немного свежего воздуха

гэвин не прочь хорошо так потрахаться, но заводить серьёзные отношения — извольте. и натура у него мудацкая, которую никто не полюбит, и глаза некрасивые. он сам-то никого не любил, начиная с того, как вылупился из пизды, ни мамку, ни отца. отец был сволочью, а мать — соплежуйкой. в отношениях много дерьма. эмпатии и тепла, которые были чем-то охуеть далёким для такого мудака с выкрученным тумблером очаровывающей, но сучности, как гэвина. подцепить красотку в клубе, отомстить соседям-кроликам, знатно расслабиться и утром с опухшей рожей вывести её, денег, может, дать. на шмотьё испорченное. да он яичницу готовит лучше, чем любая из наманикюренных выглаженных сучек с кончой на ебале, по долгому опыту понято и принято. охренеть. наверное, для отношений стоило не ждать ту, которая с радостью нажрётся в баре и сядет на коленки, а какую-то другую. но она не находилась, а риду и заебись. постирать трусы-носки он себе и сам может. ни одна из них на памяти не принесла таблетку, не приготовила кофе или не спросила, а всё ли нормально? не то что бы он ждал, да и ответил бы как-нибудь хитровыебанно, закрутив узел оскорбления потуже, чтобы не лезла. вот поэтому рид не знает, а что делать с коннором. он всё безуспешно вьётся около хэнка, а в перерывах, пока старпёр уже не матом, а срывающимся на ор матом приказывает ему отъебаться к хуям собачьим, он подходит к гэвину. видимо, посчитав его этим собачьим хуем. — вы выглядите уставшим. позволите принести вам кофе? ну охренеть теперь. — детектив, такое количество пончиков вредно для вашего здоровья. в них содержится… если он ещё раз полезет пальцами в рот, гэвин, сука, его отымеет в этот рот пистолетом и выстрелит, чтобы неповадно было. — детектив, рабочий день закончился. вам стоит отдохнуть, вы не справляетесь с работой. позвольте мне закончить за вас. рид знатно охуевает и нет, не позволяет. выливает кофе этому ублюдку в лицо, жрёт пончиков больше раза в три, сидит до десяти, пока не засыпает еблом в клавиатуру. он в своей изящно-матерной и абсолютно мудацкой манере уговаривает коннора не мозолить ему глаза, отъебаться и вымереть вместе со всеми своими копиями. правда уговаривает. теперь кофе ждёт его без коннора. два влитых двойных эспрессо, без молока и сахара. какой он может жрать. пончики куда-то исчезают, стоит отойти поссать, вместо них лежит говяный салат (он оказывается в мусорке ровно две недели, а потом рид оказывается настолько зол и голоден, чтобы попробовать его; коннор до конца дня выглядит, как ёбанная начищенная монетка между пальцами и вертится на глазах так же бесяще), а вся недоделанная работа за ночь внезапно становится выполненной в его, ридовской, манере, чтобы джеффри не дал пиздюлей. и эту тупую роботическую заботу принимать оказывается едва ли так же деруще и приятно, как опрокидывать ледяное пивко после особенно сраного дня.