Ты мог бы мне сниться и реже

«Не говори! Меня он как и прежде любит, Мной, как и прежде дорожит… О нет! Он жизнь мою бесчеловечно губит, Хоть, вижу, нож в его руке дрожит…» Ф. И. Тютчев.

Прошел месяц с тех пор, как Румпельштильцхен начал обучать свою маленькую подопечную. Белль проявляла чудеса прилежания, ведь его одобрение стало по-настоящему важным для нее. Каждый вечер она проскальзывала в библиотеку со свечой и допоздна повторяла все, что маг ей рассказывал, пока не чувствовала, что усвоила материал назубок. Она наивно полагала, что делает это в тайне от Темного. Ей хотелось удивлять его своими успехами, чтобы он хвалил ее. И Румпельштильцхен, в душе смеясь, поддерживал эту маленькую игру. Никто никогда не относился к Белль так, как он. Ей говорили, что она хорошенькая и милая, но никогда о том, что она умна и сообразительна, что мгновенно все схватывает, что учить ее чему-то новому доставляет радость. А Темный говорил. И она была уверена — говорил искренне. Вера Румпельштильцхена в ее способности заставляла и саму Белль верить в себя и встречать каждый новый день с нетерпением — что еще нового она узнает сегодня? Они проводили вместе много времени. Румпельштильцхен периодически отлучался убедиться, что Регина все еще топчется на месте, не решаясь нанести окончательный удар по счастливой чете Прекрасных, и вновь возвращался к своей воспитаннице. Несмотря на то, что девочка действительно была отличной ученицей, Румпельштильцхен не давал ей спуску и по-своему был строг, ставя перед ней большие цели. Так, помимо навыков чтения и письма, которые она освоила в кратчайшие сроки, он учил ее разбираться в травах и готовить лекарства, рассказывал о свойствах разных веществ и еще о многих вещах. Белль была любознательна, и маг поощрял ее любопытство, как можно подробнее отвечая на все вопросы. Меньше всего ему хотелось повторять собственные ошибки, которые он когда-то допустил в воспитании Бэя. В то далекое время бедному прядильщику, конечно, и в голову не приходило, как его чрезмерная любовь отражается на сыне. Бэйлфаер мечтал стать рыцарем, не желая учиться отцовскому ремеслу, и Румпельштильцхен потакал этой нелепой прихоти, даже понимая, что у сына нищего крестьянина никогда не будет возможности так возвыситься. Он хотел уберечь Бэя от всех тревог, но умножал при этом свои. Если бы только Румпельштильцхен заставил сына учиться прясть, им обоим жилось бы намного легче. Они бы больше зарабатывали, и он не валился бы с ног от усталости. А так прядильщика мучили ужасные боли в спине, хромой ноге и глазах после многочасовой непрерывной работы даже по ночам. А наутро, невыспавшийся, он взваливал на себя ещё и огород и уход за овцами. И конечно же, на все его сил просто не хватало. Зато у Бэя было беззаботное детство. Так Румпельштильцхен утешал себя. Ведь мальчик не был жестоким или ленивым. Он искренне любил отца, и скорее всего, донеси Румпельштильцхен до него свои проблемы, приложил бы все силы, чтобы помочь. Но он этого не делал, старательно изображая для сына благополучие, а Бэю и в голову не приходило, что отец может скрывать от него что-то. В конце концов, он был всего лишь ребенком, который не слишком-то стремился анализировать запутанный мир взрослых. Сейчас Румпельштильцхен понимал, что был неправ — нужно было без всякой надуманной жалости раскрыть мальчику глаза на реальный мир для его же блага. Возможно, тогда бы он, возможно, не поверил той подлой фее и не сгинул бы в чужом мире. С Белль Румпельштильцхен этой ошибки допускать не хотел. Он учил ее быть сильной и готовой встретиться с любой трудностью. Благо и ее характер, и багаж знаний, который обрел Темный за многие годы, только способствовали этому. Несмотря на то, что в их сделке шла речь о «навсегда», он вовсе не собирался насильно удерживать Белль возле себя вечно. Ему нужна была не пленница, а близкий человек, который по доброй воле захочет быть частью его непростой жизни. С каждым днём Румпельштильцхен привязывался к Белль все сильнее. Все больше она становилась ему дорога. Это чувство тревожило мага, потому что за столько лет одиночества и предательств он привык никому не доверять и ждать от людей худшего. Он боялся позволить себе надеяться, что его желание обрести понимание и дружбу может и правда сбыться. Да и когда такое вообще бывало? Еще до того, как стать Темным, Румпельштильцхен был образцом смирения и добродетели, но разве с ним происходило что-то хорошее? Нет, куда там… Ну и с чего бы этому начаться сейчас, когда весь Зачарованный лес проклинает и боится его? Поэтому как-то раз за завтраком, который они уже традиционно проводили вместе, Румпельштильцхен, как бы между прочим, спросил:  — Ты не хотела бы сегодня прогуляться в деревню, дорогуша? — Белль удивленно подняла глаза на мага и отложила вилку.  — Вы имеете в виду одна? — робко уточнила она, пытаясь разгадать выражение его лица.  — Да, — кивнул Румпельштильцхен, сохраняя невозмутимый вид, хотя все его нутро протестовало против того, чтобы отпускать девочку от себя. — Я подумал, тебе, должно быть, хочется увидеть других людей. Возможно, ровесников… Или просто что-то купить…  — Звучит заманчиво, — чуть улыбнулась Белль, приняв его правила игры. В плане эмоций лицо Румпельштильцхена было словно открытая книга, которую Белль постепенно училась читать. Когда он был рад — его губы раздвигались в тонкой улыбке, и тогда на щеках обозначались тонкие морщинки, глаза же становились искристыми и теплыми. А когда Темный раздражался, то морщил нос, вместо улыбки появлялся хищный оскал, а глаза его при этом метали молнии, но, к счастью, ни одна из них никогда не была направлена на Белль. Таким он возвращался от Злой Королевы и, не желая вымещать дурное настроение на воспитаннице, сразу уходил в свою башню и спускался лишь через несколько часов как ни в чем не бывало. Его волнение тоже всегда было очевидным для Белль. Казалось, Румпельштильцхен и сам не замечал, как его пальцы начинали какую-то нервную пляску, выстукивая одному ему слышный ритм, а глаза не могли задержаться ни на одном предмете дольше пары секунд. Вот и сейчас он нервно потирал пальцы друг о друга и переводил взгляд по предметам на столе, но только не смотрел в глаза Белль. И ей оставалось только гадать, чем вызван этот мандраж. Возможно, у него появились дела, из-за которых он хочет, чтобы она покинула замок на какое-то время? Но Румпельштильцхен мог бы просто сказать ей, в чем дело. В конце концов, для нее не секрет, чем занимается Темный. Или тут кроется что-то другое?  — Вот, возьми вот это с собой, — он выхватил из воздуха небольшой кошелек с звякнувшими монетами и протянул его Белль.  — Вам не стоит… — отшатнулась она, выставив перед собой ладони. Белль было неловко брать у Румпельштильцхена деньги, ведь он и так дал ей так много.  — Бери, дорогуша, — что-то стальное и темное скользнуло в его взгляде, заставив девочку тут же повиноваться.  — Спасибо, Румпельштильцхен, — послушно кивнула она, но все-таки добавила: — Я возьму его с собой на всякий случай, но вы и так дали мне больше, чем необходимо. Маг не ответил, продолжая мрачно сверлить взглядом столешницу. Что бы у него ни случилось, Белль поняла — Темный ни за что не расскажет об этом ей. Поэтому она молча закончила завтрак и, пожелав Румпельштильцхену хорошего дня, удалилась в свою комнату, чтобы переодеться к прогулке. Несмотря на странное поведение мага, Белль с нетерпением ожидала, как пройдется по деревне, увидит людей, услышит когда-то такой привычный шум площади. В замке было так тихо, что спустя месяц, проведенный здесь, даже звук собственного голоса казался ей слишком громким. Она переоделась в темно-зеленую куртку и кожаные бриджи, сапоги, захватила сумку. Надевать платье ради прогулки ей было жаль — замок окружали леса, а накануне прошел сильный дождь, и дорогу скорее всего размыло. Белль уже неплохо знала окрестности, потому что часто бывала в лесу, собирая те или иные травы по заданию Румпельштильцхена, однако, в деревню еще не ходила ни разу. Белль спустилась вниз и, увидев фигуру Темного, все также сидящего за обеденным столом, подошла ближе, остановившись за спинкой его стула.  — Я пойду? — неуверенно спросила она. Румпельштильцхен дернулся, вырываясь из плена своих мыслей, и медленно кивнул:  — Развлекайся, Белль, — при этом вид у него был такой, словно он прощается с ней навсегда. Она инстинктивно потянулась к магу, но все-таки не решилась прикоснуться к нему. Хозяин замка казался ей недосягаемым для простой смертной — такая бездонная тоска порой проскальзывала в его глазах. Белль не могла подойти к Румпельштильцхену с тем же мерилом, что и к обычному человеку, ведь он им и не был. Поэтому она опустила руку, не решаясь коснуться его плеча, и молча вышла, услышав, как тяжелая дверь замка громко хлопнула за ее спиной. * * * Однако по пути в деревню печальные мысли постепенно выветрились, и Белль решила, что если вечером за ужином Румпельштильцхен все еще будет таким же грустным, она наберется храбрости и прямо спросит его об этом. А пока стоило насладиться прогулкой, тем более, что день выдался теплым, несмотря на вчерашнюю непогоду. Спустя час Белль вошла на главную площадь деревни. Люди оглядывались на нее с любопытством, но заговаривать не решались. Поэтому Белль спокойно гуляла вдоль прилавков, разглядывая товары и прикидывая, каких покупок мог ожидать от неё Тёмный. У нее никогда не было столько личных вещей, как теперь, и ей захотелось хоть чем-то отплатить Румпельштильцхену за его щедрость. И тут у нее родилась одна идея. Белль не была уверена, что магу понравится такой подарок, но это было единственное, что она умела по-настоящему хорошо. Через пятнадцать минут Белль с улыбкой предвкушения аккуратно складывала свою покупку в сумку, когда кто-то резко дернул ее за руку, увлекая между домами в маленький переулок. Она испуганно оглянулась и тут же замерла на месте.  — Папа? — мужчина напротив радостно улыбнулся, и слезы блеснули в его глазах.  — Белль, дочка, я так рад, что с тобой все хорошо, — произнес он, притягивая ее в медвежьи объятья. Белль растерянно обняла его в ответ, не понимая, как вести себя с собственным отцом. Она не видела его с того самого дня, когда он привел ее в таверну к мадам Тюри и просто оставил ничего не понимающую дочь одну в этом гадком месте. - Прости меня, я так виноват перед тобой… Как только я узнал, кто забрал тебя, я места себе не находил…  Белль прервала поток извинений, сделав шаг назад и вырываясь из его объятий.  — И давно ты узнал? — холодно спросила она.  — Пару недель уже… — растерянно ответил Морис.  — Ты оставил меня месяц назад. Темный забрал меня через пару дней после этого. Ты не интересовался моей судьбой целых две недели после того, как бросил?  — Я… Я… — замялся мужчина, опустив глаза. — Я не приходил, потому что думал, ты сердишься на меня… Я думал, пройдет время, ты смиришься… и тогда...  — Смирюсь?! Ты это серьезно? — Белль показалось, что она ослышалась — настолько нелепыми были слова отца. И это то лучшее, чего он хотел для нее? У нее вырвался истеричный смешок, а глаза наполнились слезами. Как бы ни пыталась она притворяться хладнокровной и сильной, но маленькая девочка в ней — та, что любила отца и помнила его совсем другим человеком — сжималась от обиды и боли в дрожащий комочек. — Если бы мама была жива…  — Не смей говорить о ней, — вдруг рявкнул Морис, но тут же одернул себя и, заглянул Белль в глаза с заискивающим выражением: — Белль, ты полностью права. Я совершил ошибку, оставив тебя в том ужасном месте. И нет ни дня, чтобы я не раскаивался в содеянном, но прошлого уже не воротишь… Ведь мы — все равно семья, и ты единственный родной мне человек во всем мире.  — Чего ты хочешь? — Белль не была уверена в искренности Мориса, но и верить, что он может лгать, глядя ей в глаза, она тоже не могла. Не будь он ее отцом: тем, кто играл с ней; лечил, когда она болела; неумело заплетал косы, когда мама умерла, она бы, не задумываясь, тут же ушла прочь, но частичка души хотела верить в лучшее, и поэтому она осталась.  — А чего может хотеть отец, предавший своего ребенка? — потерянно ответил он, с надеждой заглядывая в глаза Белль. — Прощения. Мы можем поговорить в доме? Расскажешь, как живешь. Выглядишь ты отлично… Поколебавшись, она согласилась зайти к отцу в комнату, которую он снимал у одной пожилой дамы, в благодарность помогая ей по хозяйству: починить что-то, напилить дров, принести воды. Комната была совсем маленькая. Все, что там было из мебели: кровать, платяной шкаф и небольшой сундук, на котором, вздрогнув, Белль заметила свои вещи. Прошел всего месяц с тех пор, как ее руки касались их, но ей показалось, что целая вечность. Морис суетливо убрал с кровати сваленную в кучу одежду, освобождая Белль место, затем приготовил чай, и начал расспрашивать ее о жизни в Темном замке. Белль не хотелось делиться с отцом подробностями, ей казалось, что это нечестно по отношению к Румпельштильцхену. Она лишь сказала, что живет у Темного в качестве воспитанницы, учится и жизнью своей довольна. Морис был удивлен рассказом дочери и явно не до конца ему поверил.  — Говорят, он прядет из соломы золото… — как бы невзначай обронил он.  — Да, на прялке, за этим очень интересно наблюдать, — беспечно улыбнулась Белль.  — И что же, он делает со своей пряжей потом?  — Я не знаю… — Белль никогда не интересовалась этим вопросом. Маг просто магией отсылал прочь золотую нить, когда его корзина переполнялась, и продолжал свое дело. — У меня есть несколько золотых монет, которые он мне дал, так что, возможно, деньги? Хотя с его магией нет нужды что-то покупать… Морис задумчиво нахмурился, и Белль решила, что настало время уходить. Она была уверена, что если отец и правда раскаивается и хочет наладить с ней отношения, то Румпельштильцхен не будет против их встреч. Ведь этим она не нарушит их сделку… Белль поднялась и мягко сказала:  — Мне пора, папа, надеюсь, мы еще увидимся как-нибудь…  — Надеюсь, успеем… — лицо Мориса сделалось жалостливым, — Знаешь, у меня сейчас небольшие трудности…  — Что случилось?  — Я задолжал одному типу… — он почесал затылок, пряча глаза.  — Снова карты? — устало спросила Белль, глядя на отца с легким презрением. «А я думала, ты что-то понял, папа…» — с грустью подумала она.  — Нет-нет, Белль, — с жаром произнес он, взяв ее за руки, — Верь мне, дочка, я больше не тот человек… Я взял деньги, чтобы купить нам с тобой домик с садом. Нашел такое чудное местечко, у реки… Думал, будем выращивать там цветы и продавать, все как мы мечтали, помнишь? Я отдал бы долг, но меня ограбили… — его лицо помрачнело. — А тот человек требует внести первый взнос в счет долга, либо меня посадят в тюрьму или что похуже… Белль испуганно посмотрела на отца, и ее руки сами потянулись к кошельку. Она достала все четыре золотые монеты, что у нее были, и протянула их отцу:  — Этого хватит, чтобы помочь тебе?  — Спасибо тебе, дочка, ты всегда была доброй девочкой, — его глаза наполнились слезами, а руки жадно схватили монеты, проворно пряча их в карман. — Это немного отсрочит мое заключение, но весь долг намного больше…  — Но ты ведь можешь устроиться на работу? И отдавать постепенно? — предложила она, вызвав у Мориса болезненный стон.  — Да кем же мне работать, чтобы отдать такие деньги? Мне едва хватает, чтобы оплачивать эту лачугу… — Белль нахмурилась. До смерти мамы, отец был отличным плотником и никогда не сидел без дела, изготавливая мебель и предметы обихода из дерева. Один вельможа как-то раз заказал отцу сделать шкатулку для своей жены. Морис выполнил до того тонкую работу, что восхищенный клиент в итоге оставил огромные чаевые, позволившие семье целый месяц сытно питаться. Так что же случилось с ним сейчас?  — И что ты тогда будешь делать? — спросила она беспокойством.  — Возможно, ты можешь помочь своему старику… — вкрадчиво произнес он. — У твоего благодетеля полно золота, сама сказала. Если ты принесешь мне моточек золотой нити, он и не заметит…  — Я не буду красть у него. — твердо ответила Белль.  — Это же не кража, дочка, — начал уговаривать ее Морис, не замечая огонька понимания, который медленно зажегся в ее глазах. — Ты никому не сделаешь плохо. Он — маг, ему вообще деньги не нужны. А меня ты очень выручишь… Одного мотка золота нам хватит и чтобы отдать долг, и на тот домик с садом… Разве ты не хочешь, чтобы все было, как раньше, милая? Белль молчала, чувствуя себя обманутой и преданной во второй раз. Так вот к чему были эти разговоры о раскаянии, о том, как ему важно прощение дочери, о семье… Ничего не изменилось. И не изменится уже. Он просто хотел добраться до золота Темного, используя для этого собственную дочь. Его даже не волновало, что могло бы с ней случиться, попадись она магу на воровстве. Белль закрыла глаза, пытаясь сморгнуть слезы, но все-таки нашла в себе силы произнести:  — Я не такая, как ты. И не предам человека, который меня спас и заботился обо мне, — она стремительно направилась к двери, но Морис перехватил ее за руку, крепко вцепившись в запястье.  — Отпусти!  — Ну уж нет, — прошипел он злобно. — Маленькая жадная шлюшка… Может, твой любовник окажется посговорчивее, если хочет получить тебя назад живой?  — Что?! — Белль не могла поверить своим ушам. Она чуть повернула голову и увидела безумный огонь, горящий в глазах некогда такого близкого ей человека.  — Ру… — в ужасе попыталась позвать она Румпельштильцхена, но рука отца крепко закрыла ей рот.  — Пока рано, детка… — она почувствовала, как что-то острое кольнуло ее в шею.  — А, по-моему, как раз вовремя, — из-за спины Мориса раздался голос Темного. Тот обернулся, продолжая удерживать Белль. Маленький нож оставался в опасной близости к артерии.  — Одно движение — и она умрет, — рявкнул вконец обезумевший мужчина. Румпельштильцхен удивленно поднял брови, снисходительно усмехнулся и кивнул Морису:  — Умрет. Но что после этого должно помешать мне убить тебя? — Темный щелкнул пальцами и доверительно продолжил: — Хотя убить — это слишком просто, а в моей пыточной столько разных приспособлений… И я с удовольствием опробую их на тебе.  — Не надо… — шепнула Белль, умоляюще глядя на Румпельштильцхена. — Пожалуйста… Темный пристально посмотрел ей в глаза и в ту же секунду тело Мориса резко отлетело к стене и застыло в полуметре от пола. Нож звякнул об пол, а Белль осела на пол, прижимая ладонь к шее. Румпельштильцхен медленно подошел к Морису. На штанах мужчины проступало мокрое пятно. Жалкое ничтожество.  — Я не убью тебя только по одной причине, — брезгливо глядя на жалко дергающееся в магических путах тело, произнес Румпельштильцхен. — Этого не хочет Белль, несмотря на все, что ты ей сделал. Но если ты еще раз приблизишься к ней хоть на два шага — твоя жалкая жизнь оборвется. Тебе понятно? Темный все-таки не удержался и резко ударил Мориса в солнечное сплетение, после которого магические путы спали, и мужчина мешком повалился на пол, пытаясь вдохнуть.  — Белль? — Румпельштильцхен протянул ей руку, до конца не уверенный, что она захочет уйти с ним, а не остаться с отцом, пусть даже и таким. Темный бы все равно забрал Белль для ее же блага, но ему не хотелось делать этого силой. Спустя мгновение, длящееся для мага целую вечность, она протянула ему свою дрожащую ладошку. И вот они уже в главном зале Темного замка. Белль, не проронив ни слова, опрометью бросилась в глубину коридоров. А Румпельштильцхен лишь тяжело вздохнул, но решил дать ей время. Отпуская Белль в деревню, он был почти уверен, что она попробует уйти от него. Даже денег дал, чтобы ей не пришлось возвращаться в заведение мадам Тюри. Румпельштильцхен был готов к этому, и обещал себе отпустить ее и не пытаться вернуть в замок, но слабая надежда все же теплилась в его сердце. Он следил за Белль через стеклянный шар почти всю ее прогулку, но когда она заговорила с каким-то незнакомым ему мужчиной и сама пошла к нему домой, забеспокоился и решил незримо поприсутствовать на этой встрече. И, как оказалось, не зря. Румпельштильцхен еще раз прокрутил в голове сцену с отцом Белль и, почувствовав поднимающуюся ярость, решил, что если подумает о нем еще хотя бы минуту, то отправится за этим гнусным слизняком и все-таки прикончит его каким-нибудь изощренным способом. Лучше сосредоточиться на хорошем. Вопреки поговорке, гласящей, что подслушивающий добра о себе не услышит, Румпельштильцхену было безумно приятно узнать о благородном и преданном сердце своей воспитанницы. Это было важное открытие для мага, чье сердце давно перестало верить обещаниям и заверениям, сказанным в лицо. Губы Румпельштильцхена тронула легкая улыбка, и первый росток доверия зародился в его душе. * * * Когда спустя несколько часов Белль так и не появилась даже на ужин, Румпельштильцхен начал всерьез беспокоиться о ней. Наполненный магией замок Темный ощущал наравне с собственным телом — он всегда мог определить, кто и где находится в замке также, как человек может указать, где у него болит. Словно по нитке маг отправился на поиски воспитанницы. И чем дальше он заходил, тем более недоумевал, какого дьявола ее понесло в самое дальнее крыло замка. Оно было полуразрушенным, погрязшим в грязи и пыли, и, кроме развалин, там не было ровным счетом ничего. Тем не менее Белль нашлась именно там. Она сидела на полу под обрушившейся балкой вся в пыли и горько плакала. Румпельштильцхен пожалел о своем решении дать ей время, потому что, судя по ее состоянию, легче ей не стало, а, возможно, даже наоборот. Он присел на корточки и заглянул под балку:  — Знаешь, если ты хотела побыть одна, дорогуша, можно было выбрать местечко и получше, — мягко пожурил ее маг. Белль шмыгнула носом, безуспешно пытаясь вытереть льющиеся слезы. — Ну скажи, от кого ты здесь прячешься? От меня?  — Да, — кивнула она с самым несчастным видом. Но прежде чем Румпельштильцхен почувствовал укол разочарования от ее ответа, добавила: — Вы учили меня быть сильной, а я… просто не могу не плакать… Простите… У мага сжалось сердце. Он кое-как протиснулся в узкое пространство и сел рядом с ней, не обращая внимания на свой испорченный пылью камзол.  — Сила не в том, чтобы сдерживать свои чувства, Белль, — заговорил он спокойным тихим голосом, — Все люди иногда плачут.  — И вы? — недоверчиво спросила она, поднимая на Румпельштильцхена взгляд. Тёмный казался ей воплощением силы, и представить его плачущим для Белль было из разряда невозможного.  — О, я далеко не исключение, милая, — с горькой улыбкой ответил он, протягивая ей носовой платок.  — Вы это говорите только, чтобы меня утешить, — рыдания уже не сотрясали ее грудь, но слезы все еще стекали по щекам. — С чего такому человеку, как вы, плакать? В вашей власти все…  — Не все можно получить с помощью магии, Белль.  Магия сродни золоту, но ни то, ни другое не дает человеку настоящего счастья, ведь у каждого оно свое.  — И в чем же ваше счастье? — осмелилась спросить Белль. Румпельштильцхен не спешил с ответом. Повисла долгая пауза, прежде чем он все-таки решил, что Белль заслуживает знать эту историю.  — Свое я уже упустил. Видишь ли, когда-то у меня был сын, — медленно и печально заговорил он.- Но я потерял его, когда ему было, как тебе сейчас — всего четырнадцать лет. Он сгинул в чужом мире. Я потратил десятки лет, чтобы попасть к нему, но опоздал — он уже был мертв, — Румпельштильцхен рассказывал свою историю почти равнодушным тоном, но Белль чувствовала, что за этим кажущимся спокойствием кроется огромная боль.  — И поэтому вы взяли к себе меня … — в свете этой истории появление Белль в замке обрело для нее новый смысл. Было проще думать о Румпельштильцхене, как о ком-то лишенном человеческих страстей и трагедий существе. Но сейчас в полутьме развалин замка, маг казался человеком больше, чем когда-либо. Усталым и одиноким мужчиной.  — Не знаю, а, может, мне просто было скучно, — Румпельштильцхен принудил себя говорить более веселым тоном, ведь он пришел утешить и подбодрить Белль, а не вывалить на нее и свои беды тоже. Но она не обратила внимания на его попытку сменить тему и обойти острые углы. Она порывисто обняла Румпельштильцхена за шею, уткнувшись ему в плечо. Маг сперва опешил от ее жеста, но обнял ее в ответ. Это был всего лишь краткий миг, но его хватило, чтобы без слов выразить то, что каждый из них думал в ту минуту, сидя на пыльном полу разрушенного крыла замка — одиночество осталось позади.