Вино со вкусом крови

Бабетта не позволяла вставать мне день, заставляя лежать. Делать было нечего, так что, в моменты, когда ее не была в комнате, я разговаривала с Матушкой. Она рассказывала о том, как жило братство до этого дня, о всевозможных обрядах и традициях. А я тем временем все больше проникалась к нечестивой Матроне уважением: организовать все это так, что братство, хоть и с натяжкой, но все равно еще жило, и при этом почти что непосредственно все контролировать на протяжении такого большого отрезка времени… Это было действительно удивительно! За один день я узнала столько интересного и полезного, сколько не узнавала, наверно, за всю свою жизнь. — Эй, Тэм, не спи! Ты слышала, что я только что сказала? — Недовольно тряхнула меня за плечо Бабетта. Тряхнув головой, я виновато посмотрела на нее. — Ясно, опять задумалась. Ну ладно, прощаю! — Добродушно махнула рукой вампирша, — А теперь повторю, что я сказала до этого: одевайся и выходи в обеденный зал. Разберешься где? Или тебя проводить? — Я лишь покачала головой, вставая наконец с кровати. Ноги жутко затекли за полтора дня постельного режима, как и поясница, а копчику уже просто надоело ныть. А зал я найду, даже если придется поплутать по коридорам. Хотя на самом деле именно этого мне сейчас и хотелось, чтобы расходить непослушные ноги. К тому же хотелось зайти в зал с гробом, чтобы увидеть Матушку. Желание было сильным и сопротивляться ему, даже если бы и захотелось, не выходило. Бабетта лишь понимающе хмыкнула, заставив невольно опять качнуть головой. За один день мне явно не свыкнуться с мыслью, что в этом детском тельце скрывается разум вампира, живущего не одну сотню лет. Когда она вышла, я быстро переоделась в предоставленные кожаные доспехи черно-бордовой расцветки, с грустью рассматривая тряпки, оставшиеся от рубашки. Она, конечно, стоила не слишком много — два септима, но была одной из самых удобных приобретенных мной рубашек. Но ничего не поделаешь. Накинув на плечи плащ, — несмотря на все старания девочки, кровь еще не полностью восстановилась, и холод пробирал до костей — я вышла в коридор. Пройдя коридор, я свернула, чувствуя присутствие Матери именно в той стороне, и резко остановилась, чуть не столкнувшись с чьей-то грудью в знакомом шутовском костюме. Задрав голову вверх, я поймала заинтересованный взгляд соколиных глаз. Вскрикнула от неожиданности: расплывшись в улыбке, Цицерон за талию поднял меня, пару раз покружив вокруг себя, при этом заливисто смеясь. — О, Цицерон узнал маленькую Тэм! Добрую девочку, которая помогла Цицерону. Дурак Червей рад, очень рад! Но почему Тэм не сказала Цицерону, что она член семьи? — Он наконец поставил меня на пол. Сделав пару шажков назад, я схватилась за его предплечье: голова после такого кружилась неимоверно, являя взгляду темные круги. Мужчина обеспокоенно склонил голову к плечу, — Девочке плохо? Может, Тэм ранена? Ей нужна помощь? — Покажи, где стоит гроб с Матушкой, — Прохрипела я, наблюдая перед собой вместо коридора светопредставление. Голова все никак не переставала кружиться, так что я продолжала за него держаться. Цицерон, радостно вскрикнув, лишь подхватил меня подмышки, вновь начиная кружить. — Цицерон рад, что Тэм любит нашу Матерь! Он с радостью проводит ее! — Не переставая кружиться, он начал идти. Зажмурившись, я схватилась за его плечи, еле сдерживаясь, чтобы не завизжать: слишком страшным по ощущению был этот способ передвижения. Каждую секунду казалось, что вот сейчас шут меня не удержит, и я полечу куда-нибудь. В стену, с лесенки: откуда и куда угодно. К моему счастью, довольно скоро Цицерон, остановившись, опустил меня на пол, судя по звукам открывая тяжелую дверь. Пока я, покачиваясь от головокружения, пыталась удержать равновесие, меня опять подхватили на руки, волчком внося в зал. Стоило вновь ощутить твердый пол под ногами, я чуть не упала. Помогло лишь что-то твердое и холодное, вовремя оказавшееся под рукой. С благодарностью я приложила к металлу лоб, наслаждаясь секундами тишины, — Цицерону интересно, что нужно было Тэм от нашей Матушки, — Тут-же раздался рядом мужской голос. Я еле сдержалась, чтобы не застонать: вот как таким можно быть? «Не злись на моего Цицерона, дорогое дитя. Он слишком заражен Хохотом, что уже делает меня несчастной. Знай я, к чему приведет мой ему дар… Но для чего ты пришла, девочка моя?» Поблагодарить. Именно благодаря ее словам я смогла так быстро пережить потрясение. И именно она помогала мне, пока я лежала. А на Цицерона я вовсе и не злилась. Прислонившись к дверце гроба, я вновь ощутила холодный поцелуй металла и теплый, невесомый поцелуй губ Матушки. Слова благодарности обдумывать не пришлось — простое «спасибо». Добрый мягкий смех Матери Ночи, казалось, поблагодарил в ответ. За что? Не знаю. «Иди, дитя. И помни мои слова: Тьма наступает со смертью тишины.» Повторив одними губами, развернулась к ожидающему меня шуту. И вновь на себе поймала холодный изучающий взгляд — лишь на десятую секунды, но в этот раз я была уверена, что мне не показалась. Росла уверенность: шут не безумен. Нет, безумие в нем было, но оно не руководило им. Казалось, мужчина просто прикрывался, прятался благодаря ему от других, не давая раскрыть себя. Но вот для чего… Идеи были, но силы их развивать куда-то внезапно исчезли. Ну и ладно, все равно делать не слишком то этого и хотелось — Ты, — Попытавшись сделать шаг, я пошатнулась: головокружение очень быстро напомнило о себе. Ойкнув, я с благодарностью вновь схватилась за руку шута, в мгновение оказавшегося рядом. — Можешь проводить меня в обеденный зал? — С радостью! — Я сразу почувствовала недоброе… И чувство это подтвердилось, стоило Цицерону приблизиться. Не сдержавшись, я взвизгнула, опять схватившись за его плечи, когда он, засмеявшись, подхватил меня под колени на руки. С ноги открыв дверь, шут, все так-же смеясь, побежал по коридору в одном ему ведомом направлении. Закусив губу, чтобы не завизжать опять, я с ужасом смотрела на дорогу, стремительно проносящуюся мимо. Поворот, пройденный почти не замедлившись, каменный зал с брошенным на нас удивленным взглядом ящера, небольшая лесенка вверх, смех Бабетты и мат старика-мага, поворот долгий прыжок через лестницу вниз. Приземлившись, Цицерон наконец остановился, взглядом осматривая сидящих за столом. — Приехали, — Пропел он, опуская меня. — Т-ты, — Пальцы разжались не сразу, но стоило им это сделать, я обвинительно ткнула шута пальцем в грудь, — В-во имя Ситиса, Цицерон! Н-не делай т-так больше, я чуть не поседела! — Тряхнув головой под смех мужчины, я провела пятерней по спутанным волосам и обернулась. Смущенно покраснев, я приветственно кивнула сидящим за столом людям. — Здрасте. — Как я вижу, с Хранителем ты уже познакомилась, — Встала из-за стола белобрысая женщина. Голос я узнала сразу. Хотя сейчас она говорила спокойно, оттенки превосходства и нервозности просачивались в него, словно мыши в погреб. И повела плечами: не знаю, почему, но по ощущениям очень подходящая ассоциация. — Я Астрид, глава этого убежища. Говорю сразу: несмотря на несколько причин, по которым ты сейчас дышишь, меня не будет грызть совесть, если я тебя убью. И вряд ли кто-то скажет мне слово против. Не считая этого шута, и его обожаемой матушки, если она надумает выбрать себе Слышащего, — Скривила губы Астрид. Я дернулась, невольно нахмурившись: она, хоть и косвенно, оскорбила только что Матерь Ночи. Для меня — я сама удивилась, как быстро я к привязалась к Матушке — это было непростительно. Неужели Астрид, живущая братством явно не один год, не понимает важность нечестивой Матроны для него? Наверно, вопрос слишком явно читался в моих глазах: глава убежища закатила глаза, одними губами матерясь. — Для начала у меня к тебе серьезный вопрос: как ты прошла через дверь? Что ты ей сказала, раз она пропустила тебя? — Ну, — Я лишь пожала плечами. Бабетта, когда я ей рассказала об этом, смеялась долго, — Я не уверена, что вы мне поверите. Но если ты требуешь, я расскажу, — Примирительно подняла я руки на выразительно положенную на кинжал руку. Мое оружие, конечно, было при мне, но я сомневалась, что выдержу поединок с профессиональным убийцей. Особенно с недавно зажившими ранами. — Так случилось, что вчера с утра — кажется, это было вчера, — была несколько… пьяна, — Ну, да. А если точнее — пьяна «в говно», — Капитан стражи Фолкрита выпроводил меня погулять, — Заботливый он мой, мать вашу, так его и этак, — Чтобы я протрезвела. Поступил он глупо, так как я, хоть и протрезвела со временем, но абсолютно забыла, с какой стороны шла. Хотелось пить, поэтому в приоритет я поставила поиск воды. Ну, вот и вышла на бульканье озерца у входа в убежище. Потом обнаружила дверь. Слово за слово, она спросила, что в мире величайшая музыка. Ну я и сказала сдуру, что тишина — особенно в похмелье с больной головой. Дверь подумала с минуту и пропустила. Вот, собственно, и вся история, — Закончила я под оглушительный хохот Цицерона. Пока сидевшие за столом пытались понять, что я сейчас рассказала, Хранитель успел отсмеяться и, слегка шибанув меня рукой по спине, потрепал по голове, путая волосы еще больше. — Астрид не может игнорировать этот знак! Наполовину неправильный пароль не открывает дверь, но маленькая Тэм смогла пройти, значит она благословлена нашей нечестивой Матушкой. О, Цицерон сразу понял, что в доброй девочке есть что-то о чем она сама не знает, — Пропел шут, заставив Астрид снова поморщиться. Кажется, я немного начинаю понимать политику сторон… — А это значит, что Астрид просто обязана принять ее в семью. — Никто! — Хлопнула рукой по столу белобрысая, — Никто, — Уже спокойней продолжила она, — не смеет приказывать, что мне делать в моем убежище. Даже Мать Ночи. В этом убежище главная я, а не она! Запомни это, шут! — Никто, — Холодно начала, случайно перебивая шута. Астрид, явно не ожидавшая такого, вздрогнула, непонимающе смотря на меня. Видимо, она ожидала отговорок от Цицерона, но никак не от меня. — Никто, — На манер «главы» так-же холодно продолжила я, — Не смеет оспаривать главенство Матери Ночи над Темным Братством. То что ты главная, как ты говоришь, в этом убежище еще не снимает с тебя обязанность повиновения пяти догматам, нашей Матушке и Ситису. А будь сейчас действенна Черная Рука, ты имела бы и того меньшую власть. Запомни это и никогда, слышишь, никогда не смей оспаривать власть нечестивой Матроны. В противном случае догматы не защитят тебя больше и не смогут остановить мой клинок. — Не знаю, откуда внутри меня брались эти слова, но я в них верила. Я знала, что Ситис, если она продолжит вести подобные беседы, сам благословит на ее убийство мой клинок. Как знала и то, что за мной сейчас незримой тенью стояла Мать, обнимая меня за плечи. — Ты… Да как ты… — Астрид явно не могла найти слова. Но довольно скоро она сощурила глаза, зло глядя на меня, — Скажи мне, девочка, а что мне помешает убить тебя прямо сейчас? — Я, — Непривычно серьезный голос Цицерона колоколом раздался в звенящей тишине зала. Его руки, словно по трафарету, легли на то место, где секунды назад меня обнимала Матушка. — Астрид! — Звонкий детский голосок ворвался в напряженную комнату и редгард, сидящий с правого края стола, тряхнул головой, словно очнувшись. — Не хочу мешать вашему, безусловно, интересному разговору, но от одного из наших уведомителей поступило сообщение о черном таинстве. Кого отправлять? Взгляд главы убежища зло вперился в меня.