мои руки на твоём теле, мои мысли — не твоё дело; я люблю тебя только на час, но не навсегда.
Две недели назад
В Чикаго наступал вечер. За стеклом огромных панорамных окон офиса летел снег, и на улицы спускалась темнота. Иен стоял перед окном, ссутулившись и засунув руки в карманы, и тупо втыкал в вид с тридцать первого этажа. Далеко внизу по автомагистралям реками текли огни; солнце зашло за горизонт, и свет его последних лучей всё тускнел и тускнел над Мичиганом, пока не превратился в грязно-оранжевую дымку. Люди с такой высоты казались букашками. Может быть, из-за этого Иен морально отдалился от всех, с кем раньше был близок? Слава Богу, праздники он пока ещё проводил в привычном кругу. На День Благодарения мысли одолели; Иен запил индейку пачкой крепкого вина, сел под лестницей в старой гостиной и начал клевать коленки, как в детстве. Фиона сидела рядом и утешала: «Найдёшь ещё своё», а Лип говорил, что он зазнался со своей работой. Иен не зазнался. Ему просто было тяжело возвращаться туда, где прошли детство и юность, потому что в каждом уголке Южной стороны пряталось его одиночество. Пока его одноклассники упарывались насваем, он упарывался Сартром и рисовал на коленках под партой, а после уроков шёл на заброшенную стройку кидать камни с крыши. Дразнили заучкой. Ему и не хватало внимания, и в то же время он его боялся из-за доёбов сверстников и сторонился всех. Стабильно раз в год-два он западал на какого-нибудь задиру, который, проходя мимо по коридору, срывал с него наушники или отбирал книжку, и всё это, конечно же, ничем не заканчивалось. Иен давно перестал тупить перед парнями, которые нравились, перерос подростковую интроверсию и теперь всегда сам делал первый шаг — иногда даже чересчур настойчиво. Вот, смотри, это я. Я тебе нравлюсь? Я ведь не урод и совсем не скучный. Хочешь, будем заниматься любовью — я внимательный и чуткий. Не хочешь — будем обниматься и готовить завтрак. В боулинг? На озеро? В кино? Так и проходили лучшие годы. Иен сам себя обеспечивал, качал весы в спортзале, занимался немецким и глотал обучающие курсы по всевозможным основам всевозможной фигни, тщательно следил за запахом изо рта и не имел проблем с законом, потенцией и жилплощадью, закрывал глаза на вредные привычки, наличие детей и леволиберальные суждения, но всё равно был никому не нужен. Были отношения по два года, по месяцу и по неделе. Люди приходили и уходили, но в конце концов он всё равно засыпал один. Кто-то уставал от его настойчивости, кто-то — от перфекционизма. Острое желание максимально присутствовать в жизни своей половины, энергичность и трудоголизм быстро надоедали мужчинам, а Иен Галлагер по-другому не умел. Он просто работал без приступов сурка, отдыхал без алкоголя и любил — без претензий и обид, принимая всё человеческое. Сейчас он сидел с ноутбуком и пытался разобраться с проблемой, которая вытрепала нервы всей команде. Пользователи жаловались на то, что новогодний бот, который запустила компания, не распознаёт бутылки; это грозило серьёзными потерями прибыли и жёстким пропиздоном от начальства. Часы показывали семь, заколебавшийся народ давно разошёлся, но Иен остался, заказал пиццу и уселся в зоне отдыха, твёрдо настроившись придумать хоть какое-то решение. Синдром одиночки с детских лет — гениальные идеи прилетали в голову только в окружении стен, мебели и тишины. — Ну что, есть подвижки? — Калеб, айтишник с этажа выше и по совместительству его бывший, заглянул в дверной проём. — Нет. — Я уже раз пятьдесят скрипт перепроверил. Ничё не понимаю, — проворчал Калеб. Пройдя к креслу-подушке, он устало плюхнулся на него и уставился в потолок. Иен поддался настроению и откинулся на спинку стула, когда очередная попытка настроить графический распознаватель не увенчалась успехом. — Поди, и премии лишат, — разочарованно вздохнул Калеб. — Ага, — рассеянно ответил Иен. Приостановив бота, он взялся вручную разбирать заваленную сообщениями личку паблика. Мозги кипели, и, чтобы разгрузиться, надо было заняться чем-то другим. Вместе с этим он с опаской поглядывал на Калеба. Откат назад в прошлые отношения и страстная сцена на корпоративном диване была бы сейчас совсем некстати. Калеба, казалось, их уединённость не смущала. Нехотя встав с кресла, он переместился на стул на колёсиках, подъехал к Иену и взял кусок пиццы. — Ты что там делаешь? — В глазах рябит уже, — Иен напрягся и отодвинулся, но продолжил листать диалоги вниз. «Наебали пидоры», «Где стикеры», «АЛЁ СУКА» и бессмыссленные наборы букв с капсом и без. Иен не любил праздничные акции, потому что в случае сбоев автоматической системы частенько приходилось самому работать с халявщиками, которые не чувствовали ответственности за то, что пишут в интернете. Глаза начали слипаться. Иен боком чувствовал, что напарник посматривал на него — скорее всего, пытался вникнуть на тормозах в его готовность вспомнить старое. Иен знал такие приёмчики и решил сделать вид, что собирается уходить. Хрен с ним, закинется кофе и поработает дома, раз нежелательный объект подкатывает на стуле со своими хотелками. Размышляя, под каким бы предлогом свалить, он начал тупо листать диалоги вниз и рассматривать аватарки, и тут вдруг наткнулся на один интересный юзерпик. Имя ему было Микки Топский, и в имени этом не было ничего необычного — подростки фейковую хрень вместо фамилий ставят сейчас везде; Топских, Скотских, Архангельских и Бродских, Воскресенских и Вознесенских, Царёвых и Королёвых — хоть лопатой греби. Не это привлекло внимание Иена, а то, что машина, на фоне которой стоял обладатель страницы, смахивала на его Мерседес. И фон виднелся знакомый. Недолго думая, Иен нажал на профиль, и — ву-аля! — это была его машина, с его номерами и с маленькой царапиной под левой фарой. Парень на фото в солнечных очках (зимой-то) прислонился задницей к капоту, гордо сложил руки на груди и задрал подбородок. Сзади виднелось фамильное гнездо Галлагеров. — Вот говнюк! — разочарованно цыкнул Иен. — Это что за соска? — Калеб, заслышав его тихие ругательства, опять перегнулся за ручку кресла, как бы невзначай задев его руку, и прищурился в экран. Очевидно, он тоже узнал видок — Иен не раз приводил его в этот дом. — Кто это? — Да откуда мне знать, — проворчал Иен. — Охуевший, жопу приткнул на чужое. Его взяла злость. Он потом и кровью заработал на эту машину, а всякие малолетки без мозгов садятся на неё ради понтовой фотки. По инерции Иен щёлкнул мышкой, перелистнув фото. Потом ещё раз. И ещё. Какие-то фото были сделаны нормально, какие-то — на мыльницу нулевых годов выпуска, но со всех на него важно смотрел симпатичный парень. На одном фото он показывал кулаки с нецензурно татуированными пальцами, на другом с битой на плече стоял с другими парнями, которые были выше его на голову. — Хорошо, стекло не расхерачил этой битой, — хмыкнул Калеб. — Ага, замечательно, — фыркнул Иен в ответ, в очередной раз щёлкнув мышью. На экране всплыла хитрая ухмылка с криво прифотошопленным золотым зубом и матерная подпись, приблизительный смысл которой Иен бы описал как сексуальное унижение. — Слушай, ну, по моему, это судьба, — засмеялся Калеб. Иен бросил на него снисходительный взгляд, но всё же не смог сдержать ухмылки. — Ну-ка, глянь, чё у него там. Иен щёлкнул по пустому полю и вышел из фотографий. Информация о себе была заполнена чуть больше, чем никак. Дата рождения: 10 августа 1998 84 друга | 134 подписчика | 112 фотографий | 283 видеозаписи Дальше — усеянная репостами стена: розыгрыши айфона, роллов, Сони Плейстейшн и так далее по стандартному списку потребителя. Иен прокрутил с десяток записей вниз; не найдя ничего интересного, кроме смазанных себяшек, он перевёл взгляд на левый блок с подписками. WebM ПАЦАНЫ И СИГИ Рифмы и Панчи ВОЛК-ГОМОФОБ Калеб просто взорвался приступом смеха. — Не, не судьба, — просипел он почти сквозь слёзы. — Извините, конфликт интересов. Иен слабо скривился не то от смеха, не то от усталости. Прошедшая неделя выжала из него все соки; он удивлялся, как Калебу удавалось выдавливать из себя эмоции. Забыв про намерение уйти домой, он вернулся обратно в диалоги, нашёл этого Топского и открыл переписку. И тут же закрыл, пока Калеб отвлёкся и не заметил. Ну что за пиздец. — Ладно, — Иен резко встал со стула, неловко приставив к поверхности стола левую ногу, чтобы скрыть от бывшего промежность. — Пора и честь знать. — Ты куда? — Калеб встрепенулся и тоже вскочил, и Галлагер мысленно сделал себе пять фейспалмов, понимая, что был прав. — Домой. Не оборачиваясь, он сгрёб пальто с дивана и взял его на локоть так, чтобы прикрывало ниже пояса; другой рукой схватил ноутбук и сумку от него в охапку и вылетел в офис, оставив озадаченного Калеба наедине с собой. Последнее, чего ему сейчас хотелось — это чтобы его бывший мужик видел полубоевую готовность под тканью штанов. Так и дров наломать можно. Иен вышел на свежий воздух и кивнул охраннику, который залипал в телефоне и чему-то улыбался, и ему подумалось: вот живут же люди. Он уже забыл, каково располагать временем, чтоб оно оставалось на тупую херню. Может, ему тоже хочется наскринить волосатых анусов на порнхабе, нафотошопить бутылок и поиздеваться над техподдержкой конкурентов. Почему нет? Спустившись на парковку, он сел в машину и откинулся назад. Стояк опал, но внутри ещё зудело. Последний секс у него был недели три назад, мастурбировать он не любил, с бывшими не спал — а что-то сделать надо было. Сублимировать сексуальную энергию в другое русло, как говорил его психолог. Иен тяжело вздохнул и открыл ноутбук. Спустя три часа он лежал в постели и лыбился, как дурак. Спать перехотелось совсем.***
Как он понял, Микки был не робкого десятка парень, хоть и засранец. Страница была зарегистрирована аж в 2008-м году, и, очевидно, он ни разу её не менял. В комментариях к записям — Иен сразу же их пробил — отзывался немногословно; группы — игрушки, порнушка, «Курицы Саус Сайда», и всё бы с ним было ясно, и Иен просто хотел вломить хорошего цивилизованного леща в виде штрафа, чтоб неповадно было на чужие машины садиться… Но что-то пошло не так. Иен Галлагер правда не хотел ввязываться в непонятную муть с быдловатым парнем. Не хотел долгих отношений, не хотел коротких, вообще никаких. Иен назначил встречу, чтобы проучить пиздюка. У Фионы был знакомый полицейский, Тони, и он сидел в машине снаружи — благо, стены в кафе были из прозрачного стекла. Когда Иен попёрся вслед за нахалом в туалет, то показал полицейскому руками крест и покачал головой, и тот сначала не понял, а потом как начал угарать — люди за соседним столиком заоглядывались на безудержный ржач, слышный с улицы. Иен едва вернул себе самообладание. Да он сам офигел. Юношеские кинки снова взяли своё; ему выпала прекрасная возможность самоутвердиться перед человеком, похожим на тех, что унижали его в школе — и он её торжественно проебал. Не упустил, не провалил, а именно что про-е-бал. Микки в жизни оказался ещё симпатичнее, чем на фото, потому что забавно ругался и брови вскидывал так, что Галлагер тогда чуть не выронил смазку в унитаз. Коренастый и хмурый, он явно стеснялся своих желаний, но просматривался в них насквозь; смотрел исподлобья, но из глаз летели искры; Иена это завело и не вывело обратно, и когда он прижимал Микки к стенке в туалете, то всё боялся свихнуться. Потому что до него — странного гопаря, который обзывал его педиком, а сам не чурался в прямом смысле присесть на бутылку — всё было не так. Занятия любовью у Иена Галлагера всегда были чем-то обычным — так сказать, для разрядки и для спокойствия. Гораздо важнее ему было то, что приходилось до и после. Целоваться и тыкаться носом в волосы, выгулять вечер на катке, спросить по телефону: «когда дома будешь?». Кормить лекарствами с ложки, когда дорогой-любимый заболеет. Сходить на день рождения его племянницы и познакомиться с родственниками. А Микки взорвал мозг своими стонами и свалил. Классика его юности — Саус Сайд и ныкающиеся в шкафах гопники, которым нравится в задницу. Но классика классикой, а секс открылся Иену с другой стороны. Процесс внезапно стал важнее итога, потому что Иен Галлагер запал на смешные топорщащиеся уши и залихватский походняк, а ещё Микки классно щёлкал языком, сидя в машине по пути в Норд Сайд. Они обсуждали политику, цены на образование и бензин, и ещё Микки рассказывал приколы с преподами, и Иен смеялся, как ребёнок. Преддепрессивная истерика махала ручкой. Дома у них случилось во второй раз, и Иен вообще перестал что-либо понимать. Раньше он влюблялся и ловил каждое слово, каждое желание, был обходителен и никогда не нарушал негласной этики в постели. Теперь лёгким движением бровей Микки ему снесло крышу к чёрту. Тот хлестал остатки виски с апельсиновым соком, ложился как ему удобно, а Иен что-то бормотал невпопад, про какой-то душ, про несварение и про кошку, и в конце концов кончил первым — как пятнадцатилетка, ей богу. Ему удалось исправить ситуацию, но это был такой стресс — весь Микки, вся его крепкая коренастая тушка с белым животиком — всё это какой-то сплошной двухчасовой ахуевоз со льдом, и Галлагер забыл вообще, кто он и откуда, когда этот засранец собрался слинять на ночь глядя без просьбы подвезти и поцеловать на прощание. Ему двадцать шесть лет, блин, двадцать семь уж скоро тикнет, а он из-за двадцатилетки кукситься собрался. Дно пробито, праотцы с осуждением взирают на него с небес, а он пялится в окно на внеочередной планёрке и не может выдать ни одной годной идеи. Дзынь. Иен разблокировал телефон, думая, что это от него сообщение, но нет. Всего лишь напоминалка про то, чтобы не забыть выпить таблетки. — Мистер Галлагер, — услышал он сбоку приторный голосок Сэмми, которая курировала рождественскую акцию. — Что у нас с авторассылкой? IT доложили, что виджет работает исправно. Иен кинул усталый взгляд в сторону Калеба и его команды. Те сидели притихшие и не поднимали глаз. Иен тяжело вздохнул и мысленно себя похвалил за то, что у него хватило сил вовремя разорвать отношения с трусом и лизоблюдом. — Ну, я не уверен насчёт виджета, миссис Слотт, но определённо проблема не в авторассылке. Либо сервер по непонятным причинам не справляется с нагрузкой, либо у восемнадцати тестеров одновременно замылился глаз, раз никто не может найти баг. Сэмми прищурилась и пожевала губу, уставившись на него, как кошка на полбу. — Вы ещё и программист? — Нет, но я работал с кодами в графике и много практиковался… — Хорошо, давайте перейдём к насущному, — его перебил Макс, начальник их пиар-отдела, и Иен с благодарностью во взгляде откинулся на спинку стула. Кажется, вся планёрка вздохнула с облегчением, потому что все помнили, чем заканчивались их с Сэмми***
Забив адрес в карты, Иен прикинул, что Микки живёт в том же районе, что и он когда-то жил; их старый дом, где сейчас жила только Деб, стоял на соседней улице, с другой стороны квартала. Кирпичный, с одним этажом и кучей хлама на заднем дворе — завидев унылую картину, Иен отъехал к Дебби, поставил машину на газон у бассейна и потопал пешком. Внутри было не лучше. Оборванные шторы закрывала плазма; ковры явно давно не вытряхивали, а со столика, когда Галлагер зашёл, Микки загребал в совок сигаретные окурки. Его растерянная моська дала Иену понять, что тот не рассчитал время на уборку. — Привет, — Иен прошёл в комнату и предусмотрительно заглянул за спинку дивана. Убедившись, что там чисто, он поставил туда пакеты с едой. — Привет, — Микки выпрямился, скинул окурки в урну и уставился на него, закусив губу. С тех пор он не спускал с Иена глаз. А Иен не спускал с него рук. Они даже не потрудились убраться толком после еды. Коробка из-под лапши, качаясь на краешке дивана из-за ритмичных толчков, наконец-таки упала на пол. Мик сам чуть не соскользнул ногой туда же — диван был для них узковат, но Галлагер вовремя подхватил его под коленкой. Микки засмеялся и повернул голову к нему назад, и ему было классно целовать эту улыбку. — Привстань повыше, — пропыхтел Иен ему в щёку. — Я… Дай, встану, — Микки вывернулся из его объятий и встал боком. У спинки дивана и правда было удобнее, и Иен быстро пристроился сзади. На Микки была чёрная майка без рукавов — грубая, из крупного волокна, и Иену захотелось сдёрнуть её. Он так и сделал. — Блядь, Галлагер. Не было ещё, наверное, в его жизни такого. Или было? Какая разница, когда он смотреть не может на эти коренастые, бледные от напряжения пальцы в татухах — потому что знает, что кончит в ту же секунду. Какая нахер разница, кто там был до него, если вот так прижимаешь его сзади к груди, а он через раз дышит в пыльные диванные подушки и плохо сдерживает рычащие стоны. Тебе кранты, блядь, Галлагер — и это Иен подумал его голосом. Микки прошипел: — Подрочи мне. — Хорошо, — Иен выдохнул и остановился на пару секунд. Прижав Микки к себе ещё сильнее, чтобы член не выпал, он дотянулся до смазки, которая давно валялась на полу вместе с остатками еды навынос, одеждой и телефонами. — Чистюля, — Микки снова засмеялся, закинув ему голову на плечо. Они чуть не свалились на пол вместе, но Иен вовремя упёрся рукой в замызганный стеклянный стол. Его развезло от смеха, и Мик странно на него посмотрел. Только бы не заистерить сейчас. Всё же хорошо. Он начал давить тюбик и заляпал, кажется, весь диван; Микки махнул рукой на его извинения и, изогнувшись, опять начал подозрительно на него пялиться. Иена от этого заколотило ещё больше. Он поцеловал Микки в плечо, выдавил смазки на ладонь и начал ему надрачивать, не прекращая двигать тазом. Пальцы впивались в левый бок над ягодицей, мягонький, белый и в красных следах от прикосновений, и когда Иен в очередной раз замацал его, то встретился с недоумённым взглядом голубых глаз. — Извини. — Нет, просто… Поближе бери. Понятно. Растерял темп. Галлагер взял себя в руки, привстал выше и навалился — Микки охнул. Белое плечо с перекатывающейся косточкой лопатки ткнулось ему в нос, и он вдохнул полной грудью и понял, что дольше не протянет. Слишком вкусно пахла его кожа. — Хорошо? — Мгхм. Дай минуту. Микки кончил через несколько секунд. Почувствовав тёплую сперму на ладони, Галлагер потыкался ещё какое-то время и тоже не заставил ждать. Вяло, нехотя и без искр, раз — и всё. Хотелка больше не зудит, а на душе опять камень. — У тебя что-то случилось? Иен поднял голову. Они сидели на диване голые, спустив ноги на давно не крашеный холодный пол, и Микки вглядывался ему в глаза и часто сглатывал. — Нет. С чего ты взял? — Ты весь дёрганый чё-т, — Микки пожал плечами, тут же отвёл взгляд, словно устыдился, что спросил, встал и надел трусы. Ну, ладно. Вывалить ему про начальство, про кризис среднего возраста, который ебанул в мозжечок на пятнадцать лет раньше, и про него самого, который не хочет долго и счастливо — это одно, хочется и колется. А то, что у него опять был перепих без обязательств — это другое. Дёрганый, ну и ладно. Не договаривались же они подставлять друг другу жилетки для слёзок? Со свиданиями не получается, одна постель. А в постели Микки хорошо провёл время. Микки ещё в прошлый раз дал понять, что за бОльшим он ему нахер не сдался. — Знаешь, я, наверное, пойду, — Иен тоже встал, натянул на себя исподнее и рубашку, и, отвернувшись в поиске штанов, прямо-таки ощутил спиной, что на него смотрят. Хлопнула дверца холодильника; Микки с двухлитровой пачкой сока и тарелкой с чем-то съестным в руках стоял и глядел на него не то с осуждением, не то с недоумением. — Это месть? За то, что я сразу же ушёл? — в конце концов выдал он. Иен посмотрел на него, лохматого и милого, и от того, как он шевелил губами, пытаясь ещё что-то сказать, в душе затеплилась надежда. — Нет. Я просто думал, что… Ты не хочешь чего-то серьёзного. Микки закатил глаза и покачал головой, направляясь к столику перед диваном. Поставив туда еду, он подкатил столик поближе и чуть не сшиб Иена с ног. — Слушай, королева драмы, у меня отец дома был, — произнёс Микки, активно жестикулируя и не смотря ему в глаза. Иен стоял со спущенными штанами и пытался не улыбаться. — Мне ебучку раскрошат, если я появлюсь позже двенадцати. Телик включи и прижми жопу, ща пиваса принесу. — Я за рулём. — Да мне похер, ты всратый какой-то сегодня. Они говорили о ерунде, старом и новом кинематографе, рисовке спецэффектов в фильмах девяностых и обвисших сиськах Шварценеггера. На Саус Сайд спускался вечер, по телевизору крутили старые сезоны Южного Парка, ладони холодило дешёвое пиво в стеклянной бутылке. Иен Галлагер чувствовал, что его отпускает. Рабочее отлегло, уступив место чему-то тёплому. Голова откинута назад, слабые улыбки в потёмках. Взгляды, брошенные украдкой. И позже, когда Микки позвал его к себе в комнату, чтобы показать фамильную коллекцию оружия, а потом заобнимать, он выговорился.