Стикеры

Ласковый вечер субботы пьянил без вина. За окном текла длинная вереница огней, от дома — и вдаль, до яркого горизонта. Сквозь приоткрытое окно лился городской шум и звонкий девичий смех. Где-то вдалеке выли полицейские сирены, сигналили машины; из окон развесёлых экипажей валили басы. А над кроватью на одиннадцатом этаже горел оранжевый неон, и спальня тонула в тёплом приглушённом свете. Тишину нарушало только сдавленное кряхтенье. Мятая простынь валялась на полу — Иен, как съехал с галлагерского гнезда, так и не привык к тем, что на резинке, а обычная всегда сбивалась, когда они по четыре раза за вечер тестировали матрас. — Где, здесь? — Иен нащупал каменную, забитую мышцу у шеи Микки. — Блядь, да-а-а-а, — тот сморщился и захныкал. Голый и разгорячённый, он лежал на животе под Иеном и терпел массаж. — Сильнее. Иен нажал посильнее; спина у Микки была мясистая, но лопатки выпирали — прямо как у Карла в детстве. — У тебя случайно не сколиоз? — Иен сбавил нажим и нагнулся, носом потёрся Микки в ухо, отчего тот захихикал и дёрнулся. — Тебе вообще можно так? — Не знаю, я за компом сижу — ай! — постоянно, вот кривой и стал. — Надо выводить тебя гулять, — Иен снова нагнулся и, не переставая мять плечи Микки, лизнул его в ухо. Микки снова дёрнулся и фыркнул, и Иена опять торкнуло, как кошку с валерьянки. Голая коренастая любовь валяется под ним, кряхтит и хихикает. Метафизические штаны счастья с треском рвутся по швам. — Скажи это моим преподам. Мы до сих пор на паскале все лабы пишем, я ебал. Иен опешил и остановился. Микки недовольно застонал, но не успел возмутиться, потому что Иен слез с него и осадил вопросами: — Ты на программщика учишься, что ли? — Ну, — утвердительно шмыгнул Микки. — Я думал, в колледжах не учат программщиков. — Ага, как бы не так, — лениво ухмыльнулся Микки. — Чтобы сисадмином в тухлой конторе работать, высшее нахер не нужно. Иен улёгся на бок, подперев рукой голову, и уставился на Микки, что лежал щекой в подушку и мечтательно улыбался — наверное, чувствовал на себе влюблённый взгляд. И только Иен хотел сказать что-то хорошее — у него в голове кое-что не сошлось. Он нахмурился: — Подожди, ты ведь говорил, что на втором курсе? И тебе двадцать один. Микки приоткрыл глаза. Улыбка медленно сползла с его лица. — Да, — коротко ответил он, моргнув несколько раз. Взгляд его был направлен куда-то Иену в грудь. — А как так вышло? Поздно учиться пошёл? Микки помолчал, едва заметно прикусив губу. Сглотнул и снова закрыл глаза. Иен успел пожалеть, потому что Микки сразу же заволновался, и казалось, тема ему неприятна. — В школе на второй год оставляли, — наконец, тихо произнёс он. — А-а. Что ж. Иен не стал спрашивать, сколько раз. Он лёг на спину, подложив руку под голову, и тут же перевёл разговор в другое русло: — Я тоже поступал на ай-ти, только в ВУЗ. По конкурсу не прошёл. Матан херовый, трёх баллов не хватило. — Какое, нахер, ай-ти, — Микки привстал на локтях и вскинул брови. — Ай-ти — это в Стэнфорде, или где угодно, блядь, только не в моей шараге. Скажешь тоже, Галлагер. — Почему так категорично? — фыркнул Иен в ответ. — Да потому что туфта полная. Второй год ничего толком не делаю. У меня на одногруппника заяву в учебную часть накатали, что проект написал на яве. Лабы, блядь — вообще смех, задания из разряда «напиши hello world сто раз, используя while», «умножь два числа, используя три if». Экзамены вообще анальные, практики процентов двадцать от всего… Иен держался, но на «анальных экзаменах» уже не мог — рассмеялся. Психотерапевт говорил: ограждайте себя от выслушивания чужих проблем, но Микки так мило бурчал, что слушал бы и слушал. Иен охреневал с того, что его возбуждала кряхтящая, ворчащая ругань. Утробное рычание и суровый взгляд — и Микки даром не нужна его обходительность, потому что «блядь, засади, Галлагер», потому что пятый раз за три часа, и звериный рык переходит на скулёж, когда Иен крепко жмёт и валит, втрахивает в постель. Оказывается, может быть легко. Без комплиментов, без осторожных условий, без раздумий — «подходим — не подходим», без компромиссов в сексе. Наверное, если он ещё раз скажет «компромиссы», Микки харкнёт ему в лицо. Сложно было подсчитать, сколько ночей они провели вместе. Ночи были бешеные. Потому что сам Микки был бешеный — кончал за полторы минуты, это с его-то хером в заднице — а потом умолял «драть» дальше. Минут через пять кончал ещё раз. Потом приезжала пицца; Микки надевал его халат и, хлюпая задницей, топал с коробкой на кухню — развязно, как у себя дома. Тепло разливалось в душе, когда Иен из спальни смотрел на этот походняк с вывороченными наружу стопами. Микки с кухни подмигнёт, вызывающе скинет халат — в следующую минуту они оба, голые, зажимают друг другу коленки ногами и уплетают пиццу, а Микки с полным ртом доказывает ему, что Марвел скатился, а вокруг «Джокера» слишком много хайпа, и Иен слушает и слушает ровно до тех пор, пока Микки не замолкает — рот снова забит, но уже не едой; тут особенно не поворчишь. Иен так привык, что от его размера парням больно, что просто офигел от восторга, когда Микки приноровился, и они погнали на максимум. В башке творился кавардак, а с губ срывались «охуевшие, блин, слова» — так их называл Микки. Щёчки краснь-краснь — в полумраке всё равно видно. Исподлобья посмотрит, отвернётся. Милый. Иен выматывался до головокружения. Часы летели; валился, счастливый, на крепкое и мягкое тело — кровь с молоком, вдыхал запах, отгонял паранойю: любит — не любит, останется — не останется. Микки чаще оставался, а если не оставался — «прости, Галлагер, батя сегодня дома». Взглянет из-под ресниц и поцелует на пороге. Так было хорошо. Иен выболтал ему всё про себя. В тот вечер из него все проблемы выплеснулись бессвязным потоком. Микки со встречных вопросов соскакивал, переходил к минетам, и Иен про него не так много знал. Кроме того, где учится. И что если батя дома, значит, и Микки должен быть дома. Конечно, хотелось всего и сразу, как всегда, но Иен очаровался тем, что уже имел — и скрытность Микки его не парила. А парило то, что Калеб задолбал сообщениями, которые ни к чему не обязывали — но игнорить которые было невежливо. Калеб Дэниэлс 19:17 Вечер-то только начался) Иен Галлагер 19:39 И я уже занят.) Калеб Дэниэлс 19:40 Кем это, интересно Иен Галлагер 20:12 Я говорил. Калеб Дэниэлс 20:13 Ничего не помню Иен Галлагер 20:25 Предлагаю закончить этот тупиковый разговор. :) — Кто те там написывает? — спросил Микки, когда он в очередной раз быстро отписался и бросил телефон на ковёр. — По работе, — соврал Иен. Он всегда был за честность, но в этот прекрасный вечер она точно была лишней. Как и в каждый вечер, что он проводит с Микки. Потому что его это не должно касаться. Минута слабости у Микки дома, когда он вылил накопившееся говнище, до самых закоулков души подчистил и выковырял — такое не повторится. Зачем грузить проблемами, если он и сам справится? Не маленький. Микки молчал. Иен повернулся к нему и увидел, что тот колупал ноготь и кусал губу. Иен чертыхнулся про себя, вспомнив, что Микки бесит его телефон и его «пижонская» работа, и что он постоянно с кем-то на связи, даже если выходной. Иен подтянулся к нему на кровати, обнял сзади и прошептал в ухо: — Хочешь покажу штуку, которую я сейчас делаю? — Ну, давай, — Микки пожал плечами и снова сделал вид, что его больше интересует ноготь с оторванной заусеницей. Ноутбук лежал на письменном столе. Иен встал, надел трусы и открыл его. Введя пароль, он повернул ноут к Микки с гордой ухмылкой. — Это что, какой-то всратый коллаб с Адидасом? — Микки скривился и фыркнул, подманив его к себе. Иен подошёл ближе, поставил компьютер Микки на колени и сел рядом. — Это макеты для рекламы их новой коллекции. Менеджер сказал, что пришлёт мне первую пару кроссов, — Иен засмеялся, когда Микки взглянул на него, как на придурка, и ещё раз скривился. — А вот это, — он переключил на фотошоп, — новые стикеры. Микки, вскинув бровь, молча разглядывал мишек с голубыми глазами и тёмными чубиками, высовывающимися из-под кепки. На задних лапках у мишек были кроссовки с тремя полосками. — Что скажешь? — Иен не выдержал первым. Микки облизнулся и помотал головой: — Ты чё, с меня их рисовал? Пикассо, блин. Иен ухмыльнулся и поцеловал голое плечо. — Почему бы и нет. Ты хороший образец для рекламы адиков. Микки покосился на ржущего Иена и саркастически закивал. — Но ведь симпатичные же мишки? — Иен всё выпрашивал комплимент, заглядывал Микки в глаза, а тот ухмылялся, неловко уворачиваясь. — Скучноватые какие-то, — осадил его Микки. Иена неприятно кольнуло. Он почему-то твёрдо был уверен, что Микки скажет: красиво. Здорово, ты молодец. Похвалит в том единственном, что Иен любил делать. Но Микки рубил правду-матку с плеча, даже не стараясь оградить его от говнища, как это делал сам Иен. — Почему скучноватые? — тихо спросил он. — Ну, они слишком миленькие для адиков, это во-первых. А во-вторых, не хватает слоганов каких-нибудь всратых. Ну что бы, я не знаю, мемы там, фразы всякие. Ну, знаешь, — Микки махнул рукой. Объяснил, как мог, но Иен понял, к чему он клонит. — Как в телеге? — Причём тут телега, — проворчал Микки. — Здесь тоже дофига всяких можно наклепать. Вот, например, тут. Пиздато было бы, если бы здесь подпись была: «я каменщик, работаю три дня», — Микки указал на стикер, где мишка пылал огнём ярости. — У тебя бы весь набор разошёлся только из-за одного стикера. Я бы точно купил. И понеслась: Микки засыпал его идеями. Какие-то смешные детали, которые никогда бы не пришли Иену в голову, пёрли из него, словно пчёлы из разорванного улея. Он открылся с новой стороны, и Иен смотрел на тонкий профиль и широко раскрытые глаза и ловил каждое слово. Казалось, в эту голову помещалось столько идей — и дурацких, и годных — что оставалось только завороженно слушать. Иен показал ему другие свои работы, и Микки и здесь навалял хуёв, где и что не так. Он был заядлым любителем стикеров — и показал Иену свою коллекцию. Иен знал всех этих художников. Рисунки и правда были эффектнее, чем у него, и ему опять стало грустно. Если он сейчас же не выпьет кофе и не сядет работать хотя бы до полуночи — то опять накроет. Поэтому в конце концов он остановил творческий поток и произнёс: — Ты здорово это всё напридумывал, но здесь всё-таки официальная реклама, Микки. Если я пропихну что-то провокационное, мне ручкой помашут. Микки вздохнул и отдал Иену ноутбук. — А я говорил, что работа у тебя — скука смертная. Иен закатил глаза от умиления. Положив ноутбук обратно на стол, он прошлёпал на кухню за кофе. Наверное, с критикой от Микки он справится — ради этого ворчания можно и выслушать неприятную правду. Даже если она ранила. В конце концов, честным быть не так уж плохо. Всё говорить в лицо, не стесняясь — даже хорошо в какой-то степени. Иен наливал кофе и раздумывал об этом, и когда в кружку вылились последние капли из утренней турки, его вдруг осенила идея. Он поднял голову: Микки лежал на постели, чесал яйца и зевал — тоже, наверное, о чём-то думал, судя по сведённым у переносицы бровям. — Мик, — он, наверное, светился, когда подошёл к Микки с кофе, который даже не залил кипятком. Микки подозрительно уставился на него и медленно произнёс: — Что? — А давай нарисуем стикеры? Микки фыркнул. Глаза забегали туда-сюда; он помотал головой и выдал: — В смысле… Мы с тобой? Вместе? — А почему нет? Ты мне сейчас кучу идей накидал, — Иен поставил чашку на стол, а затем достал планшет со стилусом и лёг на кровать. — Иди сюда. Микки пододвинулся ближе и лёг так же, как Иен, рядом на живот. Вдруг телефон Иена завибрировал. Опять. На экране блокировки высветилось очередное сообщение от Калеба, и прежде чем Иен успел выключить экран, он заметил беглый взгляд Микки. Тот, казалось, не придал этому значения. Шмыгнул носом и кивнул на планшет. Иен правда не хотел сбивать график своей «смертной скуки». Уходишь пораньше, чтобы любовно провести вечер — будь добр, доделай макеты. Но график сбился к ядрене фене. В маленькой квартире новостройки случился творческий взрыв, и потушить его Иен не мог и не хотел. Его ответственность без предупреждения улетела в отпуск, потому что Микки не затыкался, и за шесть часов они наклепали двадцать пять маленьких картинок. Осталось только тени кое-где добавить, да контур подправить. Давно у него такой продуктивности не было. В два часа ночи он не мог уснуть — всё пялился в планшет и офигевал. Какую же херню, блин, они нарисовали. Танцующий гоблин: «гипнодэнсер». Гоблин в ярости: «я каменщик, работаю три дня». Гоблин щурится: «такие мысли крысиные пошли». Гоблин с подбитым глазом: «а что ты сделал, чтоб тебя не били?» Гвоздём программы для Микки стал гоблин с бутылкой, что торчала сзади, и надписью «За Бога, Царя и Отечество» — Иен уверял его, что модеры такое навряд ли пропустят, но Микки отказался даже слушать — выхватил из рук стилус и, коварно хихикая, прорисовал кока-кольную этикетку на бутылке. Язык закусил — и ведёт по губе, и хрюкает от смеха — Иен тащится, растекается по кровати. Потрясающе. Микки не любит это слово — говорит, слишком гейское. Волшебно, чудесно — тем более. Слов для него не хватает. Во всех смыслах; Иен сам тихо смеётся, когда расчудесный Микки, на которого словно прожектора в этот вечер засветили, вкладывает ему стилус в руку и диктует, что рисовать дальше. А потом он, сонный и уставший, чистит зубы запасной щёткой, стоя перед панорамным окном, и чешет попу. Ноги опять стопами вывернул, как балерун, и бёдра такие же — мясёные, кряжистые. Иен закусил губу, вспомнив, как обхватывал ладонями крупные, круглые коленки и разводил их в стороны. Опять яйца заныли. Микки продефилировал в ванную, потом вышел обратно в спальню и, кинув ему ухмылку, лёг на спину, укрылся одеялом и уставился в телефон. Так не пойдёт; Иен придвинулся поближе и встрял между его головой и телефоном. Микки засмеялся, обнажив зубы, кинул телефон на кровать и обнял его за затылок. Смех сменился тихими выдохами — Иен поцеловал его в шею несколько раз. — Будильник поставь, Галлагер. — Мх-м, — мычит Иен в ответ, ведя языком по коже в ключичной впадинке. — Прямо сейчас, а то я опять первую пару проебу, — Микки отпихивается и, кряхтя и ворча, тянется к его телефону. — Уже пятнадцать часов нагулял за две недели из-за тебя, рыжий лобок. — С каких пор ты паришься о прогулах? — хохотнул Иен. — С тех пор, как на бутылку присел, — облизнулся Микки в ответ. И тут же в этот прекрасный момент экран телефона снова подсветился, и высветилось имя Калеба. Ебейшее ты простейшее, как сказал бы Микки — Иен выругался про себя, нахмурился и быстро выхватил телефон из его рук. — Сейчас, — смахнул сообщение, включил будильник — и выключил остоебенившие уведомления. Микки во время всех этих манипуляций возился со смазкой, и когда телефон был наконец-то сослан на ковёр — он кряхтел, раздвинув ноги и тыкая тремя пальцами в анус. Они оба так устали предварительно ласкаться, что в шестой раз — и в два часа ночи — не стали даже целоваться. Иен от одного только вида возбудился и полез обниматься, но Микки коварно захихикал и легонько отпихнул его. Иен завёлся ещё больше, когда тот сам подлез ближе и обнял ногами так, что Иен чуть не свалился. — Давай по-быстрому и пожёстче. Я устал с этой рисовальней, пиздец, — он прикрыл глаза и зевнул. Косо падающий с кухни свет заблестел в щёлках под веками. Нет, у Иена Галлагера не стоит на полуспящих, как в порно — конечно, нет. Член дёрнулся, откликаясь на зевоту Микки. Докатился. Он медленно вошёл, погладил Микки по бёдрам и так же медленно двинулся второй раз. — Не хочу пожёстче. Ты должен страдать. — С хуя ли? — фыркнул Микки. — Я же из-за тебя страдаю. Ни черта не сделал по работе, как планировал, — Иен нагибается, чтобы поцеловать, и получает кусь и лизь в губу. Внизу тянет ещё сильнее, и он со всех сил сдерживается, чтобы не втрахнуть Микки в матрас со всей дури. — Ты сам… Предложил нарисовать стикеры, — прорычал Микки, снова облизнув нижнюю губу, и охнул от нового толчка. — Конечно. Я один во всём виноват, — Иен усмехнулся и подмял кряхтящую тушку под себя — бёдра себе на талию положил, погладил, провёл руками по ягодицам и, пропихнув руки под тяжёлой спиной, обнял. — Влюбился тоже я один? До него только спустя секунд десять дошло, какую же херню он пропыхтел в нежном порыве. Херня эта, конечно, давно язык свербила, всё норовила слететь - и вот, пожалуйста, не удержал. Сущий идиот. Теперь романы можно писать, или сценарии для мыльных опер. Переквалифицировался, блин. Иен исподтишка поднял взгляд — Микки будто не слышал ничего. Глаза чуть прикрыты и щёки красные. Стонет тихо, не в голос. Иен медленно входил и выходил, обнимая его спину и придерживая под попу бёдрами — близко, как никогда. Только в глаза не смотрит. Отсчёт пошёл. Как чувствовал, что нельзя с такими, как Микки, о сокровенном в лицо. Южный кодекс не позволяет. Микки жмурится, хватает за локти и тянет на себя: — Жёстче, блядь. Галлагер! — Психует, когда Иен останавливается совсем и клюёт носом его нос. Отсчёт закончен. Паника началась. — Мы друг другу кто? — вырвалось. Дава-а-ай, сделай ещё хуже. Под тобой горячий боттом с шикарной жопой, лёгкий в общении и с творческой извилиной, но тебе нужно больше. Сначала всё дерьмище своё вывалить ему, чтоб глянул, с каким нытиком имеет дело. Потом за руку водить по кинотеатрам. С семьёй и друзьями познакомить на День Благодарения. Любовь до небес, свадьба, четверо детей. Всегда мало. Сейчас отпихнёт и уйдёт. Если у других терпения даже до Дня Благодарения не хватало, что уж говорить про Саус Сайд? И самое страшное для Иена в тот момент, что когда Микки разочарованно цыкает, закидывает голову назад и проводит руками по лицу — Иен понимает, что любит его больше, сильнее, чем прежде. Сердце от одного взгляда щемит. — Обязательно сейчас? — он вскидывает ладони вверх, уставившись в потолок. Иен стопорится на татуировках и на плотно сомкнутых от раздражения губах. Боевое хозяйство опало, помягчело, и Микки переводит взгляд на Иена и оглядывает его с головы до ног, когда тот отпускает его ноги и выпрямляется. — Извини, — Иен постарался виновато улыбнуться. — Устал, не вывезу. Мысленно себе похлопал за правдивое враньё. Так и было — после трахомарафона сложновато хер встаёт… Обычно. Только вот с Микки таких проблем не было. Микки идеальный, и сердце противно визжит и заходится внутри, когда он, хмурый, отодвигается, отворачивается к окну, цепляет ногой одеяло и срыву тащит к себе. Прекрасный вечер был испорчен. Через час Иен стоял на кухне и капал в чашку снотворное, и только после этого ему удалось уснуть.

***

Будильник проверещал назойливой, осточертевшей мелодией, и Иен открыл глаза, чтобы увидеть серое утро за окном. Пасмурное небо и заснеженные дороги внизу — вот в чём минус панорамных окон. Не укроешься от плохой погоды. Микки рядом не было; в ванной журчала вода. Иен ещё полежал немного, а потом заслышал шлёпанье босых ног по полу и открыл глаза. — Иди, я умылся, — кивнул ему Микки. Тёмные круги под глазами синели, и веки будто были другие. Будто опухли чуть-чуть. — Ты вообще спал? — обеспокоенно спросил Иен. Опять всё переворачивалось с ног на голову. Сдохшая надежда восстала фениксом; он поднялся с кровати и подгрёб Микки к себе, и тот нехотя обнял его в ответ. — Да. — Тоже врёт. Глаза отводит. Иен отвёз его в колледж. Не до дверей, конечно же, а так — высадил на остановке неподалёку, чтоб никто из одногруппников не видел. Не прощаясь, как всегда, Микки вышел из машины и лишь легонько кивнул ему с улицы. Может быть, в этом причина. А не в том, что Иен себе вчера на панике надумал. Но Микки ведь молчит, как рыба об лёд. Не скажет ничего, скрытная заноза — что ещё остаётся? Однако на душе всё равно отлегло. Иен повеселел и до обеда доделал всё, что должен был сделать вчера и сегодня, и потом, заваривая себе кофе в комнате отдыха, достал планшет. Отправить — не отправить. Отправить — не отправить. Навряд ли его репутацию погубят несколько вызывающих слоганов. Но в тех-поддержке точно будут ржать, как кони резаные, и слухи пойдут по всей компании, что он ерундой какой-то страдает. Иен тяжело вздохнул, перелистывая очередную пикчу. Гоблин с бутылкой, торчащей из попы, смотрел на него круглыми глазами. Микки ещё говорил: «А вот если сделаешь анимацию, то пусть бутылка в заднице медленно исчезнет, и фары-то у него из орбит выпадут…» Тихо смеясь, Иен погладил гоблина по голове большим пальцем. Телефон пропищал уведомлением. Надеясь, что это Микки, Иен достал его из кармана брюк… Но снова разочаровался. Калеб Дэниэлс 13:49 Где ты? Иен Галлагер 13:49 В комнате отдыха. И что ему опять, блин, надо; Иен потёр лоб и откинулся на спинку дивана. Калеб прочитал и замолчал. Потом начал что-то печатать. Прекратил. Снова начал печатать. Калеб Дэниэлс 13:52 Тот парень, с которым ты встречаешься. Ему 17? Иен Галлагер 13:52 21 Иен Галлагер 13:52 С чего ты взял, что ему 17 Только Иен успел отправить последнее сообщение — Калеб тут же прислал фото. Это был скан паспорта. Паспорта Микки. Серьёзная мальчишеская моська — но совсем детская, точно не двадцати лет. Фамилия МИЛКОВИЧ Имя, второе имя МИХАЙЛО АЛЕКСАНДР Дата рождения 10 августа 2002 года Его прошиб холодный пот. Секунд десять Иен сидел в оцепенении, пялился на скан, приближал его, отдалял и безнадёжно тупил. И вдруг вспомнил, как оставил разблокированный телефон на столе. И Калеба, который спешно заходил в лифт. Иен вскочил и метнулся к выходу, но остановился перед самой дверью. Достал телефон. Трясущимися пальцами тыкнул диалог с Микки. Иен Галлагер 13:54 У тебя пароль какой от вк? Срочно смени его Микки был не в сети, и Иен тут же нажал на кнопку вызова. Звонок быстро сбросили, и под именем засветился онлайн. Микки Топский 13:54 зачем — Блядь. Блядь! Блядь! — он заорал, пнул кулер с водой и едва-едва взял себя в руки, когда перепуганная девушка с соседнего отдела заглянула в комнату и сразу же вышла. Нужно было что-то делать теперь, как-то отмываться, выкручиваться. Подойти к Калебу, прощупать почву — например, что он собирается делать с этой информацией. Весьма полезной информацией, если учитывать, что пара его друзей давно метит на место Иена. Иен сел в угол и нервно засмеялся. Какая разница, меняй не меняй — скорее всего, Калеб уже наскринил и сохранил, что нужно. Документы, адрес… переписку с себяшками и обнажёнкой. С детской, ёб твою в качель. Иен Галлагер 13:55 Я так понял, самый простой. Что-то вроде mickey98. Как год рождения, который у тебя в профиле стоит. Да? Микки что-то печатал, но когда Иен отправил ему это сообщение, замолчал. Нужно было повзрослеть. Перестать влюбляться в хамоватых лживых сук. Не прогибаться ни под кого, никогда, ни за какие угодно глаза, смех и бездонные дырки. Как же Иен Галлагер завидовал некоторым своим друзьям, которые так и делали. Поматросил и бросил. Всё на моих условиях, не нравится — вон дверь, вон нахуй. И сил зря не тратишь, и сердце никто не разобьёт. Иен Галлагер 13:56 Или всё-таки mickey2002? Как думаешь, больше подходит??? Микки читал и молчал. Прекрасно. Иен разозлился ещё больше: Иен Галлагер 13:58 Ты не представляешь, в какой я теперь пизде из-за тебя, и если у тебя есть хотя бы одно оправдание своей наглой и идиотской лжи, советую объясниться Микки Топский 13:58 щё тебе чё-то объяснять ору бля Микки Топский 13:58 нахуй иди Пользователь ограничил круг лиц, которые могут присылать ему сообщения. Иен держал в дрожащих руках телефон, без конца обновлял страницу, теперь закрытую, и сердце его похолодевшее рассыпалось по кусочкам. Как абсурдно этот медвежонок в адиках ворвался в его жизнь — так же и ушёл, глупо и по-дурацки. Иен вышел из комнаты отдыха обратно в опен спейс, сел к компьютеру и весь оставшийся день нехотя, с натянутой улыбкой отвечал на обеспокоенные вопросы коллег. Вечером он снова обновил страницу Микки и, увидев, что ничего не изменилось, выключил телефон и попросил у Женевы проект на доработку, чему та была несказанно рада и раскланялась перед ним в благодарностях. Иен снова пришёл домой в одиннадцать, и снова в пустой квартире его никто не ждал — лишь холодный панорамный вид на город улыбался огнями, да злючка Муся лениво потягивалась на ковре.