После первого марта

Тамара еще долго не могла прийти в себя от воспоминаний, которые нахлынули на нее с новой силой. Девушка проплакала полночи и единственное, что беспокоило Тамару, так это то, чтобы Галина не услышала ее всхлипываний и не проснулась. — Томочка, ты что, всю ночь плакала? — утром спросила Галя, увидев припухшие веки своей подруги. — Часов до трех ночи, — ответила Тамара, — Все вспоминала и вспоминала, не могла заснуть. — Сестреночка моя, успокойся, не расстраивайся, — сказала Галя, — Все будет хорошо, он за все ответит. С тяжелой головой Тамара начала собираться на работу. Невыспавшаяся после тяжелой ночи, девушка начала застегивать платье и не сразу заметила, что пуговицы попадают совершенно не в те петли. — Томочка, да как ты работать сегодня будешь? — спросила Галя девушку, — Ты же платье с первого раза застегнуть не могла. — Сейчас, Галенька, холодной водичкой умоюсь, чтобы глаза хоть капельку стали получше, да пойду на работу, — ответила Тамара, — А то скажут еще, что я пила всю ночь, к чему мне эти разговоры? — Не скажут, — задумчиво произнесла Галя, — Евдокия Павловна вернее скажет, что ты больна. — И этого бы мне не хотелось, — ответила Тамара, — Надо просто работать, не притягивать к себе внимание. Следующие два дня были слишком тяжелыми для Тамары. Только девушка успела успокоиться к вечеру первого дня, как на очередном собрании «крылышка», Галя начала очень эмоционально пересказывать то, что услышала не так давно от подруги. — Брата и сестру, пришедших навестить свою вторую сестру, не просто прогнали со двора, а учинили такие непотребства! — твердым голосом говорила Галя. Тамара слушала речь подруги и каждое ее слово будто снова резало девушку ножом по сердцу. Галя не называла имен Томы и Васи, однако, по мнению что Гали, что Тамары, догадаться обо всем для окружающих не составило бы никакого труда. — Тамара, ты что-то опять загрустила, — сказал Давид, — Прошлый раз такая уверенная в себе была, а сегодня сидишь, будто это тебя в тех застенках голодом морили да иначе мучили. — А неужто непонятно, что про меня речь идет? — воскликнула Тамара, — Что это я боялась, как бы не отдать Богу душу прямо на том полу в каморке! Что это я два дня с кровати практически не вставала и говорила Васе, что лучше помру от голода, но на улицу не выйду, потому что до лавки не дойду, а он меня пытался утешить, что человек может прожить какое-то время без еды, поэтому нет ничего страшного в том, что мы с ним уже второй день ничего не едим. На третий день еле доползла до соседки и упросила ее сходить в лавку за булкой, спасибо доброму человеку, она нам с Васей еще и картошки сварила, не бросила в беде. Если бы не она, кто знает, выжили бы мы с Васькой или померли бы уже. А как я себе платье на четвертый день пыталась снять, когда оно намертво к телу прилипло… Дергать боялась — страшно, отмачивать — долго, да что поделать? Ваське рубашку так же снимали, по кусочку отмачивая. Еле отстирала от крови все потом… В горле Тамары снова встал комок, а в душе все сжалось, однако девушка дала себе слово не плакать хотя бы здесь. — Тамарочка, прости меня, кто же знал, что все так было, я же не со зла, — начал успокаивать девушку Давид. — Ничего страшного, — вздохнула Тамара. Когда встреча была окончена, все участники «крылышка» по одному вышли на улицу через черный ход. Дождавшись за поворотом Галю и отойдя на несколько домов от лавки сладостей, Тамара снова разрыдалась. — Тамарочка, в самом деле, к чему такие слезы? — успокаивала подругу Галя, — Степан недостоин твоего внимания и, уж тем более, слезок. — Недостоин, — ответила Тамара, — Но каждое слово о нем меня словно ножом резало, мне было это слушать так же больно, как будто бы я снова перенеслась в былое время. — Николай сразу смекнул, что о тебе речь в моем рассказе шла, а Давид с Ириной не додумались, — сказала Галя, — Я почему-то думала, что все сразу обо всем догадаются. — Не всем быть такими проницательными, — ответила Тамара. К следующему дню Тамара более-менее вернулась к прежнему состоянию. Девушка повеселела и даже начала шутить о том, что хорошо, что они встречаются под прикрытием лавки, а не распивочной, поэтому никто из посетителей, приходящих туда каждый вечер, не смог бы их запомнить и, по пьяни или на трезвую голову, обо всем проболтаться. — Я с тобой согласна, Тамара, — ответила Галя, — И распивочная, боюсь, приносила бы нам не только прибыль, но и проблемы. Вдруг были бы драки, вдруг бы нашими частыми гостями стала полиция? И вдруг бы полиция заметила и кружок, о чем бы и сообщила, куда следует? Обсуждая все на свете в своей неожиданный перерыв, Галя сказала подруге: — Вот сейчас мы сидим и отдыхаем, а вечером еще будет много работы. Все в нашей жизни взаимосвязано, отдыхаем сейчас — будем работать, не поднимая головы, потом. — Нам не привыкать, — ответила Тома, — Все-таки, хорошая профессия — медицинская сестра, благородная. Нет, я ничего не говорю, и полы мыть кому-то надо, но делать перевязки мне больше по душе. — Ты долго полы мыла? — спросила Галя. — Не очень, месяца четыре, пока всему не научилась, — ответила Тамара, — А ты? — А я года два, наверное, — сказала Галя, — И все потому, что учиться не хотела, не хотелось узнавать что-то новое. Наводить порядок я еще в приюте научилась, а подходить к больным мне было страшновато, не приведи Господь, сделаю им хуже. — А как тебе в приюте жилось? — спросила Тамара, — Тебя там не обижали? — Мне там жилось не хорошо и не плохо, — ответила Галя, — Никто не обижал, наказывали только за дело, научили шить и готовить, так что все нормально. А тебе, Томочка, не так хорошо жилось? — Да, Галенька, мы с Васькой жили у мамки с тятькой как батраки. Мамка пыталась на нас побольше работы свесить, тятька, когда был пьяный, избивал просто так, за то, что не там сидим или не туда пошли. Мамка хоть бы раз нас защитила, нет, иногда даже не кормила, чтобы тятьке денег на водку хватило, самогон он не пил, брезговал. Да и сама отлупить могла, если что-то не под ее нрав было, — сказала Тамара. — Бедная Томочка, — сочувственно произнесла Галя, — Хорошо, что вы с Васей смогли вырваться из этого ада! Девушки просидели за разговорами чуть больше часа. Необычная тишина в госпитале удивляла подруг, поэтому предложение старшей сестры постирать полотенца, чтобы не сидеть без дела, было принято и Тамарой, и Галей с воодушевлением. — По мне, постельное белье дольше стирать и сложнее, — сказала Галя, отжимая полотенца. — Согласна, — ответила Тамара, — Хотя знаешь, Галенька, в деревне у нас постельного белья не было. Кинул какую-нибудь овчину на пол и спишь. Либо на печку залазили. И о сорочках я даже не слышала раньше, не было никаких ночнушек, в дневнушках спали. Только в городе узнала, что в том платье, в котором днем ходишь, ночью не спят, и что, оказывается, есть постельное белье. — У нас в приюте были и простыни, и ночнушки, — сказала Галя, — А если ты на ночь не помыл ноги, с грязными полез в постель и это увидела воспитательница, назавтра весь день провел бы в прачечной, стирая на всех, а если ленился и стирать отказывался — еще и на обед могли не выпустить. Поэтому со временем мы перестали рисковать и уважали чужой труд. — Галенька, а расскажи, ты что-нибудь такое делала, что потом стыдно было? — спросила Тамара. — Однажды вечером с воспитательницей пререкалась, а потом до полуночи у стенки в коридоре стояла, — ответила Галя, — А стыдно было не из-за того, что что-то лишнее сказала, а потому, что все меня возле этой стенки видели. — Знаешь, Галенька… — задумчиво сказала Тамара, — Ты же знаешь, я у мамки и у тятьки заначки украла, чтобы были деньги доехать до Петербурга, но мне за это ни разу стыдно не было. Хотя, вроде бы, все знают, что воровать нехорошо. — У тебя была безвыходная ситуация, — ответила Галя, — Мы в приюте тоже иногда с кухни воровали, если без обеда оставались, так что поделать, есть-то хочется. Тамара и Галя уже окончили развешивать белье и приготовились снова сидеть без дела, как вдруг в прачечную прибежала запыхавшаяся Евдокия Павловна. — Девчата, на заводе взорвалась паровая машина, пострадавших привезли в госпиталь, бросайте свои полотенца, в приемном покое срочно рабочие руки нужны. Галя, не раздумывая ни секунды, бросилась в приемное отделение, следом за ней шла Тамара, обуреваемая тяжелыми предчувствиями. — А вдруг там Вася? — сама себя спросила девушка. Галя, за годы работы в больнице повидавшая многое, была несколько удивлена обилием пострадавших, ведь последний раз столько народа в приемном покое она видела только три года назад, когда на оживленной улице столкнулись два экипажа. Тому практически сразу отвели к не слишком тяжело травмированным больным, поэтому девушка довольно быстро и умело промывала раны и перебинтовывала пострадавших. — Тамара! — вдруг пришла к девушке Галя, — Пошли со мной, этих Файка с Клавкой сами перебинтуют. Сердцем предчувствуя беду, Тамара пошла вслед за подругой. Увидев в другом помещении тяжелораненых, сначала девушка подумала, что ее привели туда, где рабочие руки нужнее, однако, Галя повела Тамару к двум самым дальним койкам. — Ты ее звал? — спросила Галя юношу. — Да, ее, сестру свою, Тамарку, — ответил молодой человек, открывая глаза. — Васенька, миленький мой, — растеряно сказала Тамара, — Что с тобой? — Паровая машина взорвалась, — сказал Вася, — Тамарка, прости меня, что и я бросаю тебя, но я не Ольга, я не хотел тебя бросить. Вещи мои заберешь, денег, оставшихся от зарплаты, может, и на похороны хватит. — Васенька, не надо так говорить, не надо, прошу тебя, — расплакалась Тома и, видя, что брат умирает, не могла с этим ничего поделать. — Томочка, врач, едва увидев Васю, сразу сказал мне, что он долго не протянет, что ему ничем помочь нельзя, слишком серьезные травмы были, — наутро попыталась поговорить с молчавшей подругой Галя. — Я ему глазки закрыла, ручки, как положено, сложила, приодела и все… Нет у меня больше братика, — сказала Тамара, — Совсем одна я осталась… — Держись, Тома, я с тобой, — ответила Галя и погладила девушку по волосам. После похорон, проводив в последний путь брата, Тамара сказала подруге: — Васькину одежду раздала другим рабочим, от завода никаких денег за смерть братика не получила. Говорят, будто он у них два станка умудрился сломать, которые стоят дороже, чем компенсация за смерть, поэтому все, что для меня может хозяин сделать — это не требовать оплатить дополнительные деньги за эти станки. Зарплату Васьки за последний месяц тоже зажал, сказал, что и она пошла в счет уплаты долга, остаток которого он великодушно мне прощает. Разрыдавшись, девушка прижалась к плечу Гали и сказала: — Галенька, миленькая моя, хочешь погулять со мной? — Конечно, я обязательно составлю тебе компанию, — удивленно ответила девушка. Неторопливым шагом в полном молчании Тамара и Галя шли в сторону завода. — Как хорошо, что я не пошла на фабрику, так же бы сдохла там, — грустно сказала Тамара, — В больнице при всем желании взрываться нечему. Не зная, как утешить подругу, Галя молчала. Вскоре девушки пришли к корпусам завода. — Ты со мной? — слегка поторопила подругу Тамара. — Томочка, ты куда? — удивилась Галя. — За проходную, — ответила Тамара, — Пожалуйста, постой рядом со мной, мне легче будет. В полном недоумении пройдя сквозь череду рабочих цехов и фабричных общежитий, Тамара подошла к каким-то окнам и, подняв с земли камень, прицелилась и бросила его. Стекло разлетелось на тысячу осколков, а Тамара подобрала с земли другой камень. — Томочка, ты что творишь, тебя арестуют! — воскликнула Галя, — Ты в своем уме? — Пусть я этому ироду хоть окна разобью, чтобы не сидел он в тепленьком кабинете! — воскликнула Тамара и бросила камень в другое окно. Не понимая ничего, Галя стояла и безучастно наблюдала за происходящим. Бьющиеся окна, какие-то одобряющие крики издалека, всхлипывания Тамары — все это слилось для девушки в единый гул. Неожиданный приход полиции привел Галю в чувство. — Тамара не в себе после гибели брата, — сказала Галя полицейскому, наблюдая за тем, как ее подругу под руки уводят в полицейскую карету, — Она просто пригласила меня прогуляться, я подумала, что ей нужно что-то забрать на заводе в комнате, где жил брат, или просто посидеть в общежитии и повспоминать его. — И вам придется проехать в участок, — сказал полицейский. Совершенно не споря, Галя пошла вместе с мужчиной в карету и села уже впереди. В полицейском участке, едва взглянув на Тамару, которая до сих пор была в истерике, служитель закона сказал: — Закройте ее в одиночной камере, пока не успокоится. Предложив Гале сесть, мужчина начал задавать девушке те же самые вопросы, на которые она уже успела ответить на улице. — Тамара меня попросила погулять с ней, я думала, что ей просто необходимо развеяться после похорон, — сказала Галя, — Раз так получилось, что я не предотвратила инцидент, давайте я за эти стекла заплачу, а вы отпустите Тамару. — Завтра утром, может быть, отпустим, — согласился полицейский, — Оставляйте деньги. С трудом набрав в кармане нужную сумму мелочью, Галя высыпала монеты на стол полицейского. «Будто на паперти их насобирала», — подумала девушка. Пересчитав деньги, полицейский объявил Гале, что она может идти. На улице девушка, осознав, что теперь, из-за похорон и штрафа, им будет нечего есть до зарплаты, сказала сама себе: «Раз не уследила за Томой, не догадалась, что все так будет, сегодня ужинать не будешь, пусть хоть копеек десять-пятнадцать скопятся. Помнишь, как в приюте голодные сидели? Вот и сейчас так же посидишь». Без толку слоняясь по улицам, девушка заметила, что какой-то богатый кавалер спрыгнул с коня и ищет глазами мальчика, чтобы он подержал ненадолго его верного друга. Подойдя к молодому человеку и предложив свою помощь, через час Галя шла по своим делам с монеткой в кармане. «Все равно ничего себе покупать не буду», — подумала девушка и направилась домой. Поздним вечером в комнату, где жили Галя и Тамара, постучали. — Кто пришел? — спросила Галя, встав с кровати. — Тамара, — раздался голос за дверью. Открыв дверь, Галя впустила подругу и сказала: — Я за тебя заплатила штраф, так что нам еще долго есть нечего будет. Поэтому сегодня я не ужинала и для тебя тоже ничего нет. — Спасибо тебе, Галенька, что не бросила меня, — расплакалась Тамара, усевшись на пол и уткнувшись лицом в колени подруги, сидящей на кровати. — Тома, сядь на кровать как человек, — ответила Галя. — Прости меня, Галенька, совсем ум за разум зашел, — сказала Тамара, вставая с пола, — Не знаю, зачем я эти окна била. Но ты не переживай, подожди часика два, я тебе деньги обратно принесу. — Ты что удумала? — сначала ничего не поняла Галя. Потом увидев, как Тамара прихорашивается, девушка резко сказала, — Желтый билет хочешь, чтобы насильно оформили? Из больницы выгонят в тот же день! На всю жизнь без паспорта останешься. — Галенька, но не страдать же и тебе из-за меня, — ответила Тамара, — И не брать же деньги из кассы «крылышка». — Не брать, — согласилась Галя, — Но раз я за тобой не уследила, значит, так же виновата. Значит, будем вместе на черном хлебе до зарплаты сидеть, а когда и на это деньги кончатся — возьмем взаймы в госпитале. Встав с кровати и взяв подругу за руку, Галя сказала девушке: — Томочка, а теперь давай сядем и ты мне расскажешь, что в участке произошло-то? — Ничего, Галенька, если говорить откровенно, в участке и не было, — ответила Тамара, — Проревела я в истерике несколько часов, потом просидела в камере, гадая, выпустят меня сегодня, завтра, или вообще в тюрьму отправят, а потом привели в ту комнату, где ты была, и объявили, что ты за меня заплатила штраф, поэтому я свободна. Галенька, зачем ты это сделала? Я бы отсидела, сколько надо, раз такая глупая. — Да, Тома, ты глупая, раз так говоришь, — сказала Галя, — Нашему «крылышку» нельзя в полиции слишком засвечиваться, ты же знаешь, что мы запланировали. — Знаю, Галенька, знаю… — вздохнула Тамара, — Пусть этот взрыв будет памяти моего Васеньки… Не знаю, одобрил бы он это решение или нет, но мой бедный Вася уже это не увидит и не узнает. Может, он бы и отказался от меня, узнав, что я в «крылышко» вхожу, а, может быть, и поддержал. Никогда мы это уже не узнаем…