Точка опоры

С самого первого дня в Лабиринте Ньют понимал, что ему не суждено прожить долго. Он не мог сказать почему, но эта убеждённость сидела внутри. Возможно, знание причины, на которой она зиждилась, забрали у него вместе с памятью, но уверенность в неотвратимости конца от этого никуда не делась. Она маячила на границе сознания, периодически выходя на первый план и сводя Ньюта с ума. Пока не появился Томас. Он ворвался в устаканенную жизнь глэйдеров словно ураган. Деятельный подросток, вечно лезущий на рожон и с лёгкостью нарушающий правила. Будто ему было тесно в каких бы то ни было рамках. Будто он знал, что это нужно сделать. Ньют ощущал, как весь тщательно выстроенный мир вокруг него рушится, но почему-то ничуть не жалел об этом. Томас словно наполнил смыслом все их действия, которые до этого казались механическими. Он рвался туда, откуда любой человек бежал бы сломя голову. И это была не жажда самоубийства, как у Ньюта, совсем нет. Это было безудержное желание выбраться из клетки, в которую их посадили создатели. Желание на грани мании. Может, Томас ничего и не помнил, но он стал той яркой искрой, что разожгла «пожар». Почему Ньют сразу поверил шнурку, он не мог ответить даже себе, но Томас подсознательно вызывал в нём доверие. Ньют постоянно ловил себя на том, что рядом с Томасом, несмотря на все его выходки, приходит чувство спокойствия и уюта. Будто они давно знакомы... Глэйдер замечал, что реагирует на мимику и жесты Томаса, что они кажутся ему привычными. «Наверное, нельзя стереть память полностью, какая-то часть обязательно останется», — всё чаще приходил к такому выводу Ньют. В конце концов, осталось же у них знание о мире и многих вещах, которые они не видели здесь, но помнили. Пропало только то, что касалось их личностей и связей с другими людьми. Всего спустя несколько дней после появления новичка в Глэйде у Ньюта сложилась железобетонная уверенность, что они знали друг друга до Лабиринта. И это казалось безумно важным. Ньют больше не задыхался. Впервые за два года он дышал полной грудью. Нет, уверенность в неотвратимости смерти никуда не делась, и Ньют продолжал принимать это как данность. Но теперь он к ней не стремился. И это была заслуга Томаса, хотя он об этом даже не догадывался.