Ты мог бы мне сниться и реже

«Прощусь, Элиза, я с тобой Для дальних, чуждых стран. Мою судьбу с твоей судьбой Разделит океан. Пусть нам в разлуке до конца Томиться суждено, — Не разлучаются сердца, Что спаяны в одно! Оставлю я в родной стране Тебя, мой лучший клад. И тайный голос шепчет мне: Я не вернусь назад. Последнее пожатье рук Я унесу с собой. Тебе — последний сердца стук И вздох последний мой.» Роберт Бернс

Рассвет подкрался к Румпельштильцхену, вымотанному морально, интеллектуально и физически, незаметно. Усилием воли держа глаза открытыми, он продолжал писать, зачеркивать, выбрасывать скомканные листы и начинать заново. Всю ночь он размышлял, как обойти условия Регины, как спасти и Бея, и Белль, но паника, застилающая его разум никак не способствовала этому процессу. С потерей магии Румпельштильцхен больше не чувствовал себя таким, как прежде — способным обвести вокруг пальца любого. Проклятие дарило ему не только магию на кончиках пальцев, но и иной образ мышления: быстрый, острый, просчитывающий все за доли секунды. В конце концов он всегда мог немного сжульничать и подстраховаться, заглянув в будущее, чтобы увидеть возможные последствия любого своего решения. …или может до сих пор? Румпельштильцхен замер, пораженный этой мыслью. Дар предвидения не был частью проклятия, а значит не мог исчезнуть и после того, как он снова стал простым смертным. Соблазн проверить эту теорию был велик, даже несмотря на риск лишиться рассудка. Даже будучи Темным ему требовалось прилагать неимоверные усилия, чтобы сконцентрироваться и правильно вычленить из сотен тысяч проносящихся перед его глазами картинок вероятного будущего именно те, что нужны. Увидеть связь между будущим и настоящим, понять последовательность шагов, которая может привести к конкретному результату. А как справиться с этим теперь? «Да как угодно!» — разозлился сам на себя Румпельштильцхен. Если уж он готов был пожертвовать собственным сердцем, чтобы узнать, жив ли Бей, разве Белль заслуживает меньшего? Возможно, у него нет выхода, и его предательство неизбежно, но это не значит, что он не должен сделать ВСЕ от него зависящее, чтобы спасти ее, чтобы найти лазейку. «Встряхнись и действуй!» — приказал он себе и направился в башню. Румпельштильцхен понимал, что времени до возвращения Регины осталось мало. Она слишком хорошо знает своего учителя, чтобы дать ему пространство для маневра, поэтому он практически взлетел по ступенькам, не обращая внимания на тупую боль в ноге. Румпель был практически уверен, что дар остался при нем, осталось понять, как до него дотянуться. Нужен магический толчок, который сначала поможет его разуму оказаться в водовороте времени, а затем еще один, который его оттуда вернет. Раньше Румпельштильцхен пользовался силой Темного для этой цели, но сейчас придется искать что-то извне. В его арсенале было полно магических накопителей, и проблем с первым шагом быть не должно, но вот с возвращением… Заглядывать в будущее было все равно, что нырять на большую глубину. Чтобы оказаться в воде не нужно так уж много усилий, но пока ты плывешь глубже и глубже, пытаясь достигнуть дна, твои силы постепенно тают, кислород кончается, сознание путается. И в этот момент хорошо бы, чтоб вокруг пояса была затянута веревка, за которую кто-то на поверхности быстро-быстро вытянет тебя. Раньше этим кем-то было проклятие Темного — оно защищало своего хозяина и не позволяло оставаться в плену временного потока слишком долго, но сейчас Румпельштильцхен не был уверен, что ему хватит сил самостоятельно использовать что-то, чтобы вытянуть себя обратно в реальность. Самое быстрое и простое решение — попросить помощи Белль. Правда, после этого ему все же придется ей все рассказать, столкнуться с ней лицом к лицу и постараться… попросить прощения? Дать напутствие? Пообещать вернуться за ней? Заставить понять? Нет… Ничего из того, что он может ей сказать, не смягчит предательства. И пусть это будет его наказанием — увидеть боль в ее глазах, услышать ненависть в словах, но струсить и промолчать было бы самым мерзким и трусливым поступком в его жизни. Румпельштильцхен тяжело вздохнул, доставая из потайного отделения кинжал Темной, провел пальцами по гравировке, и тихо позвал: — Белль? — фиолетовый дым тут же закружился за его спиной, и Белль взволнованно спросила: — Что случилось? Почему ты призвал меня кинжалом? — Прости, я не подумал… — сдавленно ответил Румпель, чувствуя, как голос предает его. Он откашлялся и наконец повернулся к ней лицом. — Мне нужна твоя помощь. Я хочу заглянуть в будущее, но без магии еще не пробовал это делать, и… мне нужна подстраховка. Если что-то пойдет не так… — Румпель, зачем тебе это? — с тревогой спросила Белль, подходя ближе и заглядывая ему в глаза. Румпель знал, что она видит там — лопнувшие сосуды после бессонной ночи делали его глаза красными и почти безумными. Он выглядел бледным и больным. Белль нахмурилась и, положив руку ему на плечо, мягко спросила: — Что происходит? Пожалуйста, скажи мне… — Я расскажу… Обещаю… Но сначала мне нужно сделать это, хорошо? У нас мало времени, — голос Румпельштильцхена звучал глухо и отчаянно, и Белль, прикусив губу, неохотно кивнула. Ненавидя себя за малодушие, он убрал кинжал во внутренний карман сюртука и, захватив черный полупрозрачный камень с золотыми прожилками магии внутри, сел в кресло. Белль напряженно наблюдала за его манипуляциями, не произнося ни слова, и он мог только гадать, что за мысли проносятся в ее голове. — Просто будь наготове. Вмешивайся, только если увидишь какую-то странную реакцию или у меня начнет останавливаться сердце, — напутствовал ее Румпельштильцхен, и с каждым словом лицо Белль становилось все более испуганным. — Я должен увидеть, как можно больше, понятно? — Румпель, может не надо? Вдруг, я не смогу… не успею… — она предприняла последнюю слабую попытку отговорить его, едва сдерживая панические нотки в голосе, но Румпельштильцхен сжал ее руку, чувствуя, какой холодной она была, и твердо сказал: — Ты сможешь, Белль. На долгие несколько секунд их глаза замерли в немом поединке, карие против голубых. Наконец, она первой отвела взгляд, сдаваясь под его напором. Он мог ей приказать, чтобы не терять время, но не хотел омрачать их последние минуты перед расставанием. — Хорошо… Румпельштильцхен сжал черный камень, ощущая как магия, словно тонкий ручеек, просачивается сквозь кожу, наполняя его тело чистой силой. По сравнению с магией Темного, это была лишь капля в море, лишь призрачный отголосок былого могущества, но этого было достаточно, чтобы дотянуться до своего дара, который дремал в глубине его существа. Перед глазами невольно всплыло лицо той прорицательницы, у которой он забрал этот дар, по сути освободив ее душу. Владеющая такой силой с рождения, одинокая девочка была обречена потерять разум, постоянно наблюдая, как прошлое, настоящее и будущее сливаются в одно, перемешиваются и расплываются снова.Она просто не знала, как отличить одно от другого и оградить свой разум от бесконечного числа картинок, всплывающих в мозгу. Когда Румпельштильцхен встретил провидицу, то уже успел обрести контроль над Темным, научился блокировать свой разум, и дар предвидения принципиально ничем не отличался в его глазах. Поэтому даже сейчас оно не сводило его с ума, не насылало непрошеные образы, хотя и требовало свою плату — пусть он не сходил с ума, зато использование дара сильно истощало его физически. Но это была справедливая цена за знание. Как только магия из камня перетекла в тело Румпельштильцхена, он тут же почувствовал ту звенящую нить, которая звала его разум, и, закрыв глаза, подчинился и последовал за ней. Ощущение падения в пропасть закончилось довольно быстро, и перед его мысленным взором открылась знакомая анфилада. — Белль, — он вытолкнул ее имя из легких шелестящим вздохом и последовал к приоткрывшейся справа от него двери. На мгновение яркий свет ослепил его, но затем Румпельштильцхен смог разглядеть очертания очень гладкой серой дороги из незнакомого ему материала с белой полосой по середине. Он увидел небольшие домики и удаляющуюся фигуру девушки. Ее одежда казалась немного странной, но каким-то образом Румпель знал, что это Белль. Затем картинка резко сменилась, появилась комната. Все в ней казалось белоснежным: от подушек на небольшой кровати до шкафов. Он увидел самого себя, протягивающим руку Белль, сидящей у окна. Ее глаза были усталые и грустные, но она чуть улыбалась ему, а потом… Что-то резко дернуло его, болезненно протащило по всему коридору и вышвырнуло в реальность. Не удержавшись, Румпельштильцхен мешком свалился на пол. — Зачем… Зачем ты… вмешалась? — задыхаясь обратился он к Белль, которая стояла на коленях рядом с ним и смотрела на Румпельштильцхен со смесью страха и обиды. — У тебя кровь из носа хлынула! — закричала она на него со слезами в голосе. — Что мне было делать? — Прости… Прости, Белль, — он и правда почувствовал соленый металлический вкус на губах и, прижав к носу платок, который ему протянула Белль, запрокинул голову. Она выждала пару минут, пока он приходил в себя, и наконец, не выдержав, требовательно спросила: — Ну теперь-то ты наконец объяснишь мне, что происходит? Я так понимаю, твоя ночная «авария» тоже случайной не была. Если все настолько серьезно, что ты рискуешь собственной жизнью ради каких-то экспериментов, то я должна знать ради чего, чтобы хотя бы… просто быть рядом и… — Бей жив, — вырвалось у него само собой, и ее пламенная речь тотчас же оборвалась. — Что? Твой сын? Но ты говорил… — Я знаю, я думал, что все кончено… Но он жив, мне рассказала об этом Регина. Она знает, где он… Ночью я проверил самым мощным заклятьем… и это правда, — каждое слово камнем ложилось ему на сердце, приближая момент, когда будет сказано самое главное, когда ее взгляд перестанет быть таким теплым и взволнованным. — Это же замечательно, Румпель! Я так рада за тебя! — она счастливо улыбнулась, но, увидев его мрачное лицо, вновь нахмурилась: — Но что тогда не так? — Регина… — он с трудом перевел дыхание, чувствуя себя так, словно вбивает гвозди в крышку собственного гроба. — Регина предложила мне сделку: она поможет мне отправиться к сыну взамен на… Боже, Белль, как же это трудно… — Что? Что она хочет? — в глазах Белль застыло непонимание. Неужели она и вправду не догадывается? Неужели ему придется произнести это вслух? — Тук-тук! — раздался голос Регины из зеркала, все еще валяющегося на рабочем столе. — Твое время на раздумья вышло, Румпель. Приглашаю тебя с твоей подопечной ко мне в замок сесть за стол переговоров. Судорожно вздохнув, Румпельштильцхен кивнул Белль, чтобы она перенесла их к Регине. Его лицо было белее мела — теперь отступать дальше некуда, а он так ничего и не объяснил Белль, и это было несправедливо, подло и гадко, но, даже несмотря на это, Румпель презирал себя за то, что какая-то маленькая трусливая часть его существа тайно обрадовалась, что Регина прервала его сбивчивое признание. Когда они материализовались посреди главного зала нового замка Злой Королевы, то сразу же увидели ее, сидящей за большим круглым столом. Ее улыбка была похожа на оскал, и Румпельштильцхен не сомневался, что она наслаждается каждым мгновением своего звездного часа. — Прошу, садитесь, — она указала на стулья, расставленные на равном расстоянии друг от друга, что, видимо, показалось Белль далековато, потому что она с оглушительным скрипом, отдающимся эхом в огромном зале, перетащила свой стул вплотную к Румпельштильцхену и села, скрестив руки на груди, всем своим видом показывая, что не даст Королеве причинить ему боль, тем более, когда он был так слаб. Румпельштильцхен чувствовал себя на грани обморока. Его мутило от одной мысли о том, что сейчас должно произойти. Его так и подмывало отказаться от сделки и попытаться самому найти Бея, но он боялся, что попросту не успеет. Регина уже знает, где он, и что ей помешает выместить свою злость и разочарование на теперь бесполезном для нее мальчике, просто чтобы причинить Румпелю боль? Он бы никогда не простил себе этого, а значит придется выбирать меньшую из зол. Белль, по крайней мере, будет в безопасности и жива. Он сам видел это в будущем, а значит у него еще будет время все исправить. — Итак, я уже набросала договор. Прочитай. Можем обсудить какие-то детали, условия, — деловито произнесла Регина, протягивая один из двух документов, лежащих перед ней, Румпельштильцхену. Дрожащими пальцами он поднял бумагу и принялся за чтение, едва концентрируясь на тексте и стараясь не обращать внимание на напряженно застывшую Белль. А Регина как ни в чем не бывало продолжала: — Итак, со своей стороны, я передам тебе координаты мира, в котором находится твой сын, и помогу безопасно туда добраться. А ты, со своей стороны, передаешь мне кинжал Темной и обязуешься никогда не искать ее и не пытаться завладеть кинжалом снова. Какие-то дополнения, возражения? Румпельштильцхен почувствовал взгляд ярко-голубых глаз, обращенных на него и невольно закрыл глаза в предчувствии бури. Регина же, довольная произведенным эффектом, откинулась на спинку стула и принялась наблюдать за разворачивающейся перед ней сценой. — Ты… что? — свистящим выдохом произнесла Белль, глядя на поникшую, сжавшуюся фигуру Румпеля. Он не смотрел на нее и не возражал. — Румпель? Что она такое говорит? Ты отдашь ей кинжал? Отдашь… меня? — Прости меня, Белль, — его голос был тише шепота, но ее слух был достаточно острым, чтобы слышать каждую интонацию. Сожаление, стыд, вина. Неизбежность. — Если я этого не сделаю, Бей может погибнуть. Я не могу этого допустить. — А как же я? — ее голос был ломким от сдерживаемых слез, и Белль все еще не хотела верить, отказывалась верить, что все происходит на самом деле, но выражение лица Румпельштильцхена не оставляло места сомнению или надежде. — С тобой все будет хорошо, Белль, я позабочусь об этом. Регина ничего тебе не сделает. Я внесу это в договор, — горячо ответил Румпель, наконец повернувшись к Белль лицом и пристально глядя в глаза. Казалось, он убеждает в этом не ее, а самого себя. Потом он говорил что-то еще, но она уже не слушала. Перед глазами вновь стояла таверна, мадам Тюри и отец, пересчитывающий монеты, прежде чем оставить ее навсегда, а потом его удаляющаяся фигура в окне, равнодушная к ее слезам и крикам. И снова она чувствует то же, что и тогда. Только еще хуже. Намного хуже. Когда отец оставил ее, Белль могла ненавидеть его, могла презирать за то, что алкоголь стал для него важнее родной дочери. Она и так уже это знала, с тех пор как они стали переезжать с места на место, где все, что он делал — это пил и играл в карты ночи напролет. Но Румпельштильцхен… Он заставил ее поверить в то, что она любима и нужна, заставил довериться, подарил чувство безопасности. И в тот самый момент, когда она позволила себе полностью открыться ему, предал. Ей хотелось кричать. Сказать, что это несправедливо, что она не разменная монета, и что Румпельштильцхен, который еще вчера говорил, как сильно любит ее — предатель и обманщик, воспользовавшийся ею. Он обещал защищать ее, а сам отдает в руки этой ведьме. И у нее нет выбора. И не будет никакого выбора, как только кинжал окажется у Регины, все, что Белль останется — это исполнять ее волю. Убивать для нее, пытать для нее… И лучше бы Румпельштильцхен никогда не забирал ее из той таверны, чем теперь обрекать на такую судьбу. Думал ли он об этом? Регина могла не причинять ей физической боли, но это не значит, что душа Белль, которую он так старательно пытался уберечь, останется цела. Да, Румпель был не таким, как Морис, и его жертва была благородной — спасение сына. Но прямо сейчас Белль было все равно. Она лишь никак не могла взять в толк, почему именно она всегда должна быть той, кого оставляют позади. Ее поглощало отчаяние. Слова доносились словно издалека, и слезы, которым она упорно не давала пролиться, застыли на ресницах. Она едва различала полные сожаления глаза Румпеля, хищную улыбку ярко-красных губ Регины, и только один силуэт в комнате оставался четким — Темный принял обличье ее самой, Белль, на знакомых губах застыла горькая улыбка, как бы говорящая «я тебя предупреждал». Бесконечно долгое мгновение она смотрела в свои собственные глаза, а потом почувствовала на плечах руки — Румпельштильцхен пытался обнять ее, но Белль резко выскочила из-за стола, словно его прикосновение обожгло ее. — Не смей меня трогать, — яростно прошипела она, наконец обретя голос. — Белль, я… — Не надо мне ничего объяснять. И извинения мне не нужны. Не разрывая зрительного контакта, Темный медленно подошел к Белль, невесомо коснулся ее лица нежным успокаивающим жестом, предлагая свое утешение и защиту. Она знала, если кто-то и сможет иметь дело с Региной и ее желаниями, то это Темный, но не Белль. Она устала бороться, устала БЫТЬ… И тогда Белль словно начала тонуть, проваливаться куда-то глубоко-глубоко, где нет боли. Где-то на краю ее сознания Румпельштильцхен и Регина что-то говорили друг другу, но все, что она ощущала — это благословенный холод, облегчающий жгучую боль внутри. И когда он полностью заполнил и тело, и душу Белль, Темный сделал еще один шаг вперед, занимая ту пустую оболочку, которая от нее осталась. Румпельштильцхен был первым, кто заметил перемену. Осанка Белль стала более прямой, ее волосы, обычно спускающиеся небрежными чуть завитыми локонами по плечам, разгладились, словно стенами обрамляя ее бледное мерцающее лицо, на котором, словно льдинки сияли равнодушные глаза. Белль отважно сражалась за свою душу все это время, но Румпельштильцхен ранил ее слишком глубоко, и она сдалась. Темный наконец взял верх над сломленной девочкой. Румпельштильцхен помнил, как это было с ним. Казалось, влияние Темного делало его сильнее — эмоции притуплялись, вытесняя страх, неуверенность, сомнения и боль. Он чувствовал себя другим человеком, которому неведомы слабости, и ему это нравилось. Сначала. Потребовалось потерять сына, чтобы осознать, насколько он заблуждался. Румпельштильцхен не становился лучше под влиянием Темного, он просто терял себя, погружаясь во Тьму, а ей неведомы ни доброта, ни любовь, ни милосердие. Тьма умеет только разрушать. Он с болью посмотрел в ее холодные пустые глаза, зная, что именно такой она будет являться к нему в кошмарах всю оставшуюся жизнь. И эта вина всегда будет в его сердце, но поступить иначе он просто не может. Регина переписала договор, добавив в него требования Румпельштильцхена не причинять Белль вреда и еще пару пунктов, уточняющих основные положения, дабы избежать лазеек и двусмысленного трактования, а затем протянула бумагу Румпельштильцхену. Он внимательно пробежался глазами по тексту опытным взглядом и, согласно кивнул. Затем уколол палец о кинжал и оставил на пергаменте свою подпись. Регина сделала тоже самое. — Что ж, как ты знаешь, теперь любой, кто посмеет нарушить хоть один пункт нашего договора, умрет, дорогуша, — обратился он к Регине со скрытой угрозой. — Мне не за чем тебя обманывать, Румпельштильцхен, — спокойно ответила она и встала из-за стола. — Каждый получит то, что хочет. Итак, время обмена. Румпельштильцхен тоже поднялся. Его пальцы дрожали, когда он вытащил из кармана кинжал и подошел к Регине. — Я хочу попрощаться с Белль. Без свидетелей. — сказал он без выражения, поглаживая гравировку кинжала. Регина смерила его оценивающим взглядом. — Ты стал слишком мягким, Румпель, сентиментальным… Это тебя и сгубило, — наконец произнесла она, презрительно кривя губы. — Хорошо. Отдай кинжал, а потом, так и быть, я дам вам одну минуту. Румпель кивнул, принимая ее условия, и решительно протянул кинжал на открытой ладони. Ее пальцы тут же сомкнулись на рукоятке. Вот и все. Он не поднимал взгляда, чтобы не видеть, как она упивается своим триумфом. — Одна минута, Румпель! — повторила Регина, разворачиваясь к выходу. Ее каблуки гулко цокали по каменному полу, удаляясь, и наконец стихли за закрытой дверью. Не теряя времени, он повернулся к Белль, которая все также стояла, глядя в пустоту. Румпельштильцхен накрыл ее щеки ладонями, вынуждая посмотреть на себя. — Белль, милая, ты еще где-то там, я знаю… Послушай, я не случайно заглядывал в будущее. Мы еще увидимся. Я найду способ вернуть тебя, даже не думай, что я это так оставлю. Помни, что я люблю тебя… — Не бросайся обещаниями, которые не можешь сдержать, Румпельштильцхен, — ответила ему Белль мертвым, пустым голосом. Ни любовь, ни боль больше не касались ее сердца. Темный надежно спрятал и то и другое, подарив ей лекарство, которое не лучше яда. — И не надо меня искать, я не хочу тебя больше видеть. Прощай. И она испарилась в облачке фиолетового дыма, отправляясь к своей новой хозяйке. Румпельштильцхен подавил тяжелый вздох — ну, а чего еще он ожидал? Парой слов не вылечить ту рану, что он нанес ей, но Румпельштильцхен, как никто знал, что значит принимать трудные решения и нести ответственность за них. У всего есть своя цена. И если он сможет отыскать Бейлфаера и заслужить его прощение, то вечная ненависть Белль будет справедливой платой за это. Пусть его сердце и останется навсегда разбитым пополам. Вновь послышались шаги, в зал царственной походкой вновь вплыла Регина, и Румпельштильцхен мысленно встряхнулся — надо сосредоточиться на главном — на поиске Бейлфаера, где бы он ни был. Он нацепил на себя маску надменной отчужденности, которая всегда служила ему барьером между своими истинными чувствами и окружающим миром. Румпельштильцхен мог позволить себе это, защищенный условиями контракта — Регина не может причинить ему вред ни напрямую, ни косвенно. Меньше всего ему хотелось доставить ей удовольствие наблюдать за своими переживаниями. — Я выполнил свою часть договора, теперь дело за тобой. Где мой сын? — В Неверленде, — ответила Регина, и Румпельштильцхен едва удержал эмоции под контролем. Только не Неверленд. Только не отец… — Вот как… — медленно произнес он, лихорадочно обдумывая смысл происходящего. Никто не знал, что существует какая-то связь между Румпельштильцхеном и Питером Пэном. Их сферы интересов никогда не пересекались, и Румпеля это более чем устраивало. Он избегал отца настолько, что много лет назад, когда он прочесывал все доступные ему миры в надежде, что Бей все-таки оказался в одном из них, то попросил Джефферсона обследовать остров вместо него. Шляпник входил в тот крайне узкий круг людей, которым Румпельштильцхен хотя бы отдаленно доверял и мог быть уверен, что тот его не подведет и выполнит поручение со всей скрупулезностью. Однако, тогда Бейлфаера на острове не оказалось, а оставлять Джефферсона там дежурить постоянно, было бы неразумно. Со временем Румпель окончательно укрепился в мысли, что сын все-таки находится в мире, куда магии ходу нет, и исключил Неверленд из списка возможных мест, как, оказывается, напрасно. — И как же ты планируешь доставить меня туда? На мальчика, которого может утащить тень, я не тяну. От Джефферсона уже несколько лет ни слуху, ни духу… — Об этом не беспокойся, тебя доставят со всеми удобствами, — что-то ехидное проскользнуло в улыбке Регины, и Румпельштильцхен насторожился. Щелчком пальцев, она заставила двери отвориться, и в зал вошел Капитан Крюк. — Твой провожатый. Киллиан Джонс. Хотя вы, кажется знакомы, не так ли? — Ну уж нет, дорогуша, так дело не пойдет, — процедил Румпельштильцхен, невольная дрожь проползла по его позвоночнику. Если бы ему пришло в голову составить список людей, которые мечтают сжить его со свету, то Крюк возглавлял бы этот список с завидным отрывом. Но бросив взгляд на Джонса, Румпель заметил, что тот совсем не выглядит довольным, как мог бы человек, которому вот-вот представится долгожданная возможность поквитаться со старым врагом. Крюк недовольно скрестил руки на груди и, послав Румпельштильцхену хмурый взгляд, сказал: — Не начинай, Крокодил, мне не больше твоего нравится эта идея. Но можешь не трястись за свою шкуру, я не стану тебя убивать, раз обещал даме этого не делать. — Вот и славно, что вы поладили, мальчики, — довольно хлопнула в ладоши Регина, прежде чем Румпель успел ответить Крюку что-нибудь ядовитое. — Киллиан в Неверленде на особом положении, так что его корабль без труда пересекает границы этого мира, и для него не проблема захватить с собой попутчика. Отплываете завтра утром, верно капитан? — На рассвете, — поправил он, кивнув Регине. «А они похоже давно спелись» — отметил Румпельштильцхен про себя, наблюдая, как эта парочка бросает друг на друга многозначительные взгляды. Возможно, он добровольно сует голову в пасть дракона, соглашаясь на эту авантюру. Но если Румпель откажется здесь и сейчас от этой части обязательств Регины, то обратной дороги не будет, и ему придется искать путь в Неверленд в одиночку, и кто знает, сколько времени он на это убьет… А если он опоздает? Если с Беем что-то случится? Или он снова исчезнет? Тогда Румпельштильцхен потеряет все: и Бея, и Белль. И обоих напрасно. Нет, решил Румпельштильцхен, даже без магии он уже не тот слабый и трусливый прядильщик, который когда-то умолял самодовольного пирата вернуть ему жену, и не то зависимое от своего могущество чудовище, которое побоялось последовать за сыном в неизвестность. На сей раз он все сделает правильно. — Я приду, — твердо кивнул он Крюку, и у пирата в глазах мелькнуло удивление. Затем Румпельштильцхен повернулся к Регине с просьбой: — Мне нужно вернуться в замок и забрать кое-какие вещи для путешествия. Тебя не затруднит переместить меня туда? Обратно я вернусь сам. — Что ж, отчего бы и нет? — пожала плечами Регина. — Я сегодня в хорошем настроении, благодаря тебе. Счастливого пути, Румпельштильцхен, думаю, больше не свидимся. Она взмахнула рукой, и уже спустя секунду, Румпель стоял посреди своей лаборатории. Ему предстояло много работы.