе такую популярность в интернете. Сосредотачиваться надо всегда на главном — расставить приоритеты и выбрать нужную цель. Внешняя красота — вещь повседневная. Логика — редкая». Джон допивает вторую чашку кофе, глядя в окно на блеклое серое небо. Тело все еще не желает слушаться, в голове — кисель. Шерлок всегда тянет одеяло на себя. Жизнь становится сочнее, когда он рядом, но вместе с этим сам Шерлок застилает собой все мысли. Одно его присутствие требует такого внимания, что Джон не может больше ни о чем думать. Порой он чувствует себя укротителем, запертым в клетке с хищником. Безграничное внимание, осторожность, тайное восхищение красотой и повадками. Але! Может быть и неплохо, что Шерлок дуется. Так у Джона есть время поразмышлять о собственных делах. О Майкрофте, Закревском и украденном ожерелье Екатерины Первой. Шерлок строит себе дворец мыслей, у Джона свои способы: недавно он заметил, что письменное изложение своих соображений здорово приводит их в порядок. Он приносит из своей комнаты ноутбук, открывает в блоге вкладку с новым постом. «Как работается в паре с другим гением?» Плохое начало для рассказа о Шерлоке Холмсе. «Дело о бриллиантовом ожерелье», — пишет Джон. Немного подумав, решает, что стоит немного исказить факты. Ожерелье превращается в диадему, а бриллианты в бериллы. «Берилловая диадема», — пишет Джон. И он не понимает, каким образом умудрился написать довольно объемное начало повести, имея столь скудные факты. История сама разрослась под пальцами. Пока не хватает развязки, но это — дело времени. Перечитав получившееся, Джон остается доволен результатом. Он мог бы исправлять и дополнять текст бесконечно, но печально взвывают в гостиной старые часы, извещая о том, что Джон должен поторопиться. Он договорился пообедать с Гарри «вне очереди», и в этот раз лучше не опаздывать. Джон прощается с колдующим над своими пробирками Шерлоком. Обстановка в гостиной совершенно не меняется, только на диване прибавляется пустых кульков от конфет. Гарри встречает его взволнованной улыбкой. Она нервно сцепляет пальцы, то и дело прихватывает зубами нижнюю губу, как когда-то давно делала перед экзаменами. Сразу за Джоном приходит Клара. Она мила и застенчива. Она идеально смотрится рядом с Гарри, пристроившись на ручке ее кресла. Гарри украдкой гладит ее по руке, и Джон не знает, как к этому относиться — они обе ослепляют его улыбками. Клара приносит с собой еду. Великолепный шоколадный пудинг, попробовав который, Джон шутливо обещает взять Клару в жены. Гарри смеется, ревниво сверкая глазами, обвивает ее тонкую талию. Позже Джон поправляет воротник куртки перед зеркалом в тесном коридорчике. — Я люблю ее, — шепчет ему в ухо Гарри. — Я так счастлива! — Я вижу. — Джон улыбается и гладит сестру по коротко стриженой макушке. — Я рад за тебя, она замечательная девушка. Гарри пахнет шоколадом и чем-то сладким, цветочным. Джон целует ее в щеку, прощается с Кларой. У подъезда его уже ждет большая черная машина. Джон забирается внутрь, но на заднем сидении никого, он оказывается один. Сперва это кажется странным, но когда они отъезжают, Джон успокаивается. Значит, водитель предупрежден, все правильно. Джон улыбается, вспоминает счастливую улыбку Гарри. Хоть у кого-то в этом мире должно быть все хорошо. Хоть кто-то должен быть счастлив. — Замечательный концерт был, — говорит вдруг водитель. — Простите? — Сарасате. Замечательная музыка. Особенно последняя вещь. Блеск! — и принимается тихонько напевать. Джон встречается взглядом с шофером. Глаза у него шальные, черные-черные, от этого взгляда перехватывает дыхание. — Откуда вы… Кто вы? — Джим Мориарти. Привет! — Он оборачивается на секунду, чтобы дружелюбно улыбнуться. — Возможно, вы слышали обо мне. Возможно. Джим Мориарти. Гениальный консультирующий преступник. Наполеон преступного мира. «Джим Мориарти. — Шерлок только что взломал какую-то секретную картотеку, радовался, как ребенок, а теперь впал в задумчивость. — Он организатор половины всех злодеяний и почти всех нераскрытых преступлений в нашем городе. Это гений, человек, умеющий мыслить абстрактно. У него первоклассный ум. Он сидит неподвижно, словно паук в центре своей паутины, но у этой паутины тысячи нитей, и он улавливает вибрацию каждой из них. Сам он действует редко. Он только составляет план. Но его агенты многочисленны и великолепно организованы. Если кому-нибудь понадобится выкрасть документ, ограбить дом, убрать с дороги человека — стоит только довести это до сведения Джима, и преступление будет подготовлено, а затем и выполнено. Агент может быть пойман. В таких случаях всегда находятся деньги, чтобы взять его на поруки или пригласить лучшего адвоката. Но главный руководитель, тот, кто послал этого агента, никогда не попадется: он вне подозрений». — Я определенно слышал о вас, — говорит Джон и закрывает лицо ладонью. Надо же было так по-дурацки попасться. Мало ли в городе больших черных машин. — Да вы, кажется, разволновались. Бросьте, Джон. Я довезу вас до «Диогена» в целости и сохранности. Представьте, что мне просто захотелось поработать водителем у важной правительственной шишки. Кстати, вы знаете, что старший Холмс подкрашивает волосы, скрывая свой натуральный рыжеватый оттенок? Небось обзывали в детстве, до сих пор не может забыть… — Что вам от меня нужно? — Как, я разве не сказал? Просто поболтать. Вы ведь спите с Шерлоком? Джон молчит недолго. — Скажите, — спрашивает, подавшись вперед, — почему всех так интересует этот вопрос? — Просто попытка завязать светскую беседу, — пожимает плечами Джим. Он сворачивает на узенькую улочку так резко, что покрышки жалобно визжат, и останавливается у тротуара. Джон откидывается на сиденье, с тоской смотрит на спешащих мимо пешеходов. — Не волнуйтесь, — кротко говорит Джим. — Джон, дорогой, я действительно довезу вас к месту назначения. Слухи о моей жестокости сильно преувеличены. Я слышал, что мне присваивают убийство того агента, которого нашли в Темзе выпотрошенным. Помните? Об этом писали газеты. А я его и пальцем не тронул. Просто смотрел. — Это… обнадеживает. Джим отстегивает ремень безопасности и поворачивается. — На самом деле я хотел поговорить про русских. Меня волнует, что Майкрофт зачастил к Закревскому. Я бы самого Майкрофта спросил, да, знаете ли, страшно не люблю таких напыщенных парней. Просто до тошноты. Так и тянет выпустить кишки. Джон шумно сглатывает. Джим расплывается в ненормальной шакальей улыбке. — Мне нечего вам рассказать. — Да ну? — Он удивляется искренне, как ребенок. — Давайте-ка я проясню вам кое-что. Мне не нужны эти россказни про ожерелье. Меня интересует другое. Что происходит у русских? — Не уверен, что понимаю вас. А вы откуда знаете про ожерелье? Вам всем, что ли, общую рассылку делают? — Рассылка была бы отличным выходом, — смеется Джим, а потом вмиг серьезнеет: — Да бросьте, вы правда поверили в эту историю с кражей? То есть да, возможно кража и была, но это наживка, Майкрофту нет до нее никакого дела. Вы должны помочь мне с действительно важным. Зачем Майкрофт зачастил к Закревскому? Подумайте, вспомните детали. О чем они говорили, когда считали, что вы не слышите? — Я… Я не знаю, не вслушивался. Джим скорбно качает головой, обдумывает что-то. Потом поднимет на Джона сияющие глаза: — Я хочу предложить вам сделку. — О, только не это… — Мне нужен ассистент в этом деле. Скажу прямо, ваша кандидатура мне кажется отличной идеей — ведь вы блестяще справляетесь с Шерлоком и этим его братцем-индюком. Надеюсь, станете хорошим напарником и мне. Это все похоже на какой-то дикий фарс. — Допустим, — говорит Джон, содрогаясь от сильнейшего дежавю. — Только неужели в вашем окружении нет более достойных ассистентов? — Есть, но это все не то, — отмахивается Джим. — Вы подойдете идеально. Джон глядит в окно. Вот он сидит в одной машине с опаснейшим человеком Лондона. Вот этот величайший преступник предлагает ему сделку. — У меня есть выбор? — спрашивает Джон. — Разумеется. У вас, у вашей замечательной сестры, у ваших родственников, у вашего Шерлока — у всех есть выбор. — Ясно. Что я должен делать? — О, да ничего особенного. Шпионить и вынюхивать не придется — ваше обостренное чувство справедливости не пострадает. Просто расспросите Майкрофта подробнее о делах Закревского. Я чую скорые перемены в костяке русской мафии, сказать честно, они меня немного тревожат. — То есть вы хотите, чтобы я расспросил Майкрофта о мафии? — Да! Ну и сообразительный же вы парень, Джон, ни капли в вас не сомневался! А то, что Майкрофт вам наплетет, передадите мне завтра вечером. Часов, скажем, в семь в «Кнуте». Я скину вам адрес смской. — Мы не можем просто поговорить по телефону? — Не люблю заниматься делами по телефону. — Джим отворачивается и заводит мотор. Он ведет машину очень аккуратно. Майкрофт мог бы вполне взять на работу такого водителя. — Откуда вы знаете, куда ехать? — О, у меня свои источники информации. — Надо же. Даже я не знаю. — Вы просто не интересовались. Ценность информации — в ее своевременности. Вам вот сейчас нужно знание о том, что Земля вертится вокруг Солнца? Мне — нет. Я стараюсь забывать такого рода вещи как можно быстрее. Зачем помнить, если я всегда могу зайти в интернет и посмотреть там все, вплоть до данных траектории. Фокус в том чтобы расставить приоритеты, вычленить самое главное и работать с ним, а не с побочными сведениями. — О. Ясно. Джим пристально глядит на Джона в зеркало. — Я иногда люблю порассуждать. Особенно с хорошим собеседником. Каждому фокуснику нужен благодарный зритель. — Знаю, — вздыхает Джон. До «Диогена» доезжают без приключений. — Один момент, — говорит Джим и выходит, чтобы распахнуть перед Джоном дверь. Джим оказывается невысоким, узкоплечим, с как будто слишком большой для щуплого тела головой. Но двигается он так уверенно, смотрит так открыто, так искристо, что этот его недостаток практически незаметен. — До встречи, — подмигивает Джим. Джон открывает невзрачную дверь и оказывается в небольшом светлом вестибюле. Из холла ведут две стеклянные двери, надписи над которыми гласят «Клуб «Диоген» и «Новый Диоген». Сквозь двери видна часть одного или, по крайней мере, двух очень похожих залов, в которых какие-то мужчины, каждый в своем обособленном уголке, читают газеты. — Добрый день, сэр. Проходите, прошу вас. Голос молодого человека в безупречном костюме звучит странно, слишком странно. Джон не сразу осознает, в чем дело, немного позже понимает, что в вестибюле царит совершеннейшая, мертвая тишина. Молодой человек сияет форменной улыбкой. Улыбка приклеена намертво, не отодрать, а глаза холодные, цепко оглядывают Джона, снизу вверх. — Могу я увидеть вашу клубную карту? — Боюсь, у меня ее нет. — Тогда вас, вероятно, ожидают? — Да. Мистер Майкрофт Холмс. — О, разумеется. Я провожу вас в его кабинет. В кабинете, уютной комнате с большими окнами, пахнет так, как будто здесь недавно курили сигары. Майкрофт сидит в кресле с высокой спинкой. — Рад видеть вас, мой дорогой Джон, — говорит он. — Присаживайтесь. Кресло у окна — самое подходящее место для всякого, кто хочет изучать человека. Майкрофт задумчиво глядит сквозь стекло, сложив вместе кончики пальцев. Лицо его спокойно, веки полуопущены, кажется, будто он спит наяву, глядя вниз, на оживленную Пэл-Мэл. Джон не видел раньше комнат, в которых кресла были повернуты таким образом. Обычно кресла ставят перед камином, а еще чаще — перед телевизором. И он никогда не думал, что сможет вдруг ощутить совершенный, удивительный покой в подобной мертвой тишине. — Здесь везде звукоизоляция, — говорит Майкрофт, словно бы отвечая на мысли Джона. — Лет сто назад вас выгнали бы взашей, посмей вы кашлянуть в вестибюле. — Я никогда раньше не слышал об этом клубе. Ни о «Диогене», ни о «Новом Диогене». — Немудрено, — пожимает плечами Майкрофт. — Это не забегаловка, в которой отдыхает молодежь по субботам. У этого места своя история и многолетние традиции. Клуб «Диоген» был основан в 1983 году сэром Игнатусом Фойли. Основным правилом клуба было — соблюдать тишину и сохранять молчание. Рассказывали, что здесь от сердечного приступа умер посетитель, но обнаружилось это только тогда, когда другой посетитель заметил, что у бедняги в руках "Таймс" трехдневной давности. В Лондоне, знаете, немало таких людей, которые — кто из робости, а кто по мизантропии — избегают общества себе подобных. Но при том они не прочь просидеть в спокойном кресле и просмотреть свежие журналы и газеты. Для их удобства и создан был в свое время клуб «Диоген», и сейчас он объединяет в себе самых необщительных, самых «антиклубных» людей нашего города. Членам клуба не дозволяется обращать друг на друга хоть какое-то внимание. Кроме как в комнате для посторонних посетителей, в клубе ни под каким видом не допускаются никакие разговоры, и после трех нарушений этого правила, если о них донесено в клубный комитет, болтун подлежит исключению. «Новый Диоген» был основан скорее по надобности. Количество желающих посещать клуб неумолимо растет с каждым годом, и сейчас щегольнуть клубной картой «Диогена» стало крайне модно. Молодые люди, не имея тех качеств, что должны быть у посетителей нашего клуба, делают все, чтобы сюда попасть. Поэтому было решено сделать второй зал, с более мягкими правилами. В «Новом Диогене» вы можете сделать то же, что и в старом, но также вы можете пообщаться с людьми своего круга, завести полезные знакомства. — Невероятно. Клуб молчунов посреди Пэл-Мэл. — Между прочим, не имеет аналогов. Здесь, кстати, замечательная кухня. Вы же не откажетесь поужинать? — Не откажусь. — Ну и замечательно. В меню, которое им приносят, нет цен, лишь в столбик выписаны бесчисленное множество блюд. Названия некоторых блюд занимают две строчки, Джон может различить французские, испанские, арабские слова. И выбрать что-то немыслимо. — Я бы посоветовал вам кролика по-провански, — говорит Майкрофт. — А вино я, с вашего позволения, выберу сам. Джон закрывает меню. В выборе блюд он Майкрофту доверяет. — Итак, как вам Джим? — спрашивает тот, когда им приносят блюда: Джону — аппетитное мясо, Майкрофту — большую тарелку салата, в котором кое-где проглядывают кусочки помидоров. И Джон слишком отвлекся, раздумывая о том, что неприлично будет есть мясо, когда рядом жуют траву. Он не сразу понял вопрос. — Джим? Откуда вы… Черт возьми, может вам всем троим встретиться и устроить вечеринку гениев? — Боюсь, это была бы скучная встреча, — улыбается Майкрофт. — О, если мы встретимся, я уверен, нам не нужно будет произносить ни одного слова. Невыразимо скучно, когда можешь предсказать ход всего разговора. Нам определенно не было бы весело. — А со мной вам, значит, весело, — ворчит Джон. — Конечно. Вы, мой дорогой, — словно глоток свежего воздуха. Вы умеете великолепно слушать и слышать — ценное качество, встречающееся, увы, все реже. Всем нам нужен благодарный зритель. — Но ведь обычных людей, готовых внимать вам, так много. — А почему вы решили, что вы обычный? Таких, как вы, Джон, — один на миллион. Я не шучу. В последнее время в нашем мире становится так много гениев — признанных, непризнанных, сумасшедших и не очень. Каждый второй — гений, просто посмотрите вокруг. Происходит тотальная девальвация гениальности. Знаете, недавно я встретил человека, похожего на вас, но он, к сожалению, инспектор Скотланд-Ярда. А зная нашу полицию — это серьезный минус. — Надо же. И все-таки. Откуда вы знаете про Джима? — О, у меня свои источники информации. — Ну разумеется. Может быть, вы знаете, о чем мы с ним разговаривали? — Конечно. Его беспокоит ситуация у русских. Он выспрашивал, зачем мы с вами ездили к Закревскому, о чем разговаривали. В кражу ожерелья он не верит, зря, между прочим. Сказать честно, я не рассчитывал, что это взволнует его до такой степени. Но зато теперь я знаю, что от русских он зависит довольно серьезно. И он знает, что я знаю. Какая славная партия! — Майкрофт разве что не потирает руки. — Так что, я могу приступить к заданию? Джим очень просил рассказать, что происходит у русских. — Да ничего интересного, обычная борьба за власть. Стая чувствует, что вожак устал, грядет следующая смена. А кто сменит вожака — никто не знает. Русские — народ непредсказуемый, в их случае прогнозы делать бесполезно. Можно только контролировать и быть недалеко. Мне повезло с этой нелепой кражей, теперь я сижу в первом ряду. — Значит, украденное ожерелье — все-таки приманка. — О да. — Майкрофт разливает вино. — Непременно попробуйте — Павийон Блан дю Шато Марго. Джон делает изрядный глоток, глядя на то, как заволакивает облаками небо над Пэл-Мэл. Чертовы гении. Что за любовь использовать людей в своих целях? Майкрофт нахваливает вино, рассеянно поглаживая бокал по тонкой ножке. — Что вам нужно от меня? — прерывает Джон. — Просто хорошая компания. Вы мне нравитесь, Джон. — Ну конечно. Шерлок считает, что вы просто хотите нас рассорить. — Он ревнует. Он такой славный, когда проявляет эмоции! Однажды я обменял его любимую игрушку на конфетный фантик. Это был интересный опыт переговоров. Ему было семь, но он не сразу сдался. Кажется, до сих пор не может этого забыть. Вино великолепно. Джон никогда не был ценителем, но ведь не надо быть экспертом, чтобы суметь оценить. Оценить гостеприимность. Убаюкивающую тишину. Утаивающего, недоговаривающего, увиливающего Майкрофта. — Майкрофт, пожалуйста, ответьте мне, что вам от меня нужно. Меня начинают утомлять ваши недомолвки. Майкрофт смотрит Джону в глаза, отпивая из бокала. — А что, — говорит он задумчиво, — может быть, действительно стоит рассказать… — О, боги! — Ну не горячитесь вы так, — смеется он. — Как вы поняли, моя карьера переговорщика началась рано. В этом же возрасте я научился планировать сложные, многослойные комбинации, любовь к которым не оставляет меня до сих пор. Ах, какое наслаждение, когда складываешь последний кусочек, когда заполняешь последний пустой участок! Ни с чем не сравнимое ощущение. — Майкрофт закуривает тонкую ароматную сигарету, выдувает несколько дымных колечек. — Дело Рональда Адэра. Возможно, вы знаете о нем из газет. Журналисты любят раздувать таинственные истории, на самом деле это самое пресное, банальное убийство. — Я знаю. — О? — У меня свои источники. — Ну конечно. Шерлок. Шерлок взялся за это дело, все время путался под ногами у полиции — вы знаете, как это бывает. Мой брат, несомненно, умен, но его целеполагание порой ставит меня в тупик. Его занимает одно: правильное решение трудной задачи, а как это решение отразится на людях, ему безразлично. А если бы он смотрел дальше, то увидел бы многое. Например, он легко смог бы узнать о том, что лично я курирую это дело, он мог бы увидеть, что дело специально расследуется таким образом, чтобы вытащить на свет побольше грязного белья Адэра. — Но зачем все это? — О, вам это все должно быть совершенно неинтересно. Нам точно известно, что банке одного солнечного государства лежат некие документы. Нам во что бы то ни стало нужно, чтобы их нашла полиция, роющаяся в прошлом Адэра. А как полиция их найдет, если к ним приходит Шерлок, сбивая их с курса? Он так настойчиво направлял их на личность убийцы, а нам было нужно, чтобы ворошили прошлое. Джон чувствует, как краска приливает лицу. Вино горчит на языке. — И вы решили его отвлечь. — Да. Согласитесь, неплохая партия — мы с вами интересно проводим время, я контролирую движения русских, изнемогающий от ревности Шерлок перестает мне мешать, отвлекаясь на приманку — пустяковое дело об ожерелье… — Партия действительно неплохая. — К тому же Джим так славно задергался! Джон допивает свое вино, подливает себе еще. — А пустяковое дело… Кто украл ожерелье? — Понятия не имею, — говорит Майкрофт и складывает руки на груди. Глаза его блестят, скулы порозовели — он снова похож на живого человека. — Понимаете ли, мой дорогой, секрет удачной комбинации прост. Фокус в том, чтобы правильно расставить приоритеты, вычленить самое главное и работать с ним, не отвлекаясь на побочные сведения. — Так вот в чем дело. Вам плевать на эту кражу. Как же я сразу этого не понял. Только не много ли времени вы на меня угрохали? Майкрофт неторопливо отпивает вина из бокала, поднимается. Он стоит перед Джоном темной тенью, закрывая собой тускнеющее за окном небо. — С возрастом я научился еще одной нужной штуке, — говорит он, — сочетать приятное с полезным. Люди часто считают, что работу не стоит смешивать с личной жизнью. Но это не так. — Майкрофт подходит на шаг, потом еще на один, наклоняется, нависая над Джоном. И Джон заворожен им, его силой, его уверенностью. — В конце концов, я могу себе это позволить, — шепчет, склонившись совсем близко к его лицу. — Позволить что? — отзывается Джон. — Вас. Губы у Майкрофта жесткие, язык ловкий и бесстыдный. Он сминает Джона, целует страстно и яростно. И напряжение, сковывающее тело в присутствии этого человека, трескается и разлетается на сотни осколков, острых и сладких одновременно. Джон мог бы описать свое состояние, как «смятение», когда Майкрофт отстраняется, удерживая рукой его подбородок. Смотрит пристально, словно старается прочесть мысли. Его заалевшие от поцелуев губы влажные и непривычно яркие. — Личное пространство, — севшим голосом говорит Джон. — Ну да, — улыбается Майкрофт, удобно устраиваясь на ручке его кресла, и тянется за портсигаром. — Это все слишком сложно. Все эти комбинации, эти ваши игры…— говорит Джон, отпивая вино. У вина теперь вкус губ Майкрофта. Или наоборот — Джон не может сообразить. Губы приятно саднит от поцелуя. — О да, люди любят играть. Не ломайте голову, дорогой Джон. Лучше скажите мне, согласились бы вы на партнерство? — Партнерство? — Вам придется ассистировать мне в некоторых делах время от времени. Конечно, я хотел бы, чтобы вы престали так тесно общаться с Шерлоком — вас просто-напросто не хватит на нас двоих. И квартирку я бы вам нашел получше… — Знаете, Майкрофт, — осторожно начинает Джон, — меня не оставляет смутное ощущение… — Нет. Я не подразумеваю под партнерством какие-либо личные отношения. Разве что вы этого захотите. Мама учила Джона быть вежливым. — Я обязательно подумаю над вашим предложением. — Ну и замечательно. Еще вина? Джон кивает. Мама могла бы им гордиться. Они сидят молча, глядя на опускающиеся на город сумерки. Майкрофт курит, Джон чувствует себя неловко, прохожие за стеклом зябко кутаются в легкие курточки. — Вы собираетесь уезжать послезавтра? — Про мои интернет-покупки вам тоже докладывают? — Лишь то, что может меня заинтересовать. — Я думал, что мы разберемся сегодня с делом Закревского, и я улечу со спокойной совестью. А сейчас я уже и не знаю… Если вас это дело не интересует… Сейчас я уже совсем ничего не понимаю. Я привык доводить все до конца… — Я ставлю на экономку. Остальным это ни к чему. — Так просто? — Да. Это моя ставка. И вы правы, меня действительно не слишком интересует это дело. Теоретизировать, не имея данных, опасно. Незаметно для себя начинаешь подтасовывать факты, чтобы подогнать их к своей теории, вместо того, чтобы обосновывать теорию фактами. — Ясно. Джон вздыхает с облегчением, когда Майкрофт пересаживается на свое кресло. — Ах да, вы можете рассказывать Джиму и Шерлоку все, что знаете. — Он вдруг становится ужасно деловым. — Это хорошо. Особенно учитывая то, что я не знаю ровным счетом ничего и с каждой минутой понимаю все меньше. — Во всем, что вам необходимо знать, вы разберетесь, — говорит Майкрофт кротко. — А остальное — не все ли равно? На улице зажигаются фонари, небо розовеет. Джон думает, что пора и честь знать. — Посидите со мной немного, — говорит Майкрофт. Голос у него ровный, он неотрывно глядит на улицу, будто впадает обратно в свой транс. Джон беззастенчиво разглядывает его, пытаясь понять, кто перед ним — супергерой, супершпион, робот или инопланетянин под личиной человека. Джон силится найти какую-нибудь человеческую деталь в его облике, что-нибудь неидеальное — неровно обрезанный ноготь, пятнышко на рубашке, щетину или царапинку на коже. Но находит только веснушки. Хотя, присмотревшись к волосам, он решает, что в темных прядях можно различить медный блеск. Они молча наблюдают за тем, как пурпурное небо наполняется синевой, а потом темнеет до черноты. И Джон думает о Шерлоке. Удивительно — когда есть сотни тем для размышлений, всегда возвращаешься к самой запретной. Джон думает о том, что его жизнь могла бы сложиться счастливее, не будь в ней Шерлока. В Лондоне живут тысячи гораздо более привлекательных во всех смыслах людей. И это так несправедливо, что от одной мысли о Шерлоке, внутри поднимается горячее беспокойство. Джон думает, что сойдет с ума на острове. Джон думает, что нужно еще собрать вещи. — Только, пожалуйста, на этот раз не ошибитесь машиной,— говорит ему Майкрофт на прощание. Джон обещает. В машине он думает о Майкрофте. Дома очень тихо. Джон оглядывает темную, пустую гостиную, потухший камин. Он решил бы, что Шерлока нет дома, но заметил включенный в ванной свет. Засыпать в горячей ванне — еще одна из многочисленных странностей Шерлока. Первое время Джон боялся, что тот утонет, поэтому Шерлок завел привычку не закрывать дверь, когда собирался выспаться таким образом. Сейчас дверь в ванную закрыта, оттуда не раздается ни звука. Джон осторожно заглядывает внутрь — Шерлок спит. Влажная челка налипла на лоб, рот полуоткрыт, лицо мягкое, расслабленное. Джон садится на бортик, складывает руки на груди и смотрит. Трогает кончиками пальцев остывшую воду. Обычно Шерлок просыпается, когда вода совсем остывает, сонный, мокрый и крайне недовольный идет спать на диван. Такому Шерлоку лучше под руку не попадаться. Он все-таки ужасный тиран. Джон улыбается, с сожалением покидает ванную. В своей комнате он достает чемодан, открывает шкаф и долго смотрит внутрь. Закрывает шкаф, раздевается и ложится в кровать. Последние дни оказались слишком насыщенными, и непонятно, радоваться этому или огорчаться. И голова разрывается от мыслей. Джон кладет подушку повыше, закрывает глаза, смыкает вместе кончики пальцев и принимается медленно и подробно восстанавливать в памяти сегодняшний сумасшедший день. Ему нужно о многом подумать.