После первого марта

Круговорот проблем очередного рабочего дня в госпитале утянул Галю с головой. Новые больные, старые больные, перевязки, операции… Уже близилось время обеда и Галя надеялась, что ей удастся немного передохнуть, оставалось сделать последние перевязки. Изо всех сил стараясь улыбаться, несмотря на некоторую усталость, девушка вошла в палату. — Барышня, каждый раз, когда я вас вижу, мне становится легче, — улыбнулся военнослужащий, — Вы же и сегодня мне дадите перед перевязкой водички, будто бы с чудо-порошком, чтобы мне снова было практически не больно? — Обязательно, — улыбнулась Галя, — Я вам уже и водички принесла, сейчас придет доктор и сделаем перевязку. Девушка расставляла на тумбочке лотки и приготавливала бинты и салфетки, ни на секунду не переставая улыбаться. — Барышня, а вы не замужем? — спросил военный Галю. — Я вижу, вам уже легче, — ответила девушка, — Раз такие вопросы задаете. — И все же, вы замужем или нет? — повторил вопрос военный. — Не замужем, так что выздоравливайте и предлагайте мне встретиться за пределами госпиталя, — улыбнулась девушка. Наконец, окончив все свои дела, Галя пришла в сестринскую и с наслаждением опустилась на кушетку. Вскоре в сестринскую пришла и Тамара. — Устала, Галя? — спросила Тамара. — Устала, — ответила девушка, — И, наверное, больше душа устала, чем ноги. До сих пор в себя прийти не могу: здесь, в госпитале, у нас люди умирают, в первой палате солдатик уже четвертый день в себя прийти не может, как бы не помер, в пятой палате еще один в горячке бредит, а около месяца назад ироды пятерых человек на тот свет отправили, цвет нации, им еще жить да жить! — Тише, Галенька, — прошептала Тамара, — Не приведи Господи, кто-нибудь в коридоре услышит, беды не оберешься! — Да, Тома, вечером обо всем поговорим, — согласилась Галя, — Сейчас отдохнем, пообедаем да снова пойдем трудиться. Рабочий день в госпитале пролетел незаметно. Галя немного задержалась в сестринской, ожидая Тому, которая доделывала последние дела. Вскоре обе девушки вышли на улицу. Дорога до явки прошла практически в полном молчании и именно эта тишина дала возможность мягкой и улыбчивой Гале на время превратиться в твердого и убедительно говорящего товарища по партии, с которым так часто соглашались остальные члены «крылышка». — Смотрим, нет ли хвоста, и заходим, — произнесла традиционную фразу Галя и, вместе с Томой, вошла в дом. Лавка сладостей в дневные часы пустовала редко. Гимназисты, возвращаясь домой после уроков, нередко забегали в лавку, чтобы купить себе что-нибудь вкусненькое, матери или няньки с детьми частенько заходили туда, желая побаловать свое чадо, молодые люди приводили в лавку барышень, чтобы сделать своей любимой приятный сюрприз. Однако в вечерние часы лавка была немноголюдна. Редкие главы семейства заходили туда после службы, чтобы купить гостинец жене и детям, большую же часть вечера сквозь окна с улицы можно было заметить, что посетители обходили стороной это заведение. — Проходите, барышни, проходите, — полушутя сказал Давид гостьям, — Мы вас ждем. Девушки прошли мимо длинного прилавка и вошли в дверь, ведущую в подсобку. — И правильно, что распивочную не сделали, как планировалось раньше, — сказала Галя спутнице, — В лавку посетитель пришел, купил, что ему надо, и вышел. Ну даже если и решит попить кофе за столиком, которые поставили, чтобы никто из случайных прохожих не удивлялся, как же это так, барышни зашли и долго не выходят, все равно, до ночи он не простоит здесь. И в вечернее время слишком много посетителей не будет, когда у нас обыкновенно проходят встречи. Не нужны нам лишние свидетели. Галя с Томой прошли через подсобку в комнату, где уже находились другие члены кружка. — Добрый вечер, — поприветствовала Галя присутствующих. — Добрый, добрый, — ответил Николай. — Сейчас подождем Давида и начнем, — сказала Ирина. Галя сидела, слегка перебирая подол платья. Вскоре к присутствующим пришел Давид. — Лавку закрыл, выходить будем, как обычно, по одному и через черный ход, — сказал молодой человек. — Хоть не в убыток работаешь? — спросил Николай Давида. — Не в убыток, — ответил молодой человек, — С утра матери с детьми приходят, ближе к обеду дети постарше сами подтягиваются. Ну, а еще попозже кавалеры с барышнями или без барышень начинают посещать. А еще замужние барышни повадились кофе пить, закажут себе по чашечке и начинают трещать обо всем на свете. Может быть, столики уберем? Они даже за стоячими столиками умудряются по часу проводить, хорошо, что не стали сидячие ставить. — Нет, столики нужны, — сказал Николай, — Тогда никто не будет удивляться, как это так, пришли к тебе Галя с Томой, а никак не выходят. Будут думать, что кофе пьют, это лучше, нежели строили бы самые разные догадки. — Товарищи, давайте теперь перейдем к тому, ради чего мы здесь собрались, — произнесла Галя, — Давид, какую прибыль приносит лавка? — Рублей пятнадцать в неделю, — ответил Давид, — Рабочий в месяц ненамного больше получает. — У меня Васька после вычета штрафов двенадцать рублей в карман себе кладет, — сказала Тома. — Значит, деньги на общее дело есть, — утвердительно сказала Галя, — Следующий момент. Что мы будем делать? Есть предложения? — Нет, предложений нет никаких, — ответил Николай. Оглядев присутствующих, Галя заметила, что Ирина отрицательно махнула головой, а остальные никак не отреагировали на ее фразу. — Товарищи, теперь голосуем, кто за террор? — твердо спросила Галя. Вверх поднялись все руки. — Решено единогласно, — подытожила девушка, — Теперь выношу на обсуждение мое предложение: вы за убийство Степана Увелкова или против? Если кто-то забыл, это жандарм, отличавшийся особой жестокостью по отношению к подозреваемым. Услышав имя Степана Увелкова, у Томы все перевернулось внутри. Девушка сразу узнала в нем мужа Ольги. — Я за, — ответил Давид. — За, — согласилась Ирина. — Наверное, больше да, чем нет, — слегка сомневаясь, ответил Николай. — За, однозначно, за, — твердо сказала Тамара, — Если надо — лично бомбу метну. — Ох ты, как мужает наша Томочка, — слегка улыбнулся Давид, услышав ответ девушки. — Растет Тамара, — согласился Николай. Однако никто из них не мог даже догадываться об истинных мотивах Тамары. Молодые люди обсуждали, как они будут изготавливать бомбу, хватит ли им денег, на какое число стоит планировать покушение. — Предположительно, они поедут на отдых в сентябре, поэтому нам стоит не тянуть с подготовкой, но сильно торопиться необязательно, — сказала Галя. — Да, есть время все детально спланировать, — согласилась Ирина. За обсуждениями время летело незаметно. Выйдя из помещения явки поздним вечером, на ночном воздухе Галя вскоре снова преобразилась в тихую и милую девушку. — Томочка, лапонька, — сказала Галя, — Что произошло на кружке? Ты сама не своя была. Ты почему так отреагировала, когда я сказала про Степана Увелкова? Сначала побледнела, а потом так резко ответила. — Галенька, милая моя, — расплакалась Тамара, — Давай с тобой присядем на лавочку, я тебе все расскажу. — Может быть, лучше дома поговорим? — обеспокоенно спросила Галя, — Вдруг этот разговор не для лишних ушей? — Будь по-твоему, — согласилась Тамара, — Как скажешь. Постоянно вытирая слезы, девушка дошла до дома. Пока Галя открывала дверь ключом, Тамара все смотрела по сторонам, будто боялась, что их разговор будут подслушивать. Вскоре дверь была открыта. Тамара быстрым шагом вошла в комнату, сразу же упала на кровать и, не переставая плакать, обняла подушку. — Томочка, Томочка, не надо, успокойся, — постоянно повторяла Галя, поглаживая девушку по плечам, — Тебе водички принести? — Не надо, Галенька, — ответила Тамара. Усевшись на кровать, девушка начала рассказ. — Понимаешь, Галя, мы с Васькой сами на себе прочувствовали все прелести Увелкова, — сказала Тамара, — И даже не только Увелкова, а Ольги, чтоб она сдохла. Помнишь, я тебе говорила, что у меня была сестренка, а потом ее не стало? Это Ольга, вышла, сука, замуж за Увелкова. Знаешь, Галенька, Ольга и раньше нас с Васькой не особо любила, когда мы в деревне жили. Она больше сама по себе, а мы с Васькой вместе. Так вот, в конце первого нашего с Васей лета в столице мы узнали, где живет Ольга, и решили ее навестить. Сестра же, все-таки. Пришли мы с Васей к их со Степаном дому. Постучали в дверь. Дверь открывает кто-то из прислуги, спрашивает, кто мы такие. Мы честно ответили, что пришли к сестре. Прислуга куда-то уходит, а потом возвращается и говорит, что хозяйка велела нам идти вон. Честно признаться, мы не поверили, решили, что прислуга нас обманула, рассказала о нашем визите Степану, а он, понятное дело, нас знать не знает. Знаешь, забылся как-то тот случай в деревне, когда она от нас нос воротила, вспомнили, что вместе росли, не столь важно, хорошо или плохо. Решили мы с Васей подождать Ольгу во дворе. И тут, надо же, выглядывает через пять минут из окна эта скотина и спрашивает, какого черта нищета сидит под ее окнами. Мы знатно изумились и, не сговариваясь, послали Ольгу по матери. Буквально в следующую минуту из дома вылетает Степан, скручивает Васю, заталкивает в дом, я в полном недоумении стою, после чего из дома снова выскакивает Степан и скручивает уже меня. Мы с Васей сидим в какой-то каморке, Степан бегает по дому и обещает устроить выбл.дкам, то есть нам, такую жизнь, что небо с овчинку покажется. И, буквально через полчаса, в нашу каморку, где сидели мы с Васей и думали, как бы выбраться отсюда, ведь дверь была на замке, влетают жандармы, как позже выяснилось — подчиненные Степана, и, скручивая нас, увозят к себе. — Какой кошмар! — воскликнула Галя, — И тебе пришлось все это пережить. — Если бы они просто нас увезли к себе, подержали час-два и отпустили обратно, я бы, может быть, и примирилась в душе с тем, что Ольга — сука, и забыла бы все, как страшный сон, — ответила Тамара, — Но все ведь было гораздо хуже. — Куда уж хуже, — вздохнула Галя. — Привезли нас в какие-то застенки, руки скрутили мокрой веревкой и запихнули в какую-то камеру, — сказала Тамара, — Как сейчас помню, там была одна железная кровать и параша. Если ты позволишь, Галенька, я не буду описывать в деталях, что было, когда веревка высыхала, скажу только, что я была готова кричать от боли, но молчала, ведь мимо нашей камеры постоянно кто-то проходил, видать, прислушивался, о чем мы говорим. Но мы с Васей молчали, говорить не хотелось. Через час, наверное, к нам в камеру вошли люди и развязали веревку. Я спрашивала, в чем дело, за что нас здесь держат, но ответа не было никакого. Хоть я и выросла в деревне, но знаю, что в тюрьме арестантов кормят, но нас никто не кормил, может быть, потому, что мы и арестантами по бумагам не были. На следующее утро нас с Васей куда-то повели. Я уже надеялась, что на улицу, отпустят на все четыре стороны. Но нет, привели нас в кабинет к Увелкову. Тот ухмыльнулся, недовольно посмотрел на наши с Васей более-менее свежие лица и возмутился, что руки нам развязали так быстро. А потом, говорит, ничего страшного, мы все исправим, они не благородные. Говорит, сквозь строй со шпицрутенами бы нас прогнал, да уже год на дворе не тот и ему лень озадачиваться этой проблемой, а то устроил бы, изыскал возможность. Говорит, поступайте с ними так, как с Якимовым. И все, опять нас с Васей потащили в какую-то каморку и как начали его плетью пороть… Я смотрю на это, у меня сердце кровью обливается, ругаюсь, матерюсь, а все без толку. Глаза закрыла, думаю, может, это кошмар мне снится? Ну знаешь же, бывает, что какая-то ерунда снится, как в прошлом было, только еще хуже. И тут слышу, говорит кто-то, мол, а теперь ты, девонька, готовься, твоя очередь. И все, Галенька, началось то, что словами передать нельзя. Меня плеткой хлещут, потом из ведра поливают, потом опять хлещут… И потом, как в тумане, голос, мол, хватит валяться, пошли к начальству. Я еле встала, Галенька, иду, вся, с головы до ног, мокрая… А Степан нам говорит, вроде, на первый раз он нас с Васей, как безмозглых идиотов, решил пожалеть, а в следующий раз, если мы появимся возле его дома, больше нас никто никогда не увидит и, может быть, только через несколько лет волны Невы прибьют к берегу пару трупов. Вышли мы с Васей на улицу, ноги не держат, идем, как пьяные, боимся, чтобы полиция не признала нас какими-нибудь забулдыгами и в участок не забрала… У меня слезы катятся по лицу, а какая злоба на Ольгу — словами не передать! — Томочка, и вы что, даже пожаловаться никуда не пытались? — не приходя в себя от ужаса, спросила Галя. — А кому? — удивленно переспросила Тамара, — Кто бы поверил двум простым людям, которые жалуются на не последнего человека в жандармерии? Да он бы сказал, что мы пытались дом обокрасть или еще что-нибудь бы другое придумал. И поверили бы ему, а не нам. Вася потом еще неделю работать не мог, еле с кровати вставал. Начальство на заводе подумало, что он в запой ушел, но хоть с работы не выгнало, просто деньги за эту неделю высчитали и потом еще долго к каждой мелочи цеплялись, штрафов на невероятную сумму выписывали! Я тоже работать не могла, а когда пришла в госпиталь — соврала, что тяжело болела. Старшая медсестра на меня раскричалась, что я себя не жалею, что раз больна и работаю в госпитале — надо было ей все сразу рассказать. Долго меня допытывала, добивалась правды. Я, в конце концов, не выдержала и рассказала все как есть. Она меня опять обругала, что надо было обратиться за медицинской помощью, посоветовала не трепаться про Степана, чтобы хуже не было, и еще недели две нагружала меня работой по минимуму. Но за неделю зарплату мне не заплатили, мы с Васькой потом чуть было не голодали, когда деньги кончились. Спасибо добрым людям, заняли хоть маленько до зарплаты, хватило на черный хлеб и картошку. — Томочка, родненькая моя, бедненькая, — в полном ужасе сказала Галя, — Можно я расскажу об этом случае товарищам? — Рассказывай, Галенька, — ответила девушка, — И знаешь, милая моя, казалось, я уже забыла обо всем, даже дурных снов об этом не было, хотя тятька с мамкой мне пусть редко, но снились. Но когда ты вдруг сегодня сказала о Степане, я поняла, что жажда мести во мне зреет и крепнет, не должен он жить. Говорил, что наши с Васей трупы к берегу Невы прибьет, да не дождется он этого, не дождется, обрывки его мундира скорее по окрестностям разнесет! — Родненькая моя, не надо, не плачь, — утешала Галя Тамару, — На то мы и есть, чтобы отомстить за все, на то мы и есть… — Да, на то вы и есть, — плача, отвечала Тома, — Если надо — я брошу бомбу, рука не дрогнет. И будь потом, что будет. Галенька, милая, а откуда ты вообще узнала про этого ирода? — Птички на хвостике вести принесли, — сказала Галя, — А если по правде сказать, шила в мешке не утаишь, кончик наружу выйдет. Вот люди и говорят про Увелкова многое, как у тебя да похуже. И про то, как он без документов об аресте людей неделю в застенках у себя держал, как вас с Васей, и про то, как показания выбивал. Не приведи Господь побывать у него в застенках. — А Ольга, Ольга, — вздохнула Тома, — Идеальная ему пара. Нет, чтобы брата с сестрой хотя бы чаем напоить, нет, сама Степана на нас натравила. — И ей воздастся за все, не печалься об этом, — ответила Галя, — Всем за все воздастся: и им, и нам…