Ты мог бы мне сниться и реже

»Лаптем сосну не перепилить, Но подлеца переподлить — Возможная задача, Хотя и не пустяк. Тут главно дело — кто кого, Чем он тебя — тем ты его. А как еще иначе? Иначе, брат, никак! Но нам-то грызться меж собой Никак нельзя! ни Боже мой! Вон даже злые волки Охотятся гуртом! Пока забот полным-полно, Нам нужно дружно! заодно! Сперва добудь добычу! А что потом? — Потом." Юлий Ким "Заговор злодеев против злодеев"

Гостиная выглядела так, словно по ней прошел ураган: мелкие сколки статуэток, ваз и посуды ковром лежали на паркете в окружении порванных книг, картин и фоторамок. Мертвое тело Белоснежки все так же оставалось на полу, но сейчас Белль чувствовала себя слишком утомленной, чтобы магией избавиться от него. Возможно, позже, когда она немного отдохнет… Со второго этажа слышался приглушенный голос Регины. Она пыталась напоить Эмму одним из своих успокаивающих зелий. Бедняжка Эмма… Она едва смогла подняться по лестнице — ее тело сотрясала крупная дрожь — и Белль была даже не уверена от чего именно: от неимоверных усилий, которые она потратила, впервые используя магию (да еще и в таком объеме!), или то были издержки пережитого потрясения. Как бы то ни было, ей был нужен отдых и сон, и Регина поспешила увести Эмму подальше от разгромленной гостиной, как только все было кончено. Белль же, несмотря на усталость, решила остаться внизу на случай, если соседи услышали шум (Выстрелы? Взрывы? Грохот столкновения темной и белой магии?) и вызвали шерифа. Оглянувшись по сторонам, она обреченно вздохнула и принесла из кухни метлу не столько ради того, чтоб и правда убраться (чистоту она могла бы мигом навести через часик-другой с помощью магии), но чтобы просто занять руки и отвлечься от необходимости о чем-то говорить с Румпельштильцхеном, который молча сидел на диване, упорно не поднимая на нее взгляд. Кинжал Темной он положил на осиротевшую полку над камином, чтобы у Белль была уверенность, что уж кто-кто, но Румпельштильцхен на ее магию и свободу посягать не собирается. Белль тоже не произнесла ни слова, но позволила кинжалу оставаться на месте в качестве ответного жеста доверия. Обида и гнев на Румпельштильцхена и на саму себя успели испариться, сменившись стыдом и неловкостью. Белль так хотела, чтобы он видел в ней женщину, достойную любви, а в итоге повела себя хуже ребенка. Потеряла контроль не только над своими эмоциями, но и магией, едва не сорвавшись во Тьму. Опять. А Румпельштильцхен, несмотря на это, поехал за ней и всех спас. Вернул кинжал. А Белль даже не знала, как поблагодарить его за это. Как вести себя, чтобы вернуть между ними все, как было до этого глупого бала. И он тоже не торопился протянуть ей соломинку, за которую она могла бы уцепиться, и просто молчал, думая о чем-то своем. А думал Румпельштильцхен о многом. Например, о Белоснежке. Он жалел о том, что убил ее, хотя и знал, что должен был так поступить ради Белль, ради Эммы, которую так сильно полюбил Бейлфаер, ради Регины, и даже ради самой Белоснежки. Что с ней стало? Что заставило обратиться против собственной дочери? Это было выше понимания Румпельштильцхена, чья любовь к сыну не имела границ, но ему все равно было жаль Белоснежку. Жаль, что ее жизнь оборвалась вот так. Думал он и о страхе, который испытал, осознав, что могло произойти, если бы он не решился поехать за Белль или приехал бы чуть позже. Эти мысли ледяным шаром прокатывались от горла до самого желудка и обратно, вызывая тошнотворный ужас. Они все могли быть уже мертвы. И Регина, и Эмма, а главное — Белль, лишь только Белоснежка пожелала бы стать новой Темной. Бросив взгляд на мертвое тело, лежащее на полу, лицом вниз, Румпельштильцхен на мгновение представил, что перед ним лежит Белль — холодная, неподвижная. Представил, что больше никогда не увидит ее улыбку, не услышит ее голос, и слезы закололи глаза. Но нет. Белль жива, и она рядом, нужно лишь вновь построить мост, который соединял их. Перестать бояться и открыть ей все, что у него на сердце, а потом будь что будет. Но пока они оба молчали, и единственным аккомпанементом их мыслей было равномерное шуршание метлы и звук битого стекла, скользящего по паркету. — Белль… То, что произошло на балу… — наконец начал Румпельштильцхен, не поднимая глаз. Шуршание на мгновение прервалось, а затем вновь продолжилось в том же ритме. — Не надо, Румпель, — с напряженным спокойствием ответила Белль. — Я… Понимаю, ясно? Мне не стоило так остро реагировать… Я сказала тебе о своих чувствах, ты ясно дал понять, что их не разделяешь. Конец истории. — Я не говорил, что не разделяю их. Я люблю тебя, Белль. — Не так, как я тебя. Ты знаешь, что я имею в виду, — поморщилась Белль. Раздраженно прислонив швабру к стене, она скрестила руки на груди и повернулась к Румпельштильцхену, пытаясь прочесть в его глазах, к чему он снова завел этот разговор. Чтобы унизить ее? Нет, на него это не похоже. Тогда зачем? Неужели нельзя просто забыть об этом? На лице Румпельштильцхена была написана внутренняя борьба, когда он, мучительно подбирая слова, заговорил: — Ты сказала, что я отношусь к тебе как к ребенку, но это не правда. Возможно, раньше, в самом начале, когда ты едва попала ко мне в замок такая маленькая, худенькая и полная отваги я думал о тебе именно так, но не сейчас. Уж точно не теперь, когда я встретил тебя снова после всех этих лет. Боже, Белль, да взгляни на себя! Какой ты стала! Нужно быть последним дураком, чтобы не влюбиться в тебя. — Тогда почему ты оттолкнул меня? — еле слышно прошептала Белль, недоверчиво глядя на Румпельштильцхена. — Потому что испугался… — виновато признал он. — Меня… — горько усмехнувшись, кивнула Белль. Конечно же… По телу прошла магическая рябь, в мгновение ока преобразившая Белль в тот облик, который достался ей вместе с темным проклятием: бледная мерцающая кожа, льдисто-голубые глаза, каштановое облако волос. Она сделала это намеренно, стараясь спровоцировать Румпеля, но его глаза смотрели на нее все с той же нежностью, когда он сделал шаг навстречу и взял ее за руку. — Не тебя, а за тебя, — сказал он печально. — Я больше не бессмертен, Белль, и даже не молод, чтобы предложить тебе долго и счастливо. Я не хотел привязывать тебя к себе и обрекать на боль потери. — Как будто твой отказ что-то изменил бы! — возмутилась Белль. — Словно я перестала бы любить тебя или… оплакивать, когда ты умрешь! Я не хочу быть одна из страха боли. Не хочу, как ты раньше, сидеть в пустом замке и бояться. Я хочу, чтобы рядом были те, кого я люблю, ради кого я стараюсь быть лучше. И ты один из этих людей, Румпель. Если ты, конечно, сам этого хочешь… — Конечно, хочу, Белль! Прости меня… — он коснулся губ Белль своими, и она прерывисто выдохнула, отвечая на его поцелуй. Это был невесомый, почти целомудренный жест, словно клятва, которую он давал ей. — Что заставило тебя передумать? — прошептала Белль, когда он чуть отстранился, робко глядя ей в глаза. — Все это, — он кивнул головой в сторону гостиной и сглотнул вновь возникший ком в горле. — Когда понял, как легко мог потерять тебя сегодня. Что не только ты рискуешь потерять меня, но и я тебя. Если бы я не приехал вовремя, чтобы остановить Белоснежку… — Но ты приехал, — мягко перебила его Белль. — И спас нас всех. — Да уж, просто удивительное везение для меня, — усмехнулся Румпельштильцхен. Удача не часто бывала на его стороне, но, пожалуй, этот единственный раз окупал целую вечность невезения. — И не оставляй меня больше, — чуть помолчав, очень серьезно попросила Белль. — Никогда, — Белль внимательно посмотрела Румпелю в глаза и с облегчением выдохнула, убежденная теплой глубиной его взгляда. Его пальцы скользнули по ее щекам, лаская нежную переливающуюся кожу, и он вновь поцеловал ее. * * * Проклятие пало ночью. Ровно в двенадцать часов и двадцать восемь минут. Обыкновенно в это время сторибрукцы уже спали в своих постелях, и скорее всего пропустили бы столь невероятно важное событие, но эта ночь была праздничной, и многие все еще находились в центральном парке, когда волшебство накрыло город золотистым сиянием и тут же схлынуло, словно морской волной смывая все следы проклятия. В одно мгновение жители Сторибрука заново обрели самих себя, друзей и родных. И тут же началась суета. Люди искали друг друга в толпе, обнимались, плакали, вспоминали свои последние часы в Зачарованном лесу, когда они, глядя на темно-фиолетовое облако проклятия, застилающее небо, думали о том, как, возможно, больше никогда не увидят ни друг друга, ни даже солнечный свет. Теперь же, когда худшее осталось позади, они могли смеяться над прошлыми страхами и просто радоваться тому факту, что все они живы и снова вместе. — Но где же Белоснежка и Принц? — вдруг воскликнул кто-то из гномов, оглядываясь по сторонам. — Поверить не могу, что им удалось снять проклятие! — Верно! Верно! Кто же еще на такое способен! — подхватили еще несколько голосов. — Где они?! Нельзя праздновать победу без Белоснежки и Принца! Их нужно найти! — Я видела Белоснежку сегодня на празднике! — уверенно сказала одна из фей. — Может, они с принцем где-то в парке? — Да погодите вы все! — по-матерински прикрикнула на них бабуля Лукас. — Дайте голубкам хоть немного побыть вдвоем! Они же столько не виделись! Столько натерпелись, бедняжки! Да и с дочкой им лучше поговорить без лишних глаз и ушей. Бедная девочка столько лет провела без родных! Подумать страшно! — Ну ладно, ладно… — смутился Ворчун. — И правда… Дадим им времени до утра. Уж так и быть! А там они и сами явятся, как миленькие! — Конечно! Да куда они денутся?.. Пусть себе… Сами придут, — согласно закивали все вокруг. Доктор Вейл с товарищами принес ящик шампанского, и его появление было встречено восторженными возгласами. — Что-то я не припомню, чтобы видел Принца в Сторибруке… — задумчиво обратился к Ворчуну Умник, который, казалось, единственный не торопился присоединиться к общему веселью. — Когда ты видел его в последний раз? — Еще в Зачарованном лесу. В день, когда ведьма наложила свое проклятие, — немного подумав, ответил Ворчун, с интересом поглядывая на шампанское, которое Вейл широким жестом разливал всем желающим — благо недостатка в бокалах, стаканах и чашках на Осеннем балу не было. — Его тогда стражники Злой Королевы забрали. — Точно! — закивал Умник, припоминая. — Белоснежка уговорила мачеху на еще одно последнее свидание… Но почему же я ни разу не видел его в Сторибруке? Ты видел? — Хм, нет… Но город не такой маленький, как кажется. Возможно, он жил где-то на окраине… — Ворчун пожал плечами, ничуть не обеспокоенный словами брата, и принялся пробираться сквозь толпу подальше от занудливого Умника и поближе к алкоголю. — И никогда не бывал в городе? Тебе не кажется это странным? — дотошно продолжал Умник, следуя за ним по пятам и перекрикивая окружающий гвалт. Очередная бутылка шампанского открылась с громким хлопком, и Вейл, словно чемпион ралли, принялся обливать хохочущих дам шипучей пеной. — Нет, — с едва сдерживаемым раздражением ответил Ворчун, выхватывая у проходящего мимо Простачка целую бутылку. — Да и какая теперь разница? Главное, что Белоснежка и Принц нашли друг друга, поцелуй истинной любви как всегда сработал, проклятие снято, и теперь все будет хорошо! Добро победило! Ура! -Ураааааа! — подхватили остальные, и совсем не убежденный Умник благоразумно умолк, признавая за своими товарищами право на незамутненную никакими вопросами и сомнениями радость. Про Злую Королеву вспоминать никому не хотелось, как и вообще думать о плохом. Пусть хоть эта ночь воссоединения окажется счастливой, а завтра они снова будут готовы встретиться с любыми трудностями плечом к плечу, как делали это всегда. Распевая песни и передавая друг другу бутылки с шампанским, люди отправились гулять по улицам, вовлекая в это праздничное шествие каждого встречного. * * * — Вы это почувствовали? — встревоженный голос Нила, а затем стук его ботинок по ступенькам заставил Белль сонно застонать, уткнувшись в шею Румпельштильцхена. Они сидели вдвоем на диване в течение последних пары часов, разговаривая и обмениваясь поцелуями, и прерывались лишь ради того, чтобы все-таки избавиться от тела Белоснежки и впустить в дом Нила, который, не дождавшись отца дома в столь поздний час, стал волноваться и приехал проверить, все ли в порядке. Румпель кратко ввел его в курс дела, и Нил, не на шутку перепугавшись, тут же взлетел на второй этаж, чтобы проведать Эмму, возле которой все это время дежурила Регина, не отходя от ее постели ни на шаг. Шериф, как ни странно, так и не явился, и постепенно Белль, утомленная событиями этой ночи, незаметно для самой себя уснула на плече Румпельштильцхена, убаюканная его бархатным голосом и нежными прикосновениями. — Да, — ответил Румпель сыну, прислушиваясь к своим ощущениям. — Что-то изменилось… Странное чувство… Белль еще не успела открыть глаза, как тоже ощутила то, о чем говорили Нил и Румпель. Воздух был словно наэлектризован, но одновременно казался легче и прозрачнее, чем прежде, словно… словно… — Проклятие! Оно снято! Проклятие снято! — потрясенно воскликнула Белль, вскакивая с дивана. Она повернулась к Нилу и требовательно спросила: — Ты что, поцеловал Эмму? — Эм… Нет, — смутился Нил. — Эмма все еще спит. С ней Регина. Я не хотел ей мешать и прилег в другой комнате, а потом… что-то произошло, и я решил убедиться, что мне это не показалось. — Но если не было поцелуя истинной любви, то что же тогда произошло? — принялась размышлять Белль. — Румпель, это ведь не мог быть кто-то другой? Ты же говорил, что именно Эмма — ключ к снятию проклятия? — Да, и это не могло измениться, — нахмурился Румпельштильцхен. — Это было вплетено в саму структуру проклятия. Нет более мощной магии, чем поцелуй истинной любви, чтобы разрушить эти чары. И нет более мощного источника белой магии, чем Эмма. Все должно был сойтись на ней. Я не понимаю. Так не должно было быть… — Да нет, все правильно, — тяжело вздохнула Регина, спускаясь по лестнице и взгляды всей троицы обратились на нее. Лицо Регины было замкнутым и печальным. Казалось, она вот-вот расплачется, но не от печали или боли, а от переполняющих ее чувств. Настолько сильных, что их невозможно выразить словами. Белль подошла к Регине и, взяв ее за руку, усадила на диван, где только что сидела сама, присела перед ней на корточки и попыталась поймать ее взгляд. — Регина, что произошло? О чем ты говоришь? — Это я поцеловала Эмму, и проклятие пало, — потрясенным голосом сказала Регина. — Я никогда не думала, что можно кого-то так сильно любить, всем своим существом… Даже Дэниэла я не любила настолько… безгранично. Но чтобы истинная любовь… Я и не думала, что такое вообще возможно! — Возможно, — уверенно кивнул Румпельштильцхен, вспоминая давний разговор с Голубой, когда она рассказала, почему дала Бейлфаеру тот волшебный боб. Годами он думал, что фея лишь хотела избавиться от Темного и использовала его сына в своих интересах, но оказалось, что Голубая лишь пыталась спасти мальчика, искренне любившего своего отца, от проклятия. — Я даже не знаю, как к этому относиться… — прерывисто вздохнула Регина, обхватив себя руками. — Ну как ни относись, но со спокойной жизнью в Сторибруке явно покончено, — хмыкнула Белль. — Мягко сказано, — кивнул Румпель, поднимаясь с дивана. — Я думаю, нам всем лучше уехать из города. Регина, собирай вещи. Мне тоже надо забрать кое-что из лавки. Как только Эмма проснется, отправимся в путь. — Подожди… Ты что предлагаешь сбежать, как перепуганные зайцы? — возмущенно воскликнула Белль. — С чего вдруг? Чего нам бояться? Темная, Злая Королева, супер-Эмма, твои зелья и знания и еще… Нил. Да мы просто непобедимая команда! — И когда это превосходящие силы противника останавливали сторонников «добра», — Румпельштильцхен изобразил пальцами кавычки, — от попыток совершить возмездие? Белоснежку вон не остановили… — Но теперь-то мы будем готовы! — К чему?! — вдруг вскинулась Регина, с раздражением глядя на Белль. — Чтобы убить их всех? А Эмма в это время посидит в сторонке, нюхая цветочки?! Нет уж! Это не стоит гордости. Я уходила в этот мир, чтобы начать жизнь сначала, чтобы навсегда оставить Злую Королеву в Зачарованном лесу также, как ты хотела быть просто собой, а не чудовищной Темной. Румпель прав. Для всех будет лучше, если мы просто тихо уедем. Я больше не хочу войны, даже если знаю, что одержу победу. Белль взглянула на Регину так, словно в первые увидела ее. Куда исчезла та деспотичная, тщеславная и хладнокровная Регина, которую она когда-то знала? Любовь и правда способна менять человека до неузнаваемости. — Я просто имела в виду, что нам не обязательно так торопиться. Они не посмеют напасть, — примирительно вздохнула Белль. — Врасплох нас больше не застать, но если вы все уверены, что риск настолько велик… Хорошо. Давайте уедем, вот только куда? — Да хоть в Талахасси, — отмахнулся Румпель. — Это не имеет значения. Решим по пути. — Возможно, нам даже стоит разделиться… — задумчиво подал голос Нил. — Чур, мы разделимся вместе! — Белль тут же ухватила Румпеля под руку, и они заговорщически улыбнулись друг другу. — Ой, прекратите, меня от вас мутить начинает, — закатил глаза Нил. — А ты с Эммой разделись, тебя и отпустит, — посоветовала Белль, демонстративно целуя Румпеля. Тот шутливо щелкнул ее по носу, призывая к порядку. — Отлично, все значит парами, а мне что прикажете делать? — всплеснула руками Регина в притворном возмущении. — Ну не знаю, купи себе конюшню и найми пару горячих конюхов, — в голос засмеялась Белль, наткнувшись на свирепый взгляд Регины. — Ладно, ладно, шучу я… Их маленькие препирательства разрядили атмосферу и внесли согласие в общий план. Регина и Белль отправились собирать вещи, Нил присматривал за Эммой, а Румпель отправился в лавку забрать свою сумку с зельями и часть тех драгоценностей, которые он еще не успел продать. Как только они уедут, можно будет обосноваться в каком-нибудь красивом месте, купить дом и больше никогда не вспоминать о Зачарованном лесе и магии. Наконец начать жить нормальной жизнью. Подобная перспектива еще никогда не казалась Румпельштильцхену настолько реальной и осуществимой, как сейчас, и именно поэтому вызывала большие опасения. Внутренний голос настойчиво призывал попридержать коней и не строить уж слишком радужные планы хотя бы до момента, пока они не пересекут черту Сторибрука. Прежде чем возвращаться обратно в дом Миллс, Румпель решил заехать на заправку — еще не хватало, чтобы нечто столь прозаическое, как пустой бак, стало препятствием на пути к новой счастливой жизни. Человек, стоящий за кассой, окинул Румпельштильцхена равнодушным взглядом без капли узнавания, и с дежурной улыбкой выбил ему чек, не задавая лишних вопросов и не делясь впечатлениями о снятом проклятии, если они у него вообще были. Румпельштильцхену такое отношение было только на руку. Едва он вышел на улицу, как телефон в его кармане начал тревожно вибрировать. На экране высветился незнакомый номер, заставивший Румпеля нахмуриться. Кто это мог быть? — Алло? — Ну, привет, Крокодил! Сколько лет, сколько зим, — раздался насмешливый баритон капитана Крюка. Румпельштильцхен с досадой закатил глаза. Ну, конечно! Как же без ложки дегтя в лице старого врага… — Что тебе надо? — без обиняков спросил Румпель. У него не было ни времени, ни желания выслушивать витиеватые разглагольствования пирата. Если Крюк все еще горит желанием отомстить за Милу, то мог бы не утруждать себя звонками, а сразу перейти к делу. — Это не телефонный разговор… Мы можем где-нибудь встретиться? — с некоторой неловкостью спросил Киллиан. — Ты хочешь поговорить? — удивленно переспросил Румпельштильцхен, едва сдерживая смех. — Не отомстить за любовь твоей жизни, не пустить меня на корм акулам, не сразиться в честном поединке, а именно поговорить? Знаешь, мне даже в какой-то степени любопытно, о чем ты так хочешь пообщаться, но у меня совершенно нет на это времени. — Торопишься покинуть Сторибрук, верно? — загадочно усмехнулся Крюк, и его тон заставил Румпеля насторожиться. — А тебе-то что до моих планов? Хочешь напроситься в попутчики? — с издевкой спросил он. — Не совсем. Видишь ли, Крокодил, — принялся объяснять Крюк, — С тех пор, как проклятие пало, с границей города что-то произошло. Стоит ее переступить, как — пуф! — и от тебя остается только горстка пепла… — С чего ты это взял? — недоверчиво спросил Румпель. — Одному из моих людей это знание стоило жизни, — из тона Крюка исчезла вся его показушная самоуверенность. — И ты решил предупредить меня по доброте душевной, я так понимаю? — Нет. Но как бы я к тебе ни относился, мы оба знаем, что если существует способ разрушить этот смертоносный барьер, то найти его сможешь только ты, Крокодил. А это будет проблематично сделать, если ты умрешь. Мне тоже, знаешь ли, не улыбается застрять в этом захолустье до конца жизни. — Что ж, спасибо тебе в таком случае за информацию, — задумчиво ответил Румпельштильцхен, все еще не уверенный, стоит ли доверять словам Крюка. — Я так понимаю, это означает перемирие? — Слово пирата, — самодовольство вновь вернулось к Киллиану, но он тут же посерьезнев, добавил: — И ты… Звони, если что. Тяжело вздохнув, Румпельштильцхен сел в машину и поехал за Белль. Нужно съездить на границу Сторибрука и осмотреть там все самим, но без силы Темной он не справится. Несмотря на все свои знания о магии, Румпельштильцхен больше не обладал той чувствительностью к сверхъестественным материям, чтобы проникнуть в сущность магии без непосредственного контакта с ней, а на сей раз, если верить Крюку, именно этого делать и не стоит. — Белль! — позвал он, едва переступив порог дома Миллс. Гостиная снова обрела свой первозданный вид, только кинжала Темной на каминной полке больше не было. И Румпельштильцхен от души пожелал, чтобы на этот раз Белль спрятала его понадежнее и больше никогда не оказывалась во власти чужой воли. — Тебя долго не было. Все в порядке? — спросила она, спускаясь по лестнице. Белль переоделась в джинсы и футболку и снова выглядела, как Лейси, предпочитая этот более человеческий облик, словно так ей было легче убедить себя, что она все еще обычная девушка. Румпельштильцхен, как никто другой, понимал, насколько это сложно — быть Темным, одновременно пытаясь сохранить и свою человечность, разделить эти две ипостаси внутри себя, и он восхищался ее смелостью и силой духа, которых когда-то так не хватало ему самому. — Пока не знаю, — Румпельштильцхен поставил на пол сумку, вновь мысленно возвращаясь к насущным проблемам. — Ты не могла бы съездить со мной до границы города? — Зачем? Что случилось? — Объясню по пути. Мне просто нужна твоя помощь. Нужно кое-что проверить, — понизив голос, ответил он. Не было смысла тревожить Регину и Нила без серьезных на то оснований. Возможно, Крюк ошибся или соврал, также возможно, что этот «смертоносный барьер» не такой уж непобедимый, как кажется несведущему в магических делах пирату. В любом случае, пока лучше проверить все тихо и спокойно. Белль озабоченно нахмурилась, но кивнула, следуя за Румпелем к выходу. * * * — Это ерунда какая-то… У меня не получается! — Белль с досады пнула валяющийся на дороге камушек, и он пролетел сквозь границу, сгорая на лету. Крюк не обманул. До рассвета было еще часа три, и эту тоненькую черную полоску сгоревшей пыли и мелких камушков на асфальте, которая и отделяла Сторибрук от остального мира, можно было разглядеть разве что с помощью фонарика. Впрочем, видно было не только ее. В подтверждение слов Крюка на расстоянии шага за пределами черты можно было разглядеть маленькую горку серой пыли, которая, очевидно была когда-то человеком. Румпельштильцхен содрогнулся от мысли, что, если бы не предупреждение пирата, они все могли погибнуть точно также, даже не осознав, как это произошло. Проклятие, теперь он и впрямь должен Крюку! И не только за спасение своей жизни, но и жизни Нила и Белль… Конечно, это не значит, что теперь он исполнит давнюю мечту пирата и даст-таки всадить себе в сердце крюк, но помочь Джонсу выбраться из Сторибрука он просто обязан. Вот только самому бы сначала понять, как это сделать… — У тебя получится, если ты сконцентрируешься. Белль, вспомни, чему я тебя учил… — терпеливо повторил Румпель уже раз в десятый. — Да я знаю, знаю… — огорченно вздохнула Белль. — Но эта штука как будто отталкивает меня каждый раз, когда я пытаюсь на нее воздействовать. — Ммм… — Румпель задумчиво потер подбородок, осторожно приближаясь к самой черте. — А что если тебе направить свою силу не на нее, а сквозь нее? — Кинуть огненный шар, например? — с готовностью вскинулась Белль, и на ее руке вспыхнуло пламя. — А почему бы и нет? У нас не так уж много времени на эксперименты, так что давай испробуем все, — устало пожал плечами Румпель. — Еще не хватало, чтобы нас кто-нибудь застукал и решил, что мы эту границу и создали… — Мы в любом случае будем крайними, что бы в этом городишке теперь ни стряслось… — философски хмыкнула Белль, запуская огненный шар. — Хм… Любопытно. Он словно завис в воздухе… — Не завис, а скорее застрял, — поправил ее Румпель, внимательно рассматривая получившийся результат. — Граница пропускает физические предметы, но уничтожает их, а магию она скорее… поглотила… — И что нам это дает? — Белль скрестила руки на груди и с нетерпением посмотрела на Румпельштильцхена. — Я еще до конца не уверен, но скорее всего магия, сотворившая эту границу — светлая. — Светлая магия превращает людей в пепел? — с сомнением произнесла Белль. — А кто тебе сказал, что светлая магия способна приносить только радость и добро? — закатил глаза Румпельштильцхен, возвращаясь к машине. Он увидел достаточно, чтобы начать работать над зельем, а дальше остается двигаться привычным путем проб и ошибок, пока нужный результат не будет достигнут. — В твоих знаниях по магии серьезные пробелы, дорогуша. — Я надеялась, что в этом мире эти знания мне не понадобятся, — проворчала Белль, усевшись на пассажирское сидение рядом с Румпелем. Она наклонила голову, и волосы скрыли выражение ее лица, но Румпельштильцхен все равно уловил в ее голосе печаль и протянул руку, чтобы утешающе погладить ее по щеке. Белль со вздохом наклонила голову к его руке, принимая ласку. — Мне очень жаль, что так вышло, — тихо сказал он. — Что проклятие нашло тебя и здесь… — Это не твоя вина. И… Я не жалуюсь. — Моя храбрая Белль… — кончиками пальцев он провел по ее шее за ушком, и Белль тут же отпихнула его руку, тихонько взвизгнув. Темная боится щекотки. Румпельштильцхен улыбнулся, довольный, что ему удалось отвлечь Белль от грустных мыслей и завел мотор. Раз уж им придется задержаться в Сторибруке, нужно как следует подготовиться. — И что мы будем теперь делать? — словно прочитав его мысли, спросила Белль. — Ну, для начала, не знаю, как тебе, а мне нужно хоть немного поспать, — с легким отвращением сказал Румпель. Отвыкший за долгие годы уделять внимание потребностям человеческого тела, он до сих пор не смог до конца смириться с тем, что не может, как прежде, игнорировать или заменять магией усталость или чувство голода. Это все казалось Румпельштильцхену лишь досадной помехой работе, особенно когда каждый час был на счету. Но разумом он понимал, что иного выбора у него просто нет, если он и впрямь собирался изобрести новое зелье да еще и в кратчайшие сроки. — Но перед этим, надо поставить защиту вокруг дома. — Я займусь этим! — с готовностью отозвалась Белль. — И объясню все Нилу и Регине. — Кстати о Регине! — вспомнил Румпель. — Надо забрать все ее магические припасы из склепа. В сложившейся обстановке пригодится каждая крупица магии. И я даже знаю, кому поручить это дело… — Крюку? Ты ему доверяешь? — Белль не нравился этот пират. Она не раз видела его в замке Регины, и хотя та его привечала и даже делила с ним постель, но Белль он слишком напоминал тех мужчин, которые наведывались в таверну мадам Тюри. И хотя эти несколько дней, что она провела там, были словно в другой жизни, но Белль до сих пор помнила свое отвращение к их похотливым ухмылкам и жадным взглядам, оценивающе рассматривающих женщин, словно кусок мяса. — Нет, конечно, но именно поэтому его и стоит держать поближе. И потом, нужен кто-то, кто сможет держать нас в курсе происходящего в городе. Все-таки Крюк был здесь шерифом, и кредит доверия горожан он вряд ли успел исчерпать. — Значит это и есть наш план на ближайшие дни? — простонала Белль. — Ты будешь корпеть над своим зельем, Крюк сообщать новости, а я буду просто охранять дом, как сторожевая собака, и умирать от скуки? — Милая, вот что-что, а скучать нам вряд ли придется, — с горькой усмешкой ответил Румпель, сворачивая на подъездную дорожку к дому и глуша мотор. — Особенно, если у меня ничего не выйдет, и мы застрянем здесь. — Хей, — Белль развернулась всем телом и обхватила лицо Румпельштильцхена ладонями, чтобы завладеть его вниманием. — У тебя получится! Я знаю! Ты всегда находишь лазейку, и этот раз не исключение. И не забывай — мы все-таки непобедимая команда! — Только не произноси эту фразу при Регине снова, — засмеялся Румпель. — Ее эти параллели с Мстителями нервируют. — Мы не Мстители, мы скорее команда изгоев… — Вот и разработай нам логотип, чтобы со скуки не умирать, — он быстро поцеловал ее в губы и вышел из машины, всем телом ощущая, как слишком насыщенная ночь, дает о себе знать. — Иди-ка поспи, — заботливо сказала Белль, выходя следом за ним. Его усталость была очевидна и проявлялась буквально в каждом движении. — Я обо всем позабочусь. — Ладно, — не стал спорить с ней Румпель, заранее предчувствуя, что завтрашний день потребует от него много сил, возможно, даже больше, чем сегодняшний. Уже пройдя несколько шагов к дому, он обернулся, чтобы сказать напоследок: — Я люблю тебя. — А я тебя, — счастливо улыбнулась Белль и, послав Румпелю воздушный поцелуй, начала плести заклинание. * * * Эмма пробиралась сквозь болото. Ноги по колено вязли в зеленоватой густой жиже, с каждым шагом становясь все тяжелее и неподъёмнее. Ни конца, ни края не было этому болоту. Ни одной живой души, насколько простирался взгляд. Ни деревца, ни кустика, за которые можно было бы зацепиться и хоть немного передохнуть. Лишь зелёная пелена и Эмма, упрямо бредущая вперед. Но куда?.. Длинное бархатное платье, в которое она была почему-то облачена, намокло и тянуло ко дну мертвым грузом. Где она и как оказалась здесь? Эмма не знала. Она сделала ещё один шаг, отказываясь сдаваться, пока в ее теле оставалась хоть капля сил, чтобы продолжать движение, но, когда ее нога не нашла под собой опоры, Эмма поняла, что обречена. Беспомощно вскрикнув, она забила руками по воде в попытке удержаться и сделать ещё один последний вздох, но зелёная мгла уже сомкнулась над ее головой, засасывая ее все глубже. Эмма ожидала темноты, агонии горящих от наполняющихся водой легких и, наконец, смерти. Ну, не может же человек жить без кислорода! Но шли минуты, а она все не умирала, и более того ощущала реальность происходящего с полной ясностью. Вокруг не было ни света в конце туннеля, как обычно показывают в фильмах, ни ощущения полета или лёгкости… Совсем наоборот. Ее тело отчаянно ломило, каждая мышца отзывалась стоном, и даже веки казались слишком тяжёлыми, чтобы подняться, а значит каким-то невероятным образом она была всё ещё жива. Эмма провела языком по сухому и шершавому, как наждачка, небу, ощутив кисловато-горький привкус чего-то лекарственного. Может, она больна? Эмма не помнила этого… Сосредоточившись, она попыталась восстановить последние события. Сперва они приходили к ней какими-то отрывочными образами, лицами, словами, но постепенно начали складываться в последовательную картину, и в конце концов все события вчерашнего вечера предстали перед Эммой во всем своем чудовищном размахе. Раненая Регина… Кинжал Темной… И магия. Эмма владела магией! Она вспоминала то ощущение могущества, которое искрились на кончиках ее пальцев, когда она сдерживала тьму… А потом все прекратилось, когда Белоснежка… У Эммы перехватило дыхание, но ни слез, ни страха не было. Все чувства были словно замороженными, онемевшими. Усталость подавляла волю, побуждая отбросить все мысли и вновь погрузиться в глубокий сон, но Эмма не желала возвращаться в то болото. Там было слишком одиноко, пусто и страшно. Поэтому, приложив немалое усилие, она приоткрыла глаза и с удивлением осознала, что находится в своем доме, в своей комнате, на своей кровати. Перевела взгляд вправо и увидела Белль. Она сидела на подоконнике, опасно свесив ногу в распахнутое окно, и задумчиво курила, выдыхая дым, закручивающийся в воздухе в завораживающие узоры, принимающие очертания то цветов, то животных, то человеческих лиц. Магия Темной… Сейчас в ней не было ничего пугающего. Просто маленькая игра, вызванная скукой и любовью к творчеству. Лейси или Белль, Эмма знала, что ее сестра была художницей в душе. Хоть что-то оставалось неизменным, несмотря на все происходящее вокруг безумие. И эта мысль немного согрела. — Привет, — едва слышно произнесла Эмма, привлекая внимания Белль. Та тут же выбросила окурок в окно и, разогнав ладонью сигаретный дым, подошла к постели Эммы. Деловито коснулась ее лба прохладной рукой, чуть нахмурилась и спросила: — Хочешь пить? — Эмма согласно кивнула. Полный стакан воды тут же материализовался в руке Белль в облачке синеватой дымки. Она помогла Эмме приподняться на подушках и приблизила стакан к ее губам, помогая напиться. Залпом осушив всю воду, Эмма почувствовала себя чуть лучше, но стоило ей попытаться встать с кровати, как перед глазами все поплыло, и она принялась хватать ртом воздух, пытаясь справиться с накатившей дурнотой. — Тише, легче… — прозвучал уверенный голос Белль совсем рядом. Ее ладони ласково, но твердо надавили Эмме на плечи, вновь укладывая ее на подушки. — Просто дыши… Тебе нужно беречь силы. — Что со мной такое? У меня все болит… Чем вы меня накачали? — Мы ничего не делали, Эмма, — сочувствующе вздохнула Белль. — То, что с тобой происходит — всего лишь плата за магию. Вчера вечером тебе здорово досталось. Ты была вымотана до предела и даже немного за ним… — Я не помню, как оказалась здесь… — пробормотала Эмма и провела ладонями по лицу, пытаясь прогнать сонливость. Может, ее тело и нуждалось в отдыхе, но разуму были нужней ответы. — Что вчера было? После того, как… — Ну, ты немного… сорвалась, — осторожно ответила Белль. — И Регина отвела тебя сюда и дала успокоительное зелье, чтобы ты смогла заснуть и восстановить силы. — А что было потом? Соседи же наверняка слышали выстрелы… — Белль лишь пренебрежительно махнула рукой, но Эмма видела, что она что-то недоговаривает. — Расскажи мне все, что было потом. Пожалуйста. Мне уже осточертело все узнавать последней. Белль вздохнула и, бросив быстрый взгляд на дверь, сказала: — Ладно, ты все равно скоро все узнаешь, так что не такая уж это и тайна. Просто мы не хотели тебя тревожить, пока ты так слаба… Ночью пало проклятие. — Что? — воскликнула Эмма изменившимся голосом. — Как это «пало»? Само по себе? А к чему тогда было столько разговоров о моем «великом предназначении», якобы я какая-то Спасительница… — Сколько возмущения! — рассмеялась Белль. — Конечно же, ты Спасительница, Эмма! Ты — дитя истинной любви, и судьба твоя уникальна. Проклятие никогда бы не пало, если бы не ты. — Но я ничего не сделала… — растерянно отозвалась Эмма. — Ты вернула Злой Королеве то, что она уже и не надеялась вновь обрести. Ты впустила ее в свое сердце, заступилась за нее, несмотря на все, что узнала о ее прошлом. Я думаю, это и сыграло свою роль… — в глазах Белль появилось какое-то мечтательно-самодовольное выражение, словно у болельщика, чья команда наконец победила. — Регина очень волновалась за тебя, ни на шаг от твоей постели не отходила, а потом поцеловала тебя спящую, тогда-то проклятие и пало… Этого никто из нас не ожидал. — Так себе из меня Спасительница получилась… — мрачно вздохнула Эмма. — Спасла одну маму ценой жизни другой. Есть чем гордиться… — Ты не виновата в смерти Белоснежки, Эмма. — нахмурившись, Белль твердо посмотрела ей в глаза. — То, какой ты видела ее вчера… Это не та Белоснежка, какой я знала ее, какой ее знал весь Зачарованный лес. Думаю, со смертью Дэвида в ней и самой умерло что-то, раз даже любовь к тебе не смогла затмить ее желание отомстить Регине… Эмма ничего не ответила. Она никогда не была религиозна, но почему-то сейчас ей представилось, как Белоснежка и Дэвид, наконец-то снова вместе, смотрят на нее с небес. Смогли ли они простить ее за то, что она не встала на сторону своей настоящей матери? Не отомстила за отца? А может считают ее предательницей? На эти вопросы Эмме уже никогда не получить ответы, как и не изменить прошлого. Но даже будь у нее такая возможность, разве поступила бы она иначе? Разве смогла бы? Если возмездие Белоснежки было правым делом, и Злая Королева действительно заслуживала умереть, то почему все внутри Эммы восставало и рвалось от мысли о ее смерти? Весь вчерашний день Эмма провела на пляже, размышляя и вспоминая, пытаясь взглянуть на свое прошлое критически, стараясь подловить Злую Королеву на фальши, хоть на одном моменте, когда можно было бы усомниться в ее любви. Перебирая воспоминания одно за другим, Эмма искала и искала, но не находила ничего. Ничего! Ее семья была странной, безумной, неправильной, но искренней в своей любви друг к другу. И именно это заставило Эмму вернуться и, вопреки просьбам Белль, все-таки выбрать сторону в войне, о которой она прежде и не предполагала. — Эй, — заметив смятение Эммы, Белль сжала ее ладонь и, словно прочитав ее мысли, сказала: — Слушай свое сердце, Эмма, доверяй инстинктам. Теперь, когда проклятие снято, это особенно важно. — Почему? Что происходит? — тревога в голосе Темной насторожила Эмму. — Все в городе вспомнили, кем были в прошлом, и из-за кого оказались здесь… — Думаешь, они придут за мамой? — Не волнуйся, моя магия надёжно защищает дом, — с преувеличенной уверенностью ответила Белль. — Никто не сможет переступить порог без моего ведома. Здесь мы справимся с любой угрозой. — Но нельзя же оставаться здесь вечно! — недоуменно воскликнула Эмма. — Возможно, в том нет и необходимости… Я имею в виду, Сторибрук, конечно, та ещё дыра, но он же не настолько ужасен, чтобы считать жизнь в нем проклятием! Все эти разговоры о возможной атаке со стороны жителей Сторибрука казались абсурдными. Эмма представила тихого мистера Хоппера и добродушную бабулю Лукас, которые атакуют их дом с факелами и вилами наперевес. Картина вышла до того гротескной, что Эмма едва не рассмеялась, но тут ей вспомнилось искаженное гневом лицо Белоснежки, Мэри Маргарет, которая когда-то казалась Эмме самым добрым и сердечным человеком в мире, и веселье разом покинуло ее. Чужая душа потемки. И теперь, когда проклятие снято, каждый может оказаться вовсе не тем, кем Эмма думала всю свою жизнь. В этой новой реальности возможно все. И эта неизвестность пугала, выбивая почву из-под ног. — Люди забыли себя и своих близких. Что это, если не проклятие? — не дожидаясь ответа, Белль вновь подошла к окну. Эмма промолчала, задумчиво разглядывая профиль сестры, ее обесцвеченные волосы слегка развевались на задувающем в комнату осеннем ветру. Холод, казалось, совершенно не беспокоил Темную, в то время, как Эмма натянула одеяло до самого подбородка и погрузилась в собственные мысли. Впервые, Эмма задумалась о том, что открывшаяся правда стала ударом не только для нее. И даже в меньшей степени для нее, чем для Регины или Белль. Их прошлое, слишком жестокое и темное, чтобы ожидать понимания и уж тем более прощения, теперь было беспощадно выставлено на всеобщий суд. И, прежде всего, на суд самой Эммы. Слишком поглощенная собственными переживаниями, она совершенно упустила из виду, что у Регины и Белль намного больше причин сомневаться и гадать, чем обернется все происходящее для них. Что станет с их семьей? И пусть сейчас Эмма встала на их сторону, защищая и пытаясь оправдать их прошлые поступки, но что будет завтра, когда тысячи сторибрукцев расскажут ей свою правду? Не просто слова в книге сказок, а живые истории с живыми доказательствами преступлений Темной и Злой Королевы. Не пожалеет ли она тогда о том, что не помогла Белоснежке убить Регину? Не станет ли она в итоге той, кто разожжет костер на центральной площади, где под восторженные крики толпы, будут сожжены обе ведьмы? Мурашки пробежали по позвоночнику Эммы, и, встряхнув головой так, что спутанные волосы хлестнули по лицу, она прогнала эту чудовищную картину из своего разума. Внезапно с улицы раздался короткий автомобильный гудок. Резкий оглушительный звук, который разорвал тишину комнаты, заставив Эмму вздрогнуть. Белль же лишь бросила короткий взгляд на подъездную дорожку и щелкнула пальцами, и тут же Эмма ощутила едва заметную рябь в воздухе, словно круги на воде от брошенного в пруд камушка. Послышался шорох колес и приглушённые мужские голоса. — А вот и новости с большой земли. Вставай, Эмма, тебе тоже стоит быть в курсе событий.