Cry for Help

Навязчивое ощущение чужого присутствия заставило девушку отринуть сон. Она лениво приоткрыла один глаз, убедилась, что её паника – лишь проделки разыгравшегося воображения и уже хотела вновь окунуться в сладкий дрём, как в задней части дома, на кухне, послышался грохот ударяющихся друг о друга бутылок, а затем тяжёлый топот приближающихся шагов. Микаса испуганно подскочила на диване, нерешительно повернула голову на источник звука и молча проводила взглядом капрала, что с большим мусорным пакетом в руках направлялся в сторону входной двери. Лицо Ривая оставалось неизменным. Он как бы невзначай окинул растрёпанную после сна девушку взглядом, оставил пакет за порогом дома и с тем же невозмутимым лицом продолжил наводить порядок. Девушка ещё немного понаблюдала за стараниями капрала и вскоре молча направилась в ванную, надеясь, что холодная вода сможет рассеять эти странные иллюзии. Но ни ледяной поток, ни часовое нахождение в ванной комнате не избавили дом Аккерман от Леви. Он был реален и, как ни в чем не бывало, продолжал хозяйничать в чужом доме. Микаса вернулась уже в ярко освещённую солнечным светом, уютную и, главное, чистую комнату. В доме воцарился запах свежей выпечки, принесённый порывом ветра, и пряный аромат свежезаваренного чая. Девушка подошла к столу, за которым, закинув ногу на ногу, с чашкой в руках отдыхал Леви. Взглядом он попросил её присесть и указал на пирожное, которое совсем недавно купил возле дома Микасы. — Ешь. Аккерман, мягко сказать, опешила от такой заботы. Она не отрывала удивлённый взгляд от мужчины, вынуждая хоть как-то прояснить причину своего поведения, но тот благополучно перевёл тему: — Давно я не видел столь запущенного дома. Микасу уже давно не волновали выговоры капрала. Тонкими, исхудавшими пальцами, она осторожно взяла кружку, приложив все усилия, чтобы не разлить её содержимое. Если раньше болезненный вид девушки скрывал искусственно созданный полумрак, то теперь, при дневном свете, Риваю открылись все последствия её длительного голода и бессонницы. Бледная, словно прозрачная кожа, на фоне которой покусанные губы казались ещё ярче. Чёрное, словно траурное платье открывало ненормально худые ключицы. На лице девушке невольно застыла гримаса разочарования, и это не могли исправить вновь появившийся блеск в глазах и лёгкий вишнёвый румянец. — Почему Вы мне помогаете? — нарушила неловкое молчание Микаса, не выдержав на себе взгляда черных глаз. Леви задумчиво уставился в потолок и, сделав небольшой глоток, ответил: — Хочу исправить то, к чему лично приложил руку. Микаса грустно улыбнулась: — Значит, ваше благородство – это всего лишь способ избавиться от чувства вины? Так оно и было. Конечно, Леви не нёс на себе бремя принятого Смитом решения, однако он прекрасно понимал, что именно он морально растоптал Микасу. Он остановил две её безумные попытки спасти брата, пока не стало слишком поздно. Очевидно, что тогда он спас ей жизнь, но разве она просила его об этом? Ведь девушка теперь до конца жизни будет думать и жалеть: «А что, если бы я тогда отправилась за Эреном?». О вине капрала можно философствовать долгими вечерами и вгонять этими разговорами в тоску. Леви было это не интересно. Его задачей было сделать Микасу хоть на грамм счастливее, а не обременять её своими проблемами. — На самом деле, — с азартом ухмыльнулся Ривай, — мне стало скучно. А наблюдать за твоими перепадами настроения довольно забавно. — Забавно, значит, — чуть заметно улыбнулась Микаса и уставилась на своё искажённое отражение в багряном напитке. . . . Леви не собирался посвящать взыгравшую духом девушку в свои планы. Он молча пожинал плоды своих творений. Только его усилиями она смогла прийти в себя, смогла снова поддерживать диалог, улыбаться и спокойно спать. Этот этап был неимоверно приятным, ведь сейчас казалось, что боль слегка отступила. Появилась надежда, что кто-то в силах сделать тебя счастливым. Кровь забурлила в жилах, энергия бьёт ключом, вернулись желание жить нормальной жизнью и вера в то, что все может встать на свои места. Но стадия «торг» строится на самообмане и бесконечном аукционе с судьбой, в котором все равно победит самый разрушительный этап – «депрессия». . . — Хочешь, чтобы я ушёл? — с пустого места начал разговор капрал, будто желая потешить своё самолюбие, услышав очевидный ответ. Микаса невинно, словно ребёнок, нуждающийся в заботе, отрицательно покачала головой. Раньше она бы никогда не стала так явно просить капрала побыть с ней ещё, но сейчас гордость отходила на задний план. Ей просто было хорошо, когда рядом сидел кто-то знакомый, добрый, тёплый. Как давно она начала представлять себе Леви именно так? Наверное, он разделил с ней так много ужаса, что теперь стал её спасением. — Тебе нравится, когда я рядом? — самодовольно предположил Ривай, но, через мгновение, убедительно добавил: — Я не собираюсь бросать дело на пол пути. Я не уйду, даже если ты будешь меня выгонять. Они ещё долго просидели общаясь, как близкие друг другу люди. Возможно, эта лёгкость была обусловлена тем, что Микасе уже было все равно. После той гаммы бушующих эмоций, такая мелочь, как смущение перед капралом, уже не играла никакой роли. Ривай это чувствовал и потому больше не мог относиться к девушке, как к своему солдату. Это было самое обычное общение двух непредубеждённых людей. Когда чайник был уже полностью опустошён, Ривай сделал девушке интересное предложение. — Ты не устала сидеть дома? И вот, одухотворённая, она уже нежится под приятными солнечными лучами, ступая по улицам своего детства. Чуть позади идёт капрал, и, наблюдая за цветущей Аккерман, все ещё наивно надеется, что следующая стадия меланхолии обойдёт её стороной. А Микаса, и не подозревая о переживаниях своего спутника, с мимолётной грустью вспоминает о счастливом времени, когда они с Эреном ещё и не знали, что такое титаны. . . . Вдалеке, возле прилавка с фруктами, девушка видит знакомые силуэты. Приближаясь, она все отчётливей узнает в этих фигурах черты своих старых друзей. Жан о чем-то спорит с торговцем, Саша в эйфории загребает плоды в мешок, а Хистория, будто уже позабыв о связывающей их с Микасой печали, с улыбкой наблюдает за этой картиной. Ещё вчера, Аккерман бы обошла эту улицу даже через территорию титанов, но сейчас её желание вновь стать частью своей команды не знало границ. Саша, словно интуитивно почуяв приближение подруги, позабыв о делах, стала искать среди толпы знакомую ауру. Разглядев Микасу, она сначала расплылась в счастливой улыбке, а потом, взяв под руки своих друзей, кинулась ей навстречу. — МИКААСААА, — в полете прыгнула на подругу Браус. Чтобы устоять на ногах, Аккерман пришлось сделать два шага назад и тогда Саша, почти лицом к лицу столкнулась со своим худшим кошмаром – с капралом, что все это время держался чуть позади. Моментально три солдата выстроились в ряд, приложив руку к сердцу, и нетерпеливо ждали, когда им разрешат поприветствовать свою подругу. — Вольно, — с усмешкой кинул Леви и, доверив свою спутницу её друзьям, ушёл в неизвестном направлении. . . . Они провели вместе отличный день. Казалось, Микаса была даже общительней, чем обычно. Они бесконечно поражались, что с ней сделал Ривай, а девушка только коротко отшучивалась, не желая посвящать друзей в подробности всех пережитых с капралом истерик. В сердцах воцарилась приятная идиллия, и никто не хотел говорить о плохом. Они просто наслаждались блаженным умиротворением и пытались запечатлеть эти счастливые моменты в памяти. Так они и разошлись, оставив после себя только мерзкий привкус фальши. . . . Стоя на пороге своего дома, Микаса по привычке стала ощупывать себя в поисках ключа, но, спустя мгновение вспомнила, что в дом теперь можно попасть беспрепятственно, благодаря вчерашнему вторжению Ривая. Она отворила тяжёлую дверь, устало скинула с себя обувь и хотела повалиться на излюбленный диван, но он оказался занят. — В…вы здесь? — мягко сказать, удивилась девушка, не ожидая снова застать капрала в своём доме. — Я ведь сказал, что не уйду. Леви был серьёзен в своих намерениях. На этот раз он не собирался оставлять Микасу одну, зная, чем чревата четвертая стадия меланхолии. Она всегда подкрадывается неожиданно, застаёт врасплох и на контрасте с предшествующей идиллией доводить человека до самых страшных, непозволительных, смертельных побуждений. Ривай сам проходил через это и потому понимал, чем все может закончиться для человека, что морально слабее его. — Если бы я Вас не знала, я бы подумала, что Вам не все равно, — иронично улыбнулась Аккерман и присела на другой край дивана. Капрал на секунду склонил голову, чтобы удержать вырывающийся смешок, но быстро взял себя в руки и, изящно приподняв подбородок, ответил: — Меня волнует только моё собственное чувство вины. Микаса на мгновенье задумалась, и, чуть приблизившись в сторону Ривая, эффектно закончила этот спор: — Если бы Вам было на меня все равно, Вы бы не жалели о своих действиях. На самом деле, они всегда любили спорить друг с другом, просто никогда этого не замечали. Каждый раз девушка ставила под сомнение не угодившие ей приказы и каждый раз капрал терпеливо вёл с ней словесный диспут по этому поводу. . . . Чтобы оценить что-то как следует, перед этим нужно опуститься на самое дно, поэтому сегодня был лучший день на памяти Микасы. Она могла бесконечно сидеть на этом мягком диване и смотреть на догорающие угольки, преисполненная пьянящим умиротворением. За окном холодная ночь, она увёрнута в тёплый плед. Она не одинока. Расслабляется и забывается. Устало кладёт голову на сильное мужское плечо. Ей так спокойно, так уютно. Она почти засыпает, но властный голос не даёт ей это сделать: — Тебя не смущает, что я твой капрал? Микаса не видит его лица, но точно знает, какой у него сейчас взгляд. Она нехотя отстраняется и начинает извиняться, но Ривай не даёт ей договорить. Осторожно взяв девушку за оголённое плечо, он укладывает её на свои колени, оставляя последние пожелания на ночь: — Спи уже.