Cry for Help

Волна умиротворения впервые за долгие годы накрыла все человечество, в том числе и разведотряд. Солдаты уже успели позабыть, какого это, засыпать, не гадая, жизни скольких друзей унесёт следующая экспедиция. На самом деле, этот мир более не нуждался в охотниках. Большую часть отряда распределили в другие легионы, оставив в разведчиках только высшие чины и пару десятков самых отважных бойцов с титанами. Теперь их служба состояла только в поддержании физической формы и укреплении обороны стен, что являлось ничем, по сравнению с их прежними задачами. Конечно, капрал, что жил от вылазки к вылазке, успел заскучать. Ему не была интересна бумажная работа или очередные политические собрания. Он желал развлечься и, если головы титанов ему больше не сносить, он решил посвятить себя чему-то более увлекательному. А именно – своей единственной и самой важной проблеме – Микасе Аккерман. Прошло лишь несколько дней с тех пор, как девушка покинула ряды армии и вернулась к себе на родину, в свой старый, заново отстроенный дом в Шиганшине, где она когда-то жила с Эреном и его семьёй. Для депрессии места хуже было не найти. Хоть от старого дома не осталось и следа, всё вокруг все равно напоминало разбитой горем Микасе о своём брате. Эти улицы, этот запах. Каждая мелочь навивала такие сладкие воспоминания о беззаботном детстве, что ей хотелось взвыть от боли и от осознания того, что уже ничего не вернуть назад. И все же, покидать это место Аккерман не собиралась. Ей словно нравилось причинять себе боль. Она бесконечно прокручивала в голове момент, когда Эрен ушёл за стены и с каждым разом все отчётливей осознавала, что её брат никакой не герой, а всего лишь предатель, испытывающий чувство стыда. Это горькое осознание действительности вызывало у девушки небывалый гнев, и она безвылазно закрылась в своём доме, чтобы никто извне не попал под горячую руку. Капрал намеренно довёл Микасу до этого состояния. Он знал, что только пройдя через этот ад, она сможет вернуть себе рассудок. Конечно, идти к девушке он не спешил. Приди к ней сейчас, он не добился бы никаких результатов. Поэтому Леви посылал к ней людей, что раздражают её не так сильно, как сам капрал. Первым довелось идти Жану. Его целью было просто разведать обстановку. Но он не справился даже с этим. На его мольбы отворить дверь Аккерман терпеливо не отвечала, а потом, на остатках вежливости, попросила его убраться вон. Таким же образом, к ней наведались Саша и Конни, Хистория и Армин, и с каждым разом отказ отворить дверь становился все более грубым, не оставляя друзьям ничего иного, кроме как вернуться к капралу с пустыми руками и грустными глазами.       Решив, что уже достаточно вывел девушку из себя, Ривай незамедлительно сам направился на спасение рядовой Аккерман. . . . Реакцией на нерешительный стук в дверь стала ожидаемая тишина. Капрал постучал настойчивей, но ответа все ещё не следовало. Он вежливо, как это только возможно, представился и выразил желание поговорить, но никакие законные методы не повлекли за собой желаемого результата. Терпение подходило к концу, но отступать в планах не было, и Ривай решил перейти на угрозы. Наконец, реакция последовала. С другой стороны, в деревянную дверь прилетело что-то очень тяжёлое, и затем раздался голос Микасы, который, словно извиняясь за свою вспыльчивость, вежливо попросил нежданного гостя уйти. Но когда капрал кого-то слушал? Одним ударом ноги, он выбил замок и вторгся в чужое поместье, благо время было позднее и рядом не были ни души, готовой вызвать военную полицию, чтобы покарать нарушителя порядка. Перед собой Леви увидел то, что и ожидал. Абсолютно изолированная от внешнего мира комната, освещённая только пламенем из камина. Диван, на котором, обняв колени, сидела обвёрнутая в плед девушка, был окружён упаковками от быстрой еды, распитыми бутылками крепкого алкоголя и какими-то неинтересными книгами. Не отвлекаясь от созерцания пламени, Микаса шёпотом проклинала своего навязчивого капрала, но ему не было до этого дела. Он пробежался взглядом по опустошённым бутылкам, нашёл единственно полную и, открыв ею, нагло подсел к девушке. — Будешь? — протянул ей выпивку капрал, но, не дождавшись ответа, сам сделал первый глоток. Они сидели в полной тишине, прерываемой только потрескиванием горящих брёвен. Леви молча выжидал, когда лопнет терпение Аккерман, в то время как она, закрыв глаза, пыталась справиться с подступающей злостью. — Можешь не сдерживаться, я ведь больше не твой капрал, — провоцировал Леви, уставившись в упор на свою жертву. Терпение лопнуло и Микаса, одарив Леви дьявольским взглядом, уже не вежливо попросила: — Убирайтесь из моего дома. Ривай ответил нескрываемой усмешкой. Видимо, его забавляло, когда кто-то смел говорить с ним в таком тоне. Но девушку такая реакция не устраивала. Она продолжала грубить, и чем дальше она заходила в своём гневе, тем более удовлетворённым казался капрал. — Я ушла, чтобы больше не видеть вас! — подорвавшись с дивана, кричала Микаса. — Идите к черту со своей помощью! Леви с присущим ему спокойствием выслушивал истерику своей бывшей подчинённой, позволяя ей вдоволь выплеснуть все накопившиеся за это время эмоции. Микаса не разменивалась на слова и не подбирала ласковые эпитеты, выражая свои чувства, а мужчина только продолжал подливать масло в огонь своей саркастичной усмешкой. — Чего Вы улыбаетесь? — уже с обидой выпалила Аккерман и опустошённо упала на диван. Казалось, девушку разрывало на части от этой гаммы омерзительных чувств. Разочарование, ненависть, безысходность. Все встало комом в горле, и держать это в себе было более невозможно. Подступающие слезы уже не сдерживала поднятая к потолку голова. Слабость одержала верх и Микаса заплакала, подобно обиженному ребёнку.       Это была не злость на наглое вторжение капрала, это был крик души. Все чувства, все переживания, накопившиеся за это время в девушке, вырывались наружу и неважно в какой форме. Вся эта истерика означала только одно — ей больно. Леви лицезрел эту картину с неизменным выражением лица. У него не было побуждений утешить Микасу, как бы ни было горько смотреть на женскую печаль. Он этого и добивался. . . — Легче? — наконец вымолвил капрал после того, как девушка рукавом вытерла остатки своей безудержной истерики. Микаса молчала, то ли от стыда, то ли от того, что её голосовые связки больше не позволяли вымолвить и слова. — Можешь покричать ещё, если тебе хочется. Лицо Микасы исказила ироничная улыбка, и она, выхватив бутылку из рук Ривая, еле слышно прошептала: — Может, этого хочется Вам? . . . Капрал умел пить. Алкоголь расслаблял его, побуждал на душевные разговоры, но никогда не доводил до абсурдного состояния. Ровно как и Микасу. Они спокойно, даже не обращая внимания на всю несуразность этой ситуации, продолжали сидеть на диване, облокотившись на противоположные рукояти и гипнотизируя горящий камин. В любой другой ситуации эта картина казалась бы нереальной. В домашней обстановке Леви пьёт со своей подчинённой с одного горла, и никто не испытывает ни капли неловкости. Сейчас все отходило на задний план. Важны были лишь чувства. Вторая стадия меланхолии успешно подошла к концу. Ярость сдала свои позиции и позволила девушке хоть на мгновение насладиться мнимым спокойствием. Сейчас наступала более приятная пора – торг. Иначе говоря – попытки договориться с судьбой о более радужной участи, нежели бесконечное самобичевание. Когда напитка осталось на несколько небольших глотков, Леви понял, что пора заводить разговор. Он решительно повернулся к девушке, намереваясь сказать что-то важное, но Микасе было уже все равно. Очистив душу от накопившейся боли, она умиротворённо провалилась в столь желанный сон. Одним махом капрал опустошил бутылку, отстранённо накинул одеяло на девушку и тихо закрыл за собой входную дверь, кинув на прощание: — До завтра.