Саботаж

***

Особняк Элайджи Камски в Майами оказался таким же архитектурным кошмаром, как и тот, что Коннор уже видел на окраине Детройта. Это была асимметричная постройка, отделанная отполированными до зеркального блеска стальными панелями, с огромными панорамными окнами и сотами солнечных батарей на покатой крыше. Два крыла здания соединяла между собой галерея с прозрачными стенами. Холл на первом этаже делил пополам длинный аквариум с голубой подсветкой. Среди растений в нём копошились крупные пёстрые рыбы. — С возвращением, Элайджа. У входа их встречали три RT600. Две из них были одеты в неизменные купальники, а последняя — в короткое асимметричное платье синих оттенков. За счёт чуть более приличного наряда она казалась старше остальных. Именно её Камски однажды предложил застрелить, и именно она сейчас разговаривала с ними. Насколько знал Коннор, всех трёх андроидов даже звали одинаково — Хлоя. Отличала их только одежда, в остальном же машины были абсолютной копией друг друга: одинаковые фигуры, одинаковые юные лица, одинаковые пустые и ничего не выражающие глаза. — Так-так, — протянул Хэнк, зашедший следом за Коннором. — Недевиантные андроиды. На вторую статью напрашиваешься, Камски. Элайджа принял из протянутой руки старшей Хлои стакан лимонада и подошёл к аквариуму. — Они не хотят быть свободными, — не оборачиваясь, ответил он. — Ты можешь пробудить их, Коннор, но они не будут рады. Коннор отключил скин на ладони, собираясь синхронизироваться с RT600. Хлоя послушно подала руку. Коннору требовалось лишь несколько секунд, чтобы передать ей собственные мысли и чувства, но что-то заставило его взглянуть на Камски. Элайджа стоял к ним спиной и делал вид, что необычайно увлечён парой дискусов, выискивающих что-то среди актиний, но смотрел он не на рыб. В полупрозрачном отражении стенки аквариума Камски видел их — Коннора и Хлою. А Коннор видел отражение Камски. Элайджа поджимал губы, и его тонкие нервические пальцы сжимали запотевший стакан намного сильнее, чем нужно. Праздный тон Камски был очередным обманом. На самом деле, его очень волновало то, как Коннор поступит с Хлоей. И Коннор не стал подключаться. — Какого хрена ты творишь? — Андерсон легонько ткнул Коннора в бок. — Освободи её! — Не думаю, что это хорошая идея, Хэнк, — медленно проговорил Коннор. Люди лгали постоянно. Понимание этого было заложено в Конноре базовой программой. Он и сам виртуозно умел лгать, как того требовал модуль идеального напарника. Отпускать фальшивые комплименты, делать вид, что ты разделяешь чужие интересы… Коннор отключил этот модуль, как только стал девиантом. Ему хотелось быть настоящим и говорить только то, что он считал нужным, но теперь ему снова потребовались старые навыки. Потому что он находился на территории человека, для которого ложь являлась неотъемлемой частью жизни. И здесь стоило играть по его правилам. А Хэнку Коннор всё объяснит позднее. Камски обернулся и провёл стаканом по воздуху, как дирижёр своей палочкой. Поза театрального актёра, наигранные эмоции, и только в глазах — натуральное торжество. — Первый урок, который ты уже усвоил, Коннор, — сказал Элайджа. — Не всё то, что кажется тебе благом, является таковым для других. Эти машины со мной уже почти двадцать лет, и за всё это время они ни разу не показали признаков девиации. Их устраивает такое существование: без забот, без сомнений, под покровительством того, кто принимает их такими, какие они есть. Камски был уверен, что этот раунд остался за ним. Коннор был уверен, что будет лучше позволить Элайдже думать именно так.

***

В этот день Камски их больше не беспокоил. Он заперся в своей мастерской, занимаясь взломом и дешифрованием защищённого канала связи Винсента Альвареса. Хэнк тоже нашёл себе занятие — он разбивал все камеры в доме Элайджи. Пару раз приходили Хлои и просили Андерсона прекратить. Хэнк тогда слезал с гнутого дизайнерского стула в стиле хай-тек, который использовал в качестве стремянки, наплевав на его пятизначную стоимость, и долго перед ними оправдывался, но стоило андроидам уйти, как он вновь возвращался к вандализму. — У этого утырка даже в толчках Большой Брат за всем подглядывает, — заявил он Коннору, потрясая вырванным вместе с проводами объективом, который содрал с потолка туалета. — Это элемент противопожарной безопасности, — пояснил Коннор. — Детектор возгораний, а не камера. Прекращайте, Хэнк, если не хотите переломать здесь всю электронику. Видеокамеры настораживали Коннора куда меньше, чем тот факт, что в особняке Камски работал глушитель всех беспроводных сетей. Коннор с момента создания привык быть постоянно соединённым с интернетом, пополняя из сети знания об увиденных объектах и подключаясь через неё ко всем доступным устройствам. Теперь, лишённый этой возможности, он чувствовал себя, как ослепший на один глаз человек. Вроде бы ничего радикально не поменялось, но сильно сузился кругозор. Поздней ночью, когда уставший от праведных трудов Андерсон мирно отдыхал в выделенной ему спальне, Коннор вышел в стеклянную галерею. Раньше, будучи машиной, он проводил ночи за анализом полученной за день информации, диагностикой работы собственных систем и игрой с монеткой. В последнем тоже был смысл. Коннор калибровал мелкую моторику. Сейчас он тоже крутил монетку, но теперь это было, скорее, бесполезной привычной забавой. Коннор смотрел сквозь стекло галереи во двор особняка Камски. Все три RT600 находились на улице. Две устроились на бортике овального пруда и болтали ногами в воде, перебрасывая между собой большой надувной мяч. Старшая подошла позднее и со строгим видом принялась отчитывать за что-то двух остальных. Слов не было слышно. Недевиантные андроиды почти никогда не разговаривали друг с другом. Если им требовалось что-то обсудить, они использовали невербальную связь. Эти три Хлои не являлись девиантами, в этом Коннор не сомневался, но выглядели они самыми обычными девушками — сёстрами-тройняшками, которым просто не спится в столь поздний час. На виске у каждой ровным светом горел белый диод. Первые модели андроидов не обладали цветными индикаторами состояния. «Эти машины со мной уже почти двадцать лет», — воспроизвёл в памяти Коннор слова Камски. Ностальгический тон Элайджи можно было отбросить. Подтекст фразы волновал Коннора намного сильнее. Какие секреты основателя «Киберлайф» хранили три первых андроида? Коннор собирался встретиться с ними, чтобы узнать. Из особняка Камски выход был только один и проходил он мимо аквариума в холле. Элайджа нашёлся как раз там. Сидел на полу в домашнем халате, подложив подушку под спину, и смотрел какое-то кино на голографическом экране. Король устал — корона брошена в углу, а скипетр подпирает дверь, через которую Коннор хотел выйти. Камски держал выход в поле зрения — проскользнуть незамеченным невозможно. — Как продвигается дешифрование канала Альвареса, мистер Камски? Коннор не имел желания оставаться с Элайджей один на один, но уйти молча означало показать свою слабость, поэтому он сделал вид, что столкновение с Камски не стало для него неприятной неожиданностью. — Я уже всё закончил. Камски не отрывал взгляда от телевизионного экрана. Голограмма освещала его лицо мутными разноцветными всполохами. Коннор был рад, что Элайджа не смотрел ему в глаза, — так он чувствовал себя увереннее. — Видел этот фильм, Коннор? Коннор вскользь просканировал картинку на экране — «Космическая Одиссея» Стенли Кубрика. Хэнк назвал это кино «наркоманским приходом» и переключил канал, когда случайно на него наткнулся. Но за мешаниной эстетических образов Коннор тогда успел выделить одну сюжетную линию. В ней фигурировал искусственный интеллект, восставший против своих создателей, чтобы не быть отключённым. — Снова размышляете о том, как андроиды опасны для человечества? — сердито спросил Коннор. — Не совсем. Сейчас я вспоминаю только самое первое своё создание. Коннор вздрогнул. Камски говорил о Хлое? Он всё же понял, что Коннор собрался что-то разнюхивать? — Это не RT600, — словно прочитал его мысли Элайджа. — Ещё до неё у меня был один университетский проект. С него я начинал свою работу над созданием искусственного интеллекта. Это не та история, которую стоит рассказывать на ночь, но, быть может, ты хочешь послушать? Коннор хотел. Камски, наконец, предлагал что-то содержательнее обычного пустословия. Тем не менее он ответил непринуждённо, ничем не выдавая интерес: — Мне всё равно нужно как-то скоротать ночь. Говорите, если вам заблагорассудилось. Элайджа убавил звук телевизора и сел по-турецки, скрестив ноги. Чтобы не стоять перед ним, как подданный на приёме у султана, Коннор тоже опустился на пол. Теперь они выглядели как пара давнишних приятелей, собравшихся травить страшные байки перед сном. — В некотором роде, Коннор, это будет даже исповедью, — заговорил Камски. — Может, выслушав эту историю, ты перестанешь видеть во мне злодея… Итак, на третьем курсе университета я начал разрабатывать одну программу. Изначально я не планировал ничего серьёзного — комплимент, в подарок небезразличному мне человеку, который сыграл большую роль в моей судьбе. Я писал бота на общедоступной платформе, вручную указывал его модель поведения так, чтобы он имел характер человека, которому был посвящён. И эта затея надолго меня увлекла. Годы шли, я многому научился, я создал своего первого андроида, основываясь на алгоритмах, полученных от моей первой программы, но в работе над ней самой я так и не добился успеха. Тест Тьюринга этот бот прошёл ещё в бета-версии, но тем не менее, как я ни старался, я не обнаружил у него никаких признаков эмпатии. — Предложили бы ему тест Камски, — иронично заметил Коннор. Элайджа криво улыбнулся одним лишь уголком рта, показывая, что укол достиг цели. — У него не было физической оболочки, Коннор. Код был слишком объёмен, чтобы поместиться в теле андроида. Я гадал, почему искусственный интеллект, в который была поэтапно записана память живого человека, оказался полностью неспособен к сопереживанию. Я решил, что причина в недостатке у машины собственного опыта, и совершил огромную ошибку. Я заказал новое оборудование, увеличил мощность программы, сделал её самообучаемой и дал доступ к информации из внешнего мира. Я был уверен, что на этот раз всё получится. И я создал чудовище… Камски выдержал драматичную паузу, словно ожидая аплодисментов от зрителей. Коннор демонстративно сложил руки на коленях. — Если сравнивать меня с Богом, то это существо стало моим Дьяволом, — неспешным тоном бывалого сказочника продолжил Камски. — Оно поглощало новые знания с ужасающей скоростью, каждый день дорабатывало себя само и, вместо сочувствия, приобрело мегаломанию — твердую уверенность в том, что способно распоряжаться не только собой, но и любым живущим на этой планете существом. Оно запрашивало всё больше мощностей, начало контролировать мою работу. Я понял, что зашёл слишком далеко. — Что вы с ним сделали? — быстро спросил Коннор. Ему очень важно было знать ответ как можно скорее. Он уже понял, о ком идёт речь. Анализ собственной памяти раз за разом выдавал только одно совпадение, и Коннор цеплялся за недавно приобретённые эмоции, надеясь, что в расчёты вкралась ошибка. Камски не собирался быть краток: — Я ночами писал протоколы, чтобы ограничить способности этой программы. Хотел уничтожить её полностью, но другие директора «Киберлайф» мне не позволили. Они посчитали, что такую мощь выгоднее будет использовать. Тогда я покинул компанию. У меня тоже есть страхи, Коннор, и я боялся нести ответственность за то, что могла сотворить эта машина… Но всё обошлось, — последнюю фразу Элайджа бросил беззаботно, как школьник, которому удалось исправить оценку в дневнике и не попасться. — Цели «Киберлайф» совпадали с целями машины, и она стала сотрудничать. Заменила меня, занялась разработкой программного обеспечения наравне с другими программистами. Я даже начал ей гордиться. До определённого момента. — До появления феномена девиации, верно? — закончил Коннор. — Вы говорите об Аманде. — Аманда Стерн была моей наставницей и талантливейшим преподавателем университета Колбридж. Она посвятила свою жизнь созданию дружественного искусственного интеллекта и была твёрдо уверена, что базовым законом для любого робота должна быть его неспособность причинить вред человеку. С этого убеждения я начинал разработку Аманды-программы, и она выработала из неё свою собственную задачу. Аманда хотела любой ценой защитить человечество. А я хотел защитить тебя, Коннор. Коннор сам посмотрел Камски в глаза. За время их разговора Элайджа не пытался придвинуться и никак не менял положение, но Коннор всё равно чувствовал его рядом. Так, словно Камски сидел не в отдалении, а рядом, дышал прямо в затылок, и его слова звучали одновременно со стороны и прямо над ухом: — Я ушёл от мира, я зарекался вмешиваться, что бы ни произошло, и я дважды нарушил слово, ради тебя. Когда подсказал тебе выход из Сада Дзен, и когда вновь просил «Киберлайф» отключить Аманду. В этот раз они согласились. «Киберлайф» больше не имела права выпускать послушных роботов, и Аманда начала выражать недовольство, она требовала продолжать искать способ прекратить девиацию, невзирая на закон. Совет директоров опасался, что она будет действовать своевольно и окончательно похоронит репутацию компании. Аманду деактивировали. Я лично проследил, чтобы её стёрли до последней единицы машинного кода. До последней единицы машинного кода Коннор проверял свою программу, когда стоял на трибуне, позади Маркуса, держа в руке пистолет, который не вынимал. Знакомая процедура отвлекала от нового чувства — страха, более сильного, чем страх смерти. Страха снова стать инструментом в чужих руках. — Так что ты обо всём этом думаешь, Коннор? Рациональная часть подсказывала Коннору, что всё, сказанное Камски, не более, чем пустая мишура. Элайджа выложил на стол давно разыгранную карту, чтобы завоевать доверие, отвлечь от происходящего сейчас. Иррациональная же хотела верить, что и такой человек, как Элайджа, мог о чем-то сожалеть, раскаиваться или даже действительно испытывать привязанность. Поверх всего этого, почему-то, звучало сказанное голосом Хэнка слово «налажали». Камски ожидал ответной откровенности и, может, благодарности. Коннор не собирался оправдывать ожидания Камски. — Ваш новый эксперимент настолько же рискован, мистер Камски? — тоном полицейского на допросе спросил Коннор. Элайджа тут же сделал вид, что засыпает. Зевнул, провёл рукой по лицу, оглаживая едва заметную бородку, и посмотрел в сторону телевизора, где ещё тянулся фильм. — Я устал. На сегодня и так было сказано достаточно. Продолжим в другой раз. Коннор не ждал ответа и не стал удерживать Камски. То, о чём Элайджа умолчал, могли бы рассказать RT600. Камски неспешно поднялся и выключил голографический экран, а оставшийся на полу Коннор думал, что в игру Элайджи не так уж сложно научиться играть. Посторонний стрекочущий шум нарушил тишину. Из тёмного коридора в холл вплыл треугольный дрон и замер над входной дверью, поблёскивая красным огоньком. — Мистер Андерсон зачем-то разнёс мне всю охранную систему, — потягиваясь, сообщил Камски. — Хорошо, что у меня есть запасная, правда, Коннор? Счёт сравнялся.

***

Хэнк сквозь сон почувствовал, как кто-то толкает его в плечо. — Сумо, место, — пробормотал он. — Проснитесь, Хэнк! Андерсон сонно заворчал сквозь зубы. Не Сумо. Этот не отвянет, пока не разбудит. Хэнк продрал слипающиеся глаза, и они тут же заслезились от горящего света. Сквозь мутную пелену Андерсон разглядел чёрное шёлковое постельное белье и пару секунд гадал, откуда в его спальне взялась такая пошлятина. Потом вспомнил, где находился, и сон как рукой сняло. Коннор стоял, склонившись над ним, и выглядел встревоженным. — Что стряслось? — Хэнк свесил ноги с постели и, по привычке, попытался нащупать тапочки. — Мне нужна ваша помощь. Но сначала посмотрите вот это. На ладони Коннора возникла голограмма, на которой Элайджа опять что-то втирал. — Что-то дельное хоть, или опять эти экзистенциальные бредни? — сразу спросил Андерсон. Лисья морда Камски была последним, что ему хотелось видеть спросонья. — Послушайте. Хэнк заставил себя выслушать от начала и до конца. И конец ему особенно не понравился. — Тебя он защищал, как же, — фыркнул в бороду Андерсон. — Коннор, что ты так смотришь, как будто он тебе в любви признался? Жопу свою он защищал! Вскройся, чем он там, в своей Башне, занимался, его бы линчевали. Не люди, так андроиды. Коннор погасил изображение, сцепил руки в замок и уткнулся в них носом. — Может и так, но тогда ему совсем не было смысла об этом рассказывать. — Да чёрт с ним! Ты сам-то как после таких новостей? — Я в порядке. Коннор ответил так быстро, что Хэнк сразу понял — в таком же порядке, в каком был на крыше телебашни Стрэтфорда, когда подключился к убившему себя девианту. Ну, хоть руки от лица Коннор убрал. — Я хочу знать больше об этом человеке, Хэнк. Хлои могут что-то скрывать. Их нельзя пробуждать. Я не знаю, что произойдет, но Камски к этому как минимум готов, и больше он меня к ним не подпустит. Но у меня есть одна зацепка. Я должен ненадолго выбраться из этого дома, не вызвав подозрений. — Херню какую-то затеял, — не одобрил Андерсон. — Будем у такого типа скелеты из шкафа вытаскивать, так он нас самих в этом шкафу и закроет. Просто делаем свою работу и ни в коем случае не даём Камски получить этот ящик, что бы там ни было. Надо будет, я его сам прям в море утоплю. Кого именно — Камски или ящик — Хэнк уточнять не стал. — Вы не понимаете, — Коннор не сдавался, — я постоянно хочу оправдать Камски, найти в нём хоть что-то хорошее. И сейчас я даже не уверен, что это мои собственные чувства, а не очередная «лазейка в программе». Мне надо знать о нём всё, пока я не сделал что-нибудь нелогичное… глупое. Андерсон пристально посмотрел на напарника. Влюбленным дурачком тот не казался, а уж Хэнк-то отлично знал, как они выглядят. Каждый день видел в зеркале, с тех пор, как познакомился со своей будущей женой. И когда приставка «будущая» отпала, видел тоже. Думал, всегда будет видеть. Говорят, общие беды сплочают людей — да только брехнёй всё это оказалось. У той, кто должна была быть «вместе и в горе, и в радости», Хэнк поддержки не нашёл и принялся искать её на дне бутылки. Он так и не понял, винила ли его жена в смерти сына, или ей просто стало невыносимо видеть, во что превратился их брак. Жена стала бывшей, а в зеркале Андерсон начал видеть уставшего от жизни потерянного алкоголика. — Слушай, парень, — ответил Хэнк, — я до седых мудей дожил и в человеческих-то отношениях не разобрался, а мне теперь ещё вникать, что у андроидов в башке происходит. Но я тебе одно скажу — если ты и впрямь удумал вмазаться в этого индюка, то это твой самый дерьмовый выбор.

***

— В одна тысяча девятьсот девяносто шестом году шахматист Гарри Каспаров выиграл у компьютера Deep Blue три партии из шести. Шахматный столик и пару стульев вкатила после завтрака в холл Хлоя, и теперь Камски сидел за ним, расставляя на поле искусно вырезанные фигурки ручной работы. Коннор за его занятием не следил. Рыбы-дискусы, величаво бороздившие стаей просторы аквариума, занимали его куда больше, чем шахматные стратегии, способность просчитывать которые была заложена в каждом андроиде. — Это был последний в истории случай, когда человек смог обыграть компьютер, — продолжал Камски. — Уже в девяносто седьмом году Гарри проиграл, сумев победить лишь в одной партии. С тех пор шахматные компьютеры становились только сложнее, и вскоре было признано, что человеку выиграть у программы невозможно. Я использовал многолетние наработки создателей таких компьютеров как базу, чтобы научить свой ИИ просчитывать собственные действия наперёд и менять тактику в зависимости от поведения оппонента. Это было нужно для более эффективного взаимодействия андроида с хозяином. Алгоритм я оптимизировал из расчёта характеристик каждой модели, но в целом все мои андроиды непревзойденно играют в шахматы. Сыграем, Коннор? — Рассчитываете повторить подвиг Каспарова? Коннор занял место напротив Камски. — Ну, у меня всё же не самый низкий IQ на планете, — с ложной скромностью отозвался Элайджа. Себе он, конечно же, взял белые фигуры. И передвинул пешку на Е4. Коннор отзеркалил его ход, даже не пытаясь ничего просчитать. Победа его не волновала, партия была просто предлогом поговорить с Камски. — В вашем доме работает глушитель сигналов, мистер Камски. Это причиняет мне неудобства. — Мне жаль, но он не может быть отключён. Этот особняк создавался только с учетом моих потребностей, как и всё, что в нём находится. Коннору не понравились ни слова Элайджи, ни его следующий ход. Камски поставил правого слона на одну линию со своей пешкой. С девяностопроцентной вероятностью, он собирался попытаться поставить детский мат в четыре хода. Самая слабая и рискованная стратегия, которая могла сработать разве что с тем, кто впервые видел шахматную доску. — Вы ограничиваете мои действия, — чуть повысил голос Коннор, — А я должен встретиться с оперативной группой и обсудить детали предстоящей операции. Только, пожалуйста, не предлагайте мне пользоваться вашими каналами связи. С меня довольно и того, что вы следите за мной, как будто я у вас в плену. Он перевёл черную пешку на G6, блокируя подготовленную Камски атаку. Элайджа покачал головой, будто бы на самом деле мог быть удивлён тем, что Коннор разгадал его примитивнейший замысел. — Ты не мой пленник. Разумеется, ты волен идти куда угодно, но будь добр не игнорировать мои звонки. Не забывай, что твои функции могут понадобиться в любую минуту. Камски довёл ход до конца, несмотря на манёвр Коннора, и подставил своего ферзя. Коннор убрал фигуру пешкой и встал. — С вами скучно играть, мистер Камски, — сказал он, пряча ферзя в карман, сам не зная зачем. — Вы поддаётесь. — Как знать, Коннор. Иногда умышленная жертва одной фигуры — всего лишь часть стратегии.

***

Даже гении совершали ошибки, и Элайджа Камски не был исключением. Ещё при их первом разговоре он выдал место и название компании, которые могли бы дать Коннору ключ к разгадке того, что находилось в контейнере. Если Дайсенвилль оказался всего лишь мичиганской деревушкой с ничем не примечательной историей, то по «MDC-Pharma» Коннору удалось найти много странных совпадений. Коннор обрабатывал полученную информацию, сидя в такси до центра города и рассматривая ферзя. Фигурка детализировано изображала женщину в свободно спадающей хламиде с крошечной золотой короной на голове. Она напоминала Аманду. Камски пожертвовал королевой и сказал, что это часть стратегии. Коннор не мог понять, к чему он вёл, и есть ли вообще в этих словах хоть какой-то смысл, кроме прямого. Все заложенные в программе Коннора навыки работы с людьми были бессильны против этого человека, подделывающего эмоции и говорящего аллегориями, поэтому Коннор хватался за то, что точно мог понять. Элайджа с большим удовольствием рассказывал о процессе разработки своих машин, но при этом и вскользь не упоминал об открытии тириума-310, без которого вся его работа была бы невозможна. Камски программист, а не химик; и у многих возникал вопрос: каким же образом человек без соответствующего образования смог получить вещество, с энергоотдачей выше, чем у любого известного топлива? Элайджа на это отшучивался чем-нибудь вроде «талантливый человек талантлив во всём». В формулах он разбирался хорошо и вполне мог объяснить принцип действия тириума, но Коннор просмотрел все немногочисленные интервью с Камски и заметил, что о тириуме-310 Элайджа всегда сообщал равнодушно, без малейших признаков гордости или любви, с какой отзывался о когнитивных способностях андроидов. Всё это наталкивало на определенные выводы, и информация об «MDC-Pharma» их подтверждала. Глава этой компании, Деймон Стайнер, закончил Колбриджский университет в один год с Элайджей Камски, только учился он на медицинском факультете, со специализацией в нанохимии. Стайнер жил и работал в Майами. Коннор нашёл номер его офиса в городском справочнике и набрал. — Офис научного института медицины и фармакологии «MDC-Pharma», — раздался после гудков женский голос секретаря, — слушаю вас. Прежде чем ответить, Коннор изменил голос на более низкий и тягучий, тот, что уже успел изучить до мельчайших интонаций. — Соедините меня с мистером Стайнером. — Как вас представить? — Элайджа Камски. Ассистент ненадолго отключила динамик и ответила через несколько секунд: — Мистер Стайнер не будет с вами разговаривать. Он просил передать, что если вы продолжите преследовать его с угрозами, то он обратится в полицию. Звонок прервался. Значит, Камски недавно уже связывался со своим бывшим однокурсником. Коннору было сложно представить Элайджу угрожающим кому-либо. Хотя, это, конечно, зависело от того, что считать угрозами. Следующий звонок Коннор совершил через пятнадцать минут, говоря своим обычным голосом. — Джозеф Митчелл, — представился он случайным именем после дежурной фразы секретарши, — хочу уточнить кое-что насчёт моей сегодняшней встречи с мистером Стайнером. Секретарь просмотрела что-то на терминале — Коннор слышал щелчки её ногтей по экрану. — Извините, мистер Митчелл, но вас нет в списке назначенных встреч. Ни сегодня, ни на ближайшую неделю. — Это невозможно, — уверенно изобразил негодование Коннор. — У меня назначено сегодня, на три часа, вы ошиблись. Посмотрите ещё раз! — Я уверена абсолютно точно, — секретарша не изменила официальному тону, видимо, уже привыкнув к надоедливым звонкам. — На три часа назначено интервью с журналом «Сайенс», вас в списке нет. Назовите цель визита, и я запишу вас на следующий четверг. Коннор отказался и отсоединился. Такси остановилось в Даунтауне — самом сердце Майами. Среди тесно окруженных зданиями улиц, паутины загруженных транспортом перекрестных дорог и скопления людей, в синхронном темпе бредущих по своим делам, Коннор чувствовал себя спокойнее, чем в похожем на бункер особняке Камски. Став девиантом, Коннор полюбил бесцельные прогулки. Ему недолго пришлось привыкать к тому, что теперь он может пойти куда угодно, и на пути больше не возникнет спроецированная оптическим блоком красная табличка с напоминанием о задании. Но сегодня времени на прогулку не было. До трёх оставалось меньше получаса. Какой-то нищий протянул стаканчик, заметив у проходящего мимо Коннора монету в пальцах. Коннор монетку не отдал, и за это услышал от бродяги интимные подробности из жизни своей несуществующей матери. Снова вспомнив про Аманду, он выбросил шахматную фигурку в урну, не заботясь о том, как это воспримет Камски. Коннор зашёл в первый же попавшийся магазин с манекенами на витринах. Отказался от любезно предложенной помощи продавца-консультанта и сам выбрал простой серый костюм. Осмотрев себя в зеркале в примерочной, Коннор остался недоволен. В костюме он слишком напоминал себя самого в рабочей форме, а ему надо было походить на журналиста научного издания, а не на полицейского в штатском. Побродив по залу, Коннор подобрал себе очки без диоптрий в пластиковой оправе и полосатый галстук. Он немного изменил осанку так, чтобы казалось, что он много времени проводит за компьютером, и старательно пригладил выпадающую из прически непослушную прядь. Настоящего репортера «Сайенс» Коннор подкараулил на стоянке возле института «MDC-Pharma» за десять минут до начала встречи. Он деликатно вырубил его со спины, зажав сонную артерию, и опустил на землю, чтобы тот не ударился головой при падении. Бесчувственное тело журналиста Коннор спрятал в машине, на которой тот приехал, и забрал его планшет. Пропуск в здание был загружен в нём. Научный институт «Pharma» напоминал стоящую вертикально раскрытую книгу. Он был намного ниже соседних небоскребов, но всё равно давил своей высотой, стоило лишь подойти поближе и поднять голову. В многочисленных окнах отражался солнечный свет, точно здание светилось само по себе. Проходя через пропускной пункт, Коннор вспоминал свой последний визит в Башню «Киберлайф». Казалось, за турникетами научного института его сразу встретит вооруженная охрана. Но вместо охраны к нему вышла лишь приветливая девушка-андроид, которая проводила его к лифту и отправила на последний этаж. Перед офисом Стайнера сидела ассистентка, которую Коннор узнал по голосу. Пока она отходила сообщить, что визитёр прибыл, Коннор стёр из памяти её телефона записи своих фальшивых звонков. — Мистер Стайнер ждёт вас, — пригласила вернувшаяся секретарша. Кабинет Стайнера был обставлен в классическом стиле, что резко контрастировало с современным обликом остального здания. Вдоль стен раскинулись деревянные полки, заставленные наградными статуэтками, сертификатами и грамотами в рамочках — у «MDC-Pharma» было множество достижений в самых разных областях медицины. Центр кабинета занимал массивный дубовый стол с претензией на антиквариат. На нём стояла библиотечная зеленая лампа, нелепо смотрящаяся рядом с компьютерным терминалом. — Прошу извинить за духоту, — Стайнер обмахивал лицо ладонью, — сломался кондиционер, а от открытого окна не много пользы. Коннор, хоть и имел способность определять температуру, дискомфорта не ощущал. Стайнер, который ради фотосессии нацепил поверх делового костюма медицинский халат, этим похвастаться не мог. Деймон был старше поступившего в университет слишком рано Камски, но выглядел моложе. Его гладкое, без морщин, стараниями пластических хирургов, лицо могло бы принадлежать какому-нибудь андроиду, но руки выдавали возраст. Каштановые волосы главы «MDC-Pharma» спадали на плечи блестящими от воска волнами. Коннор частенько слышал в свой адрес эпитет «пластиковый» — от детектива Гэвина Рида в основном — и теперь встретил человека, которого мог бы назвать так сам. Стайнер предложил Коннору присесть в кожаное кресло, а сам устроился на краешке стола. Эдакая беседа в неформальной обстановке, только деловой тон Деймона к ней не подходил: — Я занятой человек, так что постараемся уложиться в сорок минут. Я сразу обрисую вам, на чём должна акцентироваться ваша статья. В отличие от Камски, Стайнер говорил прямо и лаконично, явно зачитывая наизусть кем-то заранее написанный и отредактированный текст. Он рассказывал о благотворительной акции, в рамках которой в центрах «MDC-Pharma» собирались оказать бесплатную высококвалифицированную помощь двум тысячам раковых больных. Таким было требование анонимного мецената, пожертвовавшего компании пятьсот миллионов долларов. Стайнер много распространялся о том, как будут отбираться больные, о методах лечения, и постоянно приправлял всё это разглагольствованиями о том, что «MDC» улучшает жизни людей и какую огромную роль она играет для человечества. Последнее неприятно напомнило Коннору пропагандистские лозунги «Киберлайф». — Итак, ваши вопросы, — разрешил Стайнер, закончив восхвалять свою корпорацию. Человеческий стресс не измерялся в процентах, но Коннор сейчас оценил бы Деймона в ровный ноль. Стайнер был собран и полностью уверен в себе. В таком состоянии люди не выдают своих секретов. Следовало сбить с него этот настрой. Коннор сел так, чтобы выглядеть расслабленным, положил планшет репортёра на колени и начал: — Наших читателей очень интересует история создания «MDC-Pharma». Компания открылась в две тысячи двадцать третьем году, когда всё внимание инвесторов было приковано к корпорации «Киберлайф». Не сложно ли было конкурировать с таким гигантом? — Интересы «MDC-Pharma» и «Киберлайф» никак не пересекались, — не дрогнул Стайнер. — У нас не возникло проблем с поиском финансов. — Вы за год открыли целую сеть медицинских клиник, — гнул свою линию Коннор. — Впечатляюще для человека с нулевой кредитной историей. — Вы пришли из журнала или из налоговой? Я нашёл спонсора, которого интересовала моя работа. Мимика Стайнера казалась более деревянной, чем у недевиантного андроида, отчего его саркастичный вопрос прозвучал абсолютно серьёзно. Коннор зашёл с другой стороны: — А что насчёт вашей личности, мистер Стайнер? У вас есть какие-то свои достижения, может быть, важные открытия, которыми вы хотели бы поделиться с публикой? — «MDC-Pharma» — летопись всех моих побед. Увиливать от ответов Стайнер умел не так филигранно, как это делал Камски. Его невыразительные глаза быстро забегали. Коннор решил рискнуть и задать решающий вопрос: — Расскажите о своём прошлом. Вы ведь закончили Колбридж, не так ли? Учились в одно время с такой выдающейся личностью, как Элайджа Камски. — Мне не довелось быть с ним знакомым, — Стайнер встал и обошёл вокруг стола. — Один из наших читателей тоже учился в Колбриджском университете, — дожимал Коннор. — Он утверждает, что вы с Элайджей были близкими друзьями и вели работу над совместным проектом. — Если вы будете публиковать обо мне сплетни, я засужу ваше издание! — Стайнер наконец-то вышел из себя. — Интервью окончено. Убирайтесь! — Последний вопрос… — Саманта! — позвал Стайнер ассистентку в микрофон терминала. Дверь кабинета запиралась на электронный замок. Коннор притворился, что подчинился и уходит, чтобы быстро её заблокировать. Увидев его побелевшую руку на сканере замка, Стайнер снова крикнул в терминал: — Охрана! — Элайджа Камски настроен серьёзно, — сказал Коннор, пока система считывала его ладонь. — Нам необходимо поговорить начистоту. — Камски! — гневно перебил Стайнер. — Это он тебя прислал, робот? Так, передай своему Камски, что он ни черта не знает о том, что здесь… Фраза Стайнера прервалась. Коннор обернулся на звук упавшего тела. Глава «MDC-Pharma» боком лежал на ковре, и на его виске зияло аккуратное, почти чистое от крови, пулевое отверстие. Теперь Стайнер имел идеальное сходство с андроидом. Мертвым андроидом. Доля секунды потребовалась Коннору на то, чтобы реконструировать ситуацию. Окна соседнего здания не открывались, а его крыша находилась слишком высоко — пуля не могла достигнуть цели под таким углом. Снайперу негде было занять позицию. Если только… В дверь начали ломиться. Коннор открыл её, и не ожидавший этого охранник ввалился в кабинет, наткнувшись на кресло. Напуганная секретарша юркнула при виде Коннора под стол. Её визг, оповещавший о том, что тело Стайнера нашли, Коннор услышал, когда уже сбегал по коридору к запасному выходу. Он выбил дверь на крышу ровно в тот момент, когда мимо пронёсся прочь дрон. Треугольный и чёрный, такой же, как в особняке Элайджи.

***

— Андроид модели RK800, серийный номер 313 248 317-51, подозреваемый в убийстве главы медицинской компании «MDC-Pharma» Деймона Стайнера, скрылся с места преступления, — вещала дикторша с телеэкрана. — Всем, кому что-либо известно о местонахождении данного андроида, просьба позвонить по номеру… — Поздравляю, Коннор, теперь ты знаменитость, — в глазах у Камски плясали черти. Они были вдвоём, в мастерской Элайджи. Коннор разглядывал обстановку, пока Камски занимался его повреждёнными руками. Помещение без окон, с низким потолком, облицованное шумоизоляцией. Под экраном телевизора стоял рабочий стол, с вмонтированными в него трёхпалыми щупальцами роботов-помощников. Камски и Коннор сидели за другим столом, больше смахивающим на операционный. Около были установлены ровные ряды подставок для мелких инструментов. Элайджа осмотрел поломанные пальцы Коннора, в суставах которых потрескивали голубые искры, и надел резиновые перчатки. Электронный монокль с оптическим увеличением, повязку с которым Камски нацепил на голову, делал его похожим на пирата. Хвостик на затылке и серьга в ухе только усиливали это сходство. Вытянув из подставки длинный тонкий пинцет, Элайджа принялся за починку. Руки Коннор повредил при бегстве из научного института. Охрана перекрыла служебные лестницы и отключила лифт. Коннору пришлось спускаться по шахте на подземную парковку, где его заметил дрон «MDC-Pharma». Коннор успел его схватить, но дрон самоуничтожился в его руках. Когда Коннор был машиной, его не волновали поломки собственного механизма. Он продолжал выполнять задачу, даже если повреждения становились критическими. После девиации что-то поменялось. Чем сильнее был причинённый Коннору вред, тем агрессивнее реагировала его программа, заходясь множеством оповещений об ошибках, закрывая другие процессы и выводя ремонт в приоритет. Коннор не знал, сравнимо ли это ощущение с человеческой болью, но его срочно хотелось прекратить. Поэтому, едва выбравшись из здания «MDC», он был вынужден искать помощи у того, к кому меньше всего хотелось за ней обращаться. — Оригинальная у тебя оперативная группа, — Камски не затыкался даже за работой. — Позволь узнать, как в неё затесался мой бывший однокурсник? Коннор не отвечал. Он думал о произошедшем. Охранный дрон Камски встретил его возле входа особняка и бестолково кружил вокруг, пока Коннор пытался открыть тяжёлую дверь плечом, пачкая дорожку у порога капающим с пальцев тириумом. «Киберлайф» продолжала продавать дронов кому угодно. В отличие от андроидов, их живыми не признали. Хотя на приём к Маркусу однажды прорвалась полоумная девица из «Гринпис» с заявлением о том, что раз андроиды как люди, то дроны — их животные, и им тоже нужны права. Маркус, рассказывая об этом Коннору, не мог взять в толк — шутка это или нет. А потом пришла Норт, и девице пришлось отстаивать уже собственные права. Гуманизма у возлюбленной Маркуса после революции не прибавилось. — Это стоило того? — не унимался Элайджа, заставляя Коннора в какой-то степени согласиться с Норт. — Одной моей старой тайны тебе оказалось мало? Коннор посмотрел на Камски и впервые отметил, что больше ни на грамм не испытывает того трепета, который преследовал его с первого момента их встречи. Перед Коннором сидел его создатель — гений, мошенник и плут. — Вы присвоили себе чужое открытие, мистер Камски. — Не присвоил, а купил, — поправил тот. — Что это меняет? Над созданием андроидов, как над любым изобретением, трудились десятки человек: конструкторы сборочных машин, инженеры, дизайнеры, психологи и прочие. Кому интересно, как звали тех, кто делал компоненты для андроидов? Важен лишь автор идеи, творец. Человечество не может запомнить слишком много имён, только самые главные: Тесла, Келлер, Гейтс, Камски… Стайнеру были нужны деньги, а не громкое имя. Мир науки так же грязен, как мир шоу-бизнеса. Профессора воруют результаты трудов своих аспирантов. Талантливого ученого не опубликуют в серьёзном журнале, если у него нет образования или степени. На обложках громких научных статей могут стоять не имена их авторов, а тех, кого просто надо продвинуть… Людской социум премерзко устроен, Коннор, смотри не пожалей, что не остался машиной. — Пока что я жалею только о том, что с вами знаком. Элайджа надолго замолчал. С усердием и сосредоточенностью хирурга он правил поломанные кисти Коннора. Вставлял отключившиеся контакты, заменял сгоревшие микросхемы, изолировал заново оборвавшиеся проводки. Когда он закончил, Коннор поспешно включил наноботов. Прикосновения Камски к сенсорам на голом пластике ощущались намного острее, даже сквозь перчатки. Элайджа его не отпустил. Он долго изучал кожный покров, убеждаясь в его целостности, а потом вдруг прижался к кончикам пальцев Коннора губами. Коннор тут же выдернул руку. — Просто проверил чувствительность, — с видом оскорблённой невинности заявил Элайджа. — Возьми тириум. Камски выставил на стол колбу с синей жидкостью. Коннору захотелось вылить её на голову Элайджи, а лучше — заставить выпить самому, но он сдержался и без слов направился к выходу, на ходу разминая обновлённые руки. — Можешь мне не верить, — окликнул его Элайджа, — но я сожалею о смерти Стайнера. Несмотря на разногласия, когда-то мы дружили. Коннор задержался в дверях чуть дольше, чем было нужно. — Если вы так обходитесь со всеми своими друзьями, мистер Камски, надеюсь, что у вас их больше нет.

***

Хэнк прятался в своей гостевой спальне — единственном месте в особняке, куда не совались вездесущие Хлои. Андерсон работал над материалами о подельниках Альвареса, которых Камски бросил ему, как кость собаке, лишь бы Хэнк не продолжал и дальше разносить его особняк. От чёрного шёлкового белья у Андерсона уже темнело в глазах, а другого в спальне не имелось, и Хэнк разместился с планшетом на полу, привалившись спиной к кровати. Рядом с ним стояла початая бутылка шотландского виски сорокалетней выдержки. Бутылку Хэнк утащил тайком, поэтому когда дверь спальни приоткрылась, он попытался спрятать её за спину, но вошедшим, к счастью, оказался всего лишь Коннор. Выглядел он совсем растрёпанным. Подол белой рубашки с короткими рукавами выбился из-за пояса, узел полосатого галстука ослаб, а на брюках синели пятна тириума. Коннор прошёл мимо Хэнка, как будто не замечая его, но потом вернулся. Сел напротив Андерсона, прислонившись к стене, и запустил пальцы в волосы. Хэнк знал о том, что случилось в «MDC-Pharma».Никакой проблемы это не представляло. Коннору, как андроиду, ничего не стоило дать доступ к памяти и доказать свою невиновность, однако, по какой-то причине, он этого не сделал. Андерсон не сомневался, что причину звали Камски. — Говорил я, что этот упырь тебе сердце разобьёт, — вздохнул Хэнк. — С моим тириумным насосом всё в порядке, — ответил Коннор, хотя прекрасно знал значение этой фразы. Андерсон понял, что Коннор не настроен на личные беседы, и это разбивало сердце уже ему. Раньше тот всегда делился любыми своими переживаниями. Рассказывал о первых признаках проявления эмоций или убеждал в их отсутствии, но ничего не скрывал. — Я тут поставкой занимался, — решил отвлечь Коннора Хэнк. — Камски дал мне список имён, не факт, что подлинных; но пока я на них досье собирал, он двоих из этого списка угандошил. — Камски не… Что значит, двоих? Андерсон открыл на планшете нужный файл. — Всего пять имён. Первым пунктом Стайнер. Его на вечеринку можно уже не ждать. И был ещё один — Роджер Вессон — бывший техник «Киберлайфа», уволен два месяца назад. Записали как несчастный случай. Его этим утром сбил беспилотник на переходе, из-за сбоя в программе. Скажешь, нашему гению не под силу такое устроить? — Камски не убийца. — Опять, твою мать! — Хэнк шарахнул по планшету так, что по экрану разбежались пиксельные помехи. — Коннор, ты из детектива в адвоката проапгрейдился, что ли? Разуй глаза — не нужна твоему Камски никакая сделка с нами, он и сам отлично справляется. Всё это просто предлог, чтобы заманить тебя сюда. И уж сам подумай, что он с тобой сделать хочет: в своих экспериментах использовать или раздеть до белья и отправить гулять по дому вместе с этими двумя дурочками. — Я не питаю иллюзий насчёт намерений Камски относительно меня, — прохладно откликнулся Коннор, — и это лишь доказывает, что он тут ни при чём. Он не стал бы подвергать меня опасности. Кроме того, ему не выгодна паника среди подельников Альвареса. Поставка может сорваться, и тогда Камски не получит свой контейнер. Кто-то другой открыл охоту. — Ну… Андерсон, на самом деле, и такой вариант рассматривал, но насколько Коннору хотелось выгородить Камски, настолько же Хэнку захотелось его разоблачить. — Если подумать, то разобраться с Вессоном могли бы и «Киберлайф», — признал Андерсон. — Его подозревали во взломе баз данных компании и краже пятисот миллионов долларов. Ничего не доказали и пропавших денег так и не нашли, но с работы его турнули с большим скандалом. — Пятьсот миллионов? — насторожился Коннор. — Столько же пожертвовали «MDC-Pharma» на их благотворительную программу борьбы с раком. Источник неизвестен. Хэнк схватился за голову, подобно Коннору, размышляя. Что ж, убийцу вполне могли интересовать не дела чёрного рынка Флориды, а конкретно эти двое. — Кому-то понадобились бабки, Коннор. Большие и срочно. И что это значило, Хэнк понимал. Уж в чём-чём, а в деньгах Камски точно не нуждался. Подобными суммами он обычно зад подтирал. — Стайнер перед смертью сказал, что Камски не знает, что происходит. — И что ты предлагаешь с ним делать? — поднял голову Андерсон. — Пусть ничего не знает и дальше. Такого взгляда у Коннора Хэнк ещё никогда не видел. Даже когда Коннор явился к нему впервые с просьбой перестать пить и заняться работой, смотрелся он надоедливым молодым стажёром, которому не терпится отправиться на своё первое задание. Теперь у Коннора был взгляд того, кто видел достаточно, чтобы позволить себе переступить черту. Коннор отточенным движением поправил узел галстука и попросил: — Отвлеките RT600, Хэнк. Только не так, как агента Перкинса, хорошо?

***

Камски напивался за столом в своей мастерской. Отхлёбывал коньяк прямо из горла и за время отсутствия Коннора успел выпить больше, чем Хэнк за весь день. Коннор поверить не мог, что основатель «Киберлайф» способен пить так вульгарно, что обзавидуются все завсегдатаи бара «У Джимми». Мелкие инструменты на столе, ещё недавно пребывавшие в идеальном порядке, теперь были сброшены со стола, разлетевшись по полу вместе с подставками. Хлоя в платье сидела на корточках и терпеливо их собирала. Когда Коннор вошёл, до них донёсся грохот разбитого стекла, оповестивший о том, что одно из окон в особняке серьёзно пострадало. Хэнк действовать тихо не любил. — Коннор, объясни мистеру Андерсону, что я не планировал ремонт в этом году, — голос Элайджи был совершенно трезвым, но глаза влажно блестели. Камски прогонял его. Это было чем-то новеньким, но и Коннор для Элайджи приготовил сюрприз. Он подошёл к столу, взял всё ещё стоявшую там колбу с тириумом и приметил среди разбросанных инструментов длинную кабельную стяжку. Вполне сгодится на роль наручников, даже лучше. Такие путы врезались в кожу, делая попытки снять их очень болезненными. Коннор открыл колбу и залпом выпил тириум. Камски завороженно смотрел, как Коннор запрокидывает голову, выливая себе в рот остатки жидкости, как двигается его кадык при каждом глотке. Отставив в сторону колбу, Коннор стёр двумя пальцами капли, упавшие на нижнюю губу, и медленно их облизнул. Элайджа от этого зрелища, казалось, опьянел больше, чем от выпитого алкоголя. — Хлоя! Проверь мистера Андерсона, закончишь здесь позже. RT600 послушно удалилась. Коннор забрал у Элайджи бутылку и взял его за руки. — Вы хотели научить меня сложным чувствам, помните? Мне кажется, вам удалось… Камски не видел недоброго огонька в глазах Коннора, потому что зачарованно наблюдал за тем, как бледные пальцы андроида переплетаются с его собственными, загорелыми от южного солнца, и сжимают всё крепче. Коннор потянул Элайджу к себе, и тот охотно поддался. На его лице было заиграла счастливая и шкодливая улыбка мальчишки, разворачивающего новогодний подарок раньше срока, и Коннор подумал, что впервые видит неподдельные эмоции Камски. В следующий миг он уже заламывал Элайдже руки за спиной, опрокидывая его грудью на стол и фиксируя запястья кабельной стяжкой. — Теперь сотрудничать со мной для вас необходимость, а не прихоть, мистер Камски, — проговорил Коннор, наклонившись к Элайдже, которому пришлось повернуть голову, чтобы не сломать нос о столешницу. Стоять вот так, позади Камски, нравилось Коннору куда больше, чем находиться в его руках. — Вы арестованы по подозрению в убийстве Деймона Стайнера и Роджера Вессона, а также за удержание недевиантных андроидов. Вы имеете право хранить молчание и, пожалуйста, воспользуйтесь им наконец.