После первого марта

К концу мая душевная боль Тамары начала отступать. Девушка часто вспоминала своего погибшего брата, но иногда ей это удавалось делать без слез. На одном из собраний «крылышка», снова вспомнив Васю, Тамара решила, наверное, впервые за все это время выступить с речью. — Товарищи, этот произвол не может продолжаться, — сказала девушка, — Вспомним недавний случай с моим братом. Да, я думаю только о себе, как зажиточный крестьянин, но этот случай очень показателен. Мой брат погиб из-за несчастного случая на заводе. От несчастных случаев никто не застрахован, это производство, здесь все может быть. Но хозяин нашел повод не выплачивать ни компенсацию за смерть Васи, ни его зарплату за честно отработанное время. Якобы были сломаны два станка и эти деньги пошли в счет погашения долга. Товарищи, вам не кажется это смешным и нелепым? Работник сломал два станка. Как такое в принципе возможно? Что он с ними сделал? Я просто уверена, что если бы кто-то повредил какую-нибудь детальку, его бы сразу же отправили на ту работу, где ничего сломать невозможно и вычли бы из зарплаты стоимость ремонта! Но, товарищи, давайте вернемся к трагедии. Для чего из Васиной зарплаты вычитали каждый месяц эти деньги на страхование? Чтобы сестра потом хоронила его на свои и две недели голодала, практически хлеба не видя? Больше сказать Тамаре было нечего. Девушка прекрасно понимала, что сейчас нужно сделать какой-нибудь основной вывод из своей речи, но ничего ей не приходило на ум. Снова вспомнив брата и расплакавшись, Тамара закрыла лицо руками. Вскоре по реакции окружающих девушка поняла, что такое окончание речи было тоже довольно впечатляющим. — Тихо, Тамарочка, спокойно, — утешала девушку Ирина, — Не надо плакать, не надо… Остаток встречи девушка провела будто в полусне. Обсуждения о том, как они будут следить за Степаном, из чего, как и где изготовят бомбу, прошли мимо сознания Тамары. Когда собрание подошло к концу, девушка, как обычно, вышла на улицу и, дождавшись Галю, спросила ее: — Галенька, я будто опять не в себе, расскажи мне, пожалуйста, что вы решили? — Томочка, мы решили, что будем собирать бомбу во второй подсобке лавки сладостей, — ответила Галя, — Мы с тобой чуть-чуть приворуем в госпитале нужных веществ, а Давид с Николаем все сделают, что нужно. — Они смогут? — уточнила Тамара. — Смогут, — ответила Галя, — А мы с тобой и все остальные по очереди будем наблюдать за Степаном. Расскажи мне, что вы с Васей про него знали? Как он живет? — Галенька, я мало знаю про Степана, — сказала Тамара, — По-моему, они живут с Ольгой вдвоем, детей нет. Ольга не работает, одно время к ней ходил учитель, чтобы научить ее каким-то минимальным знаниям — чему мы в деревне могли выучиться? Ольга поучилась полгода, а потом твердо заявила Степану, который оплачивал эти занятия, что не видит смысла тратить деньги на ветер. Это все люди в деревне рассказывали, я через десятые руки узнала, Ольга же нас знать не хотела, не разговаривала с тех пор, как уехала в город. — Любопытно, а какие предметы изучала Ольга с учителем? — спросила Галя. — Французский, этикет и прочую чепуху, — ответила Тамара, — Французский Ольга сразу учить отказалась, говорит, в России живем, мне и русского хватит. А вот этикет и прочее изучила. Как шептались бабы в деревне, чтобы не ударить в грязь лицом, когда в гостях будут рыбой кормить. Про художников каких-то они с учителем разговаривали, о музыке. Гувернер, одним словом. — А чем занимается Ольга, не знаешь? — спросила Галя. — В основном, читает, — ответила Тамара, — Когда вышивает, когда еду готовит. У них прислуга есть, но иногда и Ольге хочется что-нибудь сготовить. — Получается, из дома она не выходит? — удивилась Галя. — Из дома она выходит во двор, почитать в тенечке, — ответила Тамара, — А куда-то в город они ходят вместе с мужем. В гости, на приемы, просто прогуляться. — А Степан один, получается, ходит на службу и обратно, — сказала Галя, — Не знаешь, в клуб он ходит? В карты поиграть, в бильярд, шампанского выпить. — Не знаю, — ответила Тамара, — Такое мне совсем неведомо. — Надо сходить к дому Степана и все увидеть своими глазами, — сказала Галя. Неожиданно для себя девушка увидела страх в глазах подруги. Взяв Тамару за руку, Галя спросила девушку, — Что с тобой? — Не знаю, Галенька, боюсь к этому дому подходить, — прошептала Тамара. — Нельзя бояться, Томочка, кто боится — у того все плохо и оканчивается, — сказала Галя, — А мы с тобой просто пройдемся мимо дома Степана. Кто знает, зачем мы сюда пошли, может быть, мы с тобой гуляем. За несколько дней участникам «крылышка» стал доподлинно известен маршрут перемещений Степана. Мужчина выходил из дома, шел на службу, в обед возвращался домой, потом снова направлялся на работу, а вечерами, после ужина в кругу семьи, либо шел с Ольгой в парк, либо направлялся в клуб. На очередной встрече «крылышка» было принято решение делать взрыв днем, поскольку вечером возможных свидетелей могло быть значительно больше. Галя и Тамара частенько сидели на явке и, в меру своих сил, помогали товарищам. Тамара любила наблюдать за Николаем и помогать именно ему. Сердцу девушки был дорог этот мелкий конторский служащий, однако признаться в своих чувствах Тома была не готова, тем более, что Николай как-то раз обмолвился, что скорее видит себя монахом при его полной нерелигиозности, чем примерным или не очень семьянином. В свои двадцать два года Николай съехал из родительского дома, снял себе комнату и начал жить отдельно. Идеи о справедливом устройстве всего общества интересовали молодого человека, поэтому, отмечая Новый год и случайно встретившись в трактире с Давидом, Николай по пьяни затронул эту тему, нашел отклик у своего собеседника и, позже встретившись и поговорив на трезвую голову, молодые люди решили основать кружок. Двадцатичетырехлетний Давид, тогда еще наемный торговец в молочной лавке, вспомнил о своей шапочной знакомой Ирине и предложил пригласить присоединиться к кружку и Тамаре с Галей, так же шапочно знакомых по своему недолгому пребыванию в госпитале с легким сотрясением мозга, Тамару — как выходца из деревни, имеющую брата-рабочего, а Галю — как сироту. Когда было принято окончательное решение уволиться из молочной лавки, Давид открыл лавку сладостей, чтобы все деньги, заработанные там, шли на общее дело. Взрыв был запланирован на второе июня. Общим решением бомбистом был выбран Николай. В свой обеденный перерыв молодой человек зашел на явку за бомбой, которую Давид окончательно собрал к нужному моменту, и метнул ее в Степана. Будто в замедленном кино молодой человек видел, как сверток откатывается в сторону и взрывается возле калитки, неподалеку от Ольги. Взрывная волна отбрасывает девушку, не причиняя ей особенного вреда, а забор, разлетаясь в разные стороны, сначала слегка оглушает Николая какой-то деревяшкой, а потом прямо в висок молодого человека прилетает тяжелый металлический штырь. Степан остался жив и невредим, Ольга тоже не пострадала. Развороченный забор, погибшие цветы и зелень во дворе и испуганная прислуга — единственное, что изменилось после этого взрыва. — Найти преступников, всех до единого, доставить их в жандармерию, добиться подробных признательных показаний, доложить об исполнении приказа через сутки! — скомандовал Степан подчиненным, — Методы исполнения любые, меня это не волнует. Поздним вечером в комнату, где жили девушки, постучали. — Не открывай, Томочка, мы никого не ждем, — едва слышно прошептала Галя и осторожно попыталась выглянуть в окно. Неподалеку от окна девушка увидела стоящих жандармов. «Через окно не сбежать», — с огорчением подумала Галя. Тем временем, буквально в следующее мгновение дверь слетела с петель. Жандармы быстро скрутили испуганных девушек и доставили их к Степану. Как вышли на нее и Галю, Томе объявили сразу: — Николай, будучи при смерти, назвал имя Иры и Давида. В бреду, но это не так уж и важно. Вычислить именно эту Иру и именно этого Давида было не так уж и сложно. Давид, пытаясь скрыться при аресте, полез на крышу, где ему прострелили ногу и он разбился насмерть, упав с четвертого этажа. А Ира… Она не дура, после десяти минут допроса все поняла и назвала ваши с Галей имена и адреса. «А я буду молчать», — подумала Тамара, — «Выживу или нет — не столь важно, не доживу до суда — значит, судьба такая». На удивление девушки, Тамару пока что не трогали. Вскоре ее привели в помещение, где находилась Ира. — Она? — раздался голос Степана. — Да, она, — ответила Ира. — Чтоб ты сдохла, предательница, — злобно сплюнула на пол Тамара, краем глаза замечая, что лицо Ирины отливает всеми цветами: от сине-фиолетового до красно-багрового. — Уводите, — скомандовал Степан, — Вводите следующую. Вскоре в кабинет так же привели Галю. Услышав точно такой же ответ Иры, девушка с размаху ударила ее по лицу. — Избивать других в этих стенах имею право только я и те, кому я это разрешил, — сказал Степан, — Уводите. Испуганно смотря по сторонам и оставшись наедине со Степаном, Ира услышала фразу, обращенную к ней: — Ну так что, желтобилетница, не хочешь вернуться к прошлому? Еще больше побледнев, Ира встала с табурета и, взяв его в руки, замахнулась на Степана. — И ты туда же полезла! — рявкнул Степан, — Дожить до суда не хочешь? Зря только подруг сдавала. Последнее, что увидела Ира в своей жизни, был табурет, летящий в сторону ее темечка. — Степан Владимирович, я вполне могу поверить в то, что погибшая преступница получила травму, не совместимую с жизнью, еще до ареста. Допустим, подралась со своими подельниками, что-то не поделила. Но умерла она в ваших стенах, поэтому у общественности могут возникнуть к вам лишние вопросы, — вполне спокойно разговаривал со Степаном начальник, — Поэтому, во избежание недоразумений, подследственных переведут в другое подразделение. Всю ночь Тамара не сомкнула глаз. Девушка прекрасно понимала, что скоро и ее будут допрашивать всеми запрещенными способами, поэтому даже на мгновение задумалась о самоубийстве. Оглядев камеру, Тамара не нашла ни одного места, за которое она могла бы подвесить лоскуты от платья, поэтому со страхом начала ждать утра. В восемь утра дверь камеры отворилась. — На выход, — скомандовал жандарм. «Сразу бы помереть и не мучиться», — подумала девушка. Когда Тамару привели к кабинету Степана, девушка похолодела. «Это конец», — пронеслось в голове Тамары, — «Значит, надо встретить его достойно». Твердой походкой девушка вошла в кабинет Степана. Сразу же Тамара была сбита с ног крепким ударом в грудь. Лежа на полу и чувствуя удары ногами, девушка не думала ни о чем. — Встать, — скомандовал Степан. Взяв волю в кулак, Тамара встала. «А сейчас даст команду своим шакалам и все, конец», — подумала девушка. — Значит, так, — сказал Степан, — За покушение на меня и за то, что пережила моя беременная жена, здесь до суда ты бы не дожила точно. Но начальству что-то не сидится спокойно, поэтому твое счастье, до суда и своего смертного приговора ты будешь находиться в другом месте. — Чтоб ты сдох, сука, — выругалась Тамара. — Перед отъездом организуете этой хабалке двадцать горячих за оскорбление сотрудника при исполнении, — скомандовал Степан. В полицейской карете Тамара осторожно примостилась на полу и начала ждать Галю. Разглядывая свой грязный подол платья после всех произошедших сегодня событий, девушка заметила, что ее товарищ по несчастью идет в не менее грязном платье. — Что, Галенька, тоже Степана обругала? — спросила Тамара подругу, которая тоже осторожно улеглась на пол. — Да, Томочка, такими выражениями его назвала, которыми даже солдаты не ругаются, — ответила Галя. — Наше счастье, Галенька, что суда мы будем ждать не в Степановой обители, — сказала Тамара, — Иначе не дожили бы мы с тобой до суда. Тебе хорошо, ты хоть ночью спать могла, а я вспоминала мое прошлое знакомство со Степаном и со страхом ждала утра… Солнышко мое, если бы мы остались здесь, то все, что произошло совсем недавно, показалось бы нам материнской лаской по сравнению с тем, что было бы потом. А теперь… Как думаешь, сестреночка, что нам ждать? Веревку или каторгу? — Ничего не будем ждать, Томочка, скоро все сами узнаем, тянуть с процессом никто не захочет, — вздохнула Галя. — Галенька, ты не жалеешь, что мы все затеяли? — спросила Тамара. — Не жалею, — ответила Галя, — Жалею только об одном: что этот ирод не подох. — И я только об этом жалею, — вздохнула Тамара, — И о том, что троих из нас уже нет в живых и кто знает, что с нами дальше будет.